«Каждый должен оставить что-то после себя... Что-то, чего при жизни касались твои пальцы, в чем после смерти найдет прибежище твоя душа. Люди будут смотреть на взращенное тобою дерево или цветок, и в эту минуту ты будешь жив».
© Рэй Брэдбери
Трандуил раздраженно выдыхает, откладывая кисть. В немом недовольстве он глядит на холст, изуродованный, иначе не скажешь, диким буйством красок, никак не желавших складываться в единую картину. В голове пчелами жужжит бешеный рой мыслей, а пальцы чуть подрагивают от ярости, раздражения и растерянности. Он ловит себя на мысли, что впервые не знает, что должен сделать.
Валар, он даже не знал точно, какая из проблем важнее — факт того, что Леголас, кажется, медленно с ума сходил и умирал, или то, что их обоих пытались убить. Подобное происходило не в первый раз: на него было совершено несколько покушений в юности, в первые годы правления отца, и после, когда сам он стал королем; теперь, оглядываясь назад, Трандуил был уверен, что и те странные поджоги, когда уже жизнь Леголаса оказывалась под угрозой, не были случайны. Но действовать так открыто…
Трандуил криво усмехается, вытирая пальцы, испачканные краской, платком. Собственный совет интригует против него же, пытаясь устроить переворот, но при том, никто из сиятельных лордов не заметил того, как единый лагерь заговорщиков раскололся на две части. Он знал о готовящемся заговоре, в общих чертах — да. Об их с Морнэмиром натянутых отношениях было известно всем, потому и ему когда-то было предложено пополнить ряды незадачливых интриганов.
Тот тогда посчитал это забавным, не забыв вскользь рассказать и Трандуилу, преследуя свои цели, но от предложения, кажется, отказался, желая сохранить нейтралитет. Аркуэнон, к его удивлению, пытался завести разговор о чем-то подобном, но поняв, что его предупреждения вызывают у короля ухмылку, спешно ушел. Как выяснилось двумя днями раньше — искать более благодарного слушателя в лице племянника. Трандуил с досадой кривится, думая, что прислушайся он тогда, ничего этого могло бы и не случится. Леголас был бы в безопасности.
Трандуил во многом закрывал глаза на перешептывания за спиной из-за того, что сын был в относительной безопасности, вдали от дворца, и ни вмешаться, ни принять участие в готовящихся события не мог. Был ли он на северном рубеже, гонял ли в очередной раз своих подопечных, или бегал где в компании диких дружков, Трандуил точно не знал, но то роли не играло.
Леголас, как ни тяжело было признать, ребенком уже не являлся и был способен постоять за себя в бою. В честном хотя бы отчасти бою с орками или пауками — да; но разорвать переплетения паутины дворцовых интриг — едва ли. Только теперь Трандуил в полной мере осознавал то, какой ошибкой было позволить сыну предстать перед советом, принимать участие в заседаниях и заставить лордов с собой считаться.
Пока советники считали наследного принца ничего не смыслящим ребенком, занятым игрой в войну и политикой не интересующимся, все было под контролем. Но стоило только Леголасу, пусть и с помощью чужих советов и подсказок, начать влезать в искусно выстроенные планы, используя положенную по праву рождения власть, чтобы их расстроить, он стал угрозой. Было лишь вопросом времени, когда выйдут из прошлого старые союзы и идеи.
Насколько Трандуил знал, заговорщики разделились на два лагеря. Одни, представляющие собой остатки из тех, кто последовал когда-то за Орофером из Доритата, желали смерти Леголасу. Прикрывались они тем, что чистокровным синдой он не являлся — матушка Эллериан была из народа нандор, пусть отец ее, Морнэмир, все же синдой был. Аргумент этот Трандуилу показался уж очень слабым и понять, что за лозунгами о чистоте крови и дикости прежнего народа Эрин Гален, скрывалось недовольство вмешательством Леголаса в политические игрища и тем, какие последствия это повлекло.
