Война кончилась, но в пограничных землях еще царил беспорядок. Иногда не только путники, но и небольшие караваны бесследно исчезали на горной дороге. Поиск дерзких разбойников на обледенелых тропах был опасным, тяжким и часто бессмысленным занятием. Все, что знали о них, укладывалось в одно слово: «горцы». Только они в обязательном порядке перерезали всем жертвам горло — от уха до уха, чтобы кровь выливалась на землю.

До поры до времени Вечный Наместник сдерживал гнев, принося жертву еще не устоявшемуся миру, но нападения становились все более дерзкими, и терпение правителя лопнуло. Он позволил командующей приграничными войсками взять наемников в помощь, чтобы выкурить разбойников и проучить, даже если те будут одеты в форму армии Горной страны. Но в случае, если на территории горцев схватят солдат Ралбоннда, политической заварухи не миновать. А наемники удобны тем, что, в случае чего, можно от них отречься… 

Чистый, пламенеющий на рассвете, снег; голубые фигурные сосульки, свисающие с откосов, подобно изделиям чокнутого стеклодува; острые сверкающие пики и неожиданно зеленые пятна хвойных деревьев в распадках — все это больше не казалось красивым. Основная часть отряда осталась внизу, ожидая приказа, а девятеро, которых Ваян взял с собой, бродили по ледяным скалам уже целую вечность. Следов горцев еще не нашли, а припасов оставалось все меньше. Но Ваян не терял уверенности.

Высоченный и сутулый, как кочерга, Янез похлопал по кошелю, где лежала его доля задатка.

— Сделка хороша. Стоит потерпеть и мороз, и то, что приказы нам отдают эти козлодеры, которые нос кверху держат лишь потому, что у них тряпки под цвет знамен.

Джунвар промолчал. Он не привык к таким холодам, даже теплые меховые сапоги и куртка не спасали, стоило лишь перестать двигаться. Едва солнце уходило за очередную вершину, плевки начинали замерзать на лету. Каждый морозный укол ярко напоминал утро, когда Джунвар проснулся без своей магии. Он до сих пор не решался потянуться к Источнику, говоря себе, что это лишь разумная осторожность. Но на самом деле он не был готов вновь ощутить меж собой и Источником непрошибаемую стену. Дракон злился и шипел, но Джунвар жестко держал тварь в узде. Шепот Яха, ранее доводивший до исступления, превратился в шум на задворках сознания и становился громче, лишь если сосредотачиваться на нем.

Каждую ночь мышцы ног, натруженные блужданием по обледенелым ущельям, сводило судорогами. Впрочем, не один Джунвар страдал от холода: Силка после ночной вахты на ветру обморозил щеку. Сначала кожа покраснела, потом почернела и слезла клочками.

— И без того лысый, теперь и полбороды пропало, — ворчал он.

Несмотря на обилие нашитого на плащи серого мха, что заставлял отряд сливаться с густым снежным покровом, и ежедневные жертвы в виде сухаря с каплей крови, горные духи явно были не рады чужакам. Утром небо затянули черные махры, а потом сверху обрушился буран. Ваян приказал спускаться к лесу, куда они практически скатились кубарем по заснеженным валунам. Через целую снежную вечность Джунвар сидел у огня внутри наспех сооруженного укрытия и вынимал из рук нахватанные второпях занозы. С медленно леденеющих стенок текла вода и шипела у границы костра. Двое разведчиков не успели вернуться к отряду. Они ушли вперед налегке, без припасов…

— Тадел вернется, — усмехнулся Ваян, грея ладони над пламенем. — Он живучий — и из большей задницы возвращался. Шуйку с собой вытащит, если нет — то ответит передо мной, а потом перед его женой, а рука у нее ой тяжелая!

Мужики заржали, переглянулись. Интересно, сколькие из них попробовали на себе тяжелую руку Шуйковой жены?

Ваяну поверили, хотя он ведь ни один из богов или хранителей гор и на самом деле не знал, что творится сейчас с разведчиками… А если они все-таки не вернутся? Главарь и тогда найдет нужный тон и слова. Как научиться говорить так же?

Ночь прошла спокойно, даже охрану не выставляли — незачем. За смолисто пахнущими ветвями и толстым слоем нанесенного снега бушевала буря, отрезавшая пути и своим, и чужим. А наутро все стихло. Наемники вырубили ледяную корку и, потягиваясь, выползли в сверкающий чистотой мир. Словно кучка вшей на свежевыбеленной простыни. Джунвар с тоской смотрел в небо — высокое и ясное. Оно казалось теплым.

— Мы их нашли, — выдохнул Шуйка, как только оказался перед Ваяном.

