Томми сквозь сон почувствовал, как его трясут за плечо. Он замычал, сопротивляясь пробуждению, но прикосновения были настолько настойчивым, что в итоге пришлось приоткрыть глаза.

Уилбур, нависнув над Томми, ласково улыбался, отчего на щеках были видны ямочки, а у глаз — морщинки. Первая мысль, которая посетила сонный разум Иннита, — тот, кто сказал, что ямочки это эстетический дефект, полный дурак.

Второй мыслью было: «Какого хуя?».

— Проснись и пой, красавица.

Томми моргнул, пытаясь согнать наваждение. Он всё ещё лежал под одеялом и хорошо чувствовал тепло и остатки сна, которые так и манили вернуться в их сладкие объятия.

— Что?.. Сколько, блять, время?

Он потянулся к телефону, но призрак опередил, дав нужный ответ.

— Восемь утра.

— Восемь утра? — переспросил Томми.

— Ага, — кивнул Уилбур.

— Восемь утра субботы?

— Всё верно.

Подросток глубоко вздохнул.

— Тебе так повезло, что я не могу убить тебя, — сказал Томми и попытался натянуть на себя одеяло, чтобы благополучно снова заснуть.

Уилбур пресёк попытки, забрав ткань, из-за чего всё тело обцеловал холод.

Томми застонал, закрывая лицо руками.

— Какое зло я тебе сделал, Шиз?

Уилбур мягко улыбнулся, присев на край кровати. Ему так шла улыбка, что Иннит просто не мог продолжать закрывать глаза.

— Никакое, кукушонок, — ответил он. — Просто решил, что тебе нужно позавтракать. Твои родители уже как раз встали.

— Никогда такого не было и вот опять, — угрюмо ответил подросток.

Сон, как рыбка в воде, которую пытаются поймать за склизкий хвост, начал ускользать. Томми не мог злиться на Уилбура за это, особенно когда тот так очаровательно улыбался.

С тяжёлым вздохом подросток принял сидячее положение, потёр глаза и опустил лодыжки на холодный пол.

— Давай, тебе не повредит немного энергии с утра, — весело сказал призрак.

Томми понимал, что это Уилбур так заботится. В последнее время он всё чаще и чаще подмечал у него эти попытки: предложение помочь с домашкой, контрольными или самостоятельными, укладывание спать пораньше, напоминание о воде и еде и всё в таком духе. Сут не мог физически проявлять заботу, не мог делать много всего, потому хотя бы так старался показать, как подросток ему важен. Иннит ценил это, очень сильно ценил. Ему было приятно, что не просто кто-то, а именно его шиз, проявляет к нему столько внимания и заботы. Классно чувствовать себя любимым.

— Мне не повредит поцелуй с утра, — пробормотал Томми, хотя знал, что его не последует.

Уилбур поцеловал его всего один раз, размазывая слёзы. Как бы Томми не просил, больше он этого не делал. Иннит не совсем понимал, почему и что его останавливает, но всё равно пытался уважать причины, какими бы они не были, но, блин, ему так хотелось, чтобы Уилбур снова его поцеловал.

Оказалось, что поцелуи сравнимы с идеальным касанием, если это кто-то определённый, кто-то, от кого трепещет нутро. Томми чувствовал себя наркоманом, у которого началась ломка сразу после первого приёма. Ему хотелось тратить каждую секунду на то, чтобы прижиматься к призрачным губам, и умирать в поцелуе, чтобы смерть эта была самой счастливой.

Вот только сам Уилбур был категорично против того, чтобы целоваться снова.

Уилбур улыбнулся, но уже по-другому. Этот жест сквозил извинениями и «Ну, так получается». Зато вместо поцелуя Уил наклонился, чмокнул Томми в скулу, почти в самый глаз, и потрепал по и так растрёпанным волосам. Иннит фыркнул на это и, наконец, поднялся. Всё равно уже не заснёт, не с призраком, который считает, что ему жизненно необходимо позавтракать.

Томми умылся, почистил зубы, но за расчёску не взялся, хоть Уилбур и настаивал, что нужно привести себя полностью в порядок. Он просто отмахнулся и спустился вниз, перепрыгнув через одну скрипучую ступеньку.

Родители о чём-то шёпотом переговаривались, сидя рядом. Отец Томми что-то показывал жене в телефоне, пока та отпивала кофе из кружки, которую держала в руках. Как только подросток зашёл в комнату, обсуждение остановилось. Взрослые заулыбались ему.

— Доброе утро, — угрюмо выдал Томми, включая чайник. Параллельно он открыл холодильник, чтобы достать молоко для хлопьев.

