9.

— Я вернулась! — елейным голосом пропела девушка в свободных одеждах.

Большая часть попавшей на Чёрную сэкирэй крови была унесена ветром и развеяна по городу, однако часть осталась на теле.

Редкие бордовые капли крови, что не упали с прочных водоотталкивающих форменных одежд, создавали притягательную картину, на контрасте ещё больше украшая белокурую красавицу.

Множество капелек крови осталось на лбу и щеках

Открытую часть её бёдер расчертили уходящие назад алые линии, в то время как влажные губы были совершенно чисты.

Длинные серые волосы, казалось бы, лишь чудом не обрели алый оттенок.

Единственными элементами, что не носили и капли алого концентрата жизни — были ножны и сам клинок.

Улыбка довольной кошки, что Карасуба носила на устах, приобрела некий, более довольный и ещё более глубокий оттенок.

Вот, что собственными очами увидел Энтони, вышедший встречать свою сэкирэй.

— Мило. — с улыбкой на устах прокомментировал он, показывая свои истинные чувства.

Пускай уставшие от серости умирающего мира глаза давно не различали цвета столь резко, как глаза даже обычного человека — однако и преображение Жнеца Смерти были не только в гармоничных алых каплях, линиях и разводах на одеждах и открытых частях тела — ключевые изменения были в столь прекрасном лице…

***

Месяц.

Сколько это? Много или мало?

Ответ для каждого свой.

Для готовящегося к решающему зачёту или курсовой студенту, что опомнился лишь в последнюю ночь перед сдачей — месяц — это словно вечность.

Для человека, что из душного и жаркого города вырвался к морю и наслаждается каждой ухваченной минутой отдыха — месяц — это словно миг.

В Нью-Токио за месяц… в его публичной части — едва-ли что-то кардинально изменилось.

MBI квадратный метр за квадратным метром выкупала город, но простые люди, простые винтики машины корпораций, этого не замечали — для них всё было по-прежнему — каждый день под светом Солнца вынуждал выгрызать право на существование. Вынуждал, бесспорно, в разной мере: кто-то боролся неизмеримо больше, ну а кто-то имел над собой лишь призрачные угрозы.

А вот на тёмной стороне… MBI больше не держала на поводке свой опаснейший актив, руководитель этой корпорации — Минака Хирото, казалось бы, окончательно поехавший крышей после инцидента с Дзинки, — с упоением наблюдал, как Игра приняла неожиданный поворот.

Лишь Сахаси Такими могла что-то сделать с безумством Минаки, но то, что Чёрная окрылилась о какого-то… психически неуравновешенного даже больше, нежели Хирото человека, что, по виду, совершенно не хотел (ну или не мог, что, учитывая требования самой Чёрной, сильно вряд ли) контролировать Карасубу — было совершенно «вне» её власти.

Ситуация полностью вышла из-под какого-либо контроля, угрожая сорвать весь план касательно выпуска сэкирэй в город, что должен был только набирать и набирать обороты.

Однако история не знает сослагательных наклонений — тот момент, когда Карасуба с маниакальной улыбкой подхватила халат Такехито и направилась к выходу из здания штаб-квартиры MBI — будет ею проклят навеки.

Только собирающийся третий Дисциплинарный Отряд потерял главную ударную силу, из-за чего, вероятнее всего, в него придётся включать номера сто-семь и сто-восемь, а также использовать сто-первую; временно включить в состав ноль-шестого.

Все, представляющие какую-либо достаточную силу своими способностями не настроенные номера по распоряжению Минаки были включены в третью итерацию Дисциплинарного Отряда.

А ещё был проект «Аргус», количество требуемых ресурсов на который вновь превысило ожидания, а какого-либо вразумительного результата пока ещё и быть не могло.

***

— Хра! — громкий хрип вырвался из горла Карасубы.

Нодати с глухим звуком упал на ковёр.

Мелкие кристаллы глубоко впились в плоть, растерзав крепкую кожу сэкирэй силового типа, не заметив форменную одежду.

Энтони был немного выше своей сэкирэй, но высокие каблуки Карасубы обращали ситуацию в обратную сторону.

Однако вытянутая рука крепко держала поднятую над полом Карасубу за сдавливаемую крепкими пальцами шею.

Руки Карасубы бессильно ударили по закованной в… латы руке, не сумев даже повредить литую сталь.

Громогласный выстрел. В живот Карасубы прилетела пуля, практически лишая её сил.

Огромный, относительно прошлого раза, снаряд одним махом обессилил Карасубу, практически уровняв её по силам с обычной девушкой.

Пистолет глухо упал на ковёр стволом и завалился на ковёр — коснувшись со звонким звуком упавший ранее нодати.