Они с Таделом пересидели буран в пещерке уже на пути назад. Едва не замерзли совсем. После того, как они выпили горячего, Ваян выслушал подробный доклад, потом сходил с ними взглянуть на горскую заставу. Когда отряд вернулся в уже насиженное место под завесой колючих ветвей, Ваян отправил вниз Силку с весточкой и стал ждать подкрепления.

В дальнем конце убежища болтали Янез и Варья — крепкая девка с россыпью рисунков на щеках и топором за спиной. Остальные сгрудились у костра в середине снежного дома. Ваян сидел в другом углу, поодаль от всех, насколько это было возможно. Из-под ножа медленно струилась тонкая стружка, ложилась золотой пылью на снег. Что это будет — новая резная рукоять к ножу или детская игрушка — пока было не понять. Главарь смотрел на кусок дерева в своих руках и, казалось, думал только о нем. Но Янез успел шепнуть Джунвару, что как раз в такие-то моменты к Ваяну не стоит лезть: он думает, как лучше вести переговоры. Или бой.

А полезть хотелось. Ваян держал слово: ничем не выделял Джунвара из остальных. За годы жизни с Керой Джу привык к тому, что можно поговорить, излить душу. Хоть на какую-то часть. А среди чужих рта не раскроешь… Ваян казался ближе остальных, но не станешь же навязываться, словно псинка, стосковавшаяся по ласке. Да не в том дело, просто хотелось понять, как получается, что полсотни бойцов уже столько лет безоглядно верят одному и идут за ним, хотя не связаны ни бумажным, ни магическим договором, и клятв наемники никому не дают… Вот и теперь ждут Ваянового слова.

Джунвар сидел ближе всех, чувствовал острый запах свежего дерева, слышал шорох лезвия. Старался не смотреть, но смотрел все равно. Главарь заговорил сам.

— Сказать, почему долго думаю?

Джунвар согласно затряс отросшими патлами. Ваян улыбнулся.

— Перед тем, как людей в пекло волочь, надо поразмыслить, что к чему. Разведай о противнике. Если чего точно не знаешь, то думай, как хуже. Думай, что враг знает о тебе все.

— Чтобы управлять, нужен особый склад, — вздохнул Джунвар.

— Нет, — усмехнулся Ваян. — Никто главарем не родился. Всему обучаться надо.

— Пока обучишься, уже двадцать раз убьют.

— А ты умнее будь.

— А если ума боги не дали? — криво усмехнулся Джунвар.

Ваян помолчал. Юркое лезвие прогрызло в смолистой плоти выемку, похожую на глаз. Еще два росчерка — зрачок ожил, вытянулся, глянул зло, хитро.

— А ты представь, что умный. И думай, что сделал бы. Потом думай, как тебя перехитрил бы враг. Потом снова — а я как бы тогда? А он? Вот шелуху и отсеешь, останется зерно. Тогда время показать его другим, а то своих глаз мало бывает.

— А если скажут, что придумал глупость? — выдавил ухмылку Джунвар.

Шкура деревянной змеи покрывалась узорными чешуйками.

— Пускай объяснят, почему. Кинуть грязи кусок любой может. Учиться только так и выходит — утерся и дальше пошел, грязь им оставил, ум себе забрал.

— Да что ты распинаешься перед ним, Ваян! — насмешливо фыркнул Тадел. — Своих двоих мало, решил еще пасынка завести? — Варья шикнула на него, но наемник отмахнулся, ничуть не смутившись. — Зачем с нами потащил? Даже не отработает меч, что ему дали!

Ваян вскинул голову, неожиданно резким движением осадил Джунвара, уже вскочившего отвечать.

— О моих решениях судить хочешь, Тадел? Перышки в хвосте новые отрастил? Дак мигом снова повыдергаю. Вот только договор выполним… — от этих слов морозом пробрало всех, Тадел захлопнул пасть, посерьезнел. — Каким сам-то поначалу был? — продолжал Ваян, но из голоса уже пропал гибельный холод. — Гол, как подкоряжник в хлад. Чего ты бесишься? У тебя, что ли, тот меч забрали? — главарь сел на место, стряхнул стружку со штанов, снова поднял отложенную на снег заготовку. — Захочет постараться парень — не только долг вернет, еще и в прибыли останется, — подмигнул он.

Тадел угомонился, даже подал Джунвару котелок с супом, но смотрел искоса. Так и хотелось рожу набок свернуть, но чувствовалось: за это Ваян по голове не погладит. Кера тоже предпочитала гасить споры между состайниками на корню. Джу ей только мешал, нарывался. В половине драк был виноват: думал, что уважать станут, да и надежнее сразу все выяснить и гнилое отрезать. Сколько раз спотыкался об одно и то же… Вот и теперь — не вмешайся Ваян, что было бы? Ну разбил бы Таделу рожу, а пользы?

