Кьяра скользит по льду ровно и уверенно.

Кажется, что стоять на коньках для нее едва ли не проще, чем ходить. Лед послушно гудит под острыми лезвиями, распадается мелкой блестящей крошкой.

Вращение — с четкой центровкой. За прыжком — идеальное приземление.

В какой-то момент она вдруг оборачивается и смотрит прямо на Арсения.

— Пап, давай со мной!

Арсений медленно моргает, опускает глаза на белую поверхность перед собой.

Ему всё ещё страшно делать шаг вперед, всё ещё кажется, что что-то может пойти не так, если он выйдет. Кажется, что лед разверзнется прямо под ногами и утянет вниз, в темную глубину, откуда нет выхода. Не его, так кого-то, кто ему дорог.

Он почти видит эту холодную темноту, почти готов мысленно провалиться туда — зная, что его примут в удушающие объятия, как до сих пор иногда происходит по ночам…

Но тут что-то теплое и сильное врезается ему в бок.

Арсений вздрагивает — словно бы просыпается. Ошалело поднимает голову, встречается глазами с веселым, едва заметно встревоженным Антоном, моргает несколько раз — и отмирает.

— Ты чего тут стоишь? — спрашивает Антон негромко, продолжая улыбаться. — Пойдем, всё хорошо.

Он сам на коньках, как и Арсений, и это окончательно успокаивает. Это привычно и правильно: кататься рядом с Антоном, держа его ладонь в своей, чтобы в любой момент доверчиво откинуться в его объятия, подняться на его руках в воздух, прикрыть глаза и на несколько секунд почувствовать себя птицей — или, так же легко и уверенно, самому обхватить руками и отпустить в полет.

Арсений медленно выдыхает, сам себя ругает мысленно: и чего, спрашивается, опять загнался?

Всё же, действительно, хорошо.

Он отталкивается одной ногой, второй, снова первой… Чем быстрее скользит, тем всё больше расслабляется и даже, кажется, начинает глупо улыбаться.

И совсем не важными становятся люди вокруг, тоже на коньках и тоже с улыбками. Кто-то катается прекрасно, кто-то едва стоит на ногах, кто-то вовсе падает, но всем здесь одинаково хорошо и свободно.

Здесь, на льду, на самом-то деле нет победителей и проигравших. Здесь каждый борется — но не со льдом, а только с самим собой.

Держась рядом, Антон и Арсений подъезжают к Кьяре, которая изящно стоит в заклоне: прогнувшись в спине, вращается на одной ноге. Заметив их, она плавно останавливается, выпрямляясь.

— Я так давно не каталась на открытом катке! — восторженно выдыхает, сверкая огромными глазами. — Здесь так атмосферно!

Антон смеется в ответ и начинает что-то рассказывать о том, как раньше часто бывал здесь с друзьями, еще до того, как начал заниматься постоянно, и Кьяра слушает его, приоткрыв рот. Арсений же только хмыкает себе под нос, удивляясь: Антон довольный, как будто не он катался до ночи большую часть недели и теперь должен бы сидеть дома, разминая уставшие ноги.

А он — нет, сам же с энтузиазмом предложил покататься всем вместе.

Сразу после успешного выступления Кьяры с короткой программой, на котором они вдвоем, разумеется, были. Сидели почти на самом последнем ряду, и Антон, как всегда, крепко держал за руку, не давая провалиться: в жуткие воспоминания о страхе, в волнение и мандраж, в беспокойство.

Арсений даже за них — за своих мелких — никогда так не боялся.

Оказалось, что для страха не было причин. Кьяра сделала лишь две помарки, глазу обычного зрителя даже не заметных. Золотой медали, вероятно, уже не будет, серебро — под вопросом, а в бронзе Арсений почти уверен.

Впрочем, послезавтра еще произвольная, и всё может измениться.

Но сегодня они все отдыхают и впервые за долгое время катаются в свое удовольствие.

— Папа, смотри, у меня получается! — раздается совсем детским голосом откуда-то сбоку, и Арсений невольно поворачивает голову с любопытством.

Там совсем маленький мальчик катится вперед, вытянув руки в стороны, как маленькая ласточка, и отталкиваясь ото льда неуверенно, дрожащими ножками, но старательно и с удовольствием. Позади, с улыбками наблюдая за ним, стоит молодая пара — парень и девушка. Парень прикрикивает ему вслед:

— Главное — вниз не смотри. Только вперед!

И мальчик послушно смотрит прямо перед собой, вовремя объезжая других людей, едва не падая, но удерживая равновесие взмахами рук.

Арсений отводит взгляд, пряча улыбку в шарфе, и расслабленно двигается вперед, догоняя Антона и Кьяру. Почему-то вдруг думает о Сереже. Он не знал его маленьким, с трудом представляет, каким тот был в детстве и как делал первые шаги на льду.

Антона — тоже. Он начал тренировать его уже подростком, пусть и плохо умеющим приземляться, но уверенно стоящим на коньках.

Но обоих мелких он смог научить тому, что умел сам. Тому, что у них в определенный момент не получалось. Смог подобрать правильные слова и действия. У них обоих — он знает — не было отца. У Сережи и вовсе только опекун и тренер в одном лице.

И он рад, что смог сказать им обоим, пусть и другими словами: «Всегда смотри вперед».

Может, в этом и было его предназначение в этом мире. Не стать великим фигуристом — и даже не вырастить таковых, хоть это, он уверен, получилось. Нет. В том, чтобы стать для них поддержкой и уверенностью: они всё смогут.

Завидев издалека катающихся друг напротив друга Кьяру и Антона, Арсений думает — не хватает только Сережи. Его среднего ребенка.

Моргает и чуть встряхивается. Что уж теперь поделаешь, жизнь — непредсказуемая штука. И у нее — однозначно — есть свой прекрасный план.

