Ты повзрослела. И поумнела. И погрустнела. Обычная лестница из трех ступенек.
© Дмитрий Емец
— Он мог умереть там, умереть, понимаете вы это или нет?!
Трандуил тяжело дышит, даже не пытаясь скрыть своей ярости, сжимая кулаки. Морнэмир напротив выглядит до тошноты равнодушным, что лишь еще больше выводит его из себя. Леголас мог умереть. Умереть из-за собственного проклятого деда, которого, похоже, то и вовсе не волновало.
Трандуил с трудом сдержал весь тот гнев, медленно копящийся внутри все те дни, пока сын пробыл без сознания, метаясь в лихорадке меж смертью и жизнью, по его пробуждению безукоризненно сыграв обеспокоенную усталость.
Иное могло бы Леголаса просто испугать, нанося еще больший вред ослабшему организму. С его отпрыска вполне сталось бы, посчитав себя виновником отцовской злости и причиной сложившейся ситуации в целом, начать защищать дражайшего наставничка.
Трандуил поначалу и не хотел раскрывать наличие очередного живого, и к величайшему его сожалению, прекрасно себя чувствующего родственника. Но в памяти все еще были живы воспоминания о том, что произошло, когда Леголас узнал о существовании тетушки. И повторения ему не хотелось.
Леголас бы узнал, рано или поздно, и Трандуил предпочел, чтобы истина была сказана им самим, в той мере в какой было угодно ему; нежели то сделал бы некто другой, руководствуясь собственной выгодой. Он, пожалуй, и так лгал сыну слишком долго.
— Сын вашей дочери, любимой младшей дочурки, мог умереть по вашей, лорд Морнэмир, вине. — Трандуил будто нарочно выделяет голосом последние слова, жадно наблюдая за лицом визави. — Помните ее? Помните Эллериан? Она ведь, кажется, была вашей любимицей, не в пример той же Эйлинель.
— К чему эти глупейшие распросы? — Морнэмир произносит это нарочито безучастным тоном, но король с немалой долей удовольствия отмечает дрогнувшую на миг маску равнодушия. — Не понимаю, как она и тема нашего разговора связаны.
— Ах, вот оно как, — Трандуил насмешливо улыбается. — Значит ли это, что вы и вовсе не причастны к произошедшему? Иль, быть может, уверите меня в том, что Леголасу и не грозило ничего, и был он в полнейшей безопасности, как и должно было быть?
— Смею напомнить, что ничего бы и не было, если б вы, мой владыка, тщательнее следили за своим сыном. — Сухо говорит в ответ эльф, но Трандуил уже и без особого труда замечает, что тот нервничает, выстукивая замысловатый такт на эфесе меча.
— А я был бы крайне признателен, если б вы, лорд-советник, позволили мне решать вопросы касательно деталей воспитания своего сына самостоятельно. И прошу, не переводите тему, не о том речь идет.
Морнэмир со свистом выдыхает, уже не тая собственного раздражения. Трандуил удовлетворенно ухмыляется, подаваясь чуть вперед.
— О, и о чем же тогда?
— Вероятно о том, что вы послали моего сына, позвольте напомнить, единственного сына и наследника трона, на заведомо обреченную на провал и смерть затею, на морготов юго-восточный рубеж, зная, что тот почти наверняка этого не переживет.
Трандуил глубоко вдыхает, не заметив толком, как вновь распалился. Внутри шевелится жгучее желание швырнуть что-нибудь со всей мочи в стену.
— А это, знаете ли, с легкостью на государственную измену тянет. Намеренная попытка убийства наследника престола, м?
Морнэмир зло шипит нечто нечленораздельное в ответ, скрипнув зубами. А после вдруг победоносно ухмыляется, складывая руки на груди и исподлобья глядя на враз напрягшегося короля, изрядно удивленного подобной переменой.
— Наследника лишь формального, — насмешливо фыркает он. — Леголас ведь все еще только принц, насколько помню. Принц, быть может, даже еще в вашем завещании, а таковое наверняка имеется, как наследник не указанный. Раз уж вознамерились сделать Леголаса своим преемником на законных основаниях, то отчего не короновали, отчего не одарили титулом «кронпринца»?
Трандуил кривится, словно от зубной боли. В последнее время эта тема слишком уж часто поднималась в случайных разговорах; что уж таить, многие не раз спрашивали его о том напрямую, и никто правдивым ответом, как правило, доволен не оставался.