— Доброе, Том, — кивнул ему отец. — Мы тут с твоей мамой обсуждали планы.

— Какие? — заинтересовался Томми. Он даже проявил максимальное уважение, на которое способен подросток, и повернулся к ним лицом.

— Поедем ли мы к бабушке на неделю.

Глаза Томми расширились, а сам он застыл.

Что ж. Думая о самом себе, Иннит никогда не принижал свои умственные способности и считал, что он вполне умный и достаточно внимательный. Он и представить не мог, что однажды с ним произойдёт такая откровенная тупая, несуразная и клишированная ситуация.

Томми забыл о своём скором дне рождении.

Ох бля, ох бля.

Каждый год он отмечал этот праздник примерно одинаково. За несколько дней до самого торжества, они ехали к бабушке семейства, чтобы провести его вместе с ней, слушая истории о других странах. Пожилая женщина очень любила путешествовать, что часто происходило спонтанно, но она всегда возвращалась к важным праздникам, например, к рождеству, новому году и к дням рождения своего сына и внука. Томми особо сильно любил её подарки, потому что они всегда были необычными. Сувениры из своих поездок она привозила каждый раз, но возможностей отдать их было не так много. У бабушки они проводили неделю, а потом, после возвращения, Томми праздновал со своими друзьями.

Каждый год помимо этого он с нетерпением ждал «своего дня» и возможности легально прогулять школу аж целых семь дней. Раньше, за месяц до отъезда, он уже чувствовал волнение и предвкушение, считая дни.

А в этом году не было ничего.

Интересно, Томми бы вспомнил, если бы ему не напомнили об этом сейчас?

В последнее время, а именно с начала сентября, произошло много всего. Сейчас же ещё был призрак-Уилбур, который не хотел его целовать; Эрет, постоянно пишущий, чтобы уточнить какие-то моменты; Грейсон, который пилил его тяжёлым взглядом на уроках и Таббо, который начал активнее рассказывать про свои отношения с Ранбу. Из всего этого Томми радовала только Вена, которая, впрочем, тоже часто ему писала, но все её сообщения адресовались её брату, и разбирался с ними он. Девочка рассказывала, как у неё проходят дни, и спрашивала, когда Уилбур придёт. А ведь это всё были только те, с кем Инниту приходилось разговаривать. Неодушевлённых, как он надеялся, вещей было больше. Охренительно сложных заданий в школе давали ещё охренительно много. Охренительно крутые игры были пройдены не все, а охренительные видео на ютубе не просмотрены.

В этом году много вещей, которые забили ему голову. Но надо же быть настолько не расторопным, чтобы забыть о своём дне рождения и многолетней традиции. Просто кошмар.

— Вы ведь не собираетесь отменять поездку? — спросил Томми, надеясь, что в голосе слышны все последствия отрицательного ответа.

Его мама хихикнула.

— Конечно же нет, но не спеши собирать чемоданы. Ещё полмесяца, считай.

Томми, налив молока в миску и забросив туда увесистую горсть хлопьев, принялся энергично жевать, болтая с родителями, которые решили вспомнить прошлогодние поездки.

Оказывается, не зря Уилбур разбудил его и отправил завтра…

Стоп.

Уилбур знал?

Томми ненароком замер с ложкой у рта и полным ртом. Он вспомнил, каким печальным и неловким выглядел Уилбур на Новый Год, когда Иннит подарил ему фотографию, а тот ничего не мог предложить взамен.

Утренний Уилбур был в хорошем расположении духа, улыбался почти без печали в глазах и звучал весело. Томми знал его достаточно долго и хорошо, чтобы предполагать, что Сут тот тип людей, которые легко могут расстроиться из-за неимения подарка на не абы какой праздник, а на День Рождения. У них вроде никогда не заходила тема до таких праздников, хотя Иннит знал, когда он у его призрачного друга после посещения его могилы. Однако сам Уил, похоже, не располагал такой информацией о нём. А если бы и располагал, то уже ходил бы понурый с видом, который сам за себя говорил: «Прости, пожалуйста, что ничего не могу тебе подарить». Так что оно и к лучшему. Оставалось проследить, чтобы призрак случайно не оказался поблизости, когда речь зайдёт о дне рождения.

***

— Так… ты уезжаешь на неделю?

Томми не стал говорить о своих планах до того, как они с родителями не согласовали все детали и не начали собирать вещи. Он думал, что так будет лучше, но Уилбур почему-то расстроился, потеряв весь свой благоухающий из-за весны вид.

