«Не было ни смерти, ни бессмертия тогда,

Не было ни признака дня (или) ночи.

Дышало, не колебля воздуха, по своему закону Нечто Одно,

И не было ничего другого, кроме него…

Вначале на него нашло желание,

Это было первым именем мысли.»

«Кто поистине знает, кто теперь бы поведал,

Откуда возникло это мироздание?

Боги (появились) после сотворения его.

Но кто же знает, из чего оно возникло?

Из чего возникло это мирозданье, создал ли

(Кто его) или нет?

Кто видел это на высшем небе,

Тот поистине знает.

(А) если не знает?»

гимны индийских Вед.У Томми болела голова от количества кружащей там информации, а ещё лицо — от широкой улыбки.

На улице смеркалось, а высокие фонари работали через один. Томми на самом деле не привлекала перспектива тащиться по улице. Славно, что Эрет спросил, не подкинуть ли их хотя бы до центра города, и оба радостно согласились.

Во время поездки разговоры продолжались. Точнее Эрет продолжал рассказывать что-то о своих экспериментах, частью которых Томми и Уилбур согласились стать. Он пересказывал, что читал об этом и что ему говорили его знакомые, которым получалось провести ритуал. По Эрету было видно, что ему нечасто выпадает возможность найти единомышленников в жизни, с которыми можно поделиться своими знаниями. Томми, в отличие от Уилбура, которому притворяться не приходилось, старался делать вид, что он внимательно слушал, пусть и непроизвольно большая часть слов, влетавшая в одно ухо, вылетала из другого.

Томми не мог перестать думать о другом. О том, что Эрет сказал ранее.

Кажется, кто-то не уснёт этой ночью.

***

Томми, как только зашёл в свою комнату, тут же упал на кровать, все ещё улыбаясь. Уилбур прошёл за ним и, не уверенный, что ему делать, просто сел на край. Призрак смотрел на подростка и невольно сам начинал улыбаться.

Иннит подвинулся ближе к стене и похлопал по освободившемуся месту. Уилбур осторожно лег рядом, и Томми повернулся к нему лицо.

Они лежали очень близко, Иннит даже затаил дыхание, чтобы прочувствовать всю интимность момента. Он никогда даже не замечал, что воздух рядом с Уилбуром колеблется и это ощущается на коже. Чуть выше верхней губы, в заячьей складке.

Похоже на дыхание.

— Что? — спросил Уилбур, когда Томми хихикнул. — Ты так улыбаешься.

— Как?

— Красиво.

Томми покраснел, едва видно из-за темноты. Свет они не включали.

Своё смущение подросток попытался скрыть покашливанием.

— Я просто думаю, что, вау, ты можешь стать на день живым. Это так круто.

Это было так.

Эрет рассказал, что есть ритуал, который способен сделать призрака живым, дышащим человеком. У Томми, как только это было озвучено, взорвалась голова и перевернулся мир. Именно тогда он выпал из разговора насовсем, практически не возвращаясь. Если это правда, если Уилбур может вернуться к жизни, даже если это на один день, то он, блять, сделает всё, что угодно ради этого: свернёт горы, переплывёт океан, найдёт единорога и заставит его плакать для какого-нибудь зелья. Всё, что угодно, лишь бы прикоснуться к живому Уилбуру, обнять его, почувствовать его тёплую ладонь на своём плече, где она будет смотреться идеально, словно создана для этого.

— Мы так много сможем сделать, — продолжил Томми. — Помнишь, я когда-то давно-давно рассказывал про шарлотку моей бабушки? Может быть, она будет в этот момент у нас. Или мы могли бы сами попробовать приготовить. А ещё мы бы могли вместе погулять, знаешь, мне бы даже не пришлось притворяться, что я разговариваю по телефону. Это будет так круто. Мы ещё могли бы держаться за руки, если ты не против. О! Ещё мне очень нужно будет познакомить тебя с Таббо, ну, Ранбу ты знаешь, так что это сомнительно, но было бы круто. Только мы бы минут десять с ними поболтали, а то день не резиновый. Ещё… ещё я бы хотел познакомить тебя с родителями. Я так-то вообще много кому хотел бы о тебе рассказать, а тут ещё и это. О, а с нами, возможно, ещё Вена будет, Эрет же говорил или говорила, я не понял, как обращаться, короче, так вот, о том, что нужен будет твой родственник. Может быть, посмотрим что-нибудь вместе? Мы можем не спать всю ночь, чтобы выжать максимум из того дня и—

Томми сам себя прервал, чтобы отдышаться.