Потянувшиеся к шее Энтони руки соскользнули по косому воротнику, что держался на шлеме с уродливой искажённой маской.

Кулачки девушки бессильно бились по литому прессу на кирасе.

Под Карасубой что-то засияло — она не могла увидеть, что это — весь обзор девушке загораживала рука, что прижала её к стене.

Она не могла ничего сделать — её держали, словно тряпичную куклу. Она не могла ничего сделать доспеху Энтони, она не видела исходящую от него бледно-жёлтую ауру.

Раскрытая ладонь Энтони с зажатым в ней талисманом впечаталась в грудину Карасубы и резко отпрянула, оставив за собой яркий, просвечивающий сквозь тело, огонёк.

Хруст — Карасуба не видела, как всё сильнее сжимаются пальцы Энтони, она лишь слышала, как хрустит её собственная шея, а затем…

Тонкая и длинная шея Карасубы взорвалась ошмётками — голова криво взлетела вверх, показывая Чёрной сэкирэй, как её брызжущая из рваной раны кровь поглощается блестящей стеной, лишившееся опоры обезглавленное тело с изодранной спиной падает вниз, а серые глаза бессильно и заторможено вращаются.

Голова упала и покатилась по ковру.

Мысли Карасубы текли невероятно быстро.

Боль… Ненависть… Предательство… то, чего она подспудно ожидала ото всех, кроме того единственного, её ашикаби.

Ярость…

Ей казалось, что эти чувства только её, но… нет.

Укрепившаяся связь между ашикаби и его сэкирэй на предсмертные доли мгновения почувствовать чувства Энтони.

Уэбб чувствовал… нет, это была не праведная ярость — это были разные чувство, их было настолько много, что бывшему мертвецу было сложно в них разобраться…

Он сам ей потакал, лишь ускоряя то всеобъемлющее безумие, что захватывало далеко не слабую Карасубу.

Не осознавая масштаб проблемы, он снабжал свою сэкирэй «магической химией», впрочем, в своём изначальном исполнении она для пыток практически не использовалась, считая, что так ускорит исполнение потребностей Карасубы, но лишь ещё больше убеждая девушку в том, что её действия — правильны.

Карасуба погрязла в той вседозволенности, что ей позволял Энтони, не отвечала ничем на оказываемую ей помощь, лишь больше погрязая в собственных садистских наклонностях. Совершенно противоположено тому, что до неё пытался донести Уэбб.

Сам того не зная, сейчас Энтони решал проблемы MBI.

Однако и терять Карасубу он не хотел.

Наказать?

О, время для простого «наказания» было давно упущено — намеренно высеченное на очередном спарринге (подобные около-смертельные бои на «чистом железе» со столь сильным противником доставляли удовольствие не только лишь одной боевой маньячке) тело Карасубы явно не усмиряло Жнеца Смерти — лишь вызывали глухое раздражение таким пренебрежением со стороны её ашикаби.

Какие к ней вообще могут быть применимы сколь-либо относительно «мягкие» меры?

Физические? Её болевой порог был невероятен, а в довершение к наклонностям садистки была не то не менее обширная, устоявшаяся и влиятельная часть скрытой мазохистки, не то боль была сигналом того, что она — жива, и что всё ещё будет выгрызать право на жизнь свою и врагов в бою: мечом, рукой, зубами, головой — не важно… какое из этих безумных предположений более правдиво — Энтони понять не мог.

Запереть в особняке? Разве что в «цитадели», однако это явно не на долго.

Лишить информации, давить морально?

Это был тупик — фактически всё, что оставалось до этого — направлять агрессию охочей до страданий жертв (и их душ, пускай она сама этого не особо-то осознавала) убийцы в русло потрошения сэкирэй.

За месяц семь сэкирэй были нейтрализованы, так называемый «пятый уровень» — даже шансов как-либо быть оживлённой не оставлял.

Зато такой способ… крайняя мера.

Вспыхнул свет, ослепляя серые глаза, чей взор с каждым мигом сужался всё больше, однако всё ещё не превратился в бесконечно-малую точку.

— Ах! — голова словно телепортировалась на своё место, спина закрылась — лежащее на груди тело было словно в идеальном состоянии — кожа белоснежна, цела и чиста — ни единого следа крови, что в один момент исчезла с пола и изодранной настолько, что упала развязанным фартуком, одежды.

Вдох как никогда обжёг лёгкие, тело горело — огонь словно бежал по нервам, возбуждая каждую их частичку и медленно, без доступа кислорода, превращая мозг в один скукоженный уголёк.

Даже зачарованная силой тёмных чудес пуля бесследно растворилась в теле.

