Новогодние праздники подступили совсем неожиданно.

Томми проснулся с мыслями о том, как обожал эту пору в детстве. Магия тогда будто зависала в воздухе, становясь осязаемой. Касаясь кончиками пальцев (с которых ещё маленький мальчик втайне от взрослых стягивал перчатки) снежинок, он ждал, когда на улице снова потемнеет, чтобы после ужина собраться вместе с родителями в гостиной и включить новогодние фильмы. Обычно их начинали показывать за несколько дней до самого праздника, насколько Томми помнил. За столько же дней мама начинала печь любимые сыном печенья.

Томми проснулся с мыслями о предстоящем празднике.

Накануне вечером прозвенел звонок в дверь. Как оказалось, его бабушка приехала, чтобы отпраздновать с семьёй. Томми был рад. Всё-таки он давно её не видел из-за очередного путешествия, в которое отправилась пожилая женщина. Инниту не терпелось снова отведать её фирменной глазуньи.

Праздники были хороши не только вкусной едой, но и подарками.

Интересно, а когда они с родителями поедут за ними? Будут ли взрослые и в этом году прятать коробки под ёлку? Томми всё же уже взрослый, и существование стариков, которые одаривают хороших детей, он давно поставил под сомнение.

Иннит выскочил из кровати, намереваясь найти родителей, которые уже точно бодрствовали, и узнать все подробности. Он даже не стал переодеваться из спальной одежды.

Под ногами было что-то странное. Ковёр. Тот самый, который был в его комнате много лет.

Разве они не…

Томми посмотрел на своих родителей, хлопотавших на кухне. Они завтракали вместе каждый день, но так — очень редко. Мама с бабушкой о чём-то спорили, стоя у плиты. Если Томми правильно услышал, то старшая женщина хотела приготовить оладья, на что его мама говорила, мол, сейчас все обойдутся обычным завтраком. Его отец одним глазом наблюдал за спором, но большая часть его внимания была привлечена к газете. Томми не смог прочитать заголовок с первой страницы.

Хм.

Не хватает рождественских свитеров. Обычно бабушка привозит целую кучу разных. Такие колючие и смешные. Либо с оленями, либо с гирляндами. Обязательно все в расцветку праздничных цветов: зеленый, красный, золотой, белый или синий.

Наверное, у них накопилась целая куча этих свитеров, и при переезде им нужна будет целая отдельная комната.

Переезде…

— Мы поедем сегодня в торговый центр? Думаю, самое время покупать подарки, — спрашивает Томми, размахивая ногами. Неожиданно всё начало казаться таким огромным, а сам себе парень — меньше. Вон ноги не доставали до пола. Как будто скачок роста теперь произошёл у всех, кроме Томми. У него уже был один, как раз когда… — Я думал о том, что мог бы подарить Тоби.

— А как же Грейсон?

Неожиданно всё замирает. Томми слышит, как скворчит что-то на сковороде. Яйца или оладья. Что я хочу сильнее? А потом громкий хлопок.

Папа с такой силой опустил газету, что он стукнулась о стол и страницы завернулись. По белой скатерти разлилось несколько чёрных пятен кофе, выплеснувшихся из отцовской кружки.

— Грейсон?..

Разве они не поменяли скатерть, когда…

— Парень, с которым ты встречаешься, — грубо отвечает мужчина.

Томми кидает жалостливый взгляд на женщин у плиты, но они будто застыли.

— Что такое ты говоришь, пап? Мы с ним не–

— Заткнись! — кричит мужчина, и мальчик съёживается под этим звуком. — Не. Ври. Мне. Не ври мне, блять!

— Ну-ну, мальчики, не ссорьтесь, — мама Томми оборачивается к сидящим за столом с ласковой улыбкой. Она ставит перед Томми глубокую чашку с овсянкой, а сама опускается на своё место. Своё место в старой кухне, в их старом доме. — Том, ты лучше скажи мне, что собираешься дарить Уилбуру. Так часто его вижу. Это должно быть что-то особенное.

— Что?! Ты знаешь о Уилбуре? — вскрикивает Томми, всё ещё потрясённый выходкой отца. Быстрый взгляд на него. Мужчина всё ещё сидит на своём месте и смотрит на своего ребёнка, нахмурив брови. — Н-но, мам…

— Конечно, знаю, дорогой. Как я могу не знать того, кого вижу каждый день, — женщина засмеялась. Томми обернулся в поисках своей бабушки, но не нашёл её. Когда она успела выйти? — Он придёт сегодня? Что за подарок ему ты хочешь сделать?