Воспользовавшись этой заминкой, Уилбур, который до этого мягко, но печально улыбался, сказал:

— Не возлагай на это большие надежды, кукушонок. Эрет же сказали, что там много нюансов, которые нужно учитывать.

— Ну и что, Шиз? Главное — это оптимистично мыслить. Я уверен, что всё получится и мы проведём день вместе, и это будет самый лучший день в моей жизни. И ты верь тоже, хорошо?

Уилбур сам взял руку Томми, лежавшую между ними до этого. Он осторожно сжал пальцы.

— Я не могу обещать.

Томми, не отводя взгляда с очертаний рук, спросил:

— Почему?

Ему хотелось, чтобы Уилбур верил так же, как Томми был готов верить.

— Томми, я мёртв. Это самая стабильная вещь за всю мою жизнь. И это никогда не поменяется. Эрет не сказали, что прям завтра всё будет готово. Этого может вообще не произойти, но если я, да и ты будем верить в это, как в единственную на свете правду, то потом будет очень больно. Я не могу верить в то, в чем не уверен.

— А в меня ты веришь? — тише спросил Томми.

Уилбур какое-то время молчал, что почти разбило Иннита, но потом он сказал:

— Да, но—

— Этого достаточно, — Томми его перебил. — Я буду верить за нас двоих.

Уилбур поджал губы.

— Я не могу пообещать, но я попытаюсь.

Томми широко улыбнулся. Он пропустил смысл, который вложил Уилбур, и сделал это сам. Он был уверен, что всё пройдёт хорошо.

Уилбур «воскреснет» на целый день, и они проведут его вместе.

***

Томми чуть ли не на парту падал, засыпая. История его не самый любимый предмет. Скучно, нудно, бесполезно и ещё раз скучно. Историчка что-то бормотала себе под нос весь урок, сидя за столом. Она совершенно не заботилась о том, слушал ли её кто в классе, но при этом каждую неделю давала контрольную работу. Историчка стояла на втором месте в списке Томми ненавистных учителей. Она много требовала, но при этом не давала никакой базы для подготовки, кроме учебников, и то их выдавала школа, а ещё можно было вызубрить параграф наизусть, но в тесте встретятся три-четыре вопроса не по теме, без ответа на которые высший балл не получить.

Томми ужасно злила эта учительница, но не так сильно, как Мистер Брайан, но только из-за того, что на уроках можно было ничем не заниматься. Да и смысла пытаться что-то там расслышать не было.

Поэтому Иннит просто зависал, пялясь в спину одноклассника. Большую часть времени он думал о чём-то своём, о Уилбуре, его шутках, которые одна за другой крутились в голове.

Впрочем, мысли были не только о Уилбуре. Связанные с ним, но не о нём.

Мысли о возможностях. Мысли, от которых хотелось отмахнуться, выбросить из головы и больше не вспоминать. Мысли, которые пугали.

Эрет сказал, что ничего не происходит просто так. Томми согласился с этим. Уилбур стал призраком не просто так. Уилбур продолжал быть призраком не просто так.

Уилбур может «переродиться», и это тоже будет не просто так.

У всего этого сложная цепочка событий, где каждая деталь, каждое событие и даже мысль влияет на огромную цветную картину, которую невозможно воспринять в полном объёме и красоте. Начало причин истоками шло с самого создания всего, если не раньше.

Что-то в жизни Уилбура повлияло на то, что он стал призраком, стопроцентно верную причину вряд ли удастся найти. Томми не понял до конца, как это всё работает, но как только он проснулся, в голове всплыли слова Эрета, ранее игнорируемые.

«Из этого примера можно сделать вывод, что это мешало ему «упокоиться».

Упокоиться…

Томми, как только его шандарахнула эта мысль, аж дёрнулся весь. Он за секунды переосознал весь разговор и всё, что говорил Эрет.

Уилбур тоже может «упокоиться». Что послужит спусковым крючком для запуска этого процесса неизвестно, но в теории это что-то связанное с самим Томми, но, блять, что? Если это так, если именно от него зависит, как долго Сут будет здесь, рядом с ним, он, как бы это ни было эгоистично, хочет не допустить его исчезновения.