— Время не пришло, — бесстрастно он повторяет точь-в-точь такой же ответ, как и сотни тысяч раз до. — Леголас все еще слишком юн и, согласно традициям, нарушать кои я не смею, подобное было бы попросту непозволительно и неправильно. При живом-то отце уж точно.
Последнее он не добавить не может, быть может, даже просто из праздного любопытства и детского ребячества, желая посмотреть на реакцию собеседника. Которая, впрочем, ограничилась лишь кислой улыбкой, да коротким:
— Традициям?
— Да, традициям, — пожалуй излишне терпеливо повторяет король, рассеянно проводя рукой по привычно распущенным волосам. — Нашего рода. К которому, вот уж досада, никто кроме Лаэголаса и меня самого не относится, и уж тем более — вы, лорд.
— Какая досада, — ядовито цедит Морнэмир сквозь зубы.
— И правда, — легко соглашается Трандуил, склоняя голову на бок. — А потому извольте мне оставить право выбора момента для того подходящего за собою, и вернуться к первой теме нашей чудной беседы: вы пытались убить Леголаса, по юношеской наивности своей, совершившего такую несусветную глупость, как довериться вам.
— Вы излишне критичны, милорд, — хмыкает эльф в ответ, пристально глядя за действиями оппонента, в данный момент задумчиво наблюдающего за причудливой игрой света в точеных гранях изумруда одного из перстней. — Ведь до того я и обучил его искусству боя, и лишь удостоверившись, что Леголас способен выстоять, предпринял решение отправить его в схватку реальную.
— Бред, — категорично отсекает Трандуил, подпирая ладонью щеку и со скучающим интересом исследователя, глядящего на только что пойманную для коллекции очередную диковинную зверушку, смотря на тестя. — Сколько лет назад было начато обучение? Едва ли прошло пять десятилетий.
— Насколько мне известно, не в ваших привычках выпускать из-под своего бдительного контроля учеников, обучение не закончивших; которое в свою очередь, по всем устоявшимся канонам и обычаям, должно длиться несколько столетий уж точно.
— В том случае, если некий абстрактный воин, не раз доказавший свои умения и таланты в войнах, решается взять под опеку юного ученика и передать тому все свои знания — так происходит всегда. И я очень сомневаюсь, что вы вдруг решили этот порядок нарушить, как не делал еще никто и никогда.
Трандуил переводил дух, быстрым шагом подходя к письменному столу. Он аккуратно берет в руку бутылку вина, в другую — изящный кубок на хрупкой золотой ножке, до краев наполняя тот тягучей кроваво-багровой жидкостью и тут же делая жадный глоток. Морнэмиру он вина не предлагает по двум причинам: попросту не испытывая на то желание и какими-то чудом помня пристрастия драгоценного родича к белому полусухому.
Пару минут Трандуил просто молчит, отрешенно потягивая вино из кубка и глядя будто бы сквозь все также стоящего напротив Морнэмира, туда, где за огромным окном на тысячи лиг простирался Великий Лес. Кроны деревьев чуть колышутся на ветру и королю на миг кажется, словно он слышит привычный лесной шепоток, говор зверей и скрип древ, много старше его самого.
Он рассеянно кусает губу, скорее по старой привычке, искоренить кою давно уж бросил пытаться, нежели действительно нервничая или переживая, и лениво произносит:
— Я уж молчу о том, что Леголас не приносил присягу, не был определен в отряд и не прошел ни единой тренировки под руководством своего командира, а значит, по законам этого королевства, попросту права не имел лезть в бой.
— Он мой ученик, это дает некие привилегии и меняет определенные требования, — качает головой Морнэмир, задумчиво постукивая пальцами по подбородку. — Определять в отряд не придется, если, конечно, Леголас сам того не пожелает, что, пусть и маловероятно, но может случиться.
— Что насчет присяги... Следует ли мне расценивать ваши слова, мой король, как то, что Его Высочество все же остается под моею опекой и в одной из башен дворца заточен «во избежание», так сказать, не будет?
Король криво улыбается, потирая виски. Эта мысль все еще приносила ему горьковатое чувство досады, избавиться от которого, как казалось, будет очень и очень непросто. Но Леголас был прав — вечно рядом он не будет и Трандуилу придется сына рано или поздно отпустить. Уж лучше так, чем иначе.
