Пока ночь сгущалась над мокрым от осадков (и слез) городом, в каждом желтом окошке кипела жизнь и решалась судьба. Где-то радовались полученным новостям, где-то кого-то ждали, где-то готовили, где-то готовились, а господин Голдберг, только что вошедший в квартиру Джулиана, снимал пальто.

— Ты прямо как хозяйка меня встречаешь, — усмехнулся он, увидев в руках напарника кухонное полотенце, — что на ужин?

Он любил шутить над ним, когда позволяла ситуация. Такие фразы позволяли им разряжать обстановку, которая без подколов привела бы к разрыву сотрудничества. Они оба тут ради одной цели – заработать, чтобы уехать из этого города навсегда. Ни у одного из них не было четкой конечной суммы, на которой они «остановятся», перестанут рисковать и вообще нарушать закон. Они использовали это время, как лазейку в заборе – вроде нельзя ею пользоваться, но пока никто не видит – почему бы и нет? К тому же, обоим казалось, что деяния их быстрые и по сравнению с общим объемом преступности – не такие страшные.

— Пошёл ты, — он откинул полотенце на диван.

— Есть новости?

— Еще какие!

Мужчины прошли в кабинет, где стоял белый стол без ничего лишнего, кроме компьютера и клавиатуры. Экран показывал страницу аукциона. Стены комнаты были серыми, вдоль них стояли картины в упаковках и без, на полу стопками были сложены бумаги, распечатки и фотографии. Это рабочее место было единственным абсолютно чистым в этой комнате, что еще раз подчеркивало его неоспоримую важность. Компьютер – совсем новый. Потому что для их работы нужна была хорошая техника. И не менее хорошая интуиция.

— Это Даркнет? — осторожно спросил Голдберг, наклоняясь к экрану и позволяя Джулиану сесть в рабочее кресло, которое почему-то тоже оказалось белым. У Голдберга перед глазами поплыли сине-красные пятна, при мысли о том, что если бы это кресло или стол стояли у него, он непременно бы видел там краску.

— Ты идиот? Конечно же! — курсор скользнул по странице, прокручивая несколько десятков изображений, — а как ты думаешь мы продали все прошлые картины? Наивный ты…

И пока он угнетал Голдберга за его недалекость, взгляд наконец-то нашел нужные изображения.

— Вот она, красотка, — мечтательно протянул молодой человек.

На экране высветилось изображение картины, которая совсем недавно стояла в студии у Прелести. Идеально сфотографированная и с новым описанием под фотографией, она теперь украшала сайт закрытого сообщества скупщиков картин, ожидая новой жизни. Совсем не такой, какую пророчила ей их мать-создательница с белыми кудрями.

— Торги назначены на завтра, — спокойно произнес Джулиан, как бы успокаивая Голдберга, который, по всей видимости, впервые попал «за кулисы» их системы, — мы пропустим первые две ставки, дальше посмотрим, как пойдет, думаю остановиться на четвертой или пятой.

Голдбергу все происходящее казалось нереальным. У него получилось! Впервые за эти года такой дорогой аукцион, такой многообещающий шедевр и такая бестолковая художница, которая отдала ему её за бесценок. Всего-то стоило чуть поднажать на девушку. И купить немого ботов для ее прелестной странички. Такой совсем новой и полной надежд.

— Ты чего молчишь? — вернул его на землю вопрос, — я спрашиваю, что еще тебе удалось выяснить?

— Выяснить? Да ничего у нее больше нет: ни связей, ни знакомых.

— Действительно странная, — хмыкнул Джулиан, не отворачиваясь от монитора. Перед ним была картина Прелести, приближенная раз в семь – он старательно разглядывал перья мертвого воробья, изображенного внизу холста.

Голдберг стремился уйти как можно скорее, но никак не решался это сделать. «А куда уходить, если все получается?» - коварно спрашивал демон из головы. Он знал, что взяв очередное задание и ввязавшись в новую схему, он опять не будет спать по ночам и видеть везде краску. Но и в следующий раз у него получится и он возьмет нового художника, и так по кругу, до тех пор, пока перед глазами не замелькают белые стены суда.

— Как наркотик, — тихо произнес он, витая в своих мыслях и не замечая возмущенных речей Джулиана о том, что он всегда знал, что талантливые люди как правило бездарны в вопросах ведения жизни, а те, кто пытается его обмануть, наоборот, бездарны в искусстве.

— Это как расплата за способность, понимаешь? — закончил он свой чувственный монолог не подозревая, что последняя фраза была единственным, что услышал его собеседник.