Томми только обрёл что-то особенное, о чём мечтал так долго. Он не хочет потерять это всё, потерять Уилбура только из-за какого-то своего действия, которое он может совершить, не раздумывая.

Лучшее время, чтобы поразмыслить об этом всём, — история. Просто потому, что на самом деле хотелось находиться не здесь, а дома, желательно в объятиях Уилбура, заодно было бы неплохо знать, что он никогда не превратится во что-то эфирное. Наверное, самым лучшим вариантом будет поговорить с призраком ещё раз, не обходя тему упокоения.

Томми заметил какое-то движение перед собой. Он был слишком погружён в мысли и не заметил, что именно произошло. Может, парень, которому он пялился в спину всё это время, повернулся или наклонился. В любом случае Иннит не стал долго об этом думать, да и, наконец, прозвенел такой долгожданный звонок, означающий, что эта муторная и нудная херня окончена. Наконец-то он свободен. Кто вообще додумался поставить историю последним уроком? Что ж, этот человек не блещет умом либо имеет садистские наклонности.

Иннит начал собирать вещи, небрежно скидывая всё в рюкзак, когда его окликнули по фамилии. Он медленно поднял голову, пытаясь понять, произошло ли это на самом деле или ему послышалось. После целого учебного дня и короткого сна всякое могло произойти.

Лучше бы послышалось…

Историчка смотрела на него из-под нахмуренных седых бровей и толстых линз очков, которые делали её глаза неестественно большими. Рядом стоял Грейсон, и, ох, судя по его фиолетовой толстовке, он случайно оказался парнем, на спину которого Томми пялил если не весь урок, то половину точно. Ой.

Пожилая женщина ткнула тонким, трясущимся старческим пальцем в оправу очков, которые сползли на кончик носа. Она их поправила. Они снова упали, но учительница не обратила внимания.

— Иннит, ты знаешь, какие у тебя оценки за последние два теста?

Томми потупил взгляд сильнее, чем он был. Он, честно говоря, и не помнил, потому что не считал важным такие мелочи. Там точно не совсем всё плохо, но и, судя по всему, не хорошо.

— Три? — наугад спросил Томми.

Вопросительная интонация не понравилась пожилой женщине.

— Вот именно, три, Иннит, три! Ты портишь статистику класса и тянешь его вниз, — сказала учительница стальным голосом. Томми от этого поёжился. — Мы на уроках обо всём говорим, как можно писать на три?

Томми хотел высказать, что, ища ответ в интернете на один из дополнительных вопросов, узнал, что он относится к истории двадцатого века, которую на тот момент они не проходили. Его остановил прищуренный взгляд холодных серых глаз, который так и говорил «не устраивай драм». Иннита смутило такое выражение лица Грейсона, и он сбился со своего настроя.

— Ладно, в следующий раз я подготовлюсь лучше, — пообещал Томми, насупившись.

— Ты хоть знаешь, когда у нас следующая контрольная? — повышая голос, спросила историчка.

Томми поморщился от резкости в тоне.

— На следующей неделе?

Женщина чуть было не задохнулась от возмущения.

— Завтра, Иннит, завтра! «Я подготовлюсь лучше», а он даже не знает, когда контрольная, поглядите на него! Тебе самому не стыдно так относится к учёбе? — спросила женщина. Томми на это только тихо фыркнул, не отвечая. — Не могу я с вас, ну, что за дети пошли? Тянут весь класс с такими сильными детьми и даже не думают ничего менять. Поэтому я попросила Грейсона помочь тебе. Посидите часик-полтора в библиотеке. Там лёгкая тема, даже слишком, особенно для тебя Иннит.

Томми нахмурился.

— А если у меня были дела?

— Значит, отложишь их, — снова повысила голос учительница, которая до этого едва успокоилась, когда заговорила о Грейсоне.

Грейсон как раз решил, что пора спасать положение дел. Он кашлянул в кулак, переводя внимание исторички на себя.

— Мисс Йохан, мы тогда сейчас пойдём, пожалуй. Раньше начнём, раньше закончим.

— Да, да идите вы уже, — нейтрально сказала учительница и, махнув на двух парней рукой и указав на выход, отвернулась к своему рабочему столу.

Грейсон не стал медлить, схватив Томми под локоть, не лучше, чем это сделал бы Уилбур, потащил его из класса.