На улице начинало вечереть, когда подросток вернулся в комнату и рассказал о ближайших планах. Уилбур до этого рассматривал в окно свеженькую и коротенькую траву на газонах и деревья, которые, если прищурить глаза, уже казались зелёными из-за ещё не распустившихся почек. Из приоткрытого окна тянуло ароматом зелени и свежести. Тем не менее, его пришлось закрыть, чтобы не застудить комнату наступающей ночью. Днём-то было тепло, иногда даже жарко, но вот по ночам температура ещё опускалась ниже нуля, и простудиться было легче лёгкого, особенно если ты дышишь.

Уилбур выглядел ошарашенным и грустным после того, как Томми сказал, что он, к сожалению, не может поехать с ними. Иннит будет постоянно в окружении родственников, так что это бессмысленно, ведь ни нормально поговорить, ни как-либо ещё взаимодействовать они не смогут.

— Всего неделя, Шиза-Уилли, — пообещал подросток, надеясь подбодрить своего друга.

Уилбур задумчиво увёл взгляд в потолок, а потом выдал:

— Ну, раз неделя, то ладно. Предупредишь Вену? Думаю, я хочу провести с ней это время.

Томми одновременно и сам грустил из-за скорой разлуки, но и радовался, что Уилбуру было куда пойти. Призрак и так долгое время странствовал в одиночестве, наверное, с самого рождения. Не хотелось бы его опять оставлять наедине с тяжёлыми мыслями, которыми он очень редко делился, образами и воспоминаниями. Также не хотелось вернуться и обнаружить вместо своего любимого призрака лужу, в которую тот мог расплыться из-за загонов.

— Хм, — притворно задумчиво начал Томми. — Я бы мог. Но! Взамен я хочу поцелуй.

Уилбур не разделил игривого и кокетливого настроения. Вместо задорной улыбки, движения или колкой фразочки, он перевёл свой расстроенный взгляд с потолка на Томми.

— Почему ты всегда пытаешься выпросить поцелуй? — неожиданно для Иннита спросил Уилбур. — В плане, я понимаю, что ты пытаешься уважать мои границы, но иногда ты… как будто пытаешься заставить меня.

Слова прозвучали резко, но застыли в комнате под самым потолком. Томми почему-то почувствовал желание сжаться, как будто его уличили в каком-то преступлении и у него нет ни шанса отвертеться.

— Нет? Я не пытаюсь тебя заставить. Я просто, ну, хочу, чтобы ты целовал меня, потому что ты нравишься мне, и я думаю, что и я тебе…

— Ты тоже мне нравишься, — подтвердил Уилбур, со странным безучастным видом. — Но нам лучше не целоваться.

Глаза Томми резко расширились.

— Что? С чего бы?

Призрак отвёл взгляд. Он перебирал подол своего свитера.

— Я душил тебя.

Томми резко вспомнил, что, и вправду, Уилбур зачем-то начал душить его, когда они впервые поцеловались. Тем не менее, он не понимал, к чему это было сказано сейчас. Да и поднимать эту тему ему не хотелось. Ему хотелось, чтобы Уилбур целовал его, не думая о чём-то постороннем.

— И? — подтолкнул подросток.

Уилбур косо глянул на него, как на придурка, который ничего не понимает. Томми и сам ощутил себя так.

— Томми, это не нормально.

— Почему?

— Потому что… — Уилбур закусил щеку изнутри. — Янехочуделатьтебебольнононемогуподругому.

Томми глупо моргнул и нахмурился.

— Как это понимать?

Уилбур сжал сложенные на коленях руки в кулаки. Он весь напрягся.

— Я… я сам не заметил, как это произошло, — ели внятно промямлил Уилбур, пряча глаза за кудрявой чёлкой. — Я даже сам не знаю, вспомнил ли то или, может, хотел.

Томми смутился только сильнее.

— Ты бы хотел, чтобы мне было больно?

— Нет! — резко возразил Уилбур, а потом продолжил спокойнее. — Нет, конечно же. Я бы ни за что не хотел бы причинить тебе боль, но что если… что если это что-то подсознательное, из-за того, что я пережил? Что если я не умею по-другому?

Смятение Томми быстро переросло в сочувствие. Ему по-человечески было жалко такого хорошего, замечательного и доброго Уилбура, с которым обходились так чудовищно, Уилбура, которого заставили думать, что по-другому быть не может. Очень хотелось обнять сейчас призрака, показать тому, что он не плохой человек, а наоборот очень хороший. Всё-таки Уилбур заботился о Томми как умел, старался его всегда поддерживать и помогал списывать на контрольных. Он не мог быть плохим. Не после всех откровенных разговоров, объятий и обещаний.

Томми придвинулся чуть ближе, опасаясь свести расстояние в ноль. Он всё ещё учился не налетать на человека с медвежьими объятиями, чтобы и проявить свои чувства, и оказать поддержку.