Антон замечает Арсения и украдкой одними глазами спрашивает, всё ли в порядке. Тот усмехается, кивает легонько, и Антон расплывается в широкой улыбке.

— Ну пожалуйста, ну самую простую! — доносится до Арсения, и он недоуменно опускает глаза на Кьяру. Антон головой мотает и хочет отъехать, но та вдруг перехватывает его запястья. — Анто-он, пожалуйста! Один разочек!

«Ого», — думает Арсений изумленно.

Лед, оказывается, сближает. Покатались пять минут вдвоем, и он уже не Антон Андреевич, а просто Антон. Еще и за руки хватает, еще и что-то очень настойчиво просит.

— Не понял, — с удивленной полуулыбкой тянет Арсений, подъезжая к ним ближе. Кьяра тут же отпускает Антона и пытается сделать вид, что она не при чем. — Что у вас тут происходит?

Антон вопросительно вскидывает бровь, глядя на Кьяру; та упрямо молчит, но и не просит проигнорировать, так что Антон, видимо, считает это разрешением сказать самому.

— Кьяра просит сделать с ней поддержку, — признается со вздохом.

Арсений только на мгновение чувствует укол страха, а потом, пересилив себя, улыбается шире и спрашивает вкрадчиво:

— И в чем проблема?

На него синхронно вскидываются два одинаково ошарашенных взгляда. Антон даже дышать перестает, а Кьяра, постепенно осознавая, начинает сиять всё ярче.

— Правда?!

— Ты же этого еще в прошлый раз хотела, признавайся! — поддевает Арсений, и Кьяра чуть краснеет, прячет лицо в шарф. — Еще бы, я в твоем возрасте дорого бы дал, чтобы покататься с любимым фигуристом.

— Ну Арс, — смущается теперь уже Антон, легонько пихая его в плечо и на пару секунд задерживая руку, проходясь пальцами в мягком поглаживании. — Ты же сам знаешь, — серьезнеет он. — Парное катание — совсем не то же самое, что одиночное. Это надо уметь, а Кьяра еще не училась, даже не пробовала.

— Вот и попробую! — встревает та.

— Вот и пусть пробует, — почти одновременно с ней говорит Арсений, а потом смотрит на Антона внимательно и твердо, как обычно смотрит только на тренировках. — Сделай простую поддержку первой группы. Ту, что вы с Оксаной уже тренировали.

— Мы и второй тренировали, у нее получается. Если…

— Сейчас не надо.

— Понял.

Антон, подумав секунду, кивает еще раз и смотрит на Кьяру, которая, в свою очередь, выжидающе смотрит на него, затаив дыхание. Антон — Арсений видит — тщательно скрывает за улыбкой нервную дрожь.

— Ну что, готова, принцесса?

— Готова, — важно кивает Кьяра и уверенно хватается за протянутую ладонь.

Людей вокруг не слишком много, места должно хватить. Да им не нужен целый каток для разгона — поддержка самая простая, с такой всегда начинают учиться.

Арсений смотрит внимательно и почему-то не чувствует волнения. Он в Антоне уверен на все сто, знает, что тот сделает всё чисто и по заданному алгоритму.

Даже если захочет попробовать более сложную поддержку.

Арсений точно знает: не станет, если будет хоть немного сомневаться в успехе. Теперь — не станет.

И Антон не разочаровывает. Набрав небольшую скорость, он поворачивается к Кьяре и максимально аккуратно подхватывает ее за подмышки, поднимает и кружит; Кьяра расслабляет руки и чуть сгибает ноги, хотя с ростом Антона это необязательно — всё равно не задела бы лед.

Они правильно выезжают и синхронно останавливаются, а несколько человек, которые видели исполнение элемента, поддерживают их свистками и редкими хлопками. Кто-то даже выкрикивает «Молодцы!»

И правда — молодцы, усмехается Арсений. Чисто сработали.

Коротко о чем-то договорившись, Антон и Кьяра снова разгоняются, но теперь уже параллельно друг другу, не соприкасаясь. Арсений следит, чуть прищурившись, уже примерно понимая, что это за заход.

Действительно: Антон отстает, давая Кьяре побольше места, и они одновременно прыгают аксель. Правда, он должен был быть параллельным, а у них получается не синхронно — Кьяра приземляется куда быстрее и выезжает слегка в бок.

Но это и понятно, они же первый раз друг с другом катаются.

Арсений делает вид, что очень заинтересован новогодними декорациями, которые какого-то черта до сих пор не убрали. Не хочет смущать, особенно Антона, который будет по привычке ждать его оценки, а что тут оценивать, по сути… Но первая поддержка действительно получилась хорошо.

Засмотревшись на гирлянду с лампочками-снежинками, Арсений не сразу замечает, что рядом с ним кто-то стоит, и, в последний момент увидев краем глаза, поворачивает голову одновременно с осторожным:

— Арсений Сергеевич?.. Попов?..

На него смотрит молодой человек чуть ниже его ростом, с каштановыми кудряшками и большими светло-голубыми глазами. Арсений за пару секунд узнает того самого парня, который катался с сынишкой.

— З-здравствуйте! — робко приветствует тот и зачем-то представляется. — Я Матвей.

— Здравствуйте, — машинально кивает Арсений, только сейчас осознавая, что его позвали по имени-отчеству.

— Я просто хотел сказать, что восхищаюсь вами, — выпаливает Матвей на одном дыхании, неловко теребя в руках перчатки. Арсений замирает. — И как фигуристом, и как тренером. Мне было тринадцать, когда… ну, в общем, я тогда расстроился, что вы больше не будете кататься. Но потом узнал, что вы теперь готовите молодых фигуристов, и это… Вау!.. Что вы, ну… Продолжаете делать свое дело. Как можете. Это меня вдохновило тогда. Тоже заниматься своим, несмотря ни на что.