Как только они оказались в опустевшем коридоре и сделали несколько шагов от двери, Грейсон затормозил.

Повисла неловкая тишина.

Одноклассники разговаривали друг с другом пару раз после расставания, которое было почти ровно месяц назад, но разговоры все эти были короткими и неохотными. Томми думал про себя, что это из-за того, что им так-то и не о чем говорить, но где-то под этими мыслями были и другие, о том, что напоминать себе о своих плохих поступках не очень-то и хочется. Да, ему следовало набраться больше мужества и поговорить с Грейсоном тогда в реальности, а не позорно писать смс после их первого свидания. Иннит толком и не помнит, что написал, но точно что-то глупое. Хоть сделанного и не воротишь, неловкость появлялась каждый раз, когда его бывший парень оказывался где-то поблизости.

Грейсон, смотря куда-то мимо него, сказал:

— Мы можем пойти в кафе. Тебе же не очень нравится в библиотеках сидеть.

Томми тоже не смотрел на парня перед ним, а за его плечи, в окно, на частички пыли, летающие в лучах солнца. Он нахмурился.

— А-э, у меня действительно есть планы, и если ты беспокоишься, что я завалю завтрашний тест, то всё окей, я правда подготовлюсь.

— Мне не сложно, правда.

Иннит подумал про Уилбура. Тот ждёт его дома, наверняка ждёт. В последнее время он редко уходил по своим призрачным делам и чаще дожидался его, чтобы провести время вместе. Сут не будет обижаться, если Томми задержится, но…

Томми сам хотел поскорее вернуться к Уилбуру, а не сидеть где-то и зубрить историю. Ещё и с Грейсоном.

— Нет-нет, у меня важные дела.

— Я бы хотел провести с тобой время, — неожиданно сказал Грейсон.

— Что? — Томми неловко хлопнул ресницами и всё-таки посмотрел на парня перед собой.

— Мы совсем перестали общаться после расставания. Я скучаю, и иногда мне кажется, что ты тоже.

— Ты чт… Нет, стой. Я что? — смутился Томми. Ему до этого момента казалось, что их расставание прошло хорошо и это забытая и отпущенная тема.

Кажется, это только он тогда ощутил, как с плеч упала целая груда камней. Сейчас эту кучу по булыжнику валили назад.

— Даже сегодня, — начал объяснять Грейсон. — Ты смотрел на меня весь урок. Это не может быть просто так.

Он думал, что Томми скучает по нему. Оу… Иннит даже не знает, как сказать, что с их расставания он был занят мыслями о своём недопарне-призраке, явно не о Грейсоне. Так ещё и на уроке он смотрел ему в спину, потому что думал о том самом призраке.

— Я не знаю, что ты надумал себе, — прочистив горло, сказал Томми. — Но это не так. Я, эм, не скучаю по тебе, как по парню. Мы, конечно, можем быть друзьями, но не больше.

С языка чуть было не сорвалось «Прости», но голову быстрее посетила мысль, что это не та вещь, за которую нужно извиняться.

— Ладно, — просто кивнул Грейсон. Его лицо никак не изменилось от услышанных слов, но Томми чувствовал, что внутри у него бушуют неприятные чувства. — Не смей завалить тест завтра, а то не хочу получить выговор за тебя.

Парень поправил лямку рюкзака и, развернувшись, быстрым шагом направился прочь.

Томми какое-то время стоял на месте, разглядывая летающую пыль.

***

Томми лежал щекой на столешнице, бегло читая учебник по истории.

Что ж, он не ожидал такой подставы от Уилбура, которого дома не оказалось. Предатель.

Вернувшись со школы и поздоровавшись с мамой, у которой был выходной, Томми бросил рюкзак на кровать и почти упал следом, но вспомнил про историю. В течение последующих нескольких минут он пытался убедить себя, что это даже хорошо, что призрака поблизости нет, никто не будет отвлекать, и можно будет спокойно наверстать упущенные знания.

Через десяток минут Томми бросил эту идею, оттолкнулся от стола и покрутился на стуле. Ему хотелось говорить с Уилбуром, упрашивать обнять себя и планировать, что они будут делать после ритуала, а не читать этот гребаный параграф.