— Тогда… давай научимся вместе? — предложил Иннит, с надеждой смотря на призрака. Уилбур не повернулся, но было заметно, что на его губах появилась едва заметная улыбка. Томми продолжил. — Я не знаю, не уверен как надо, но мы с тобой точно справимся. Если тебе так будет легче, то я буду говорить тебе каждый раз, когда мне будет больно или чёт в таком духе. Честно-честно. Только сам обещай делать что-нибудь. Ну, в этом ты можешь быть уверен.

Уилбур улыбнулся шире дрожащими губами. Он был благодарен Томми, пусть такие важные слова вытравили не все тёмные мысли из его головы.

Тем не менее, он попытался. Уилбур потянулся к моментально покрасневшему Томми, крепко сжав руки в кулаки, и запечатлел поцелуй у него в краешке губ.

— Больно?

— Ни капельки. Наоборот, знаешь это так, м-м… — Томми промычал, подбирая слова, но так и не смог. Поэтому он выразительно посмотрел Сута.

— Я не понимаю.

— Это будет звучать тупо, если я скажу.

— В любом случае, — ободряюще направил Уилбур, — лучше сказать, чем не сказать.

— Ахуеть ты гений мыслей, Шиз, — хмыкнул Томми, но быстро вернулся к настрою. — Архг, я понимаю, что это тупо, но я типа хотел провести параллель, типа ну… что ты мой наркотик. Я понимаю, что это совсем тупо.

Томми под конец совсем неясно бормотал, отводя взгляд и краснея. Уилбур, едва разобравший слова, широко улыбнулся, впрочем, оттенок печали всё ещё остался в его мимике.

— Может, немного клише, но кто сказал, что это плохо, да? Милая классика, особенно, если никогда не сталкивался с наркотиками и не знаешь, что это такое.

Томми цокнул, закатив глаза.

— Ты все портишь! Я о другом.

Уилбур смотрел на него какое-то время. Просто смотрел. Взгляд был нечитаемым, но для себя Томми решил, что в нём есть любовь. Определённо.

— О, ты так прав.

***

Уилбур впервые так крепко обнял Томми.

Семь дней. Семь дней они не увидят друг друга и проведут их в разных городах.

Уилбуру было сложно представить, что придётся так много времени быть без Томми. Так сильно он привык к тому, чтобы будить его по утрам, улыбаться, обнимать, слушать, как прошёл день, ходить за ним.

Томми уже было пора спускаться вниз и садиться в машину, но он шаркал стопой в сером носке по полу. Уилбур стоял рядом и разделял это тяжёлое настроение и нежелание расставаться, но поделать ничего не мог. Не тащиться же за ним к его родственникам, не отнимать время на них? Да и это было бы бессмысленно, они не смогут даже говорить друг с другом. Не делать же Томми вид, что он постоянно говорит по телефону? Это глупо, очень глупо.

— Не делай моську, словно прощаемся навсегда, — на выдохе сказал Томми. — Всего неделя.

— Всего неделя, — вторил Уилбур и резко поддался вперёд, чтобы крепко-крепко прижать подростка к себе. — Я всё равно буду скучать.

Томми сразу же сцепил руки на его пояснице, вздыхая, как будто мог почувствовать одеколон или запах кожи. Ему даже показалось, что он услышал что-то или воображение дорисовало само.

— Всего неделя, — ещё раз повторил Томми.

Они простояли так около минуты, а потом Иннит нехотя отстранился, поправляя лямку рюкзака, в котором лежало всё самое нужное. Пора идти. Когда его бледная рука потянулась к ручке двери, Уилбур, наконец решившись, остановил его, положив руку на спину. Томми обернулся и одним взглядом спросил: «Что такое?». Сут, помедлив, всё-таки наклонился и оставил быстрый поцелуй на приоткрытых губах.

Щёки Томми порозовели, а губы игриво растянулись.

— О, ты заставляешь меня хотеть задержаться.

Уилбур цокнул.

— Ой всё, пора уже идти, — призрак подтолкнул подростка к двери.

— Обязательно повторим, когда я вернусь! — захихикал Томми и всё-таки вышел за дверь.

Уилбур не пошёл провожать его до машины, посчитав это бессмысленным. Он прошёл по комнате к окну, отодвигая занавеску чуть в сторону, чтобы с улицы это не было заметно.

Внизу идущий к машине Томми, словно почувствовав взгляд, обернулся. Он заметил Уилбура и слабо кивнул. Сут помахал ему ладонью и отошёл.