Арсений благодарно кивает. Забавно, он всё это время избегал кататься на людях как раз потому, что боялся быть кем-то узнанным. Не хотел услышать в свой адрес неискреннее сочувствие или наигранное восхищение.

Сейчас он совсем не чувствует фальши. Напротив, слова Матвея неожиданно придают сил. Подтверждают, что — да, он на своем месте. Он помогает людям поверить в себя. Порой, даже не зная об этом.

— Спасибо, — искренне говорит он. — Мне правда важно было это услышать. Как оказалось.

Он хмыкает, Матвей тоже — и уже собирается уйти, чтобы не мешать, но Арсений останавливает:

— А вы тоже катаетесь?

Тот удивленно округляет глаза. Явно не ожидал, что встреченный на катке кумир вдруг им заинтересуется. Но потом расплывается в улыбке и отрицательно мотает головой.

— Нет, не особо. Точнее, да, умею, но профессионально никогда не занимался.

— А зря, у вас хорошие данные. — Чистая правда, Арсений успел краем глаза отметить идеальное равновесие, прямую осанку и сильные ноги, по-спортивному уверенно стоящие на коньках.

Очень странных коньках, к слову. Но Арсений не приглядывается — неприлично.

Матвей только отмахивается.

— Да куда там, тем более теперь. Мне просто нравится кататься — меня еще отец учил.

— Любите лед? — понимающе улыбается Арсений.

— Да, всё так… Вот сына недавно стал учить, он чуть ли не с рождения просился.

Арсений решает не говорить, что успел заметить его — и то, как хорошо он стоял, особенно для первых-то разов. Вместо этого он, как бы между делом, говорит:

— У меня тоже дочь катается. Наверное, это всё-таки передается по наследству.

Матвей моргает удивленно.

— У вас дочь?.. В смысле, да, это замечательно! — отвечает невпопад, безуспешно стараясь скрыть свой восторг, а Арсений довольно усмехается украдкой. Надо же, как глупо и как приятно — вот так порадовать фаната внезапным фактом из личной жизни.

Лучше бы, конечно, такими фактами не разбрасываться… Но Матвей не выглядит как человек, который прямо так, не снимая коньков, побежит по замерзшим каналам в ближайшую крупную редакцию.

А даже если и так — бог ему судья, Арсений не разозлится. Не то чтобы он сильно скрывался, в конце концов.

Он думает об этом, глядя на Антона и Кьяру, которые тренируют поддержку еще раз, крутятся уже дольше, и Матвей, кажется, проследил за его взглядом, но не стал ничего говорить. Стоит, вон, улыбается тепло.

— Вы своего приводите, если захочет, — выдает Арсений неожиданно для себя — а может, и вполне ожидаемо. — У нас всегда рады новым спортсменам, особенно мальчишкам.

Матвей смотрит на него, не столько даже ошарашенно, сколько попросту растерянно.

— Вы… серьезно? — выдавливает кое-как.

Арсений деловито кивает, старательно сдерживая улыбку.

— Разумеется. Не сомневаюсь, что и у вашего сына есть все данные, чтобы стать Олимпийским чемпионом. Или, по крайней мере, чтобы научиться говорить со льдом.

Губы предательски растягиваются в улыбке, когда Матвей, суетясь, пытается что-то сказать, роняет перчатки, ловко наклоняется за ними, а потом выпрямляется и вдруг протягивает Арсению раскрытую ладонь.

— Спасибо, — искренне выдыхает он, и теперь это звучит по-настоящему серьезно. — Артемка будет счастлив.

Арсений с готовностью пожимает его руку, почему-то даже не сомневаясь, что тот действительно приведет сына, и что мальчик будет делать успехи, и что страна еще непременно о нем услышит.

Матвей, благодарно кивнув напоследок, возвращается к семье, а Арсений, глядя ему вслед, невольно прикидывает: если ему тогда было тринадцать, значит, выходит, ровесник Антона… И уже катался — или, по крайней мере, интересовался. Стало быть, если бы решил кататься профессионально, мог бы и правда учиться вместе с Антоном. Или даже катался бы с ним.

Антон в этот момент оказывается рядом и спрашивает заинтересованно:

— Кто это был?

Арсений переводит взгляд на него. Хочется по-дурацки пошутить про ревность, но Кьяра тоже подъезжает к ним, поэтому он довольствуется хитрым подмигом и коротким:

— Да так. Один знакомый. — И добавляет, предвосхищая вопросы: — Я смотрю, поддержку отработали?

— Да, у нас так классно получается! — тут же делится Кьяра. — Ты видел? Как тебе?

Они некоторое время обсуждают их катание и мелкие ошибки, а потом Кьяра снова отъезжает, чтобы покататься самой, а Антон наклоняется ближе к уху Арсения, незаметно скользя кончиком носа по его щеке.

— Не хочешь тоже прокатиться?

— С тобой? — уточняет тот, чуть поворачивая голову и на пару секунд прикрывая глаза.

А потом, чтобы добить окончательно, ведет ладонью по чужой руке вниз, коротко сжимает ладонь в перчатке и скользит голыми пальцами под рукав. Горячая кожа от этого простого прикосновения сразу покрывается мурашками.

Антон громко сглатывает и говорит хрипло:

— Со мной.

Арсений смотрит прямо ему в глаза и сразу же — на губы, которые оказываются слишком близко. Ближе, чем позволено на людях, но намного дальше, чем хочется.

— Попозже покатаемся, — отвечает полушепотом и, облизнув свои губы, все-таки решается добавить: — Когда домой приедем.

Антон шумно выдыхает. И резко отстраняется, разворачивается и едет к Кьяре, бросив убийственный взгляд через плечо. Арсений только хихикает самодовольно.