Со вздохом Томми спустился на кухню, где мама мешала что-то в миске. Подросток хотел сначала просто взять колу из холодильника, но слово за слово сцепился языком с мамой, а там и его приобщили к готовке. Впрочем, это тоже долго не продлилось, потому что Томми случайно сболтнул, что ему сказала историчка и что завтра важная контрольная, которую он не имеет права не написать минимум на «Выше ожидаемого».

Так Томми и оказался читающим историю на кухне под строгим надзором своей мамы, которая продолжала хлопотать на кухне и старалась не мешать.

Впрочем, путных мыслей всё равно не было в голове. Строчки путались, а каждое слово после появления двух следующих забывалось. Смысл прочитанного в голове и не начинал формироваться, оставаясь такой же размытой кляксой, как и в самом начале. Кроме названия главы, Томми ничего и не помнил, а ему надо выучить шесть параграфов.

Кто вообще придумал, что школьников надо награждать такими заданиями, когда у них в голове целый мир? Мир из страхов, надежд и планов. Томми на собственном опыте понимал, что волнует почти семнадцатилетнего подростка далеко не школа. У него метафоричные крылья за спиной, и их хочется использовать по полной, а не сидеть днями на пролёт согнувшись в три погибели над куском дерева с какими-то символами и изредка картинками.

В конце концов, Томми опустил учебник текстом вниз, не заботясь о том, что эта и так повидавшая жизнь книга погнётся. Он скучающе посмотрел на свою маму, которая настраивала температуру в духовке, чтобы прогреть её.

— Ма-а-а.

— Что, ребёнок?

Томми фыркнул на обращение.

— У тебя бывало такое, что тебе приходилось кому-то отказывать, хотя этот человек, ну, думал, что ты этого не сделаешь?

Женщина обернулась на своего сына, хмурясь.

— Конечно, бывало. Нам всем иногда приходится отказывать другим: уступить место в очереди, не взять флаер, сказать, что не заинтересован в покупке чего-то там, сказать ребёнку, что вы не будете покупать капибару, потому что ей негде жить.

— Ох, женщина, я имел в виду не это, но последнее всё ещё бьёт по больному, — Томми хихикнул, но почти сразу же постарался вернуться к своему якобы скучающему виду, чтобы мама подумала, что завёл разговор просто так. — Тебе приходилось отказывать кому-то, кто влюблён в тебя?

Женщина отложила полотенце, которое держала в руках, и села рядом со своим ребёнком.

— Знаешь, буду честна с тобой, за мной не так часто бегали мальчики. Я была такой, ну, «средненькой», а ещё у меня была старшая сестра, которая писала каждому мальчику, что задушит его, если он меня обидит. Вот популярностью я у парней не пользовалась, но, отвечая на твой вопрос, да. Были у меня настойчивые ухажёры, которых не пугали угрозы Мэри. И были те, кто не принимал мои отказы. С одним из них твой папа однажды подрался под моими окнами. Сколько же шума этот конфуз наделал, — она хихикнула, смотря на удивлённое выражение лица Томми.

— Папа дрался?

— Не сказать, что прям дрался. Махал руками, как сумасшедший, это да. Мы потом всем девичьим общежитием его лечили, а он отбивался от всех, мол, хочет, чтобы только я его синяки мазала.

— А потом вы заделали меня?

Женщина громко фыркнула, но не сдержала улыбки на губах. Она потрепала Томми по голове.

— Нет, мы пошли на свидание в индийский ресторанчик, и я поругалась с официантом, и нас оттуда выставили с нашим ужином. Мы ели его, сидя прямо на асфальте. Потом через два года мы поженились и через три месяца узнали, что нас ждёт пополнение. Помнишь нашего чёрного кота Франка? Оказалось, что это Франсис.

— Ой-ой, давай расскажи мне эту историю в сотый раз, — закатив глаза, сказал Томми. На самом деле ему нравилась динамика отношений его родителей в их юности. Особенно в детстве он обожал их любовную историю, но сейчас чисто из-за вредности не мог позволить себе показать это.

— А ты прав, Томс, — весело, приторно сладким голосом сказал его мама, наклоняясь. — Давай-ка лучше ты мне расскажешь, что там на любовном фронте. Кто там положил глаз на моего сладенького мальчика?

— Господи, женщина, я взрослый харизматичный мужчина. На меня много кто положил глаз.

— Да ладно уж, как будто я не знаю. Можешь рассказать мне.

Томми опустил взгляд, замечая, что учебник немного съехал из-за того, что страницы пытались выпрямиться.

