на прощание

Дверь со скрипом открывают и хлопают ею за собой через несколько мгновений. Лёжа в постели, ты не можешь уснуть и слушаешь, как Фуго тихо уходит по мрачному коридору и вниз по лестнице. Вы живёте вместе, и каждую ночь он куда-то пропадает, но ни куда, ни чем там занимается, ты не знаешь. Однажды он только бросил что-то про бар и пианино, но последнее время всё часто вылетает из головы.


Иногда и вовсе забывается, кто ты. Страшнейший личностный кризис приковал к неприятному прошлому. Словно в тебе не осталось ничего достаточно значимого, такого, что позволило бы ощутить себя собой, а все мысли навсегда стали обрывочны и бессмысленны.


Жизнь, в которой Бруно нет – давняя искренняя мечта – обратилась в сущий кошмар.


И расстегни он тебя на части хоть навсегда – главное, чтобы вернулся. Чтобы сказал, что делать, объяснил, как не чувствовать себя так потерянно. Чтобы помог найти какой-то смысл жить дальше. По крайней мере, в полной его власти, какой-то смысл был. Теперь же нет никакого. Ужасно осознавать, насколько он тебе нужен.


Время тянется жутко медленно; ты почти не выходишь из комнаты, постоянно кутаясь в одеяло на единственной кровати в облезлой квартирке. Фуго устроился на продавленном диване в зале, и иногда можно услышать, как он ворочается там целую ночь. Порой он долго глядит в темноту твоей спальни из дверного проёма, и всегда уходит, не сказав ни слова.


Теперь ты чувствуешь себя даже не так ужасно, как в роскошном доме у моря, с чудесными видами и собственной атмосферой, – хуже. Через тонкие стены слышно всех соседей, и каждый раз, шагая по скрипучим этажам, кажется, будто сама постройка бунтует таким образом против своих жильцов, но это не важно. Остаться в вашем доме, день за днём поднимая в памяти эпизоды совместной жизни – всё равно что окончательно разрушить своё хрупкое душевное равновесие без возможности его хоть как-то восстановить. Билет в один конец в полное безумие.


Так что, когда Фуго предлагает съехаться, ты с радостью пользуешься этой возможностью.


В качестве компенсации Бруно припрятал для вас достойную сумму, но тебе эти деньги даром не нужны. Поэтому вы остановились в зажатой домами многоэтажке без лифта, с шаткой старой лестницей и тесной ванной, где всё кричит о крайне почтенном возрасте несчастной постройки. Может пропасть горячая вода, и иногда без предупреждения выключается свет, но ты постоянно себя убеждаешь: уж лучше так, чем как раньше.


Ведь нет больше никаких прекрасных полотен вдоль стен, и свежих синяков на коже.

Окна без решёток. Пропали великолепные пейзажи по ту сторону. И никаких молний на руках, ногах, пальцах, и где бы то ни было.

Ни райского палисадника, ни ангелов милосердия, готовых прийти на помощь, и, конечно, никакого Бруно.


Только жестокие реалии того, что он с тобой сотворил, результаты собственных терзаний, и всё среднее между этим. Бывает, ночами ты исступлённо выкрикиваешь в подушку бессвязные просьбы: чтобы Бруно раскаялся, чтобы снова был жив, чтобы- Откликнуться некому.

Но ты всё умоляешь незнамо кого, хотя даже не веришь, проклиная себя за былые мысли о том, что в руках этого человека можно обрести своё спасение.


Огромное восхищение его добротой не давало увидеть запятнанных твоей же кровью ладоней, которыми он надёжно тебя держал. Сейчас противно даже думать об этом, осознавая, что прямо рядом с тобой всё это время был садист и манипулятор, который сумел заполучить твою самую искреннюю любовь – такую, какой ты в ответ никогда не получишь.


Временами твой разум даёт некую передышку и от Бруно мысли перемещаются к Фуго.