В этот момент на плечи, словно одеяло, легли переплетающиеся одиночество и тишина. Было странно. Странно тихо, ни как обычно, когда все жильцы дома ушли кто куда и должны были вернуться максимум через пару часов. Было по-другому. Тишина отсутствия наполнила дом. Стало не по себе.

Уилбур обнял себя за плечи.

Впрочем, призрак не планировал всю неделю сидеть в одиночестве. Он через Томми договорился с Веной, что побудет с ней. Девочка была очень рада и составила некоторые планы. Она хотела вместе с Уилбуром прогуляться по некоторым местам, раз теперь есть такая возможность. Хотя сразу к ней Сут не направился.

У него наконец-то появились настоящие призрачные дела.

Дорога была сложной и долгой, учитывая, что под боком не было Томми, который может посмотреть маршрутные автобусы. Тем не менее, кое-как, но Уилбур добрался до пункта назначения и даже в приемлемое время. Было бы неудобно прийти в нерабочие часы.

Причудливые камушки и колокольчики зазвенели, сталкиваясь друг с другом, когда Уилбур толкнул дверь. Прошло не так много времени, и в книжном магазинчике ничего не успело поменяться, но взгляд сам начал метаться от стеллажа к стеллажу, удостоверяясь в этом.

На звон музыки ветров из прохода в каморку высунулась кудрявая голова Эрета, которые удостоверялись, что кто-то и впрямь заглянул к ним. Несмотря на то, что на них были чёрные очки, было заметно, что он нахмурился. Секундное замешательство, и Эрет быстро собралась с мыслями.

— Приятно видеть тебя, Уилбур, — они поздоровались в своей манере.

— Взаимно, — нервно ответил Уилбур.

Эрет не стали спрашивать, была ли у него какая-то причина прийти сюда или он зашёл поздороваться.

— Проходи, — просто сказал продавец, махнув рукой, и сам скрылся в комнате.

Уилбур, обходя стеллажи, зашёл в комнату для персонала или в личный кабинет. Он неловко переминался на пороге, пока Эрет не махнула на кресло в углу со словами: «Присаживайся».

Здесь тоже ничего не изменилось. Воздух казался таким же пыльным, как в прошлый раз, а количество кружек не прежним.

— Что у тебя случилось? — Спросила Эрет, отодвигая стул так, чтобы сесть напротив Уилбура.

— Я, эм-м, хотел поговорить, — Эрет кивнули, мол, он понимает. — Насчёт формального воскрешения на один день.

Уилбур замолчал, как будто Эрет могли понять только по этим словам, что же его беспокоит. Он нервно теребил подол свитера, а потом понял, что придётся продолжить, и сделал тяжелый вздох.

— Томми, он… очень верит, что всё пройдёт как по маслу. А я, ну. Не особо. Вот просто предчувствие у меня скверное. Как будто что-то в самый последний момент произойдёт. Просто интересно, что ты думаешь по этому поводу.

Эрет понимающе кивнули.

— Что касается самого ритуала, то всё хорошо. Я сверился со всеми удачными случаями, и у нас всё должно получиться. У тебя даже есть живой родственник, который может помочь. Так что об этой части не беспокойся, но форс-мажорные ситуации это не отменяет.

— Ясно.

Уилбур не отрывался от подола. Эти слова должны были его успокоить, но ничем не помогли.

— Тебя ещё что-то беспокоит? — задали очевидный вопрос Эрет.

— Это больше личные переживания, — хмыкнул Уилбур, не поднимая взгляд.

— Мне это интересно.

— Как исследователю?

— Да, — не стала врать Эрет.

Уилбур закусил губу, раздумывая, стоит ли делиться своими переживаниями сейчас. Ну, Эрет хотя бы были заинтересованы, а ему хотелось поделиться тем, что он не мог сказать Томми, не расстроив его самого, да и вываливать это на Вену не вариант.

— Я и Томми, мы, как бы выразиться, очень привязаны друг к другу. Очень. Он только первый день в отъезде, а я уже очень скучаю и знаю, что он тоже. У меня даже до смерти не было никого такого же близкого и важного, как он. Может, если бы мы познакомились раньше, то я бы и не беспокоился об этом, — Сут грустно усмехнулся. — Но как сложилось. Я постоянно не могу перестать думать об этом. О том, что я всё-таки мёртв. О том, что для Томми это на самом деле не есть хорошо. Он пытается убедить меня в обратном чуть ли не каждый день, но я просто, ну просто не могу. Я знаю, что меня не должно быть здесь. Ты сам говорили, что люди не становятся призраками в нормальных условиях. Я должен был умереть и, пуф, всё, закончиться, пропасть, кануть в небытие и всё такое. Но я здесь. И я непустое место для Томми. Но ведь однажды меня не будет, здесь, да? Однажды это закончится, я выполню свою миссию или что там. Однажды я оставлю его, хотя очень не хочу этого и… Я не знаю, что тогда будет. Я не хочу его оставлять, но я не должен быть рядом с ним. Меня словно снова поезд переезжает, когда я думаю об этом. Я просто хочу, чтобы у него всё было хорошо, но и также понимаю, что из-за меня не может быть хорошо, даже если я правда пытаюсь быть частью этого хорошо.