Сейчас он абсолютно чисто и бессовестно счастлив.

II

Антон соврет, если скажет, что не волнуется.

Не то чтобы у него совсем нет сексуального опыта — есть, конечно… Но какой там опыт, на самом-то деле. А в отношениях и вовсе ничего не было, потому что не было самих отношений.

То, что с Сережей, не в счет, ясное дело, да и они дальше поцелуев никогда не заходили и не собирались.

У него была Нина. Еще в старших классах школы, когда он плохо отличал влюбленность от влечения и думал, что поход в кино и неловкий секс, пока родители уехали на дачу, достаточное основание сказать «Ну мы, типа, вместе».

Он так и говорил друзьям, а потом… Потом никакой драматичной истории, просто они встречались всё реже и реже, пока по-глупому перестали общаться.

Еще у него был Сережа — другой Сережа. Тот, который однажды появился в их компании, сразил Антона челкой и мускулами, шикарно пел под гитару на каждых посиделках и не менее шикарно отсасывал потом в туалете. Но после он всегда пропадал ровно до следующей сходки.

Он учился с кем-то из ребят, Антон уже и не помнит, с кем, но, кажется, в театральном вузе. И вот тогда-то Антон понял две вещи: ему больше нравятся парни, а для отношений нужны разговоры.

После, уже когда он стал полноценно кататься, у него было еще несколько парней, но только на один раз, чтобы порадовать либидо. Потому что к тому моменту у него уже был Арсений — и подсознательно Антон знал, что медленно, но верно падает в него.

Что никакой влюбленности больше не будет. Что его сердце незаметно занял один-единственный человек.

Человек, который сейчас, спустя много лет после первой встречи, так правильно сжимает его в объятиях, ласкает губами и сплетается с ним языками — совсем не пошло, а максимально чувственно.

Такого у Антона никогда не было.

Впрочем, это не значит, что он совсем не понимает, что делать. Поэтому, вдоволь насладившись поцелуем, он легонько отстраняется. Позволяет себе пару секунд полюбоваться таким Арсением — с приоткрытыми, влажно блестящими губами, с закрытыми глазами и трепещущими ресницами, со сбитым дыханием и покрасневшими щеками, с растрепанной челкой, тоже влажной, но это пока от снега.

Начался как раз пока они возвращались.

Домой. К Арсению — уже как в их общий дом.

Но это они обсудят. Не сегодня и не завтра — для этого еще настанет подходящее время.

Сейчас Антон тяжело сглатывает и мягко, едва касаясь, проводит подушечками пальцев по щеке Арса. Тот приоткрывает глаза, смотрит расфокусированно.

— Надо в душ, — хриплым шепотом говорит Антон и сразу же прибавляет: — Иди первый, потом я.

Арсений протестующе мычит, подается вперед и снова впивается губами в его, а ладонь опускает ниже, сминает верхнюю часть бедра. Но чувствуется, что понял — целует уже без прежнего напора, словно хочет сгладить момент перерыва. Антон, в целом, не против.

Переживает, правда, что тогда они до душа не дойдут, а это не то чтобы сильно хорошо.

— Ну Арс, — выдыхает недовольно и невнятно, отстраняясь уже настойчивее. Тот всё-таки отрывается, упирается лбом в его плечо и затихает так, пытаясь выровнять дыхание. Хнычет что-то недовольно.

Антон зарывается одной рукой в его волосы, массирует успокаивающе — не столько чтобы не расстраивался вынужденной паузе, сколько чтобы чуток сбавить возбуждение и переключить Арса на нежность.

Как будто получается. Тот шумно выдыхает, но дрожать перестает.

— Не знал, что ты такой правильный, — бухтит недовольно.

— Бываю иногда, — отзывается Антон, мысленно добавляя «когда дело касается тебя».

Они до сих пор стоят в обуви, только куртки успели скинуть прямо на пол, так что, нехотя освободившись из объятий, Арсений поднимает их и вешает на крючки, а Антон нормально закрывает дверь и разувается. Идет сразу на кухню, чтобы случайно не столкнуться с Арсом где-нибудь в дверях — это, чувствуется, ничем хорошим не закончится.

Машинально ставит чайник, моет руки в раковине и зависает так.

Пытаясь немного осознать эту жизнь.

Поразительная. Но чертовски приятная. Даже со своими неожиданными поворотами — ведь иногда они приводят вот в такие моменты.

Пока Арсений плескается, Антон успевает попить чай, полистать ленту в инстаграме и даже отвлечься от возбуждения. Вернее, так он думает. А потом Арс выходит из душа в одном полотенце на бедрах — и у Антона, по ощущениям, встает всё, что может встать.

Он и сам встает потихоньку. Арсений, собака, смотрит прямо на него, пристально, не мигая, чуть ухмыляясь — точно знает, какое оказывает воздействие.

Антон бочком пробирается в ванную, борясь с желанием прямо сейчас сделать шаг вперед и попробовать на вкус еще влажную кожу. Соединить родинки — блятский боже, как их много! — в созвездия, как бы банально это ни звучало. А лучше — упасть на колени и…

— Так, — резко одергивает сам себя. — Там чай. Попей. Или я не знаю…

— Хорошо, — раскатисто, почти с рычанием, Антон аж давится собственными словами.

— Я в душ, — звучит как писк. Он залетает в ванную, закрывается там и прислоняется лбом к прохладной поверхности двери. — Сука…

За стенкой слышится самодовольный смешок. Антон поднимает голову.

— Я щас выйду и прямо так тебя выебу, понял?!

Тишина.

Антон, подождав еще пару секунд, вполголоса матерится себе под нос и начинает раздеваться. Соображает вдруг, что не взял с собой одежду, но в следующую же секунду понимает — а зачем, собственно?..