Вторые же, напротив, убить хотели его самого, используя все ту же идею крови. Далеко не все из нандор были довольны тем, что их королем когда-то стал Орофер; но отец в свое время с волнениями справился, устроив брак Трандуила и Эллериан, отчасти к исконному народу принадлежащую. Браки среди эльдар всегда заключались, если не по любви, то по свободной воле, и потому проблема была улажена, а бунтующие — успокоенный красивой сказкой, изображенной молодоженами.
Союз этот выстоял и после смерти Эллериан, закрепленный Леголасом. Теперь же, прикрываясь лживыми речами о том, что принц уже достаточно взросл и умен, заговорщики решили убить его, Трандуила, посадив на трон Леголаса, «истинного короля нандор», которого вопреки всему считали ребенком, сделать послушную марионетку из коего надеялись.
Среди и тех, и других, были те, кто и вовсе хотел убить и отца, и сына, устроив переворот. И, кажется, именно по их вине нападение на Леголаса было совершено буквально за несколько минут до покушения на короля.
Но эту мысль Трандуил отметает — нет, о возвращении принца в замок не было известно даже ему самому, никому, по сути, кроме Аркуэнона, по словам Леголаса, настаивающего на личной встрече. Сам лорд до сих пор не очнулся и поговорить с ним не представлялось возможным.
Скорее всего, Леголас ненароком подслушал разговор второй стороны о покушении на короля, и потому его попытались… устранить? Это не вписывалось в планы, и вновь натолкнуло на мысли о третьей стороне, затесавшейся в ряды первых и вторых, на которую Леголасу не повезло нарваться. Предатели среди предателей, подумать только…
Трандуил трет переносицу. Ничем хорошим это не закончится. «Леголас должен быть защищен», — возникает мысль. Сыну не стоило вмешиваться во все это. Равно как и доводить себя до такого состояния. Последняя мысль странно царапает нёбо. С этим нужно разобраться.
***
— Принц в своих покоях? — рассеянно вопрошает Трандуил и кривится, опомнившись, когда стражники, выставленные у дверей, молчаливо кивают.
Разумеется, Леголас в своих покоях, заперт на два замка, о которых, вероятно, уже знает, и удерживает его от побега лишь с трудом вытянутое обещание. Трандуил горько усмехается, в задумчивости глядя на дверь. Сын может злиться из-за стражников, всюду за ним следующих, — Трандуил лично отобрал каждого, — из-за чрезмерного контроля и опеки, замков на дверях и окнах, отказа в просьбе вернутся к отряду, оставленному на северном рубеже, и сотни новых запретов; Валар, Леголас имеет полное право злиться, бушевать и даже ненавидеть его, но рисковать Трандуил не собирался.
Пальцем он отрешенно оглаживает выпуклый бок бутылька, зажатого в руке. Стекло, согретое прикосновениями, в это мгновение жалит раскаленным металлом, навевая мысли о том, что поступать так — неправильно, но Трандуил тут же отметает ее прочь. Правильно или нет — неважно, так сделать нужно.
Ехидный голос на краю сознания фыркает, что единственное, что нужно сделать — просто-напросто рассказать Леголасу правду. Но на языке горечью отзывает до тошноты знакомое «Лотанариэ», отрезвляя. И он с усталостью осознает, что не может. Не может, не хочет, просто не способен. Это выше его сил. Ничего не случится, если эта тайна их семьи от Леголаса останется навсегда скрыта.
Но и жить дальше выжигаемый изнутри нераскрытым секретом сын едва ли сможет, медленно теряя рассудок и угасая. Совсем скоро начнет путать реальность со снами, на месте друзей врагов увидит, узнавать перестанет, — Трандуил предельно хорошо знал, как это начинается и чем заканчивается. Выбора у него и нет, по сути, — Трандуил хочет в это поверить и у него почти удается.