— Мы пришли к некоторому соглашению. Да, вы поняли все совершенно верно. И если то так вас волнует, проблема с принесением клятвы также будет решена в течении следующих нескольких дней, как только Леголас достаточно оправится для того, но не раньше.
— Хорошо, — просто кивает Морнэмир, потирая переносицу.
— Это все или последуют еще оправдания? — скучающе вопрошает Трандуил. Былой гнев отчего-то улегся, оставляя после себя лишь смиренную апатию.
Морнэмир в ответ вдруг улыбается, добро фыркая.
— И действительно...
— Что вы имеете в виду? — устало спрашивает король, с трудом сдерживаясь от того, чтобы закатить глаза. Право слово, талант говорить загадками у его любимейшего родственника был не меньше, чем умение выводить из себя вполне спокойных, на тот момент, личностей.
— Ничего, ровным счетом ничего, не берите во внимание... — вновь усмехается эльф, покачивая головой. — Я послал к твоему драгоценному сынку, Величество, двоих достаточно опытных и толковых мальчишек, подстраховки ради. Все было под контролем, убиться бы Леголасу никто и не позволил бы, пусть тот и проявил к этому изрядный талант.
— Вот как, — ничуть не убежденный произносит Трандуил, мечтая лишь о том, чтобы проклятый родич убрался куда подальше. Под контролем иль нет, его интересовало лишь количество ранений сына, полученных даже с этой охраной в виде «опытных и толковых мальчишек». Но на душе становится самую капельку легче, пусть он и никогда того не признает в слух.
— Трандуил?
— Я вас все еще предельно внимательно слушаю, лорд Морнэмир, — полным нескрываемого яда голосом произносит король деланно медленно, выделяя каждое слово.
Собеседник хмыкает, будто бы ничуть не удивленный и не оскорбленный подобной реакцией, после выдавая нечто такое, что весь привычный мир Трандуила на миг переворачивается с ног на голову и обратно:
— Кажется, из тебя вышел хороший отец.
Король на миг замирает, глупо хлопая глазами, думая, не послышалось ли ему случайно и разворачивается, внимательно глядя на визави. Морнэмир сказал что? До чего странный и бредовый сон, право слово... Или это уже сам мир сошел с ума окончательно и бесповоротно?
— Спасибо? — неуверенно произносит он, не зная толком, что еще можно сказать.
— Я, возможно, был в кое-чем неправ, — вдруг довольно говорит Морнэмир, широко ухмыляясь.
Добить решил, видимо, — меланхолично думает Трандуил, залпом опрокидывая в себя полный кубок.
***
Леголас кривится, проводя пальцем по книжной полке, за время его отсутствия покрывшуюся толстым слоем пыли, берет в руки первый попавшийся томик и, сморщившись еще больше, ненароком наткнувшись на сборник лекарственных трав и их применения в повседневной жизни, откладывает тот куда подальше. Он вздыхает, растерянно ероша волосы и опускается на край постели, в задумчивости окидывая покои долгим взглядом.
Сорок лет прошло, подумать только... Комнаты, когда-то невероятно любимые, сейчас кажутся до странного пустыми, чужими, будто бы мертвыми. А ведь казалось, что каждое местечко, будь то уютное кресло возле камина, куда Леголас столь часто забирался с ногами, кутаясь в колючий плед с очередной книгой в руках или даже маленькая подушечка на кровати, аккуратно расшитая алыми лентами той, кого он и не знал никогда, — были до боли дороги. Когда-то.
Леголас мог бы назвать эти покои местом, насквозь пропитанным прошлым, столетиями воспоминаний и огнем чужих жизней, историей, частью которой ему ненароком посчастливилось стать. Но осознание этого, ранее приносившее благоговейный трепет, сейчас вызывало лишь необъяснимую глухую тоску.
Будто бы он враз стал здесь чужим, сделав нечто такое, что мгновенно отличило его от всех тех, чьи образы и смутные тени, казалось, все еще жили в этих стенах. Леголас вздыхает, не понимая толком причины странной горечи расцветшей вдруг в глубине фэа яркими цветами.
— И снова привет, pethron.
Знакомый, давно успевший стать родным голос вырывает Леголаса из размышлений. Он быстро моргает, невольно дергаясь, и наконец поднимает голову, чтобы тут же широко улыбнуться застывшему в дверях Тирону.
— Привет, — фыркает принц в ответ, лениво потягиваясь и поднимаясь с постели. — Похоже, теперь это прозвище намертво ко мне прилипло.
