Ночь нежна

Для разбитого сердца

Кто утрёт твои слезы,

Когда оно развалится?

Beach House — Space Song

***

      — Ты просто ничтожество, — шипел знакомый женский голос в правое ухо. — И как тебя только земля носит? Лучше бы не рождалась, — обидные слова впитывались и проникали глубоко внутрь, били в самое сердце, разбивая, словно стеклянную посудину. Невольно пронеслась мысль, что склеить уже вряд ли получится, хотелось громко истерически рассмеяться с абсурдности ситуации, но выходили лишь тихие хрипы. — Я не разрешала тебе издавать звуки, ты, мелкая дрянь! — несильный удар чем-то тяжелым по затылку слегка отрезвляет, тупая боль отдавалась куда-то в сторону височной части. Ладонь, словно отделённая от тела, тянулась к месту удара, но её грубо перехватили.

      Слёзы стекали по-детски пухлым щёчкам тонкими ручейками, сдержать их крайне трудно, но выбора не оставалось — новых синяков получать не хотелось. Глаза слипались, неимоверно хотелось прилечь хотя бы на пол на пару минут, лишь бы прийти в себя, но возможности не было. Правая рука начала затекать от неудобной позы, пальцы человека, стоящего позади, всё ещё грубо держали детскую кисть чуть поодаль теменной части головы.

      — Прости, — голос осип, говорить трудно и больно, но нужно потерпеть. — Прости меня, сестра, я не должна была плакать без разрешения.

      — Умничка, — руку отпустили, но сказанные слова насквозь пропитаны ядом. — Так бы сразу, Хёрим. Сейчас вытираешь сопли, умываешься и идёшь в школу. Если мне позвонят и я узнаю, что ты опоздала, как думаешь, что тебя ждёт?

      — Снова будешь морить меня голодом? — всхлипы, казалось, можно было услышать в другой комнате с закрытой дверью. Тишина в квартире давила, голова словно постепенно наливалась свинцом от напряжения.

      — Ты как со старшими разговариваешь?! — второй раз ударили по левому уху, наверное, в этот раз ладонью. Болезненный вскрик сдержать не удалось, за что ещё один удар пришёлся по позвоночнику. — Ты безнадёжна. Сколько раз тебе повторять, надо сдерживать свои ебучие эмоции и вопли?! Реви сколько хочешь в одиночестве, чтоб я этого не слышала. Трудно это понять?

      — Не трудно, — всхлипывая, ответил ребёнок, и опустил голову, жмурил уже начавшие болеть глаза, чтобы сдержать поток слёз, рвущихся наружу.

      В тот момент ей вспомнились строки из «Завещания Оскара Уайльда» Питера Акрайда, прочитанной несколькими днями ранее.

«Никогда не следует открывать миру свои подлинные чувства, иначе они будут растоптаны»

***

      После обработки раны Чан молча ушёл, оставив меня в гордом одиночестве убирать всё назад. Я, конечно, не удивилась такому поступку, но в глубине души надеялась, что он останется чуть подольше, не оставит меня совершенно одну в кабинете.

Воспоминания из детства всплывали в голове фрагментами, но портить себе только-только поднявшееся настроение не хотелось.

      — И почему я об этом думаю? — ворчала я себе под нос, встала, закрыла зелёнку и подошла к шкафчику. — Придурок, я ему отворот-поворот даю, а он лезет и лезет, ещё и обижается. И вообще, на обиженных воду возят, тоже мне, неженка, — собрала весь мусор с тумбочки, выбросила в ближайшее мусорное ведро и вышла из медпункта. — Лучше бы я вообще не приходила, — прошептала я себе под нос, шумно сглотнула слюну и сжала руки в кулаки. Глаза начали слезиться, дыхание постепенно учащалось, а руки — трястись.

      В коридоре стояла компания парней, среди которых находился Чан. Возле аудитории, в которую мне нужно было зайти.

      Блять… Блять-блять-блять-блять!

      Пересиливая себя, я взяла себя в руки, и медленно пошаркала в сторону кабинета, смотря себе под ноги. Ногти ощутимо впиваются в ладонь, но я толком не обратила на это никакого внимания, сосредоточившись на своих ощущениях. Тревожность постепенно начинала брать под контроль, мешая адекватно мыслить.

      Почему именно сейчас? Почему он там? Почему они смеются? Что я сделала? Зачем он так со мной? Боже, помогите, кто-нибудь, помогите мне, уберите их отсюда!

