Рикардо редко думал о смерти. Она всегда была где-то рядом, плясала вокруг него под свист рассекающих воздух клинков и грохот пушечных залпов — он лишь нагло щерился ей в ответ и не останавливался ни на мгновение, не позволяя холодным пальцам костлявой до него дотянуться. Он оттачивал своё боевое мастерство, чтобы жить — а не чтобы не умереть. Видно, такое безразличие к ступающей по пятам гибели веселило госпожу удачу — она тоже участвовала в этом странном танце для троих, приглядывала за своим любимчиком, осмелившимся раз за разом бросать вызов судьбе.

О возможной гибели тех, кто ему дорог, Рикардо думал чуть чаще, но всё же эта мысль редко выходила с периферии его мыслей на первый план. Не то чтобы ему не доводилось терять близких, но он старался на этом не зацикливаться. Толку ли: все смертны, и лучше уж наслаждаться отпущенным временем, чем загодя горевать.

Потому и о смертности случайных (и не очень) любовников и любовниц он не думал — и тем более не представлял себе всей мрачности, которую таила в себе история жизни Третьего Архимага. Впрочем, она была не менее противоречива, чем он сам.

В Рашаде всё казалось на первый взгляд таким нелогичным, нестыкующимся. Холодные светлые глаза в контрасте с тёмной кожей и волосами. Немыслимая эрудированность — и неспособность понимать прозрачнейшие намёки. Просвещённость в самых разных научных вопросах — и умение удивляться совершенно обыденным вещам. Возможно, это детское восхищение миром и очаровало Рикардо, когда они были едва знакомы. Ещё в их первой беседе — о Дальнем Востоке, кажется, — капера подкупил этот искренний интерес Рашада к мелочам, которые казались незначительными, пока он не стал о них расспрашивать. И как-то незаметно для себя Рикардо втянулся в диалог с чудным учёным, который тут же перестал казаться таким уж замкнутым, каким выглядел со стороны. Его незамутнённое любопытство и радость исследования были столь ярки и заразительны, что невольно хотелось поддерживать эти беседы, пусть и чересчур заумные, и подкидывать ему всё новые и новые поводы для размышлений. Рикардо ловил себя на этом странном чувстве и позже, когда эльф промчался мимо него, помогающего разбирать завалы, со своим новым изобретением, и когда силы Исолы и Люмисэйда вместе с остальным союзом выступили против Императора, и когда их всех затянуло в искажённую реальность Пандемониума. Ни в один из этих моментов Рашад не переставал удивляться окружающей действительности, а Рикардо — ему самому, тоже влюблённому в мир, но по-своему.

Наверное, эта жизненная энергия и привлекла его настолько, чтобы в итоге беззастенчиво предложить переспать, хотя пират был уверен, что архимаг не согласится. Но чудеса тоже случаются — и ему удалось растопить этот ледяной панцирь, под которым, как оказалось, крылся тягучий жар пустыни. Да, Рашад, в отличие от Рикардо, был совершенно неопытен в постели, зато компенсировал это неподдельным, почти научным интересом к процессу и желанием… познать нечто новое? Изучить собственное тело? Просто получить удовольствие без обязательств? Рикардо не знал его истинной цели, но — чёрт бы побрал эти ловкие руки и мягкие губы — был готов помочь в её достижении.

Но в какой момент он перешёл черту и захотел большего, чем редкие встречи в командировках, в которые вызывался всё чаще под удивлённые взгляды Бьянки? Сейчас он бы уже не смог определить это точно — да и не хотел. Гораздо важнее было желание узнать о Рашаде больше. Рикардо почти ничего не знал о его жизни до Люмисэйда, до той злосчастной истории с Бареттой, которую ему пересказали гораздо позже. Не знал, но догадывался, что хорошего там было мало: слишком уж эльф замыкался в себе, когда разговор невзначай заходил о прошлом. Поначалу Рикардо не придавал этому значения, но постепенно понял, что эта тема Рашаду неприятна. Рикардо был не из тех, кто лезет в душу — замечая дискомфорт собеседника, он виртуозно менял тему, делая вид, будто ничего не произошло.

Но такая удача не могла длиться вечно, и вот настал момент, когда он просто не понял, что ступил на запретную территорию.

Это было в одну из их уже не столь редких встреч. Свидание шло по привычному плану: встреча — прогулка — постель, и они уже миновали последнюю фазу. Рикардо знал, что Рашад любит следовать строгому распорядку, и не возражал против этого. Хоть кто-то из них двоих любил порядок и уравновешивал этим отчаянную хаотичность пиратского капитана.