Он поверит, расскажи ты всё как на духу? Что ответит? Разозлится? Наверное, тоже изобьёт тебя, за то что наговариваешь на человека, который дал ему вторую жизнь и поверил в него, когда другим было наплевать. Всем Бруно очень помогал, в каждого верил, как никто. И в твоей жизни он появился в самые тёмные времена, на крыльях судьбы, как вестник надежды падших.


Забавно, как он может запросто управлять кем угодно, при этом отнимать одни жизни и с лёгкой душой спасать другие. Никто тебе не поверит, и Фуго уж точно. Не будь жутких болей и фантомных судорог в конечностях, или ночных кошмаров на основе всех любовных ухищрений, и себе бы не верилось.


В одну из таких тёмных-тёмных ночей ты окончательно понимаешь: лучше ничего не рассказывать. У Бруно достаточно скелетов в шкафу; там им и место. Он сам за всё ответит в другом мире. Сейчас ты только сделаешь Фуго больно, запятнав безупречную репутацию его непогрешимого капо. И тебе будет больно, от того, что лишишь своего друга веры в авторитет другого человека. Пускай лучше верит в сказку. Сейчас важнее, чтобы у него была надежда на лучшее.


Вот она, твоя последняя добродетель во имя Бруно Буччеллати.


***


В тусклом свете бара, где воздух пропитан алкогольным флёром и излишней непринуждённостью, ты заливаешь в себя следующую рюмку. Сквозь плотный сигаретный дым доносится печальная клавишная мелодия, и в горле жжёт после дешёвого топлива. Поставив стакан на стойку, ты поворачиваешься на стуле и видишь, как кто-то запускает монеткой Фуго в макушку. Он с лёгкостью её перехватывает, бросает клавиши в диссонансе и резко прекращает играть.


— Слушай, Паннакотта, может, че-нить повеселее сбацаешь?


Со своего местечка ты смотришь, как Фуго оглядывает толпу присутствующих, а потом отнимает руки от клавиатуры с недовольным вздохом. Сдаётся. Затем опускает монету в большую копилку и возвращает внимание к инструменту.


— Ладно, зараза! Но честное слово… — он переходит на значительно более радостный лад, наигрывая что-то всем приятно-знакомое.


Мелодию встречают радушно, и некоторые постоянные гости даже подпевают своими сильными, хрипатыми голосами. Вскоре к ним присоединяется всё больше и больше людей, раскачиваясь в музыку и притопывая в ритм.

Фуго чуть заметно улыбается; ты отводишь взгляд, чтобы его не смущать и слабо улыбаешься тоже. Произведение доходит до высшей ступени и растворяется в шумных голосах; эти люди поют от чистого сердца, да так заразительно, что ты невольно подпеваешь без слов. Сердце окутывает приятная нега здравомыслия.


Тебя щёлкают по лбу и, открыв глаза, ты видишь перед собой Фуго. Он довольно глядит в ответ, придерживая банку с чаевыми, полную до краёв.


— Подъём, — он занимает свободное место рядом. — Смотри в следующий раз не отключайся, пока я играю.


— Ни за что.


— Вот молодец.


Он поворачивается к бармену (и управляющему), поменять монеты на бумажные деньги, и ты немного его рассматриваешь. Фуго явно стал лучше спать (синяки под глазами почти пропали), а ещё недавно позволил тебе подравнять ему кончики. Он уже и не такой тощий, как полгода назад, с неяркой искоркой жизни во взгляде. Иногда ты замечаешь, как он задумчиво глядит в небо, следит за линией облаков или следами самолётов, но всегда возвращается назад, на землю.


— Я рад, что ты со мной, — говорит Фуго, когда бармен уходит. — Правильно делаешь, что выходишь из дома.


— Ну, просто надоедает постоянно считать пятна на потолке, — отвечаешь ты. — А ещё...мне нравится, как ты играешь.


— И мне.

Знакомый голос.