Уилбур закончил свою тираду и посмотрел на Эрета. Они выглядели сбитым с толку и пытающимся подобрать слова.

Эрету часто доводилось иметь дело с призраками, которые тосковали по жизни. По ощущению тепла, смеху близких и обычному темпу. Не все из них были суицидниками, но они тоже грустили о смерти. Как бы им не было плохо при жизни, они поняли её ценность после того, как потеряли всё. Уилбур не был исключением, но у него были причины грустить, которые появились после.

Какого это найти так идеально понимающего и дополняющего тебя человека, с которым очень хорошо и комфортно, уже после смерти и существовать с осознанием, что однажды ты покинешь его, заставив страдать?

— Он не понимает этого сам?

— Мне кажется, понимает, но отрицает.

— Ты должен объяснить ему.

— Я пытался! — тяжело вздохнул Уилбур, полностью откинувшись на спинку кресла. — Я, правда, пытался, но у него такое расстроенное лицо каждый раз, что я не могу заставить себя сделать ему ещё больнее, чем уже. Я ничего не могу.

— Это тебе так кажется, — сказал Эрет. — Я не спец во всём этом, но вижу несколько вариантов. Первый: ты всё-таки находишь способы донести до него, что можешь в любой момент уйти и вы отстраняетесь друг от друга. Второй: плывёшь по течению. Если ты не можешь ничего изменить, то почему бы напоследок не насладиться этим? Да и у Томми будут хорошие воспоминания, связанные с тобой. Может, впоследствии ему будет легче справиться со всем этим, если он будет думать о хороших вещах, а не о том, что ты отталкивал его, потому что боялся причинить боль.

— Мне не подходит ни один из вариантов, — поджал губы Уилбур. — Ни в одном из них Томми не будет счастлив, только временно.

Эрет покачал головой.

— Неприятно думать, что однажды важный человек забудет и отпустит тебя, да?

Уилбур резко вскинул голову:

— Что?

— Конечно, ты беспокоишься о нём, но из-за этого не сохраняешь объективность и думаешь, что он будет страдать до конца жизни. Никто ведь не знает, как будет на самом деле. Может, он быстро отойдёт.

Уилбур действительно никогда не думал о таком варианте. От таких мыслей грудь затянуло тугой болью.

А что если Томми действительно однажды забудет о нём?

Уилбур понимал, что так будет лучше, но менее больно не становилось.

***

В комнате стояла тишина, которую прерывало только чирканье карандаша.

Уилбур старательно расписывал сюжет и детали книги, которые могут помочь написать сочинение. Вена в это время скучающе и рассеянно крутила в руках ручку и смотрела по сторонам.

— Может, потом напишешь? — пресным тоном спросила девочка.

Уилбур хмыкнул, чего Вена всё равно не видела. Для неё он был летающим карандашом.

Призрак оторвался от записи и в углу странице вывел: «Тебе завтра сдавать сочинение».

— Я знаю, — ответила Вена, подперев голову рукой. — Ты бы мог просто написать за меня, в чём проблема?

Уилбур перевернул карандаш и почерневшим ластиком стёр предыдущую надпись в углу.

«Я не должен делать за тебя твою домашку», а потом, подумав, приписал: «Ты даже не читала эту пьесу, я и так помогаю, чем могу».

Вена капризно надула губы.

— Потому что она скучная.

Уилбур уже хотел специально перелистнуть страницу, чтобы отдельно расписать все плюсы и причины, почему пьеса не так плоха, как может показаться, но его отвлёк шум открывающейся входной двери в коридоре. По старой привычке по всему телу прошла нервная волна дрожи, а сам призрак насторожился, ощутив тревогу. Он уставился на Вену, как будто она могла почувствовать выжидающий взгляд. Несколько секунд ничего не происходило, поэтому Уилбур осторожно вывел вопросительный знак.

— А, да забей, — она махнула рукой. — Это мама с работы пришла. Она не зайдёт в мою комнату.

Нахмурившись, Уилбур написал: «Почему?»

— Ей нет дела, — отстранённо ответила девочка, как будто её саму это не волновало.