Тирон ехидно ухмыляется, комично приподнимая брови.
— Что не устраивает, Вашество? Или мне лучше звать вас «мой владыка»?
— Иди ты к Морготу на куличики, — беззлобно усмехается Леголас, взвешивая в уме стоит ли попытка швырнуть в рыжего насмешника подушкой нименуемого собственного поражения в этой битве, хотя бы только по причине отсутствия всякого желания обороняться. Очевидно — нет, но ведь так хочется...
— Какие выражения, Леголас, где твои манеры? — притворно возмущается Тирон, с абсолютным удовольствием глядя на мгновенно скривившегося словно от зубной боли друга.
— Вот мне до полного счастья не хватало, чтобы и ты начал о манерах и этикете зудеть, — деланно раздраженно шипит Леголас, расчетливым взглядом окидывая сначала аккуратно сложенную горку подушек, а после и чересчур довольного друга. Даже непозволительно довольного. Надо исправлять, — категорично решает Леголас, прищурившись.
— Ах, великая честь для меня, что удалось вас этим осчастливить, Ваше Милордство, — хмыкает он в ответ, с легкостью уворачиваясь от с силой пущенной подушки. — Грязно играете, Вашество.
— О, все только начинается, — зло усмехается Леголас, из последних сил пытаясь заглушить в голове недовольный голос наставницы Куэ, в хлестких выражениях отзывающуюся о подобных ярких проявлениях чувств и совершенно непозволительной несдержанности, ветрености и легкомысленности некоторых особ.
— А на этом, пожалуй, закончится.
Леголас вздрагивает, словно от удара, едва услышав знакомые жесткие интонации в ледяном, не терпящим возражений голосе. На мертвенно побледневшего Тирона рядом он старается и вовсе не смотреть.
— Мой король, — едва не запнувшись выдавливает тот из себя, падая на колени и пряча лицо среди ярко полыхающих огнем волос.
— Ваше Величество, — Леголас прикусывает губу, спешно следуя примеру друга, не до конца понимая, как ему следует вести себя сейчас. Этикет, разнообразия ради, тоже вспомнить не помешало — в конце концов, отец все еще оставался королем, сюзереном, а он лишь одним из сотни тысяч его поданных и исключением из общепринятых правил не являлся.
На несколько минут в комнате повисает звенящее молчание, на миг прерванное лишь внезапным шорохом одежд и сбивчивым шепотом, разобрать который у Леголаса не удалось.
— Встань, дитя.
Отцовский голос звучит совершенно бесцветно, как-то тускло и он, не медля более, повинуется. Поднявшись, Леголас позволяет себе бросить быстрый взгляд на отца, застывшего напротив с абсолютно непроницаемым выражением лица.
— Не кланяйся больше, когда мы наедине, хорошо?
Вопрос звучит неожиданно и чересчур необъяснимо, но отец произносит это каким-то особенным, странным тоном, не давая Леголасу и шанса на отказ.
— Да, конечно. — Он хочет было прибавить положенное «Ваше Величество», но в последний момент отчего-то останавливается. Что-то подсказывает, что то было бы лишним сейчас.
Несколько мгновений они снова молчат, то ли не зная, о чем должны говорить, то ли наоборот — не желая, пока наконец король не решается разорвать тишину, нахмурившись и спросив:
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, все хорошо, — тут же отзывается Леголас чуть растерянно, не понимая того, куда идет их беседа. — Целитель говорит, что еще пара дней и от ссадин и... шрамов даже следа не останется. Но и сейчас все уже в порядке, правда, — спешно добавляет он, увидев, как напрягается отец.
Тот внезапно насмешливо усмехается, задорно глядя на сына сверху вниз.
— Знаешь, этот твой друг грозился едва ли не брать штурмом дворец, будучи свято уверенным в том, что я держу тебя где-то в подземельях и пытаю, или, чего лучше, уже убил. И ведь не успокоился пока не пропустили...
Леголас невольно улыбается в ответ, без труда представив себе эту картину. С Тирона действительно сталось бы вытворить нечто подобное. Но улыбка почти в ту же секунду сходит с губ, и он опускает глаза, нервно теребя край рукава.
Разумеется, король подобную перемену не заметить не может, хмурясь еще сильнее и окидывая его долгим, пристальным взглядом, словно выискивая причину произошедшего.