      С такими мыслями я еле дошла до кабинета и увидев, что никого нет, буквально влетела внутрь. Закрыв дверь и спиной облокотившись на стену возле, сползла по ней вниз, положила руки на колени и, дав волю эмоциям, беззвучно начала хныкать, сжимая челюсть. Тревога постепенно отступала, оставляла после себя лишь опустошённость и дикую усталость, хотелось лечь на прохладный пол, как в детстве, закрыть глаза и через несколько минут тишины уснуть.

      Спустя некоторое время пребывания в таком положении тело ощутимо затекло, так что я приняла решение встать, опираясь ладонью о стену, отряхнуть задницу от пыли, и сесть на своё место возле окна, где дул приятный весенний ветерок, отгоняя все неприятные мысли и чувства. Никого видеть не хочется, в особенности — Кристофера, поэтому я прикрыла глаза, повернув голову к открытому окну, и сидела так, пока аудитория не наполнилась людьми. Началась первая пара. Галдёж вовсе не мешал мне наслаждаться теплом солнечного света и отрезвляющей прохлады, так что я смогла позволить себе слегка улыбнуться — впервые за всё это время.

      Пусть я и понимаю, что он не виноват, но… осознание этого никак не поможет мне почувствовать себя лучше.

***

      В ожидании конца пар время тянется всегда медленнее, чем обычно. Всё происходит словно в замедленной съёмке, и это до безумия раздражает. От скуки я и смотрела в окно, и рисовала на полях цветочки и деревья, и прислушивалась к шёпоту одногруппниц, где они обсуждали новый камбэк BTS, и даже пыталась подремать, положив голову на парту, но преподаватель постоянно не давал мне этого сделать, раз в двадцать минут делая громкие замечания девушкам, сидящим на следующем ряду.

      Как же меня это бесит…

      На последней паре я сидела, подперев голову рукой, и временами поглядывала на Бан Чана, старательно записывающего слова самого скучного преподавателя на факультете. Никогда не понимала, почему он так мило выглядит, когда хмурит брови в негодовании, зачёркивая что-то, или, когда подносит ручку к пухлым губам, думая над ответом на вопрос. Мысли казались мне неправильными, хотелось дать себе отрезвляющую пощёчину, чтобы не думать о таких деталях, но что это изменит? Верно, ничего. Поэтому я продолжила делать вид, что пишу, а сама тайком посматривала на парня, которого сегодня я буквально послала. Тупо? Да. Нелогично? Тоже да. Пронеслась мысль, что по части логики от него не особо отличаюсь, и я еле заметно улыбнулась, опуская взгляд на парту.

      — На сегодня всё. Спасибо за пару, увидимся на следующей неделе. До свидания, — сказал преподаватель хрипловатым голосом и ушёл в лаборантскую, не дождавшись какой-либо реакции от аудитории.

      Кто-то быстро пихнул тетради в сумку и выбежал из зала, кто-то нехотя встал и собирал вещи со стола, а меня дома не ждут, мне некуда торопиться. Да, я ждала звонка, но только потому, что мне надоело слушать занудную речь работника этого заведения. Кто вообще любит сидеть на парах? Покажите мне этого пи… кхм, странного человека.

      Здесь — тихо и спокойно, я смотрела в окно, явно не собираясь покидать университет. Бо́льшая часть группы смылась, осталась пара-тройка человек, не считая меня.

      — Эй, Чанни, ты домой? — раздался весёлый голос Феликса — самого яркого и энергичного парня в группе. Когда он в хорошем настроении — голос чутка выше, чем обычно. Всегда поражалась его способности манипулировать своим голосом, как ему вздумается. — Мы могли бы погулять, если нет планов?

      — Прости, Ликс, сегодня не выйдет. Нужно забежать к родителям и помочь сегодня, — с извинительной улыбкой произнёс Кристофер, задвинул стул, и вышел вместе с другом из аудитории. — Но мы могли бы погулять сейчас, пока идём до дома. Моя мама постоянно тебя ждёт.

      — О, значит, идём! — схватил его за руку и побежал к выходу из заведения. — Как раз по дороге зайдем за токкпоки! — голоса парней становились всё тише, пока и вовсе не пропали.