В душе он тратит больше времени, чем планировал, решая подготовиться как следует. Такой опыт у него тоже был, хоть и всего однажды. Что важнее — периодически он сам, под настроение, доводит себя до оргазма пальцами внутри, поэтому знает, как надо.

Правда, ничего больше двух пальцев он не вставлял в себя уже несколько лет, но потому, собственно, он и готовится.

Не хочет тратить время вместе с Арсом — успеют еще попробовать разное, а сейчас хочется как можно скорее и сразу всё.

«Как можно скорее» — тоже относительно, у Антона другой план.

Перед тем, как выйти, он мельком смотрит в зеркало. И не узнает себя, замирает даже на пару секунд. Взгляд шальной и сверкающий, губы, и без того по-девичьи крупные, совсем распухли от поцелуев-укусов, щеки не менее розовые, чем у Арсения полчаса назад.

Он усмехается и краснеет еще сильнее, подумав, что надо бы запомнить картинку и сравнить с тем, как будет спустя еще пару часов.

Антон наскоро вытирается и, облизнувшись в предвкушении, выходит.

Кожу обдает холодком — в ванной нагрелось от пара, а в остальной квартире на пару градусов холоднее. Он идет в спальню, точно зная, что Арсений должен быть там. И не прогадывает — видит его сидящим на краю постели и сразу же согревается под тяжелым взглядом, окинувшим его с ног до головы.

— Признаю, — хрипит Арсений низко, — ты меня переиграл.

— Я не пытался, — нервно хихикает Антон, подходя ближе. — Просто вещи забыл.

— Сделаю вид, что поверил, — выдыхает шепотом и тянет к нему руки, а взгляд переводит выше, смотрит в глаза. Уже не с поволокой, а осмысленно, будто спрашивая разрешения. — Иди ко мне?

И Антон идет сразу же. Перехватывает одну ладонь, привычно переплетая пальцы, и почти падает на чужие колени, окунаясь в поцелуй и прислоняясь грудью, чтобы сразу получить как можно больше контакта кожа к коже.

Арсений будто чувствует, а может, у них просто совпадают желания: свободной рукой накрывает его поясницу, потом скользит раскрытой ладонью выше по спине, замирает на лопатках. Антон же вторую руку опускает ему на затылок — слишком полюбились короткие мягкие волосы.

Они целуются долго и сладко, неспешно, потому что спешить теперь некуда, наслаждаясь друг другом. В кои-то веки зная, что можно, что сегодня нет никаких ограничений.

В какой-то момент они не удерживаются и Арсений падает на спину, а Антон приземляется сверху, едва успев выставить локти по бокам от его головы, чтобы не ударить. Оба хихикают, зато наконец-то отрываются друг от друга. Смотрят в глаза, изучают лица — будто в первый раз.

Антон и правда впервые видит Арсения таким открытым и спокойным. Чувствует — доверился. Не на сто процентов, не во всём, до этого им еще плыть и плыть. Но уже во многом.

Сейчас этого достаточно.

Очень медленно Антон прикрывает глаза и опускается чуть ниже, прижимается губами к шее прямо под левым ухом — и едва сдерживает улыбку, слыша в ответ удивленный стон. О да, сюрприз удался.

Как же, черт, он хотел это попробовать.

И продолжает изучать: проводит языком вдоль шеи вниз, облизывает кадык — тишина, только хриплое, выжидающее дыхание. Тогда Антон резко переходит на правую сторону и легонько прикусывает кожу. Арсений выдыхает шумно, на грани стона, а руки сильнее сжимает на талии.

Антон прислоняется к уху, обводит языком раковину, чуть прикусывает мочку — а затем выдыхает шепотом:

— Ребра не трогай, колени тоже.

Арсений пару секунд обрабатывает информацию, потом кивает — и вдруг тихонько смеется.

— Щекотки боишься?

Антон смущенно тычется носом в изгиб его плеча.

— Да.

В ответ он получает ласковое прикосновение к затылку — и блаженно стонет, прикрыв глаза. Арсений перебирает волосы, массирует кожу, невесомо задевает то уши, то шею.

Тоже подметил, выходит.

— А где нравится? — спрашивает полушепотом и тоже целует ухо. Антон вздрагивает всем телом, и Арс понятливо хмыкает. — Так, уши…

И сразу же кидается проверять, чертенок. Лижет по самому краю, посасывает мочку, а потом, воспользовавшись тем, что Антон расслабился и отвлекся, ловко меняет их местами — чтобы сразу приняться за другое ухо. И бедрами притирается, как будто машинально.

— Уб… убе… ри… — пытается выдавить Антон, но буквально не может связать звуки в одно слово — у него перед глазами вспышки.

Арсений, однако, общий смысл улавливает — мгновенно отстраняется и замирает весь.

— Что? — Голосом старается не выдать волнения, но от напряжения даже слегка звенит.

И это напоминает Антону, в чём изначально был его план. Теперь, без постоянной стимуляции главной эрогенной зоны, он может открыть глаза и нормально сфокусироваться. Успокаивающе проводит ладонью по крепкому плечу, вторую опускает на пресс и тоже гладит.

— Полотенце убери, говорю, — с улыбкой повторяет Антон то, что пытался произнести, и, не дожидаясь ответа, сам тянется рукой ниже и не с первого раза, но развязывает уголки ткани. — Ты там морской узел, что ли, завязал?..

Арсений, поняв, что всё в порядке, чуть выдыхает, но отвечать не спешит. Тянется поцеловать — Антон мягко останавливает ладонью и, коротко ухмыльнувшись, переворачивает его обратно на спину.

