В комнате было на удивление тихо. На удивление потому, что комната располагалась в здании самого процветающего борделя Венеции. Эта небольшая комнатка была единственной, в которую никто не заходил. Никто, за исключением сестры Теодоры. Она использовала это место как скромную молельню. Время в монастыре все же оставило в ее душе и жизни свой неизгладимый след. Однако, даже в этом монастыре сестра Теодора не молилась с такой страстью и верой, как в последние несколько лет. Она молилась за Орден. За всех, кто в нем состоял. В особенности, за ту, что вернула ее к жизни и приняла ее веру, пусть и не рассказывая об этой вере другим.

Сестра Теодора стояла на коленях у небольшого, сделанного своими руками из подручных средств алтаря. Стояла и молилась. Снова. За ту, кого любила больше всего в этой жизни. Больше всех, кого она знала. Больше Того, в Кого она верила. Молилась за ее счастье и безбедную жизнь. Только в такие короткие моменты своего уединения Теодора могла отвести душу и позволить себе хоть как — то проявить свои искренние чувства. Если бы не их подопечные и разделяющее их расстояние, то, несомненно, они могли бы позволить себе некое продолжительное подобие отношений, о котором безумно мечтала Теодора. Но сейчас… Им доступны лишь редкие встречи. Например, как та, что должна быть в эту ночь.

Молящаяся сестра не услышала тихого скрипа двери и легких шагов. Но голос, прозвучавший в тишине молельни, заставил сердце Теодоры учащенно забиться:

— Сестра…

— Да, дочь моя. — не показывая, насколько сильно она рада приезду любимой, Теодора встала и повернулась к Паоле. Та была уже совсем близко, настолько близко, что им не составляло труда расслышать одинаково учащенное дыхание друг друга. В эту ночь их вера в собственные чувства не подлежит никаким сомнениям.