— Я-я не думал ещё…

— Хм, я бы тоже на твоём месте не делала подарок тому, кто так обошёлся с тобой.

— Что? О чём ты говоришь?

— Та самая ситуация, Том, — женщина снизила громкость голоса почти до самого шёпота. — Он испортил тебе жизнь.

— Что?..

На правое плечо неожиданно легла ладонь. Широкая. С узловатыми костяшками. Томми не успел обернуться, как рука поползла ниже, скатываясь к запястью и вновь поднимаясь выше.

Холодно.

Уилбур.

Следующие прикосновения к плечу были…

правильными.

По коже пробежали табуны мурашек, приятное удовольствие прокатилось от темечка затылка до кончиков пальцев на ногах.

Уилбур.

Он едва касался плеча Томми через свитер.

Иннит задёрнул голову, чтобы посмотреть на своего друга.

— Что ты делаешь?

Сут улыбался. Кривой улыбкой. Глаза тоскливо смотрели вдаль. Томми попытался проследить взгляд, но наткнулся лишь на асфальт и собственные носки кед, белые, ещё не…

Все прикосновения пропали, но Иннит всё ещё знал, что Уилбур рядом. Он чувствовал.

В руке оказалась ладонь.

Чуть более узкая, чем у Уилбура, и чуть меньше по размеру, но кожа суше и ногти длиннее.

На указательном пальце холодило кольцо.

Томми посмотрел на свою маму, она казалась выше, а он — меньше. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что все люди смотрят вверх. Как и мама.

Слёзы скапливаются в уголках глаз. Томми знает, что будет дальше.

Чёрт возьми, он знает.

Томми посмотрит наверх и тогда начнётся…

Уилбур.

Точно. Уилбур ведь тут. За спиной. Совсем рядом.

Томми оборачивается, ожидая увидеть, что Сут тоже смотрит вверх, откуда сейчас…

Уилбур смотрит на него. Прожигал дыру в затылке всё это время, ожидая, когда же столкнётся с ясным взглядом, загромождённым крупными слезами.

Сут сейчас выше. Он весь будто неестественно сгибается в три погибели так, чтобы лица были на одном уровне. Совсем близко.

Томми мог бы почувствовать, как тот дышит, если бы он мог.

— Кукушонок, ну же, посмотри.

— Я уже смотрю на тебя.

Уилбур широко улыбается, качает головой и берёт лицо Томми в ладони. Слишком большие.

Мальчик совсем не чувствует ожидаемого трепета от прикосновения, когда понимает, что Уилбур разворачивает его так, чтобы взгляд падал на самый верх высокого здания.

Крыша. Тёмная фигура, ясно выделяющаяся на фоне серого неба.

Томми хочет отвернуться, хочет зажмурить глаза, но пальцы Уилбура оттягивают кожу и не дают ничего сделать.

На ухо Сут шепчет:

— Смотри, смотри, смотри.

Крупные слёзы начинают стекать по щекам одновременно с тем, как фигура, покачнувшись, начинает падать.

Со всех сторон раздаются вздохи и аханье. Смотри, смотри, смотри. Томми слышит, как мама кричит ему отвернуться, как она дёргает его за ладонь, пытаясь увести, но мальчик не может ничего сделать. Взглядом он провожает фигуру до самого асфальта, на который тело падает с хлопком и хрустом.

Томми чувствует капли крови, долетевшие до его лица, которые теперь смешивались со слезами.

Он разве плакал тогда?

Иннит знает, что стоит ему снова посмотреть на носки кед, и к ним будет подступать кровь.

От тела не должно было остаться цельных кусков, здание слишком высокое для этого.

Вместо кучи мяса, которое когда-то вырезалось на сетчатке, был Уилбур.

Томми зарыдал, чувствуя, что задыхается.

***

Томми увидел вспышку перед глазами и тут же подскочил с кровати, принимая сидячее положение.

Он плакал, рыдал. И задыхался.

Взгляд суматошно заметался по комнате, отмечая отсутствие какого-либо ковра. Нет, это не его старая комната.

В дверях стояла мама со своим обычным набором из стакана с холодной водой и таблетками, а за ней была бабушка Томми, приехавшая на праздники. Иннит вспомнил детали своего кошмара и непроизвольно заплакал ещё сильнее, всхлипывая и пытаясь схватить губами хоть немного воздуха.