— Что печалит тебя, ion nin? — внимательно вопрошает он, всматриваясь в лицо сына.
Леголас медлит мгновение, не уверенный до конца, следует ли ему открывать действительную причину или все же стоит солгать, как было бы проще для них обоих. Но одного жесткого взгляда отца, верно разгадавшего все его мысли без всяких слов, достаточно для того, чтобы эта идея тут же исчезла.
— Это глупо, — неуверенно начинает Леголас, исподлобья глядя на отца.
— Говори уж, — раздраженно фыркает тот. — Уверяю, какой бы чушью сказанное не оказалось, я ни осуждать, ни тем более обвинять тебя в чем-либо не буду.
Леголас недоверчиво морщится, уже предчувствуя то, какой позор придется пережить, и совершенно не веря отцовским словам, чересчур правильным, чтобы быть правдой.
— Я убил орка, — скороговоркой выдыхает он, напряженно наблюдая за удивленно приподнявшим брови отцом, который все отлично расслышал.
— Мне следует поздравить тебя? — медленно спрашивает король, осторожно подходя чуть ближе, словно опасаясь, что сын каким-нибудь чудесным образом теперь испариться и вновь пропадет.
— Я убийца, — обреченно говорит Леголас, опуская голову еще ниже.
— О. — Трандуил замирает на миг, склоняя на бок голову и внимательно глядя на него. — Так дело в этом.
— Леголас, послушай меня, — просит он, заметив, что сын взглядом сверлит пол, казалось, не обращая совершенно никакого внимания на происходящее вокруг. — Да, ты убил его, это правда. Я не вижу смысла в пространственных философских беседах о том, являются орки живыми существами в полном смысле слово иль нет, позволь оставить это более заинтересованным и сведущим; ты убил его, лишил нечто живое жизни.
— Но. Прежде всего помни лишь одно, дитя, это война. Тут нет убийц, как и нет святых. Есть только живые и мертвые, победители и проигравшие. Все. Если бы ты не убил его, то сам был бы уже мертв, и я сильно сомневаюсь, что того орка мучили бы после угрызения совести.
Леголас прикусывает обратную сторону щеки, пытаясь удержать себя от того, чтобы случайно наговорить лишнего. Это — явно не то, что он ждал и хотел услышать, но то, что услышать было необходимо.
Отец напротив лишь горько усмехается, покачивая головой. Кажется, его сын все еще слишком, непозволительно юн для этого всего... Не то чтобы у них был выбор.
— Это война, настоящая война, Лаэголас. Я не вижу смысла лгать тебе, уверяя, что все в порядке и ничего не происходит, а по тому и не буду. Единственное мое желание сейчас заключается лишь в том, чтобы ты, дитя мое, эту войну пережил. И поверь, если для того тебе придется стать убийцей, ты им станешь.
***
Леголас глубоко вдыхает, на мгновение закрывая глаза. Он должен сделать это, попросту обязан, ведь иначе — никак. И он ведь хотел того, правда же?
Он открывает глаза. Сделает, куда денется.
Шаг вперед, второй, третий...
Спина идеально прямая, подбородок... Леголас чуть усмехается внезапно нахлынувшим воспоминаниям. «Подбородок следует держать прямо, но так отстранять голову назад, чтобы он чуть вжимался в шею... Леголас, что я вам сейчас сказала?! Нет, все еще неправильно».
Эру милостивый, как же давно это было... Десятилетия прошли, но ему отчего-то казалось, что уж и столетие минуло. Улыбка слетает с лица также быстро, как и появляется — на счастье, он вовремя вспоминает про то, что любое проявление чувств сейчас не уместно.
Следующие несколько шагов Леголас проходит возможно чуть быстрее, чем следовало бы, с трудом удерживаясь оттого, чтобы ненароком не сорваться на бег. Хочется как можно скорее покончить со всем этим, не тратя время понапрасну на глупые условности.
Но бесстрастно глядящее лицо отца напротив отрезвляет не хуже ледяной воды, тут же приводя в чувства и заставляя мгновенно забыть о подобных непозволительных глупостях.
Последний шаг и вот он уже застывает на месте каменным изваянием, чтобы секунду спустя тяжело опуститься на колени, опуская голову.
— Вы готовы? — сухо вопрошает король, но Леголас легко находит тень беспокойства, рысью проскользнувшую в холодной глубине изумрудных глаз. Про себя он лишь благодарит судьбу за то, что отец настоял на том, чтобы провести это лично, наплевав на все обычаи и порядки.