— Эм, один человек, ну, точнее парень, с которым я расстался, сказал мне сегодня, что скучает, и думает, что я тоже скучаю. А мне уже нравится другой парень, но мне было так неудобно объяснять, что между нами ничего нет.

Женщина кивнула. Она положила руку на плечо Томми, улыбаясь ему.

— Он не может решать за тебя. Возможно, я не смогу объяснить это лучше, чем сделала бы это твоя психологиня, но ты всегда должен помнить, что отказывать людям это нормально, а если им это не нравится, то однажды точно появится тот, кто даст в нос за тебя. Ну, — она оглядела сына с ног до головы: — ты и сам, конечно, можешь, но я ещё лелею надежду поплясать на твоей свадьбе.

— Ма-а-а.

Интересно, как бы его мама отреагировала, если бы узнала?..

Томми хотел бы рассказать о Уилбуре, очень, и, возможно, сможет совсем скоро. Почему возможно?

Всё пройдёт хорошо.

***

Томми едва ли прочитал половину всего, что было нужно, как услышал стук. Он давно привык к этому звуку, тихому и ритмичному, который может означать только одно.

Иннит вскинул голову, оборачиваясь на дверной проход. Уилбур.

Пришлось чуть ли не зажимать рот рукой, чтобы спрятать широкую улыбку.

— Ма, я, наверное, всё-таки в комнату пойду.

Женщина обернулась, отвлекаясь от мытья посуды.

— Хорошо, — она передёрнула плечами. — Но тебе не кажется, что стало как-то холодно?

— Да не, как и было, — ответил Томми, особо не вникая в свои ощущения. Его голова вмиг снова стала забитой мыслями о призраке.

Иннит быстро поднимался в свою комнату, постоянно удостоверяясь, что Уилбур следует за ним.

Как только дверь закрылась за ними, Томми бросил учебник на стол, обещая себе, что вернётся к нему позже. Он плюхнулся на свой стул и крутанулся на нём лицом к Уилбуру, который сел на кровать, скрестив ноги.

— Ну, как твои призрачные дела?

Несмотря на то, что голова была забита волнениями и вопросами ранее, сейчас Томми был слишком рад, что снова может провести время с Сутом. Всё вылетело из головы, но ощущения наполненности оставалось, словно там вата или солома.

— Хорошо, — кивнул Уилбур.

— Расскажешь? — сверкнув глазами, спросил Томми, но особо он ни на что и не надеялся.

— Они всё ещё призрачные, а не человеческие, смекаешь? — Томми фыркнул, на что Уилбур посмотрел своим взглядом аля «Рано тебе знать». — А ты как, кукушонок?

— Ну, — Иннит задумался, с чего бы начать: — Грейсон сегодня сказал, что скучает по мне.

Уилбур удивлённо дёрнул бровями, пытаясь показать хоть какую-то эмоцию, которая смогла бы затмить смесь страха и волнения, читаемые в глазах.

— Угу, — Томми отвел взгляд в потолок. — Историчка сказала ему помочь мне с подготовкой к завтрашней контрольной, а он позвал меня в кафе и сказал, что скучает и думает, что я тоже.

— Что ты… Что ты ответил ему? — с уже не скрываемой дрожью в голосе спросил Уилбур.

Томми снова посмотрел на Уилбура. Он надеялся, что его взгляд в полной мере передаёт мысли: «Какой же ты дурак». Хотя с другой стороны, расценивая это как ревность, Инниту даже было приятно. Если только Уилбур не начинает снова крутить свою шарманку.

— А ты как думаешь, мой любимейший призрак?

— Согласился?

Томми подавился воздухом.

— Ты сейчас серьёзно?

Он попытался посмотреть в глаза Уилбуру, но тот опустил голову и разглядывал сцепленные и перепутавшиеся между собой пальцы, явно не желая отвечать на взгляд. Всё-таки та же самая шарманка.

До того как Сут заговорил, Томми уже знал, что сейчас прозвучит.

— Может, снова встречаться с бывшим так себе идея, — тихо сказал Уилбур, — но это лучше, чем я. Кто угодно лучше меня.

— Маньяк, насильник, абьюзер тоже будут лучше? — цокнул Томми.