У Уилбура это вызвало только больше вопросов. Он знал, что Вена практически ничего не помнит из тех времён, когда он был жив, да и то, только хорошие моменты, которые можно было пересчитать по пальцам. Это не плохо, учитывая, что она ещё и не помнила обо всех пьяных выходках своего отца и не знала, за что тот сидит.

Уилбур надеялся, что никогда и не узнает, но этот отстранённый тон у девочки напрягал.

В её возрасте он всеми силами пытался привлечь внимание их мамы к его проблемам, но у женщины было своих вагон и тележка. Несмотря на тонны грубых слов, ранивших сердце, и полностью безразличных взглядов, которыми она награждала его, Уилбур искренне надеялся, что она исправится. Может, поэтому он боялся уточнять у Вены, какие сейчас у них отношения.

Просто боялся, что его младшая сестра, которую он всегда пытался защитить от любых нападок и невзгод мира, по его вине, из-за его отсутствия сталкивалась с тем же, что и он, пусть и в меньшем размере.

Уилбур перевернул страницу. Карандаш ненадолго повис в воздухе, пока он подбирал слова, с которых лучше всего начать.

В итоге он написал: «Вы с ней хотя бы разговариваете?».

Вена передёрнула плечами, словно этот вопрос был ей неприятен.

— Конечно, разговариваем.

«Как часто?».

— Что за допрос? — она фыркнула.

«Просто ответь».

— Ну, не знаю, — она потёрла шею, отведя взгляд. — Иногда она спрашивает, как дела в школе или ела ли я. Но так вроде всё? Просто не знаю, она постоянно либо на работе, либо занята своими книжками, а я не знаю, о чём с ней говорить. Никаких точек соприкосновения.

Уилбур закусил нижнюю губу, не зная, что сказать на это. Он сам никогда не получал никакой поддержки, да и поделиться было не с кем. Чтобы он хотел услышать тогда? Явно не банальное «Всё будет хорошо», которое ничем не поможет, если нет гарантий. Призрак даже не знал, за что ему зацепиться. Сказать, что мама обязательно обратит на неё внимание? Разве это не будет ложное обещание, он-то не знает, как всё будет. Или, может, сказать, что ей надо сделать первый шаг? Тоже бред, который будет звучать, словно он обвиняет её в том, что она ничего не делает ради внимания мамы, которое не должна заслуживать.

Впрочем, Уилбур знал один действенный способ, который всегда помогал девочке.

Он положил карандаш на стол и обнял Вену, пытаясь стать настолько физически осязаемым, насколько мог. Впервые за три года. Почти четыре.

В голове разом пронеслись все те моменты, когда его сестра дрожала, потому что с первого этажа были слышны крики и грохот посуды, а он крепко прижимал к себе и гладил по макушке, обещал, что всё будет хорошо, что мама с папой вот-вот помирятся, и вообще они на выходных все вместе поедут гулять в парк аттракционов.

Получается, он врал.

Вена выпуталась из объятий, хихикая. Она явно не понимала всей ситуации.

— Ладно, давай о другом. К примеру, о том, что ты можешь написать сочинение за меня.

Семь дней тянулись долго, как скучный урок, на котором нельзя отвлекаться. Вроде это время и было заполнено мелкими событиями, но в голове ничего важного не отложилось.

Самым первым, что узнал Уилбур — то, что Вена курит. Вечером первого дня она попросила его выйти с ней на улице, где достала пачку сигарет и зажигалку. Уилбур был ужасно шокирован, настолько, что мог просто стоять и смотреть, пока девочка дымила. Сигарета успела сотлеть полностью, а Вена достать вторую, когда он пришёл в себя и начал сетовать.

Конечно, Уилбур был сам не без греха и в её возрасте тоже курил, но для своей младшей сестры он не хотел такого. Он хотел было зачитать длинную лекцию о вреде курения, зная, что Вена не была осведомлена, что он когда-то сам пристрастился к этой вредной привычке. Вот только это было бессмысленно, тогда бы девочка не услышала ни слово. Она сама молчала, словно стояла одна и пустым взглядом смотрела то в тёмное небо, то на тлеющий кончик.

Уилбур не оставил своих попыток, когда они вернулись в дом, вот только Вена прочитала несколько первых слов и тут же отодвинула лист, сказав, что это её личное дело. Не так-то легко призраку объяснить, какой вред приносит никотин.

Иногда Томми что-то присылал Вене и просил передать ему. В основном это были отчёты в духе «Я доехал, всё хорошо, сейчас будем ужинать». Иногда подросток прикреплял фотографии. Особенно ему полюбился кот бабушкиной соседки — Финя, полностью рыжий, грациозной походкой и с надменным взглядом. Каждый раз, когда Томми выходил на улицу, то обязательно встречал его, считал своим долгом фотографироваться с этой легендой и удостовериться, что Уилбур знает об этом. Ещё Иннит несколько раз писал многозначительное «Очень скучаю». На такие сообщения Вена хихикала и спрашивала, нравится ли ему Уилбур и взаимно ли это. Сут само собой не мог посвятить в тонкости их отношений, поэтому обделял такие выходки сестры вниманием.