      Я медленно встала, кряхтя, как старая бабка, взяла листок с корявыми записями и, смяв его, по дороге выбросила в урну возле двери. Колено за день почти прошло, так что я, почти не хромая, вышла в коридор и в полнейшей тишине поплелась к выходу.

      Слава великому Джашину-сама, наконец-то никого нет! Какое счастье. Осталось каким-то образом дойти до дома и можно отдохнуть.

***

      День окончательно и бесповоротно испортился, когда посреди дороги пошёл ливень.

      Ткань неприятно липла к телу и холодные капли попадали за шиворот оверсайз футболки, вызывая табун мурашек по всему телу. Спрятаться от дождя негде, все кафе и магазины — уже пройдены, возвращаться обратно не хотелось. Чёрт… осталось обойти несколько домов, повернуть направо, и выйти на родную мне улицу, радуясь, что осталось совсем немного.

      Через пятнадцать минут виднеется знакомое пастельно-розовое трёхэтажное здание с парковкой внизу. Рядом — клумбы с цветущими пионами, так бережно посаженные соседками, чтобы украсить унылый район новыми красками. Сколько раз я уже сказала, что этот район — унылый?

      Я достала из кармана связку ключей с брелоком EXO по дороге к дому, открыла железную входную дверь и, схватившись за перила, начала аккуратно и медленно подниматься по лестнице, стараясь не тревожить больную ногу.

      — М-да. Кажется, всё-таки ушиб. Ещё и этот долбоклюй не убрал свой ебучий велик, класс, — пробубнила я себе под нос, поднимаясь на последний этаж. — Выбросить его с окна или разобрать на детали и продать? Хм… деньги нужны всем, в том числе и мне, так что… — я гаденько улыбнулась, предвкушая лёгкие деньги и, взяв в две руки велосипед, начала медленно оттаскивать его от двери своей квартиры вглубь этажа, стирая колёса о бетон.

      Жаль ли мне? Нет. У эгоистичных особ вроде меня совести не наблюдается!

      В этот момент вышел молодой подкачанный парень, с тёмными волосами, красивыми карими глазами, в облегающей чёрной футболке и спортивных штанах марки adidas из квартиры напротив.

      — Эй, ты чё делаешь с моим великом? — этот ненормальный подошёл ближе ко мне, схватил своими широкими ладонями велик и потянул на себя. — Отдай его, ты даже поднять его нормально не можешь. Эй!

      — Так это твой велик, переросток? — я подняла голову и показала язык. Что-то мне как-то страшно с ним связываться… ну, кто не рискует — тот лох. — Нечего было ставить его напротив чужой двери, придурок.

      — Слыш, ты, случаем, не ахуела? Со старшими так разговаривать, тебе на вид не больше девятнадцати! — наклонился он и прошипел прямо в лицо, пытаясь выдернуть транспорт из рук. Это я ахуела?! — Дай сюда!

      Я резко отпустила велосипед и парень полетел вместе с ним на пыльный пол, больно ударившись задницей.

      — Слушай сюда, ты, ебанько, еще раз я увижу эту штуку возле своей двери и будь уверен, — ты его больше не увидишь. А потом я сломаю тебе ногу. Всё ясно? — сощурила я глаза и поставила руки в боки в детской манере. А нечего было наезжать на меня! — И я тебе не «Эй», меня зовут Ким Хёрим, для особо тупых — просто Хёрим.

      — А ты, значит, дерзкая у нас, а? — сосед поднял себя с пола, опираясь на одну руку, следом — велик, аккуратно поставил его напротив своей двери, будто он сейчас развалится, повернулся лицом ко мне и, выпрямляясь, отряхнул руки. — Со Чанбин. Для тебя просто Чанбин.

      — Откуда такая доброта, переросток? — я внимательно посмотрела в его хитрые глаза, ища какой-либо подвох. Выше меня на голову, с чуть пухлыми губами (у Чана больше, пф), выразительно очерченным овалом лица, волосы тёмно-коричневые, явно покрашенные. Подозрительный ты, дядя, я была уже готова дать дёру!

      — Повторяешься, малявка, — по-доброму усмехнулся Бин и пригладил чёлку. Это я повторяюсь?! Да если бы я сейчас начала по-серьёзному тебя обсирать, ты бы сдох от моего огромного словарного запаса! — С соседями надо дружить, а не язвить, как некоторые, — мельком взглянул на наручные часы на правой руке. Может, он не такой уж и плохой… — Мне пора. Было приятно познакомиться, Хёримми, — Со аккуратно отодвинул меня с прохода и быстро начал спускаться по лестнице вниз, иногда перепрыгивая по две-три ступеньки.