Мисс Иннит лёгкой поступью прошла через всю комнату и поставила стакан на тумбочку, а таблетки положила рядом. Ей ничего не оставалось, кроме того, чтобы бросить печальный и сожалеющий взгляд на сына, полный материнской любви и заботы, и направиться к выходу, щёлкнув выключателем. Томми схватился за стакан, будто только вернулся из пустыни, где провёл недели, и ни разу не притрагивался к какой-либо жидкости. Опустошая сосуд, он наблюдал, как старшие покидают комнату, перешёптываясь.

Закончив с водой, Томми глубоко вздохнул так, что начали болеть рёбра, а за ними и лёгкие.

Тогда же он заметил его. Ещё одного ночного посетителя.

Уилбур провожал взглядом женщин, слушая, о чём они говорят.

— Милая, почему ты мне не сказала, что он всё ещё… Бедный, бедный мальчик… И ведь прямо в ночь на рождество — сочувственно шептала самая старшая.

Сут посмотрел на Томми, пытаясь понять, что произошло, и он сделал самое ужасное, что только мог в такую ситуацию.

Подошёл к Томми.

Парень дёрнулся, и это зрелище заставило сердце Уилбура сжаться от вспыхнувших перед глазами воспоминаний и сочувствия.

— Эй, Томми, что случилось?

— Съебись.

До Уилбура не сразу дошло, что сказал Иннит, этому помешало то, что подросток невнятно пробормотал слово себе под нос, параллельно всхлипывая и натягивая одеяло так, чтобы скрыть лицо.

— Что?..

— Блять, просто уйди, пожалуйста, нахуй.

Уилбур растерялся от грубых слов.

Стереотипом поведения в таких ситуациях выступало желание подойти ближе, обнять и успокоить. Это всегда работало раньше с младшей сестрой, однажды прокатило и с Томми.

Сут не может не попытаться.

— Томми, что случилось? — как можно ласковее спрашивает, пытаясь аккуратно потянуть одеяло, чтобы оно спало с младшего. — Я слышал, как ты кричал.

— Пожалуйста, блять, просто уйди. Разве не ясно, что я не хочу тебя видеть? Просто съебись! — рявкнул Томми, забиваясь в угол кровати.

Внезапно, одеяло натянулось ещё больше, скользя под неосязаемым Уилбуром. Там, где находилась голова Томми, началась какая-то суматошная возня, а потом Уилбур различил глухие звуки. Призрак тут же догадался в чём дело. Перед глазами промелькнуло воспоминание, как они встретились в первый раз. Томми тоже сильно плакал. Он начал бить себя внутренней стороной ладони по голове.

Уилбур, не думая, схватил обеими руками запястья Томми, когда смог их поймать, и оттащил руки от головы вместе с одеялом. Давно привыкшие к темноте глаза хорошо видели, как сильно раскраснелось и опухло лицо парня. Ещё и фонарь, чей свет доставал с улицы до самой кровати.

— Что случилось? — повторил вопрос Уилбур, стараясь не упускать из голоса ту самую заботу.

Томми нужно знать, что рядом с ним кто-то есть. Тот, кто поможет.

Так ведь?

Иннит задергался только сильнее, пытаясь вырваться из чужой хватки.

Разум Уилбура будто делится на две части. Он вроде и тут, пытается успокоить Томми, который продолжает посылать его, но одновременно он где-то далеко.

В тех воспоминаниях, о которых он старался не думать, когда умер.

Уилбур вроде в этой же комнате на собственной кровати когда-то обнимал маленькую плачущую девочку, которая вырывалась и пыталась отбиться от рук, чтобы выбежать вниз, туда, где…

Две картинки сходятся, накладываясь друг на друга.

Уилбуру приходится сдаться. Он не может долго сопротивляться достаточно взрослому парню.

Да и слышать то, что говорил Томми, ни просто кто-то, а его кукушонок, было неприятно.

Томми посылал, просил уйти и приказывал убираться. Он практически кричал так, что не было смысла надеяться, что его мать этого не услышала.

Уилбур всё ещё не понимает, что происходит. Для него всё началось криком, странным шёпотом между двумя женщинами и отсутствием объяснений.

Перед тем, как ослабить хватку и сделать то, что должен, Уилбур говорит:

— Ты точно хочешь, чтобы я ушёл, Кукушонок?

Томми за рыданиями не слышит ничего, кроме сути вопроса.

— Да, да, да. Просто уйди.