Так будет лучше для всех, — он знает, что годы пройдут, прежде чем он и в самом деле в это поверит. Что ж, время есть, и он готов подождать. С этой мыслью Трандуил, наконец, поворачивает ручку, входя в комнату. Дверь тут же тихо захлопывается за его спиной.
В покоях сына царит полутьма, разрушаемая лишь едва заметно тлеющими угольками в затухающем камине; свечи потушены, плотно задернуты портьеры. Леголаса взглядом он находит не сразу — тот сидит на полу, прислонившись спиной к кровати и прижав к груди колени.
Трандуилу на миг становится дурно от того, насколько юным и хрупким выглядит в это мгновение сын. Уже не ребенок, но взрослый ли? Нет, куда там, не так давно две тысячи исполнилось. А казалось ведь, что совсем недавно и сотни не было, десяти… Чересчур быстро вырос. Но, быть может, к лучшему. Слишком долго оставаться ребенком в этом мире, застывшем сейчас у самой грани в предвкушении очередного падения, было опасно.
— Леголас.
Одно-единственное слово с треском разрывает тягучую тишину комнаты, заставляя самого Леголаса вздрогнуть от неожиданности, — мог ли не услышать звука открывающейся двери, задумавшись? — и, наконец, повернуться. Долгое мгновение они глядят друг на друга, жадно всматриваясь в каждую черту лица. Трандуил с досадой отмечает неестественную бледность сына, впалые щеки и темные круги под глазами. На правой скуле неуместно ярко выделяется полоса заживающего пореза, — заживающего слишком долго по меркам эльфов.
— Милорд, — губы Леголаса трогает обреченная усмешка. — Неужто мое заключение закончено?
— Ты не пленник здесь, — Трандуил едва заметно морщится и медленно подходит к нему, останавливаясь прямо перед сыном и глядя на него сверху вниз.
— Значит ли это, что я могу покинуть дворец, когда пожелаю? — Леголас вздергивает подбородок, упрямо глядя на него.
— Нет, — резко бросает король в ответ, складывая руки за спиной. — Это для твоего же блага.
— Я могу постоять за себя, — голубые глаза сына смотрят с обычной невозмутимостью и своенравием.
— Не сомневаюсь, — фыркает Трандуил, вспоминая, чего ему только стоило не дать просочиться в народ слухам о том, что принц обезумел и убил двоих членов совета лордов. — Я не собираюсь хоронить еще одного члена семьи, Леголас.
Сын, кажется, совершенно этим не впечатленный, поджимает губы и отворачивается. Трандуил закатывает глаза. Повзрослел он, правда?
— Ты снова не спал, — не спрашивает, он утверждает он с ярко звучащим в голосе укором.
— Нет желания вновь видеть те сны, — раздраженно дергает плечом Леголас, кажется, уже напрочь забыв о приличиях м правилах. Но Трандуилу отчего-то сейчас все равно.
Он склоняет голову набок, подавляя рвущийся из груди тяжелый вздох, и протягивает сыну хрустальный бутылек, полный темного вязкого зелья. Леголас вскидывает брови и смотрит с неприкрытым изумлением, ожидая пояснений.
— Возьми, — хмуро произносит Трандуил, опасаясь, что пара лишних вопросов со стороны сына, и сам он передумает. — Выпей, и сны прекратятся. Если не навсегда — то на достаточно долгий срок.
Леголас, чуть помедлив, кивает и осторожно берет пузырек. Мгновение он с интересом крутит его в пальцах и, словно решившись, откупоривает и залпом выпивает. Трандуил с облегчением выдыхает, но тут же подавляет чувства, пристально вглядываясь в лицо сына. Но тот лишь кривится от отвращения и выплевывает короткое:
— Мерзость.
Трандуил насмешливо фыркает, но спустя секунду возвращает себе прежний серьезный вид.
— Ко мне вновь заявился твой дружок с требованием выпустить тебя из тех подземелий, куда я опять тебя запрятал.
Леголас невольно улыбается.