— Рикардо… — Рашад тщетно попытался встать с постели и беззлобно заворчал, когда любовник утянул его в объятия, не позволяя этого сделать. — Лучелика не будет со мной церемониться, если я не закончу тот отчёт.

— Какой отчёт, мы так давно не виделись… Я защищу тебя от Лучелики. И от Лафлэйса, если понадобится, и от кого угодно… — Рикардо расслабленно бубнил Рашаду в плечо, не выпуская из объятий.

Казалось бы, реплика была совершенно невинная, но Рашад почему-то напрягся.

— Считаешь, я не могу постоять за себя?

Рикардо стоило бы насторожиться от этой чересчур ровной интонации, но он лишь беспечно пожал плечами:

— Прости за прямоту, но ты не выглядишь как кто-то, способный…

Он так и не понял, как это произошло, но спустя мгновение Рашад уже нависал сверху, придавив капера к постели, пусть и слабо, в меру своих сил. В шею в районе артерии упиралось нечто заострённое и тонкое — не клинок, нет, что-то другое. Рикардо нервно сглотнул, глядя в холодные глаза напротив.

— Не волнуйся. Там всего лишь усыпляющий раствор, — Рашад отнял загадочный предмет от шеи любовника и показал ему: нечто вроде крошечного, с фалангу длиной, шприца с мутноватой алой жижей внутри.

Вот же засранец. А Рикардо наивно полагал, что в его окружении из самых разношёрстных личностей, привычных к убийствам и насилию, появился хоть кто-то далёкий от этого жестокого ремесла. Ага, разбежался.

— И ты туда же! — возмущённо прохрипел Рикардо, когда эльф снова как ни в чём не бывало растянулся на смятой постели.

— Поверь, мне не доставило бы радости вырубать тебя, — пробормотал Рашад, пряча шприц обратно, куда-то в одно из своих колец. — Но тебе это и не грозит. С первого взгляда было понятно, что тебя не подослали.

— Подослали? — приподнял бровь пират, пытаясь запомнить, в каком из колец спрятана та усыпляющая штука. Думать о том, что в каждую их встречу она находилась на руке любовника, было некомфортно.

Рашад поджал губы, будто собираясь с мыслями. Обычно так бывало, когда ему приходилось говорить о чём-то малопонятном, вроде межличносных отношений. Или когда он был чем-то расстроен.

— Меня пытались убить однажды.

О чёрт, кажется, на этот раз совпали оба пункта.

— И ты вырубил их этой чудо-штукой? — Рикардо нервно ухмыльнулся, опасливо поглядывая на кольцо.

Рашад покачал головой:

— Меня спас Танели.

Танели, Танели… Ах, да. Помощник Лучелики.

— Что ж, отправлю ему открытку с благодарностью за то, что ты всё ещё с нами, — сохранять весёлый тон становилось всё сложнее.

— С тех пор я решил, что не хочу быть таким же беспомощным в следующий раз, и разработал усыпляющую смесь, — продолжил Рашад так буднично, словно говорил не о том, как чуть не отправился на тот свет, а об одном из своих драгоценных экспериментов. — Собрал инъектор и потренировался им пользоваться.

Рикардо не отказал себе в удовольствии смачно выругаться сквозь зубы.

— Ну и как мне теперь уезжать от тебя, зная всё это?

Рашад растерянно моргнул, вопросительно глядя на исольца:

— В смысле?

— Я же постоянно буду думать, что, пока я далеко, тебя тут пытаются убить! — взорвался Рикардо, не зная, как ещё выразить мысль, холодное касание которой пугало его сильнее, чем проклятие морского бога.

Архимаг задумчиво нахмурился, глядя куда-то в сторону. Эта его привычка замирать посреди разговора и обдумывать следующую реплику слегка раздражала, но Рикардо каждый раз напоминал себе, что не у всех так хорошо подвешен язык, как у него самого, и набирался терпения в ожидании ответа.

Наконец Рашад что-то надумал и вновь повернулся к каперу:

— С чего тебе так за меня переживать?

Рикардо вдруг почувствовал себя рыболюдом, не способным на связную речь. Больше всего бесило то, что в ледяных глазах эльфа плескалось искреннее недоумение. Неужели Баретта была права и он настолько не разбирается в чувствах и взаимоотношениях?

Спокойно. Терпение, Рикардо, ты же знаешь, что порой в общении он не лучше маленького ребёнка. Нужно объясниться как можно прямее и подробнее, намёки тут не помогут.

— Потому мне не наплевать, что с тобой будет? Потому что я тебя люблю?