— Твоя очередь, — мурлычет, убирает полотенце дальше и коварно устраивается на сильных бедрах — чувствует, как дергается член прямо под ним, слышит, как Арсений коротко выдыхает, видит, как прикусывает губу. — Расскажи мне, что тебе нравится, а что нет.

Широкие ладони ложатся прямо на его ягодицы, на миг выбивая воздух из легких. Горячо. Но Антон быстро берет себя в руки — он сейчас должен контролировать ситуацию и оставаться в сознании, насколько это будет возможно.

— Ноги… особо не трогай, — наконец говорит Арсений, и Антон ласково ведет ладонями по его груди. Ничего толком не делает, ждет.

Но когда продолжения не следует, наклоняется ближе и шепчет, глядя прямо в глаза:

— Конкретнее. Бедра? Голени? Ступни? — Коротко целует в губы, успокаивая, давая понять, что всё хорошо и правильно. — Это важно, родной.

Он сам не знает, откуда взялось это обращение, но оно тоже звучит максимально правильно.

Арсений улыбается, взгляд его теплеет. Наверняка подумал о том же.

— Ступни, — выдыхает. — Про остальное не уверен, но можешь попробовать.

— Хорошо… — шепчет и в награду прижимается поцелуем прямо под линией челюсти. Чтобы тут же с наслаждением почувствовать губами, как от стона вибрирует горло.

Ладони крепче сжимают его кожу, а потом одна скользит на бедро, но не опускается к колену — запомнил.

— А где приятно? — подсказывает Антон, отрываясь от шеи и опускаясь ниже, к впадинке между ключицами. Потом не может отказать себе в удовольствии — проводит языком вдоль одной косточки и прикусывает ее у плеча.

Арсений снова молчит, и Антон притормаживает — дает понять, что без ответа не будет действовать дальше. Он сам не знает, откуда в нем столько выдержки и здравого смысла, но он слишком сильно хочет сделать всё правильно.

Слишком дорожит Арсом, чтобы рисковать.

Он чуть сжимает шею, одновременно проверяя реакцию и подталкивая к ответу. Арсений вздрагивает, но скорее от неожиданности, чем от удовольствия — принято, с асфиксией пока не будут экспериментировать. Но главное, что Арсений считывает намек, потому что резко выдыхает:

— Соски, — и словно бы чуть краснеет. — Только без укусов.

Антон никак не комментирует. И даже не кивает — сразу бросается проверять, сильнее выгибая спину. Лижет один сосок, обводит по языком по кругу, потом обхватывает губами, чуть всасывает и сразу отпускает. Арсений стонет совсем громко, запрокидывает голову и сильно сжимает кожу Антона. Тот повторяет те же действия несколько раз и перемещается к левому соску, на правый опуская пальцы.

Одновременно с этим он прислушивается к ощущению члена прямо рядом со своей промежностью и понимает, что особо увлекаться нельзя, иначе они закончат слишком быстро. Впрочем…

— Хочешь пока закончить или пойдем дальше? — спрашивает, приподняв голову.

Арсений мгновенно переводит взгляд на него, а после многозначительно проходится пальцами прямо между его ягодиц, при этом не отводя глаз. Антон охает, губу прикусывает и понятливо кивает.

— Окей, — выдыхает шумно и хочет уже отстраниться, но его сильной хваткой вынуждают остаться на месте. Антон смотрит вопросительно.

— Ты раньше пробовал с парнями?

Теперь, видно, Арсений решил перенять эстафетную палочку сложных вопросов, и, спрашивая, он выглядит куда увереннее, чем когда отвечал. Антон мысленно делает в голове пометку, но это точно не на сегодня.

— С проникновением — один раз. Но не переживай, я подготовился.

Арсений недоверчиво хмурится, тянется пальцами дальше — и удивленно вскидывает брови. А потом его взгляд темнеет настолько, что глаза становятся почти черными.

— Вот, значит, что ты так долго делал в душе…

Антон вместо ответа всё-таки скидывает с бедер его руки и перехватывает их своими, снова переплетает пальцы и быстро сдвигается ниже, усаживаясь между ног Арса — если поначалу тот и хотел воспротивиться, то теперь замирает. Смотрит с оттенком любопытства. Ждет.

— Хочу сделать тебе хорошо, — шепчет Антон, чувствуя, как горят щеки.

Не отрывая взгляда от Арсения, размыкает губы сильнее и касается ими твердого члена, медленно ведет от основания вверх, периодически легонько касаясь языком. И радуется, когда тот первым не выдерживает — со стоном запрокидывает голову и сильно-сильно цепляется за его руки.

Антон не делает полноценный минет — не сейчас, раз уж решили начать с самого сладкого. Он больше целует, облизывает, смачивает слюной и размазывает по всей длине выступившие капли смазки. Член у Арса, как и всё в нем, идеальный — не слишком толстый и в меру длинный, ровно такой, как надо, чтобы и Антону было хорошо.

В какой-то момент он чувствует — пора. Выпускает ладони из своих, одним движением поднимается к лицу Арса и несдержанно впивается в его раскрытые губы поцелуем. Сам удобнее устраивается на его бедрах, а ладонями гладит грудь, то и дело дразня соски кончиками пальцев.

— Ты решил… — срывающимся шепотом спрашивает Арс, пока Антон наклоняется к тумбочке и ковыряется в верхнем ящике, — и правда покататься на мне?..

Антон хмыкает.

О да, те слова Арса на катке его прямо-таки… подожгли, как фитиль у фейерверка. Пришлось сразу же отъехать и отвлечься, иначе стояк был бы заметен даже под длинной курткой.

На деле же он решил наконец-то дать Арсу расслабиться. Помочь ему отключить мозг и хоть ненадолго перестать думать.

Он, конечно, не говорит об этом напрямую — но подозревает, что тот обо всем догадывается. Только потому и лежит, не рыпается. Принимает.