— Тирон? А я все гадал, когда он опомнится, — он, смешливо улыбаясь невесть чему, прикрывает глаза.
— В его оправдание могу сказать, что повод для задержки у твоего Тирона был серьезный, — хмыкает Трандуил, мягко усмехаясь над выражением лица сына. Давно он не видел отпрыска таким… спокойным. — Морнэмир с немалым раздражением поделился со мной новостью о том, что сестра твоего друга носит ребенка, и тот теперь по нескольку раз в неделю срывается и бросается к ней. А остальная твоя шайка, потеряв предводителя, отчего-то по пятам ходит за ним, пытаясь вызнать, что случилось. Впрочем нет; он не поделился со мной этим, а скорее уж прожужжал все уши, едва не умоляя предпринять хоть что-нибудь.
Леголас тихо рассмеялся. Смех его заставил невольно улыбнуться и Трандуила, горечью отдаваясь на языке — как давно он не слышал как сын искренне смеется?
— Ты нашел себе хороших друзей, — нарочито отвлеченно произносит он, пристально наблюдая за сыном.
— Лучших, чем заслуживаю, — криво усмехается Леголас.
***
Трандуил разъяренно выдыхает, заставляя себя отложить невесть как сломанное надвое перо. Спустя мгновение бездействия, он поднимается на ноги, не в силах более сидеть на одном месте, и быстро пересекает комнату, останавливаясь лишь у окна. С излишней поспешностью он распахивает тяжелые портьеры и тянет за ручку, позволяя свежему, холодному ветру метнуться в комнату. И только теперь расслабленно выдыхает, прикрывая глаза.
Весь груз усталости, сдерживаемый и подавляемый последние несколько дней, внезапно в полной мере наваливается на него, опуская плечи. Трандуил позволяет себе сгорбиться, почти полностью перенося вес тела на перила балкона, на который, сам не заметив как, успел выйти. Он гонит прочь всякие мысли, заставляя разум замолчать и просто прислушивается, пытаясь оценить свое состояние.
Чувствует себя Трандуил… опустошенным. Уставшим, изнуренным и застывшим на пороге отчаяния. Терпимо. Зная, в чем проблема, предотвратить ее не так уж и сложно; он справится. Сейчас другое важно, об ином нужно позаботиться, внимание обратить. А себя он контролировать пока что способен.
— Не хотел говорить раньше, но выглядишь ты, король, отвратительно.
Морнэмир, до сих пор молчаливо наблюдавший за каждым его действием, вдруг решает заговорить, напоминая Трандуилу о своем присутствии. Тот кривится, но в ответ ничего не произносит, устало потирая глаза.
Морнэмир к категории «чужих», при которых проявление какого-либо рода слабостей было бы неуместно, давно не относится, а Трандуил вынужден признать, что чересчур устал для того, чтобы изображать из себя непогрешимый идеал и перед ним. Морнэмир переживет, а сам он будет беспокоиться о том чуть позже, когда уладит эту новую проблему и, наконец, доберется до постели.
— Зато теперь еще больше на Леголаса похож, — хрипло фыркает он, массируя виски. Боль раскаленным обручем сжимает голову, не позволяя нормально мыслить, что изрядно раздражает.
Морнэмир задумчиво хмыкает.
— Он скоро твоей полной копией станет.
— Я все еще его отец, если вы не забыли, — рассеянно и совсем не по-королевски бурчит себе под нос Трандуил, уверенный, что его прекрасно услышали. — Это нормально, что ребенок похож на своих родителей.
— Я не то имею в виду, и ты это знаешь, — следует несколько раздраженный ответ.
Трандуил издает невнятный звук. Да, разумеется, Морнэмир речь ведет не о таком сходстве.
— Такой же безумный упрямец, ни во что не ставящий собственную жизнь, — любезно поясняет лорд, задумчиво скользя взглядом по фигуре Трандуила. — У вас это, похоже, семейное.