— Нет, конечно нет, но…

— Какие «но» тогда, Уил? — перебил Томми. — Ты уже не самый хуёвый вариант, а для меня вообще — самый идеальный. Помнишь, я рассказывал тебе про то, что всю жизнь мечтал встретить человека, который бы коснулся, как надо? Вот я и встретил тебя. Да даже твоя смерть не была помехой! А помнишь, что сказал Эрет? Мы встретились не просто так! Я вижу тебя, а какая вероятность была того, что я бы переехал в этот дом, когда вернёшься ты? А как же все те сходства, все общие знакомые? Мы играли в одни игры, ходили по одним и тем же местам. Ты сам понимаешь, что мы должны были встретиться, чтобы я увидел тебя, а ты идеально коснулся меня.

Уилбур мотнул головой, но не посмотрел на него. Томми ощутил зуд во всём теле, просящий сократить дистанцию между ними, если не в ноль, то хотя бы в минимум. Очень хотелось взять Уилбура за щёки, заставить посмотреть на себя, убрать волосы с лица и прижаться лбом ко лбу. Томми казалось, что он никогда не устанет повторять Уилбуру, что с тем всё в порядке и ему нужен только он, а потом они начинали говорить об этом, и Иннит чувствовал, как его поглощает фрустрация. Сут не слышал и не слушал его, и это выматывало. Тем не менее Уилбур оставался Уилбуром, которого хотелось целовать и никогда не отпускать.

— Можешь рассказать, как это было?

— Что было? — Задумавшись о своём, Томми не совсем понял, что имеет в виду призрак. Ну, он хотя бы не отрицал сказанное ранее.

— Когда я коснулся идеально. Что тогда было?

Томми призадумался.

— Это было давно. Вроде наш второй день знакомства, — он пропустил мягкую улыбку, вспомнив те времена. Как же много воды утекло. — И-и-и я плакал. Ты обнял меня, чтобы успокоить, это, кстати, если не ошибаюсь, было наше вообще первое касание. Пока ты меня обнимал, ты коснулся моего плеча, и у меня прям мир перевернулся, потому что ты сделал, как надо. Я больше не мог ни о чём думать, кроме как «Он сделал это», потому что, ну, блять, я и сейчас даже не смогу нормально описать, что я почувствовал. Ну чё там из такого типичного есть? Земля ушла из-под ног, воздух спёрло, бабочки в животе. Буквально всё это вместе взятое и ещё больше. А ещё мне очень-очень захотелось, чтобы ты сделал это снова.

Уилбур слушал его внимательно, впитывая каждое слово. Когда Томми закончил, он просто кивнул.

— Я никогда не смогу сделать очень много разных вещей. В том числе сделать тебя счастливым и поверить в то, что тебе будет хорошо со мной.

Томми всё-таки пересел на кровать.

— Ничего страшного. Я могу по очень много раз повторять одно и то же, как ты мог уже заметить.

Уилбур совсем тихо рассмеялся, всё так же не поднимая головы.

А потом повисло молчание.

Томми, которого гложило чувство незаконченности, передёрнул плечами, уставившись на колени, как и призрак.

— Можно кое-что тоже спросить? — Уилбур кивнул, что Иннит заметил периферийным зрением. Он глубоко вздохнул и, зажмурившись, выдал: — Ты когда-нибудь бросишь меня?

Сут смотрит впервые на него за весь разговор. У него нет выражения: «Ты несёшь какую-то чушь, как о таком вообще можно было подумать?», и это пугает Томми.

Уилбур задумался, словно рассматривал варианты.

У Томми в голове всплыл один их ночной разговор. Когда сердце трепетало от кошмара, впившегося в разум и помнящегося даже сейчас. Уилбур был рядом и поклялся, что никогда не оставит его. Тогда он тоже задумался, но слова звучали уверенно. Уилбур поклялся на мизинчиках.

Почему сейчас он не выдал твёрдое «нет»?

— Эрет сказали, что все призраки рано или поздно выполняют свои миссии и заканчивают этот путь.

— Это не ответ, — насупился Томми.

— Я знаю, — печально сказал Уилбур. Он подполз ближе к парню, почти сталкиваясь с ним коленками. — Больше всего на свете я хочу остаться с тобой. Я хочу поймать момент, когда всё закончится, и отменить его. Знаешь, быть твоим дружелюбным карманным призраком и никогда не оставлять тебя. Я боюсь того, что буду однажды там, где не будет тебя. Боюсь не знать тебя, не видеть и не слышать. Но я не знаю, могу ли, имею ли право сейчас сказать, что никогда не покину тебя.