Ты резко поворачиваешься: кто это?

В голове поднимаются тысячи подобных желанных сценариев, в каждом из которых есть Бруно, но точно не эти знакомые золотые локоны, которые ты никак не ожидаешь увидеть.


Перед вами – Джорно Джованна собственной персоной, а за его спиной – Гвидо Миста, подмигивает тебе.


— Чт- — краснея, бросает Фуго и встаёт впереди, чтобы, если нужно, тебя защитить. — Вы двое...живы..?


Ты с трудом дышишь и хватаешь Паннакотту за плечо. От волнения кружится голова.


— Остынь, чувак, ты чего так смотришь то? — ухмыляется Миста. — Из-за той ситуации на острове можешь не переживать, я уже и не злюсь совсем.


Джорно подходит поближе и тепло смотрит на вас по очереди, с искренним пониманием. Он явно пришёл с благими намерениями. То, что юноша говорит дальше, окончательно выбивает землю из-под ног.


— Я очень рад, что мы нашли вас. Многое позади, и мне очень жаль, что не вышло встретиться раньше. Мы пришли пригласить вас присоединиться к организации вновь. Ваши способности будут очень полезны.


— Джорно, ты... О чём ты говоришь?


— Теперь, между прочим, "Дон Джованна", — с чувством шепчет Миста, на что Фуго не реагирует, и тебя почти поглощают избыточные эмоции.


— Не сейчас, Миста, — говорит Джорно, глазами выдавая свою заинтересованность под спокойной манерой общения. — Им не надо ничего доказывать.


Ты больше не можешь сдерживать слёзы и заходишься в рыданиях, утопая в знакомых образах: перед глазами лишь угольно-чёрные локоны, глубокие сапфировые глаза, а вокруг – нежные, чувственные объятия, и совершенно ничего более.


***


Последнее время ты чувствуешь себя значительно лучше. В тот день вы условились, что сначала нужно многое обдумать и закончить кое-какие дела, и Джорно уважительно отстранился на некоторое время. В отличие от Мисты, который мог внезапно заказать на вашу расхлябанную квартирку еду с доставкой, хотя это даже не так уж страшно. Фуго тоже особенно не отдалялся, но за такими вот обедами сидел довольно задумчивый.


Так прошёл где-то месяц, а после вы получили от Джорно письмо с приглашением на настоящий деловой ужин. Без обещаний, без обязательств. На обычную встречу. Именно там всё и станет ясно. 


— Как ты думаешь, что он собирается нам сказать?


Старый дом молчит, утопая в тёплых солнечных лучах, и мягко светится. Ты сидишь в саду, среди диких цветов и незаконченной работы. Теперь ты сильнее, чем прежде, так что погружение в воспоминания уже не доводит до нервного срыва.


— Очень любопытно.


Мощеная дорожка плавно огибает передний двор. Ты потираешь ладони – прохладно.


— И страшно, — непонятно кому признаёшься. — Тебе было страшно?


В кармане пиджака пальцы нащупывают суховатый цветок.


— Даже не верится, на самом деле, что ты мог бы чего-то бояться, но ведь должен был. Ты же человек, всё-таки.


В руках у тебя та самая чёрная лилия, которой, кажется, уже очень много времени. Ты погружаешь пальцы в мягкую землю, выкапывая небольшую ямку.


— До сих пор до конца не понимаю, — бормочешь ты, — но вряд ли когда-нибудь вернусь сюда за ответами.


Опустившись на колени у аккуратной клумбы, ты кладёшь цветок в могилку, засыпаешь лепестки землёй и замираешь в минуте молчания. Затем поднимаешься, отряхивая грязь с коленей.


— Теперь мне пора домой, Бруно.


Развернувшись, ты идёшь по траве, мимо дорожки, и запираешь за собой калитку в последний раз. Золотой ветер приятно обдувает лицо.


Ты вновь ощущаешь себя единым целым и без оглядки следуешь только вперёд.