По ночам Уилбур уходил. Конечно, после того, как, покружив у постели сестры, убеждался, что она сладко спит, хмурится во сне и сопит заложенным носом. Появлялось нервное фантомное ощущение грядущей опасности, и в первый раз было страшно отойти хотя бы на шаг, не то, чтобы выйти за дверь. Как будто если он оставит девочку одну, то случится что-то страшное. Ощущалось это невыносимо, потому что давно не было правдой.

Вот только за дверью ждала другая опасность, которая не являлась таковой, но сам Уилбур содрогался, когда думал об этом.

В первый раз, выйдя из комнаты, он так быстро прошмыгнул к выходу, что даже если бы постарался, то не разглядел бы на кухне сутулый силуэт.

Маму удавалось избегать несколько дней. А потом очередной ночью Уилбур, сам не понимая зачем, замер возле входа на кухню. Он не поворачивался, не смотрел на женщину долгое время. Только автоматически вздрогнув из-за щелчка электронного чайника, он, наконец, осмелился.

Она сильно изменилась. Постарела словно не на три года, а лет на десять. На лице появились новые морщины и тени, скулы осунулись, а губы поджались, словно это их естественное положение, а не показатель постоянного напряжения. Женщина, сгорбившись, сидела за кухонным столом перед ноутбуком, который подсвечивал её лицо синим. На кончик носа сползли очки с фильтром синего, перестав защищать глаза. Она так была сосредоточена печатанием, что даже не поправляла их.

Уилбур, как одурманенный, зашёл на кухню. Поступь была неровной от того, что он пытался делать как можно мягче свои шаги, словно крадётся, боясь быть уличённым. Это было бессмысленно, но он не мог заставить себя вести как настоящий призрак, которого нельзя увидеть или услышать.

Так получилось само по себе. Уилбур не хотел притворяться, что он живой, что не было этих четырёх лет.

Пройти по кухне, думая, что он жив, получилось само собой. Словно это правда.

Уилбур задумчиво посмотрел сквозь щель штор в окно и не увидел своего отражения. Забавно, что оно есть в зеркале, но не в других отражающих поверхностях. Потом он прошёл до холодильника, чуть было не открыл его, но вовремя отдёрнул руку. Снова начал ходить, бесцельно меряя шагами комнатку с жёлтыми обоями. Один раз остановился возле плиты, которая выглядела такой чистой, словно на ней никогда не готовили. На ней было несколько разводов от мытья, но не критично. Останавливался он и возле раковины, где была сложена грязная посуда.

В конце концов, призрак перестал маяться и остановился прямо за спиной женщины, опершись на столешницу.

Уилбур смотрел в потолок, когда слова сами начали выходить из его рта. Вечер был такой, когда всё происходило без его непосредственного участия.

— Знаешь… мам, — выдал он из себя. — А я не злюсь на тебя. Вот правда не злюсь. Уже как-то не обидно и не грустно за всё, что было. Жалею я, конечно, что всё так вышло, и хотел бы исправить, но уже не злюсь. Устал я злиться.

Конечно, его мама не услышала его слов, но Уилбуру и не хотелось этого. Он говорил для себя, чтобы наконец-то самому узнать об этом.

Женщина неожиданно передёрнула плечами и поднялась со своего стула. Уилбур спокойно следил за ней глазами. Она отдёрнула шторы, проверяя закрыто ли окно, нахмурилась, приложила ладонь тыльной стороной ко лбу, а потом снова вернулась за монитор.

Уилбур продолжил.

— Но это я сейчас не злюсь за себя. А вот за Вену вполне могу начать. Ей не хватает тебя, очень не хватает. Ты наступаешь на те же грабли.

Она его не слышала. Ничего не ожидавший Уилбур почувствовал ком в горле от того, как ему была знакома эта ситуация. Пусть мама сейчас не отмахивалась от него, говоря, что Уилбур молотит какую-то глупость, она всё равно не слышала.

Призрак глубоко вздохнул. Он пообещал себе, что придумает, как разобраться с этим всем, а пока ему срочно нужно прогуляться. Просто пройтись, можно до набережной или мостовой, где открывается очень красивый вид.

В такие моменты Уилбур очень скучал за Томми. Может, он не мог рассказать тому всё, о чём думает, но просто быть рядом с ним само по себе утешение.