Сквозь тёмные тучи, закрывающие чистое небо, прорвался первый утренний луч света. Осторожно пробираясь в окна жилых домов, он старался казаться незаметным, но у него это явно не получалось. Впрочем, мне он не особо мешал. Я проснулся ещё час назад, сразу начав подготовку к пробуждению своего соседа. Амир совершенно не смыслил в кулинарии, что было немудрено, если вспомнить его мать. Потому я полностью взял на себя эти обязанности в обмен на уборку в доме, которую теперь выполнял только он.

С рассветом свино-куриный суп был уже готов, поэтому я принялся за утренние гигиенические процедуры; чистку зубов и ухаживание за кожей лица. Не забывал я и про свой ожог, подготовив необходимые лечебные мази, которые удалось найти на местном рынке.

Шел всего второй день, как я с Амиром успешно бежали в Ба Синг Се. За неделю, что мы сюда добирались, случилось много событий, которые, если бы я решил бежать один, никогда бы не произошли. Например, мы бы не ночевали в хлеву с животными, причём за большую плату трудом хозяину этого хлева. Не наткнулись бы на бывший туристический городок, сейчас более походящий на логово бандитов и воров. Не встретили бы исследователя истории посреди песчаных руин, успевшего побывать в плену у народа огня. Ничего из этого бы не произошло.

Вместе с Амиром мне было комфортно, как с родным братом. Мы помогали друг другу в сложных ситуациях и выручали из бед, куда нас бросала сама судьба. Выбирались с трудом, но всегда вдвоём. Когда не хватало еды — делились, когда не хватало спальных мест — ложились рядом. Ночевали под звёздным небом с другими беженцами, ожидая своей очереди на проход в город.

Можно ли это назвать хорошими воспоминаниями? Определённо — да, но не для меня. Всё, что я ощущал внутри весь путь, — всепоглощающую пустоту, которая съедала изнутри, не оставляя места даже чувству боли. Я потерял себя и уже не понимал, кем являлся. Люди вокруг бежали от страха перед народом огня, и я видел, что это вполне обосновано. Их слезы, шрамы от ожогов, дети, оставшиеся без отцов — всё это сотворил народ огня. Всё это сотворил я.

Что это? Терзания совести? Разве она была у меня когда-то? Разве было у меня сочувствие? Почему мне так неприятно думать обо всём этом? Почему я не мог никого остановить, пока служил в армии? Неужели это я довёл всё до такого состояния?

— Доброе утро, — бесцеремонно вошёл в ванную комнату Амир.

— Доброе, — я намазал пасту из трав на зубную щётку.

Он спросонья медленно прошёл в душевую кабину или, по крайней мере, что-то похожее на неё. Амир задернул штору и включил самодельный душ, который состоял из бочки с водой и распылителя от лейки. Внизу бочки была проделана дыра, откуда через приделанный распылитель лейки лилась вода, если открыть небольшой кранчик. Мы с Амиром сами соорудили это устройство. Естественно, не без моих знаний, опережающих прогресс этого мира. С каждым днем мне все больше казалось, что я возвращался в прошлое, забывая о настоящем. Вспоминал моменты, проведённые с семьёй. Наступало неприятное чувство тяжести в теле, а время становилось длиннее. Будто я пребывал в забвении, чувствуя опустошение.

«Интересно, как там Шизука?» — мелькнул вопрос, прорвавшийся через тонны однообразных мыслей.

Всплывающие воспоминания о её нелепых проделках, лишь бы избежать учёбы, бывало, пробивали на некоторую грусть. Всегда энергичная, борзая, непредсказуемая — моя младшая сестра проявляла свою детскую натуру, в отличие от меня, потому что мне пришлось повзрослеть, будучи в её возрасте.

Тот самый нож, что всплыл перед моими глазами ещё несколько лет назад, определённо принадлежал моему отцу из прошлой жизни. В ту секунду, когда он появился передо мной застывшей фотографией, я сильно испугался. А далее нужно было лишь сложить два и два. Помню, как прятался под столом, когда из прихожей слышались крики и ругань. А затем глухой удар. И ещё один. Ещё и ещё, пока всё совсем не стихло.

Затем отец выкрикнул моё имя, приказывая выйти из комнаты. Главное было — не показывать никаких эмоций, иначе мне тоже могло достаться. И мне никогда не доставалось. Всегда было безразличие, ни разу не наигранное. Но когда он взял нож, я не смог стоять в стороне. Что-то подтолкнуло меня вперёд. Мне… Стало жаль мать. Она была прекрасной, добродушной женщиной. Я просто не мог смотреть на её полный отчаяния и мольбы взгляд, оставаясь в стороне. Может, это и был первый раз, когда я испытал эмоцию.

Звук раздвигающейся шторы заставил меня опомниться. Я стоял перед зеркалом, тщательно рассматривая своё лицо. Мне хотелось увидеть на нем хоть одну эмоцию, хотя бы одно её мимолетное проявление, но я не видел ничего. Одна пустота, безразличие. Будто у меня и вовсе не было лица.

— Что такое, Акио? Прыщ заметил? — в шутку спросил Амир, заметив мой пристальный взор, направленный на зеркало.

— Амир, расскажи о своём отце. Кем он был? — я не переставал смотреть в зеркало.

— Отец? Ну, он был обычным бизнесменом, владельцем бара, — он напряжённо перевёл взгляд в пол, будто не был уверен в сказанном.

— И всё? — повернулся к нему я. Услышав в ответ лишь тишину, продолжил: — Понятно. Прости, что задал такой вопрос, просто я сам вспомнил своего отца. Он служил в армии. Погиб на войне.

Я на секунду задержался взглядом на Амире, а затем повернулся обратно к столешнице с готовыми целебными мазями. Всё-таки нужно было обработать ожог, хоть он и выглядел намного лучше, чем раньше.

— Так бы сказала моя мать, — подал голос Амир, — она бы сказала, что отец был обычным владельцем бара. На самом деле он был сектантом. Он придумал религию и завлек в неё маму, а она затащила туда меня, когда я родился. Они оба психическим здоровьем не отличаются, неадекваты, — последнее предложение он произнёс с усмешкой и неким облегчением.

Видно, он давно хотел сказать что-то подобное, но раньше не хватало смелости.

— Вот как, — произнёс я в никуда.

В воздухе повисла неловкая атмосфера, но ни один из нас не решался от неё избавляться. Я вздохнул, взяв крем на пальцы.

— Надо бы на рынок сходить, — соскочило у меня с языка прежде, чем я успел подумать.