      — Какая я тебе Хёримми, блять?! Нет, ты всё-таки меня бесишь! — крикнула я, слегка перевалившись через перила, и посмотрела вниз на лестничный пролёт. — И вообще, у тебя задница грязная. Хоть бы вытер что-ли, — уже тише сказала, хмыкнула себе под нос, повернулась лицом к своей квартире, ввела пароль и вошла в свою обитель, наконец почувствовав себя на своём месте.

      Квартира очень уютная, состоящая из двух просторных комнат, кухни и совмещенных душевой и туалета. Первая комната оформлена под спальню, с двуспальной кроватью, стоявшей параллельно панорамному окну с бордовыми шторами, шкафом-купе и компьютерным столом. Над кроватью висит гирлянда, возле — стоит напольная вешалка для верхней одежды, напротив стола профессиональное компьютерное кресло.

      Во второй — висит на стене широкий телевизор, напротив стоит диван и стеклянный столик, по углам — напольные подставки под цветы, в которых уже как год ничего нет. Они просто… стоят пустые, как декор. На стенах висят любимые картины Ван Гога и Никола Самори, единственная среди них — «Девушка с синим цветком» — неизвестного художника. Сама квартира оформлена в тёмно-белых тонах.

      Если бы не тётя, взявшая меня под опеку, вряд ли я смогла бы заработать столько денег на такую квартиру, за что я ей безмерно благодарна. И пусть тёти уже нет несколько лет, она всё равно позаботилась о будущем своей племянницы.

***

      Я нарочито медленно разулась, прошла в душевую, оставляя после себя следы из воды и, быстро раздевшись, наконец встала под струи горячей воды.

      Быстро смыв с себя последствия ужасного дня и помыв голову, вышла и обтерлась насухо. Встав напротив зеркала, я начала расчёсывать непослушные волосы, которые порой хочется отрезать. В зеркале отражается невысокая, чуть бледная, девушка, с короткими чёрными волосами, тёмно-карими глазами, родинкой на скуле, маленьким носиком с небольшой горбинкой, и пухлыми губами. Ну, да, это я. Как я докатилась до жизни такой?

      После — наспех я надела огромную футболку, домашние шорты и тапочки, чтоб не поскользнуться на дождевой воде. Взяла швабру, вытерла оставленные следы, помыла руки после и прошла на кухню, попутно включая на телефоне плейлист с треками Bloo.

      — Итак, время делать выводы этого дня, — как обычно начала говорить я, делая вид, что меня кто-то слышит. Ну… я делаю так довольно часто, заполняя тишину квартиры. Так я хотя бы не буду казаться сумасшедшей, всё равно никто не видит.

      — Получила боевое ранение с велосипедом, непрямо послала нахуй Бан Чана, словила тревожку, поревела, познакомилась с соседом в почти драке за велик, попала под ливень и замёрзла почти насмерть. Хм, — достала пачку сырного рамёна в шкафчике над столом и неглубокую кастрюлю. — Чан-Чан-Чан… Почему же ты меня раздражаешь? — налила горячую воду в посуду, поставила на газовую плиту и зажгла огонь. — Потому что ты хороший? Хороший… Хм, — через несколько минут вода закипела, я открыла пачку, достала специи, вскрыла их, и кинула всё содержимое в кастрюлю, убавляя огонь на средний.

      — Вряд ли, это только привлекает. Может, потому что к тебе невозможно придраться? — кинула лапшу следом и начала потихоньку помешивать. — Да, точно, ощущение, будто недостатков просто нет. Ещё и ямочки. Милые. Чёрт, — через пять минут выключила воду, слила лишнее в раковину и положила всё приготовленное в тарелку. — Чувствую себя ужасно. Он же так старался помочь, но разве меня волнуют чужие чувства? — достала палочки и, прихватив тарелку, присела за стол. — Или всё же волнуют? Блять, почему всё так сложно? — я отложила палочки и положила руки на гладкую поверхность, смотря в стену напротив.