Позволяет помочь и поддержать так, как получается.

Не худшим образом, мысленно усмехается Антон, заводя ладонь себе за спину, опуская ее на твердый и еще влажный от его же слюны член. Другой подносит упаковку с презервативом ко рту и, не пытаясь даже быть сексуальным, надрывает ее зубами.

Арсений свои зубы крепко сжимает, но теперь взгляда уже не отводит — впился прямо в глаза, пальцами — снова в бедра, прямо под ягодицами, и только машинально поглаживает ближе к промежности. А может, и специально дразнит — это же Арсений.

Когда Антон наконец-то сдвигается чуть ниже и направляет его в себя, оба затаивают дыхание — и взглядов так и не отводят.

…не дышат.

…не моргают.

…пока Антон полностью опускается на бедра Арсения.

Два судорожных выдоха в один голос. Антон замирает, привыкая, — всё-таки это не то же самое, что даже три его собственных длинных пальца. Но и боли нет совсем — только ощущение наполненности.

Целостности.

Он медленно переставляет обе ладони на грудь Арса, упираясь удобнее и заодно легонько, успокаивающе гладя, задевая соски. Тот тяжело сглатывает, проводит ладонями по бедрам — на этот раз тоже легко совсем, ласкающе.

И тогда Антон начинает двигаться.

Его ноги сильные, натренированные, и еще никогда он не был так рад, что занимается спортом. Выдержки хватит надолго.

Сейчас, правда, это особо не поможет — они оба на грани совсем. Это же их первый раз вместе, и уже одно это осознание возбуждает до стоящего колом члена. А учитывая, что у обоих за последние годы была весьма скудная сексуальная жизнь… Хотя Арсений напрямую этого не говорил, но уточнения не были нужны. Антон примерно понимает, что бы услышал в ответ.

Двигаясь в том же медленном темпе, но сильнее насаживаясь, он не к месту вспоминает, как гуглил — проверял предположения. Догуглился до целой отдельной ориентации, но обсудить этот вопрос так и не было случая.

В этот момент член наконец-то попадает в нужную точку, и Антона снова ослепляет — ненужных мыслей больше не остается. Вообще никаких мыслей не остается. Есть только он, Арсений и плавный ритм их тел.

Антон постепенно опускается всё ниже, активнее двигая бедрами, пока не оказывается, как в самом начале, прямо напротив лица Арсения.

На секунду сбивается с ритма, снова любуясь. На этот раз — изломом бровей и приоткрытыми губами.

А потом Арсений приоткрывает глаза, сейчас продернутые поволокой, и, будто что-то прочитав по лицу Антона, резко вскидывает бедра вверх — выбивая из него громкий вскрик, вынуждая прикусить губу и едва не упасть.

И еще раз.

Глубоко. Туда, где так нужно.

Опуская ладонь на его член, с которого уже капает естественная смазка.

И еще.

Антон перестает двигаться — замирает, позволяя буквально вытрахивать из себя оргазм, один на двоих.

На четвертый раз он не вскрикивает, а только хрипло стонет — и кончает в ладонь Арсения, из последних сил удерживаясь на месте.

На пятый Арсений стонет в плотно сжатые губы и тоже расслабляется — Антон блаженно соскальзывает локтями по подушке, осторожно укладываясь на грудь Арса и затихая так.

Он слышит собственное хриплое дыхание — и дыхание Арса над ухом. Чувствует, как колотится сердце — свое, едва ли не в горле, и чужое, прямо под расслабленной рукой.

Он прикрывает глаза.

И почему-то очень хочет сказать… Ту самую глупость, которую, безусловно, говорить еще рано… Но разве может быть рано? Разве не важно только собственное ощущение?..

В этот момент Арсений едва уловимо целует его челку, лоб, висок… И Антон решает — нет, важно еще и то, как чувствует партнер. А Арсений, он уверен, после этих слов только испугается, загонится опять, будет думать и переживать…

Время еще придет. Сейчас же Антону достаточно знать, что они рядом и никуда друг от друга не собираются.

С четверть часа они лежат молча, потихоньку успокаиваясь. Антон сначала думал, что уснет и подремлет, но нет — мозг запустился на удивление быстро, поэтому он отдыхает, бездумно водя пальцами по груди Арса.

Сам Арс тоже поглаживает его по плечу, обнимая, периодически невесомо целует. Потом он же первым спрашивает осипшим голосом:

— Попить хочешь?

Антон кивает.

— Кофе хочу. Сделаешь?

Арсений положительно мычит и ласково проводит губами по его макушке, прежде чем осторожно освободить руку, потом ноги, переплетенные с его, и потихоньку подняться. Антон поудобнее укладывается на подушке, провожает Арсения взглядом — не может отказать себе в удовольствии полюбоваться подтянутыми ягодицами и широкой спиной, усыпанной родинками.

Потом он, видимо, всё-таки проваливается не то в сон, не то в дремоту. Выключается незаметно и осознает это только тогда, когда чувствует сквозь темноту прохладные прикосновения на животе. Поднимает голову — и тут же втягивает носом воздух, поворачиваясь к тумбочке.

Арсений хмыкает.

— Проснулся на запах кофе?

— Типа того, — расслабленно мурчит Антон в ответ. — Надолго я уснул?

— Да ну, минут на десять. Я только налил кофе и ополоснулся.

Антон приоткрывает один глаз — и точно, у Арсения волосы чуть влажные, и он одет в домашние штаны.

— Странно, а по ощущениям как будто час проспал…

Он поднимается, благодарно чмокает Арса в плечо — тот принес смоченное в воде полотенце и обтер его живот и бедра, — а потом сладко потягивается. Арсений подает ему кофе, Антон прижимается к его губам, мельком поражаясь тому, что они умудряются быть одновременно влюбленными подростками и героями романтического сериала с центрального телевидения.