Но Карасубе не было суждено опомниться — по рёбрам пришёлся выбивающий из лёгкий обжигающий воздух удар стального сапога, переворачивая девушку и утаскивая небольшой остаток держащейся на ней одежды, а следом — всё тот же сабатон придавливает её длинную, тонкую шею.

— Не хочешь превратиться в кусок гниющего мяса — внимай каждому моему слову! — говоря это, Энтони переламывал поднятый с пола ствол, вставляя второй чёрный патрон… слова — каждое из них, его вид, его невозмутимость и то неповторимое сочетание отвращения, пренебрежения и ярости в действиях, мимики, жестах — всё это отдавалось болью в душе ощутимой ничуть не меньше, нежели удар зачарованного меча.

Выстрел последовал за коротким ожиданием.

Ожиданием, когда в обилии ею вырабатываемая собственная энергия Карасубы достаточно восстановит энергетический ресурс тела — ресурс жизненной энергии, столь похожей и одновременно разной с энергией Пламени.

***

— Хрррррррррр!!!!! — бессильно шипела Карасуба.

Экспозиция: «Чёрная сэкирэй, висящая в бондаже» — несомненно бы была словно лучшая предсмертная амброзия для многих существо в этом мире.

Однако сейчас вся она представала на обозрение одному.

Скованная девушка была похожа на окукливающуюся гусеницу — процесс явно был где-то в первой половине, отчего большая часть тела не способной пошевелить даже пальцем девушки не была ничем прикрыта.

Висящее вверх ногами тело медленно вращалось, раздражая вестибулярный аппарат.

— Ощути духа. Подчини его. Поглоти его. Направь его. — эти слова, словно гипнотизирующую мантру, раз за разом, когда что-то неосязаемое ощутимо качало висящее под потолком тело, повторял ашикаби Чёрной сэкирэй.

Слух улавливал тихие хлебки, плеск жидкости, звон стекла…

Тело чувствовало взгляд. Блуждающий по телу с неким сочувствием и направленным на неё неприкрытым вожделением взгляд — то, чего во взгляде своего ашикаби Карасуба не ощущала никогда.

Однако, внимательный, пронзительный взгляд учёного на интересную зверушку был тем, что дополнял, чего уж таить от себя, приятные чувства… она помнит такие взгляды из «детства».

Детства, которого не было у первого Дисциплинарного Отряда. Кроме, наверное, ноль-первой — о собственной истории жизни до гибернации та не распространялась совершенно.

Детские сознания, что лишь впитывали в себя жизненный опыт — и выращенные в ускоренном темпе тела — вот суть купавшегося все первые годы жизни в крови первого Дисциплинарного Отряда.

— Ощути духа. Подчини его. Поглоти его. Направь его. — и вновь что-то качнуло её, после чего вновь последовали слова ашикаби, что даже не встал с кресла, продолжая пить некий высокоалкогольный напиток — мягкий, но очень въедливый характерный запах говорил об этом, как и косвенно это подтверждалось звоном стекла, касающегося древесины.

Карасуба захрипела, совершенно не понимая, чего от неё хочет этот… человек.

Кто-то, дорвавшись до алкоголя, сумел заглушить им образы умирающих людей, кто-то — закрылся в себе, скрывая лицо в толстом шерстяном шарфе и сводя большую часть эмоций к нулю, кто-то — взломал сервера MBI, получив через них неограниченный доступ в интернет и познакомившись с таким явлением как «порно», кому-то — было на это просто плевать, ведь машина смерти не знает сострадания, а кто-то — погрузился в резню и страдания бессильных жертв, делая их собственной сутью, не в силах удержать своё звериное нутро.

Последней и была печально известная Чёрная сэкирэй.

Она убивала по настроению — едва-ли MBI могли многое сделать, единственным их рычагом давления были Дзинки — даже не обладая полным доступом в виде всех восьми единиц, MBI были способны «выключать» неокрылённых сэкирэй, а сама Карасуба не спешила даже пытаться окрыляться, в отличие от шлюхи-алкоголички ноль-третей, что весьма продолжительное время бегала за Минакой.

Она убивала по приказу, убивала на островах и на континенте, применяла множество личин, неизбежно заканчивая всё резнёй.

— Ощути духа! Подчини его! Поглоти его! Направь его! — на этот раз голос оказался на удивление громким, а настойчивый, вкрадчивый тон сменился резкостью истребителя с отклоняемым вектором тяги в манёвренном бою.

И даже ашикаби… её идеальный ашикаби.

Дрожь пробила тело — нечто, что, как она считала, было лишь очередным трюком её ашикаби — неожиданно словно схватило её.

Ашикаби, что поддерживал во всех кровожадных начинаниях — Карасуба и не могла помыслить об ином, а спарринги, что, незаметно для неё самой, переставили ашикаби из ранга «низшее существо» в ранг «Высшего» доставляли ей бесконечное удовольствие.