— Ага, ага, ты прав… — Голдберга терзали более важные вопросы, на которые он и так знал ответ. Ему теперь не хочется уходить из бизнеса, «как наркотик», его затянуло и он это признал. Казалось, что расправа уже совсем близко, но пока он не видел угрозу перед своими глазами, значит он согласится взять следующего художника, когда Джулиан предложит. А он предложит. Несмотря на некоторое пренебрежение между ними, уже ставшее нормой, они знали друг друга достаточно хорошо, чтобы предвидеть следующие шаги. Эта страшная способность на самом деле открылась Голдбергу только что. Он вдруг понял, что может не слушать Джулиана, потому что знал, что он скажет. А Джулиан говорил вовсе не для Голдберга – ему было важно «прожить» сквозь каждую аферу, потому что так он как бы оправдывался перед собой.

— Смотри-ка, уже одно предложение по сделке! Раньше даты торга!

— Что там?

— Уже иду…так, смотри, — по-хозяйски начал он, открывая раздел сообщений, — какой-то Дэниэл М. предлагает купить работу на восемь процентов дороже, — он задумался.

— Будем подтверждать?

— Подожди, надо подождать. Может, поднять цену до суммы, которую он предлагает?

— Давай засчитаем это как первую ставку, — в надежде предложил Голдберг, — мы все равно должны продать обе работы за двое суток, ты же сам рассказывал, — напомнил он.

— Да, ты прав. Давай его еще немного помучаем, согласимся на четвертую по порядку ставку, если в ближайшее время торг возобновится.

Обоим было страшно, ощущение, что им надо избавиться от чего-то постыдного, преследовало каждое действие. Одновременно с этим, оба думали об одном и том же. Им чертовски нравилось играть в эту игру. По ту сторону экрана мог сидеть кто угодно – пользователи не указывали реальных имен, даже «Голдберг» и «Джулиан» не были их настоящими именами. Все, что им было нужно – обхитрить систему, получить вознаграждение за бессовестный, но опасный труд.

— Он поднял еще на три процента, — воскликнул Джулиан, — всё. Пора прикрывать эту лавочку! — он отметил не то с сожалением, что удовольствие продлилось не так долго, не то с явным страхом, потому что в первый раз за его «карьеру», работа продалась так быстро, да еще и с таким повышением.

Голдберг ситуацию комментировать не стал – все-таки Джулиан был главным в их делах и от него напрямую зависел его следующий доход. Сделка совершилась, и они поспешили упаковывать картину для дальнейшей транспортировки.

Джулиану не нравилась картина: внизу – мертвый воробей, над ним – толстая ящерица странного цвета, посередине – обломки жалюзи. Он спешил избавиться от нее, как от чего-то разоблачающего, неправильно-неприятного.

Ящерица была упакована и отправилась в свой новый дом – созерцать новые стены и слушать другие голоса. Неизвестно, сколько ей так жить. Черный аукцион будто бы осквернял ее энергетику и теперь ей потребовались бы годы в хороших условиях красивых домов, чтобы прийти в порядок. Но нарисованной ящерице было все равно, потому что ее не существовало на самом деле, а значит ее судьбой можно было распоряжаться, как угодно.

***

В новом доме картина зажила хорошо, вопреки распространенном стереотипе о скупщиках, этот человек таковым не оказался. Это была небольшая квартира, ремонт в которой был выполнен в южном стиле – преобладали белый цвет и деревянные элементы. «Ящерицу» повесили в просторной гостиной над камином, облачив в новую рамку. В этом доме было спокойно и тихо, никто не собирался снимать картину и продавать вновь. Человек, купивший ее, лишь искал украшение для обстановки и цвета, использованные в картине ему очень понравились. Даркнет был популярен среди всех слоев населения и даже там было безопаснее, чем в обычном интернете. Все пользователи негласно сохраняли нейтралитет по отношению друг другу, не выдавая имен и внешнего облика. Разумеется, это зависело от сообществ, но придя туда за картиной, можно было с меньшим количеством проблем получить желаемое даже дешевле, чем на официальных аукционах. Так люди «перетекали» на плохие стороны, делая их хорошими.  

Ящерица полюбилась обитателям дома, их было двое, жена покупателя даже отправила фотографию картины своей подруге. Почему-то по почте. Но у всех свои странности, а пока Ящерица наслаждалась заслуженным покоем в новом тихом месте. Написание этой картины сопровождалось беспокойным состоянием у Прелести – накануне появился человек в пальто, потом ее мучали кошмары, вопреки привычным сновидениям. Затем она пару дней стояла в холодном гараже и чуть не потеряла важный декоративный элемент – жалюзи. Они, по задумке автора, воплощали внутреннюю закрытость, которая ведет к гибели (оттуда как раз мертвый воробей). А главный объект – Ящерица, была написана для облачения человеческой несуразности.