На том они оба замолкают, давно перейдя ту грань знакомства, когда нет нужды использовать слова, чтобы заполнить неуютную тишину.
Трандуил откидывает голову назад, раздраженно убирая с лица волосы, спутанные ветром. Бросает беглый взгляд на маячащее в выцветшей синеве солнце, а после переводит на закрытую дверь.
— Еще немного и опоздает, — отрешенно шепчет он, ни к кому не обращаясь, и в ту же минуту раздается стук. Морнэмир ухмыляется.
Трандуил бросает на него раздраженный взгляд и, на ходу поправляя волосы, быстро проходит в центр комнаты, садясь обратно в кресло и принимая обычный безучастный вид. Только после этого он восклицает, чуть усмехнувшись:
— Приходите же!
Морнэмир ухмыляется и поднимает глаза, рассеянно блуждая взорам по золотой лепнине.
— Пунктуален, как и все…
— Таурендил Эленандарион, как раз вовремя, — вкрадчиво улыбаясь, обрывает его на полуслове Трандуил, обращая все внимание к вошедшему.
Тот склоняется в учтивом поклоне, опуская голову.
— Вы желали меня видеть, владыка, — в голосе его за нарочитой покорностью легко угадывается лукавое веселье и почти не скрываемое любопытство, чему Трандуил лишь усмехается.
— Слухи ходят, что вы близки с моим дорогим сыном, командир, — обманчиво скучающе начинает он, пристально наблюдая за выражением лица эльфа пред собой.
— Слухе те правдивы, если вы хотите знать это, — деланно легкомысленно отвечает Таурендил, но Трандуил, благодаря редким встречам, узнал его достаточно для того, чтобы заметить тень напряжения. — Леголас называет меня своим другом, и, бьюсь, об заклад, мы были бы еще ближе, если б только не мои частые отлучки.
Трандуил кивает, мягко ему улыбаясь, пусть сам в то мгновение не испытывает ни симпатии, ни приязни, лишь затапливающую все его существо усталость.
— И Леголас, разумеется, знает, что теми отлучками вы обязаны своему положению начальника разведки? — в упор глядя на визави, вопрошает он. Морнэмир, сидящий рядом, но, кажется, не посчитавший нужным вмешиваться в беседу, тихо присвистывает, будто бы удивленный.
— Он догадывается, но наверняка знать не может, — осторожно говорит Таурендил, всматриваясь в лицо короля на пример злости или раздражения. Один Эру знает, к чему ведут эти расспросы и рад ли будет владыка тому, что сын его пребывает в блаженном неведении насчет положения своих приближенных. И потому он торопливо оправдывается:
— На самом-то деле о том неизвестно почти никому, кроме некоторых моих подчиненных, — это необходимо, вы ведь сами понимаете, — но я никогда не рисковал так, крича на каждом углу о своей… работе. Мало ли что приключиться может, а рядовому солдату доверятся куда быстрее и легче, нежели главе разведки.
Трандуил хмыкает, пытаясь не обращать внимания на усиливающуюся головную боль. Леголас будет недоволен, если узнает, что он запугал одного из его друзей. Недовольный, а значит и неконтролируемый Леголас — последнее, что ему сейчас нужно.
— Разумеется, я все понимаю, — с некоторым нетерпением обрывает Трандуил его взмахом руки. — И я более чем доволен проделанной вами в течениe последнего тысячелетия работой. Вы многим рисковали, соглашаясь отправиться в крепость некроманта для того, чтобы подтвердить или опровергнуть встревожившие нас слухи, и я благодарен вам за то… впрочем, сейчас не об этом; вы, конечно, знаете о произошедшем покушении?
Таурендил вскидывается, в миг посерьезнев.
— Да, меня уже ввели в курс дела. Но до сих пор вы не отдали ни одного конкретного указания, и мы, признаться, в замешательстве.
Трандуил скупо усмехается.
— Для того вы и здесь — мне давно пора развеять ваши сомнения.