Сил остается ровно на то, чтобы молча кивнуть, не в состоянии вымолвить ни слова.
— Начинайте.
Каменный, остро заточенный нож удобно ложится в ладонь и Леголас машинально крепко сжимает его. Нужные слова будто сами собой вспыхивают в памяти яркими огоньками, и он, облизав пересохшие губы, хрипло начинает:
— Я, Лаэголас, сын Трандуила, сына Орофера, — голос на миг срывается, но он почти тут же берет себя в руки, твердо продолжая:
— Клянусь свято соблюдать Законы Эрин Гален, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу и независимость Эрин Гален, народа и Отечества.
Он на секунду замолкает, растерянно глядя на отца и в миг ощутив себя малым ребенком, испугавшимся неведомой трудности и, разумеется, побежавшим за помощью к родителю. Король чуть кивает, слабо улыбаясь, но большего себе не позволяет. Но и этого ему сполна достаточно.
— Клянусь сделать все возможное ради сохранения и защиты жизни Короля и процветания великого народа Зеленолесья.
Леголас еле заметно кривится, тихо выдыхая, стоит клинку разрезать кожу, мгновенно окрашиваясь в пронзительно алый цвет, но более никак своих истинных эмоций не выдает. В груди расползается тёплыми волнами спокойствие — это наконец завершилось. Присяга принесена, он справился.
— Я горжусь тобой, — одними губами шепчет отец, и только лишь одно это стоит того. Всего стоит, на самом-то деле.
***
Леголас издает приглушенный смешок, кладя руку на плечо напрягшемуся Тирону. Право слово, тот слишком сильно переживает из-за подобной чепухи. Ах, а он сам, разумеется, ничуть не нервничает и вообще абсолютно спокоен.
Но все же знание того, что колчан полон стрел, меч в ножнах наточен до остроты, а за поясом надежно припрятаны пара кинжалов вселяет некоторую уверенность. Леголас закатывает глаза, с удовольствием полной грудью вдыхая лесной воздух, ярко пахнущий грибами, дождем и сырой землей. Если б только не этот цирк, устроенный с подачки вечно неспокойного Халлона, то день мог бы быть попросту идеальным...
— Сделай лицо попроще и орки к тебе протянутся, — кричит откуда-то справа и одновременно сверху Таурендил, вероятно, до сих пор успешно скрывающийся среди листвы.
— Как же я могу лишить вас такого удовольствия, как их чудная компания, командир? — ехидно спрашивает Леголас, больше не удивленный, но обескураженный новым любимым местом «обитания» неспокойного товарища и, по странному стечению обстоятельств, командира отряда. То, как и почему никто еще не устроил бунт, для Леголаса так и осталось тайной за семью печатями.
— Высочество, я смотрю ты сегодня счастливый слишком, — Таурендила на земле все также не наблюдается, что не мешает тому продолжать распугивать белок и птиц, которым его младший брат уже искренне сочувствовал. — Если первым в ночной дозор хочешь, так и скажи.
— Ему нельзя, у него запястье и бешеный Морнэмир, — меланхолично отзывается стоящий рядом Сарн. — Наш принц сейчас чуть-чуть в бегах.
— Дожили, — фыркает Гэлторн, смиряя недовольным взглядом стоящего к нему спиной Тирона и отчего-то задерживаясь на огненно-рыжей шевелюре. Его лицо вдруг приобретает задумчиво-циничное выражение. — Таурендил, где мои карты? И Леголаса, кстати, не трожь, он сегодня со мной на утреннем. Ставь лучше Тирона, его не жалко.
— Эй! — недовольно вскрикивает тот, уловив смысл последнего предложения и разворачивается было к Леголасу в попытке найти защитника, но успевает лишь заметить, как тот спешно скрывается за деревом. Впрочем, глухое чертыхание и шипение Морнэмира, внезапно показавшегося из-за кустов говорит само за себя.
— Шел пятьдесят восьмой год, после того, как ты, о брат мой неразумный, по глупости своей согласился взять к себе это коронованное чудовище, — отрешенно подводит Халлон, с живым интересом прислушиваясь к все еще ядовито цедящему что-то лорду, в попытке почерпнуть из того что-нибудь для себя новое. — И спрошу тебя в последний раз: из какого дерева ты предпочитаешь, чтобы был сделан гроб?