Карасуба услышала звон битого стекла.

Она и помыслить не могла, что её хозяину что-то могло не нравиться в этом…

Но Жнец Смерти не могла отказать себе в удовольствии пытки очередной жертвы.

Мозг раздирало от противоречий — её собственная глубинная суть, что Чёрная сэкирэй впитывала с реками крови, что лились в её глотку за место материнского молока, и вдавленная воля хозяина на адском пламене томились в котле с заваренной крышкой — в едином, монолитном сосуде со множеством мельчайших наточенных осколков бесчисленных унесённых ею жизней, что, имитируя броуновское движение, размешивали получившуюся бурду.

— Ощщутии! — словно сквозь плотно сжатые зубы яростно прошипел Уэбб.

Карасуба взвизгнула, когда нечто словно стало затекать в поры кожи, и рвать мелкие, проходящие под кожей, сосуды.

Уэбб видел широкие дорожки от слёз — то, что в купе с лицом, было красноречивей её молчания — шёлковая ткань промокла настолько, что больше не могла сдерживать солёные секреции.

Он… понимал её. Пройдя подобный этап — этап мнимого всемогущества, когда каждый враг потрошился с особой жестокостью, пиромантия вновь и вновь заживо сжигала полезших со своими осточертевшими нотациями хоть раз за цикл, о, как он тогда наслаждался их мучениями, в один момент начав использовать жриц Огня лишь как наиболее доступных женщин для утех!..

Любое поражение тогда считалось — не иначе, чем случайностью — роковым стечением обстоятельств, а отнюдь не закономерным итогом слабости и слепой ярости.

Этот период его своеобразного безумства был бесспорно короток, однако даже сейчас — тем более сейчас! — он, даже зная, что едва-ли хоть один свидетель тех бесчинств встречался ему более, чем в одном цикле, испытывал стыд за то, что творил тогда.

Затрещала магическая цепь, и начала нагреваться, оставляя на белоснежной коже сперва покраснения — Энтони больше не был в силах тянуть.

Было несколько исходов того, что произойдёт спустя минуты, и многие Уэббу не нравились, однако он знал о том, насколько сильна Карасуба — не только физически, но и морально — она должна была подчинить эту душу — сделать то, что просто так не может сделать человек, и то, что у Чёрной сэкирэй получалось лишь на неком инстинктивном уровне, вырывая куски душ вместе с ударами клинка, но никак не осознано.

Секунды в этот момент словно вновь возвращали назад, к тому сломанному миру, где время было столь же эфемерным понятием, сколь понятие «жизни» для наполнивших затухающий мир мертвецов.

На коже девушки уже начали появляться ожоги — что, в принципе, говорило о том, что температура чернеющего металла перевалила далеко за несколько сотен градусов Цельсия, а в местах, где не пролегала цепь — кожа наливалась багрянцем, и медленно покрывалась неспешно запекающейся в этой духовке кровью.

И… Дикий, агрессивный, и полностью подчинённый Энтони дух резко словно потерял в силах, а тот жар, что источала цепь, в одно мгновение отступил — однако комната «цитадели» всё ещё, при выключенной системе терморегуляции, больше напоминала духовку.

Скачущие следом мгновение, одно за другим, погребали под собой друг друга, прошло не больше нескольких секунд, и чёрная дымка, часами кружащаяся вокруг подвешенного вниз головой тела, вновь окружила «куколку», будучи вытолкнута из организма будущей бабочки, и заметно потеряв в насыщенности.

Уэбб устало повалился назад в кресло, только сейчас получив силы чтобы хотя бы вытолкнуть плескающийся в лёгких расплавленным металлом воздух.

На зубах хрустело стекло — уж очень неудачно Уэбб решил сделать последний глоток в преддверии окончания этой бессмыслицы, но его Энтони раскрошил несколькими движениями челюстью — практически в полёте — и проглотил, даже не заметив.

Тело, такое хрупкое и, вместе с этим, мощное, покрытое кровью и на глазах сходящими ожогами, а также душа, медленно и постепенно возвращающая в себя огромный, подобный молоту, энергетический «щуп», что окончательно вытолкнул духа из тела сэкирэй, вот всё, до чего сейчас сузилось его восприятие мира.

Одновременно медленно — в понимании Энтони — и весьма быстро для той, кто лишь в первый раз смогла поглотить, осознанно, пусть с яростью и злостью, кусок души.

— Прости, моя милая Карасуба… — Энтони искренне прижал девушку к себе, не чувствуя, как её обнажённая грудь ласкает его тело, лишь чувствуя, как Чёрная сэкирэй в некой прострации подрагивала, судорожно пытаясь понять, а главное — осмыслить, произошедшее.