Таурендил перед ним молча кивает, собираясь и готовясь слушать, чем вызывает тихий смешок у Морнэмира. Трандуил рассеянно припоминает, что он всегда с легким презрением относился к беспрекословной исполнительности.
— Вы начнете расследование, — кратко бросает он, гоня прочь ненужные мысли. — Неофициальное, строго засекреченное, мне без нужды лишние слухи и пересуды, для народа должна быть сохранена видимость того, что у нас все в порядке и под полным контролем, а потому, убедительно вас прошу, не допустите… утечки информации. У вас полная свобода действий; мне нужны лишь только имена, каждого в этом хоть каким-либо образом замешанного, заполучить вы их должны любым способом.
Таурендил исполнительно кивает, такие приказы ему, как и его предшественнику когда-то, получать и исполнять без единого вопроса не впервой.
— Ах, и еще кое-что, — спохватывается Трандуил и морщится — Леголасу, как узнает, это уж точно по вкусу не придется. Что ж, он переживет. — Вы лично будете охранять кронпринца. Ни на шаг не отходите, не позволяйте ему отлучиться ни на какую «личную» встречу или прогуляться в одиночестве; возьмите на себя контроль над стражниками под его окнами и у дверей, словом, делайте все, что угодно, но принц всегда должен быть в поле вашего зрения и в полной, — под полной я подразумеваю абсолютную, — безопасности, вы меня слышите?
— Да, милорд, как прикажете, — несколько удивленно хмурится Таурендил, но возражать, видимо, не решается или не считает нужным. В отличии от фыркнувшего Морнэмира:
— Вас не посещала мысль, Величество, что вы перегибаете палку? — отчего-то с недовольством спрашивает он, словно забыв о присутствии постороннего. — Леголас в состоянии постоять за себя.
— О да, разумеется, — зло огрызается Трандуил, не настроенный в это мгновение на спор. — В прошлый раз он постоял за себя до такой степени, что едва не умер у меня на руках. О прошлых подобных случаях я и вспоминать не стану, хватит и этого.
— Все равно это уже лишнее, — упрямо возражает Морнэмир, щурясь. — Ты выставил стражу у его дверей, запер в покоях — мальчишка стерпел, возможно, понимая серьезность ситуации, но с таким он не примирится, сам ведь знаешь. А твой отпрыск в моменты недовольства способен вытворить что угодно.
Трандуил поджимает губы, пытаясь удержаться оттого, чтобы самому не высказать сейчас родичу все, что он о нем думает. Морнэмир, впрочем, без труда замечает тень, проскользнувшую по его лицу, поднимает руки, будто признавая поражение:
— Трандуил, чего же ты в самом деле? Леголас достаточно хороший воин и сумеет защититься, самое большее — отделается парой сломанных ребер.
— Я не допущу и шанса того, что его жизнь может оказаться под угрозой, — шипит сквозь зубы Трандуил. — Быть может, вы не заметили, но ситуация немного переменилась и стала в разы серьезнее, чем…
— Волноваться за своего ребенка нормально, но не до такой же степени! — перебивает его Морнэмир, поднимаясь из кресла и раздраженно сверкая глазами. — Это уже чересчур, Трандуил.
— Он не просто мой сын, пойми же! — запальчиво восклицает он в ответ и сам не замечает, как тоже оказывается на ногах.
— Леголас не просто мой сын, Морнэмир, — повторяет Трандуил обреченно, внезапно успокаиваясь. — Он намного, бесконечно больше... Он мой единственный ребенок. Наследник. Кронпринц. Тот, кто в случае моей смерти, займет этот проклятый престол и станет королем по праву рождения, закона и обычая. Он — мое будущее, будущее всего нашего народа и королевства Эрин Гален. И он будет жить, Моргот возьми, даже если ради этого мне придется запереть его на пару столетий в башне на тысячу замков, до тех пор, пока я не буду уверен в том, что его жизни ничего не угрожает.