Антон уже почти готовится убрать чашку в сторону, пока ее содержимое не оказалось на постели, но в этот момент звонит телефон. Арсений отстраняется, хмуро оглядывается, пытаясь понять, откуда звонок. Антон со вздохом отпускает его и отпивает кофе. Может ли этот день стать еще лучше?

Пока Арсений ходит по квартире в поисках телефона, Антон решает всё-таки подняться и одеться хотя бы в белье и штаны — в квартире днем прохладно, температуру отопления чуть убавляют.

Он ищет глазами хоть какие-нибудь носки, когда на пороге вдруг появляется Арсений — и его лицо кажется настолько бледным, что Антон холодеет сам. И совсем не потому, что стоит на полу босиком.

— Да-да, он рядом, — отвечает Арсений кому-то чуть дрожащим от напряжения голосом, глядя прямо Антону в глаза и потихоньку подходя ближе. Руку зачем-то протягивает — Антон машинально за нее хватается, хотя даже не понимает еще, кто звонит.

Мельком соображает, куда дел собственный телефон, и вспоминает, что оставил его в кармане куртки и с утра не выключал беззвучный режим.

Арсений говорит в трубку:

— Сейчас, одну секунду… — А потом убирает телефон от уха и, переведя взгляд на экран и что-то там настраивая, уточняет тише: — Это Маргарита Романовна, тренер Сережи.

У Антона что-то внутри звучно лопается, оглушая на миг и забивая собой всё сознание. Он бы сел прямо на пол, если бы Арсений не обхватил уже выше, под локоть.

Красивый женский голос звучит во всей комнате — Арсений переключил на громкую связь.

— Есть новости по поводу Сережи. В общем-то, это даже хорошо, что узнаете вы оба.

Антон хватается за плечо Арсения. Слушает, пытается понять по интонации хоть что-то… Ох уж эти тренеры со своей сдержанностью!..

Но он не ждет хороших новостей. Потому что — какие, черт возьми, могут быть хорошие новости?! А вот плохих, что б их, целый ассортимент.

Он крепко сжимает челюсти, дышит через раз и моргает часто-часто, чтобы не дать глазам увлажниться — потому что тогда его сразу накроет истерикой, он помнит, как это бывает.

— Дело в том, что… — и молчание.

Многозначительное. Во всех, сука, смыслах.

— Да, мы слушаем, — подгоняет Арсений, такой же напряженный; сбивается на «мы», но никто сейчас не обращает на это внимания. — Говорите. Что с… — Голос подводит его, он на миг жмурится. — Что с Сережей?

Антон не думал даже, что это снова вернется. Был уверен — всё, справился, больше никаких слез, пусть и до сих пор больно.

Но один звонок — и он опять на грани. Расколется на части, развалится, рассыплется, как лед под лезвиями коньков, как только услышит…

— Сережа смог подняться.

Тишина.

В квартире, потому что оба не дышат. И в голове.

Антон не знает… не понимает… Ему показалось? Послышалось? Или, может, это всё сон, и сейчас он проснется?..

Он беспомощно смотрит на Арса и ловит такой же растерянный взгляд.

А женщина по ту сторону телефонного сигнала, где-то в далеком Иркутске, на который уже опустился вечер, негромко продолжает говорить — и голос ее, до этого почти механический, становится теплее:

— Он вот уже месяц на реабилитации. Восстановление идет с невероятной скоростью, недавно коляска совсем перестала быть нужна. Сережа занимается в спортзале…

Она всё продолжает говорить, а Антон и Арсений продолжают смотреть друг на друга, одними блестящими глазами подтверждая — да, я тоже это слышу, представляешь, это правда происходит. И ловят при этом каждое слово Марго.

Антон прикрывает рот свободной ладонью — иначе, наверное, просто закричит на всю квартиру. Да что там — на весь этот город.

Арсений же ведет по его безвольной руке вниз, перехватывает пальцы, переплетает, несколько раз ободряюще сжимает — и Антон, помотав головой, всё-таки крепко сжимает в ответ.

— С-спасибо, — через силу говорит Арсений, когда Марго замолкает. Голос снова его подводит, но теперь — из-за предательски поступивших слез, которые сжали горло. Ему приходится откашляться, прежде чем ответить: — Большое вам спасибо, что позвонили… Я даже не знаю, что еще тут…

Он замолкает — и Антон со слабым удивлением понимает, что Арсений впервые на его памяти не может справиться с эмоциями. Тогда он берет из его руки телефон, быстро прижимает Арса к себе, позволяя спрятать лицо на своем плече, и отвечает сам — всё равно Марго поняла наверняка, что они здесь вдвоем и что слушают на громкой связи.

— Спасибо вам, для нас… очень много значит этот звонок, мы правда сильно переживали… Спасибо. — Он быстро добавляет, чувствуя, что еще немного — и сам не сможет держаться: — Сереже скорейшего восстановления, сил… Хотя он же наверняка там себя не жалеет? — улыбается дрожащими губами.

— Не переживайте, — вдруг слышится с отчетливой улыбкой. — О нем заботятся. Даю слово.

— Спасибо, — повторяет Антон едва слышно и сбрасывает звонок.

Слишком резко — но Марго поймет и не обидится.

Антон не глядя отбрасывает телефон на кровать и сжимает Арса уже обеими руками, сильно жмурится, громко втягивает воздух и замирает так, боясь дышать. Арсений, кажется, успел взять себя в руки и чуть успокоиться — обнимает крепко, но ласково, поглаживает одной ладонью по обнаженной спине.

— Поднялся, — шепчет Антон и с благодарностью смотрит невидящим взглядом куда-то вверх, в потолок — или, может выше. — Он смог подняться…