— Только обещай не бить себя больше, ладно?

Томми закивал, всхлипывая. Когда чужие руки, наконец, перестали сдерживать его, Иннит схватился за одеяло, натягивая его до самых корней волос. Прячется.

Уилбур осторожно поднимается с кровати, смирившись с тем, что это, похоже, единственное, что он может сделать сейчас.

Перед выходом призраку кажется, будто он слышал ещё одну фразу в свой адрес. От этого внутри, если бы там было чему (мёртв, мёртв, мёртв), сжимается и окончательно пустеет. Как и должно быть.

— Я просто не хочу видеть тебя.

***

Уилбур брёл по ночному городу. В столь поздний праздничный час улицы были абсолютно пусты. Сут не встретил ни одного человека.

Конечно, все нормальные люди сейчас спят в своих домах, в своих кроватях, и готовятся провести целый день с семьёй, друзьями и другими близкими людьми. Всё-таки праздник.

Очередное напоминание, что Уилбур никогда не подходил под определение «нормальности» и уже никогда и не будет. А жаль ведь. Суту всегда хотелось просто обычной дневной рутины без всех элементов, присутствующих в его жизни, которые заставляли дёргаться даже после смерти.

Уилбур смотрел на пустые дороги и обочины, заваленные грязным снегом. На припорошенный асфальт, на дома, в окнах которых не горит свет. На затянутое тучами небо. Призрак был заложником своих мыслей, не имея возможности зацепиться за чужую жизнь.

Он сказал, что не хочет видеть меня.

Что-то случилось.

Если бы он не думал об этом раньше, то не сказал бы в таком состоянии.

Может я сделал что-то не то? Я был навязчив?

Или я просто ему отвратителен…

Призрак сжался от собственных обсессий, пожирающих мозг. Он знал, что Томми не относился к нему плохо и что, вероятно, была какая-то причина, чтобы он так агрессивно пытался выставить его, но это не помогало. Иррациональная часть Уилбура пыталась доказать, что причина на самом деле в нём.

У неё это чертовски хорошо получалось.

Уилбур не знал, куда ему идти. Чёрт возьми, куда он вообще мог податься? Он ведь не мог снова идти без остановки, залазить в первые встречные автобусы или машины на заправке. Он не может бросить всё, что у него появилось (буквально только Томми), как когда-то после смерти. Слишком дорого.

Но хочет ли Томми, чтобы Уилбур возвращался?

«Чёрт, чёрт, чёрт», — зашептал парень, теперь намного сильнее жалея, что даже чертово метро не открыто сейчас. Он не может слиться с голосами, кашлем, стуком колёс, смехом, плачем. Стать моментом, стать ничем. «Грёбанные праздники, никогда их не любил».

И это правда. Не было ни одного счастливого воспоминания, связанного с этой «волшебной» для наивных порой.

Уилбур ненавидит любые праздники, ведь они всегда означали выходные у всей семьи. У мамы, у отчима.

«Теперь и мысли об этом лезут в голову, замечательно», — грустно усмехнулся парень.

Этот день, эта ночь хочет его добить.

Над головой даже нет звёзд, а ведь Уилбуру они нравились когда-то очень сильно. Он проводил бессонные летние ночи, мучаясь от жары и разглядывая маленькие сверкающие точечки через окно. В голове тогда были пустота и блажь. Сейчас кажется, будто это воспоминание из другой жизни. Наверное, ей и является всё то, что было до смерти. С потерей физической оболочки существование Уилбура сильно изменилось, так что он был вправе заявлять, что после произошедшего началась новая глава его истории.

«Сложно это всё», — решает Уилбур, когда подмечает, что, наконец, отвлёкся от чересчур мрачных мыслей (ночное небо всегда помогало), но, вспомнив о них, он снова неосознанно начал пытаться понять, что с ним не так.

Так бы это ещё долго продолжалось. У Уилбура в запасе всё время до уничтожения вселенной.

Только вот какой-то проходящий парень задевает разглядывающего тёмные тучи Уилбура.

У Сута почти автоматически, как бы он сделал раньше, вырывается грубоватое:

— Смотри, куда идёшь.

Уилбур почти добавляет «придурок», когда до него не доходит.

Парень, не менее удивлённый, смотрит на него широко раскрытыми глазами.

Почти одновременно оба задают один и тот же вопрос. Повторяются слово в слово.

— Ты меня видишь?

Самое логичное, что могут сказать два призрака, встретивших друг друга.