      — Думаю, надо всё же извиниться, но тогда он расценит это как зелёный свет, а подпускать его нельзя. Или можно? Ты как считаешь, мам? — повернула голову на фотографию улыбающейся матери в рамке. — Как бы ты поступила на моём месте, если бы была жива? Я постоянно чувствую вину, он — единственный, кто хоть как-то проявляет ко мне внимание и заботу. Должна ли я его подпускать? А что, если он уйдет? Я не выдержу этого, привяжусь и кинет, как последнюю шавку, не в обиду собакам. Блять, — поджала я губы, чтобы не расплакаться, закрыла лицо руками и быстрыми движениями потёрла его, чтобы взбодриться. Ком подкатывает к горлу, немного меня раздражая. Ненавижу плакать. — Думаю, если вдруг, я ничего не потеряю. Да. Так и поступим.

      Ещё около получаса я провела в размышлениях, что мне делать и как поступить, чтобы избавиться от чувства вины. Я призналась в пустоту, что думала в основном только о себе и мне правда жаль, что так поступала, но разве можно иначе? Подпускать кого-то к себе ближе, значит — привязываться, следовательно — быть счастливой, но при этом как быть, если меня опять бросят? Счастья не бывает без боли и наоборот. Но… ради Чана, наверное, можно рискнуть. И пусть я его не знаю толком, пусть он сделает мне больно, если захочет, я будет к этому готова. Так будет правильно.

      Посмотрев в тарелку, я заметила, что еда уже давно остыла, убрала в холодильник остывшую лапшу, помыла за собой кастрюлю и, выключив везде свет, прошла выученной дорогой до спальни. Запрыгнув на двуспальную кровать, включила разноцветную гирлянду, залезла под одеяло и, почувствовав холод любимой подушки, быстро вырубилась.

***

      На следующий день Кристофера нет на парах.

      Через день — тоже.

      Не то, чтобы я переживаю, но начала разговор со старостой впервые за два года учёбы, попросила номер телефона и адрес одногруппника, на что получила недоумённый взгляд. Пустое место мозолит глаза и слишком сильно привлекает к себе мое внимание, так что сразу после пар я пошла в сторону своего дома, но не дойдя несколько кварталов, остановилась напротив молочного цвета частного дома с маленьким садом.

      Вздохнув и выдохнув несколько раз, успокоив чересчур учащенное сердцебиение, нажала на дверной звонок. Подождав несколько минут, я недовольно поджала губы и, поняв, что уже никто не откроет, повернулась в сторону выхода и медленно начала спускаться по миниатюрным ступеням.

      — Хёрим? — хриплый, неверящий голос раздался за спиной словно гром средь ясного неба, остальные звуки резко пропали для меня, сосредоточившись на совсем другом.

      Я обернулась и, тихий хрип, как в детстве, всё же сдержать не удалось.

      — Да, привет. Клёвая толстовка, — пытаясь не смотреть в глаза, почти сипела я, махнув рукой на чёрную толстовку с разноцветной надписью «Бесплатные обнимашки».

      — Зачем ты пришла и как узнала мой адрес?

      — У старосты. Пришла извиниться. Что с тобой? — я осмелилась поднять взгляд на его лицо и нахмурилась, увидев красные опухшие глаза, будто он ревел несколько часов. Под ними — синяки и бледноватая кожа, почти такая же, как у меня самой. Кристофер слегка осунулся, и скулы стали более заметны. Что-то мне это всё не нравится…

      — Аллергия.

      — На что?

      — На тебя. Так что ты там хотела? — ахуел?! Я пришла к тебе извиняться! Из-ви-ня-ться! А ты!

      Я громко выдохнула, успокаивая негодование, и посмотрела прямо в тёплый взгляд карих глаз.

      — Извиниться за своё поведение и сказанные мною слова. Я чувствую безумную вину. Ты — единственный, кто позаботился обо мне впервые за несколько лет. И… я бы хотела подружиться с тобой. Ты всё ещё меня подбешиваешь, но мы что-нибудь придумаем, — быстро выпалила, слегка улыбнулась и чуть наклонила голову, повторяя его привычку. Прокатит же?…

      — Конец всё испортил. Ты неисправима, — усмехнулся Чан и улыбнулся во все тридцать два.

      — А как же иначе?

      — Я согласен, — прокатило! Очешуеть!

      Кристофер резко схватил меня за руку и сбагрил в свои тёплые и очень комфортные объятия, на что я непроизвольно обхватила его за талию и уткнулась носом в районе ключиц, ничего не имея против. Так уж и быть, сегодня — можно.