Вопросительная интонация вышла не нарочно: он будто задавал эти вопросы прежде всего самому себе. Рикардо был не из тех, кто трепещет от признания объекту чувств, и любовь для него в силу его ветрености вообще оставалась довольно смутным понятием. Однако уже не раз что-то заставляло его задуматься о Рашаде не просто как об очередном временном любовнике.

— Ты любишь каждого, кто готов выдержать твоё общество хоть минуту, — фыркнул Рашад, не глядя на него.

— Но не к каждому я возвращаюсь снова и снова через полмира, — пробурчал Рикардо, слегка оскорблённый такой реакцией на признание.

Однако от одного взгляда на лицо примолкшего эльфа стало ясно, что за фальшивой отстранённостью он не слишком умело скрывает смятение. Всё-таки проняло засранца!

— Влюблённость, — вдруг заговорил Рашад, — это всего лишь химическая реакция. Маленькое замыкание в мозгу, которое делает одну особь привлекательнее других. Но я рад, что тебя замкнуло именно на мне.

Да, слышать такое в ответ на признание в симпатии Рикардо ещё не доводилось.

— Не утруждайся, — буркнул Рикардо и махнул рукой нарочито легкомысленно. — Я переживу, если для тебя всё, что происходит между нами, только про постель.

В конце концов, мы с этого начинали — нечестно подталкивать тебя к чему-то большему против воли.

Рашад вдруг вспыхнул, бросив краткий острый взгляд:

— Я этого не говорил.

Рикардо подавил утомлённый вздох, хотя на душе слегка потеплело. Он давно чувствовал особое отношение архимага, но как же тяжело было вытягивать из него хоть какие-то проявления эмоций… Но, чёрт побери, он и сам уже увяз в этих отношениях и был готов даже на эту пытку молчанием и пробирающими до нутра, нечитаемыми взглядами льдистых глаз.

Глядеть на поникшие острые плечи отвернувшегося любовника было неуютно. Вот же… Хотел как лучше, а в итоге обидел, заставил талантливейшего учёного разбираться с тем единственным, что было для него загадкой: собственными чувствами. Рикардо пододвинулся ближе и, прочистив горло, негромко заговорил:

— Не дуйся. Я верю, что в случае нового нападения ты сможешь защититься. И ты здесь не один, в конце концов. А остальное… — он нервно дёрнул пушистым ухом, подбирая слова. — Не обязательно это проговаривать, если не хочешь. Это не изменит того, что между нами происходит.

Напряжение в замершем на краю постели угловатом теле немного ослабло, и до слуха Рикардо, кажется, донёсся тихий вздох облегчения. И как ты до сих пор не научился хоть немного разбираться в себе? Или отрицать необходимость чувствовать было проще всего?

Пусть беседа вышла не из простых, Рикардо был готов снова послужить проводником по миру эмоций, если это понадобится. Так странно: обычно он не отличался терпением, но с Рашадом был согласен на сколь угодно долгие выяснения отношений, лишь бы тот почувствовал себя комфортно. И когда только успел так привязаться?

Рашад вдруг поднял вихрастую голову, а затем откинулся назад — как всегда, резко и слегка неловко. Но Рикардо привычно поймал его и помог расположиться поудобнее: с ролью тёплой подушки для мерзлявого любовника он свыкся давно. Эльф уютно устроился головой на бёдрах фелинокровки и едва заметно изогнул губы в улыбке. Обрамлённые пушистыми ресницами глаза, обычно отрешённые, сейчас глядели столь осознанно и красноречиво, что по загривку пробежали мурашки, а под рёбрами заворочалось мягкое тепло. И когда Рашад вскинул руку и осторожно скользнул длинными пальцами по щеке и губам Рикардо, у того уже не осталось сил заглушить внутренний порыв, который потребовал накрыть смуглую ладонь своей и исступлённо расцеловать сначала каждый палец, а потом — тонкое запястье. Ещё немного — и они пойдут на второй заход. И никаких отчётов!

Кажется, он и впрямь слишком размяк в последнее время, но как же приятно было нырять с головой в эти ощущения, словно в тёмную морскую глубину, полную неизвестности. Рикардо она не пугала — не было ещё таких белых пятен на картах, какие он бы не смог заполнить. Сегодня вот восстановил ещё одну область: пугающую, мрачную, но крайне важную. Сама карта была ещё важнее — Рикардо составлял её давно, поначалу сам того не зная, теперь — уже осмысленно. Она включала в себя всю противоречивую натуру Рашада, и Рикардо не терпелось стать первопроходцем даже самых потаённых её участков, вроде того, что открылся ему сегодня. Все они были исполнены красоты, пугающей и опасной — прямо как тот, чья жизнь была на них запечатлена.