Слова отдавались горечью во всём теле.

Томми было больно представлять, что в его жизни однажды не станет Уилбура. Всё его сознание противилось этим мыслям.

Почему… почему они не могли встретиться при других обстоятельствах? Почему всё должно быть так сложно? Зачем? Зачем нужны такие обстоятельства?

Томми не заметил за собой, как зрение расфокусировалось из-за застилающей пелены слёз. Он понял, что плачет, только когда щеку обожгла дорожка слез, прокатившееся, как искра по бензину, а из горла вырвался всхлип.

Уилбур приблизился к лицу подростка и обхватил его двумя руками.

— Пожалуйста, не плачь.

— Тогда скажи мне, что никогда не бросишь меня, — через вновь вырвавшийся из груди всхлип, попросил Томми.

— Это может не быть правдой.

— Мне плевать.

— Я всегда буду рядом.

Частичкой себя, воспоминанием, болью в груди, идеальным касанием, которое никто не повторит. В одном обещании много лжи, но и доля правды затесалась между словами.

Уилбур провёл большими пальцами под глазами Томми. Это был плохой способ убрать лишнюю влагу, но Иннита по-особому тронул этот жест, заставивший улыбаться. Тем не менее он всё ещё боялся, что если поднимет собственный взгляд на глаза призрака, то увидит там всё тоже раскаяние и «Я тебе соврал».

Сут наклонился вперёд, почти соприкоснувшись лбами. Почти соприкоснувшись губами.

Но замер.

Томми непонимающе хмыкнул. Неужто…

— Можно я тебя поцелую? — шёпотом спросил Уилбур.

Иннит не понимал, зачем тот спрашивает, но, немного помедлив, кивнул.

Всё замерло, и они сами, и обстановка внутри комнаты, и мир за стенами дома. Водитель, гонящийся за смертью, замер. Собака, оскалившая зубы в нападении, замерла. Ребёнок, плачущий на похоронах мамы, замер.

А Уилбур двигался излишне медленно, словно наслаждаясь каждым микрометром, с которым уменьшалось расстояние между ними. Томми в противовес резко дёрнулся, идеально подстраиваясь губами под поцелуй.

В первую секунду Иннит не почувствовал ничего. И во вторую, и в третью.

— Ты не целуешь, — дрожащим голосом сказал Томми, чувствуя, как обида и разочарование скапливаются в груди, готовясь вылиться в рыдания.

— Потому что мне страшно, — признался Уилбур.

Томми качнул головой и положил свои ладони поверх рук Уилбура на щеках. Он чувствовал исходящий холод, от которого мелко покалывало кожу. Он не был леденящим душу или «мертвецким».

Холод был теплом Уилбура.

— Не бойся, пожалуйста.

Уилбур кивнул.

И снова мир замер. Водителю оставалось мгновение до столкновения, собака почти вцепилась в руку незнакомца-врача со шприцом, а мальчик почти рухнул на колени перед гробом.

Никакой трагедии не могло произойти, когда губы Уилбура по-уилборовски тёплые коснулись губ Томми.

Ни одной трагедии, кроме вылившегося за нижние веки океана. Томми сам не понимал, почему начал плакать ещё сильнее, но он был готов извергать реки из глаз хоть до скончания веков, пока Уилбур, целуя его, продолжал растирать слезинки по щекам.

А потом одна рука пропала. Незаметно для себя одна из кистей скатилась за влагой вниз и ухватилась за шею.

Уилбур никогда не целовал кого-то добровольно. Каждый столь по идее «романтичный» жест для него всегда ассоциировался с болью, которая вот-вот настанет либо окутывает уже. Он никогда не знал до этого момента, что это значит, целовать кого-то с щемящими привязанностью и преданностью.

Но было поздно.

Поцелуй и боль уже были синонимами, о чём сам Уилбур не догадывался. Он никогда не хотел делать Томми больно, но просто сам не заметил, как ладонь сжалась на горле.

Уилбур отстранился не из-за понятия, что лишил Томми возможности дышать буквально, а просто побоявшись продолжать дальше.

Мир перестал зависеть от них.

Произошла авария. Собаку привязали и усыпили. Мальчика повели в приют.

Томми глубоко вдохнул воздух с осознанием, что не может сказать Уилбуру, что ему было больно.