Вмешался-то главарь не за Джунвара, это ясно. Ваян Тадела ценит: разведчик хороший, хитрый и упорный. И давно с ними ходит, а Джунвара-то зачем беречь? Ничем себя не показал пока. А показать хотелось, и теперь — еще больше.

Стан горцев располагался на узком языке, над которым поднимались неприступные скальные стены. Все здесь было белым и серым — снег, камни, одежды. Когда-то Джунвар точно так же смотрел на горцев сверху, трясясь от ужаса… только теперь ужаса не было и в помине, и Джунвар собирался убивать их сам.

Ваян расположил часть отряда с другой стороны, а башенка на вышней скале не успела полыхнуть предупредительным огнем, оттуда уже махнула рукой Варья. Несколько хороших лучников залегли на отрогах. Ночной буран помог наемникам занять удобное место: построил меж узкими каменными пиками снеговые мосты. Не очень крепкие, но на раз-другой хватит.

Когда вспыхнули крыши ближних к дороге построек, а от ворот раздались гортанные вскрики горцев, Ваян подал знак. Джунвар спускался без опаски, зная, что сверху отряд прикрывают стрелки.

Их заметили у самой земли. Джунвар не успел ударить первого узкоглазого: горец осел со стрелой в груди. Но тут на смену ему выбежал другой. И еще. Сверху воинов казалось меньше…

По снегу змеились алые ручьи, некоторые из них были пущены клинком Джунвара. Сколько мертвецов он оставил позади? Серых одежд и злобно сверкающих над боевыми повязками глаз вокруг не становилось меньше, но страха не было, наоборот — азарт и ярость. Должен же когда-то кончиться этот поток?! Чем-то горцы напоминали уроженцев Темных Земель, но горцы были ниже и тоньше, носы имели совсем махонькие, а уши — круглые. И закрывали лица в драке, хоть по мнению Джунвара враг должен видеть, кто его противник.

Поток врагов кончился внезапно, с острия меча капало темно-багровым. Джунвар позволил себе отдышаться и убрать с лица выбившиеся из косы волосы. Косу плела Варья, как раз перед выходом, привязала маленький узелок с травяным порошком — на удачу.

Дракон внутри откликался на яростный жар битвы, ликовал, рвался наружу, отчаянно желал показать себя. Джунвар сдерживал зверя с ощутимым трудом. А Древний притих, сердце гудело в ушах, заглушая все лишнее. Еще один горец появился из-за высокой изгороди, на этот раз не в сером, а в зеленом, пояс расшит золотом, так и горит. Надо бы не забыть взять…

Джунвар раздул ноздри и прыгнул к нему, преграждая путь. Горец глянул Джунвару в лицо и отпрянул, словно увидел драконью пасть вместо человеческой, оступился, едва не рухнув наземь. Джунвару удалось обуздать родившийся в груди рык, закрыть рот — еще не хватало, чтоб что-то заметили… хотя в горячке боя и не такие зверские рожи корчат. Два взмаха мечом, тяжелый треск. Зеленое рассекла трепещущая алая полоса, ощерилась осколками ребер.

Следующий горец в пестрых одеждах бился мастерски, Джунвару никак не удавалось пробить его защиту, задеть хотя бы край широкого рукава. Пестрый был уже вымотан боем, лишь это мешало ему расправиться с Джунваром, он не нападал, только оборонялся. Длинный узкий клинок ткал сплошной сияющий щит, Джунвар невольно восхитился. А потом в груди пестрого расцвел темный цветок, в середине блеснуло чужое лезвие. За спиной горца скалился Силка. Выдернул меч, кивнул Джунвару. Слева раздался дикий крик, словно клинок проткнул не Джунварова противника, а кричавшего. Он носил светло-серую одежду, из дрогнувшей руки выпал длинный кинжал, а взгляд темных раскосых глаз был прикован к убитому. Кто он ему? Брат? Любовник?

Силка позволил серому приблизиться и почти ленивым движением снес парню голову. Тело по инерции сделало еще два шага и рухнуло рядом с первым. На груди пестрого тускло блестело окровавленное золотое крылышко-брошка. Джунвар наклонился за добычей, обтер золото о пятно чистого снега и протянул Силке. Тот взял один пояс, остальное кинул обратно Джунвару.

— Ты его загонял, а я лишь прикончил.

Битва стихала. Джунвар шел по улице и не мог отделаться от призрака сожженной деревни. Вот-вот покажется окно со свисающим с подоконника телом… Хотя здесь все иначе. Даже не деревня — так, временное становище, военный пост. И под ногами снег, а не песок.

— Этого мало, — сказал главарь, едва они подошли. — На их место придут другие, — и тяжело вздохнул, словно с сожалением, но договорил: — Нужно лишить их перерождения.

Горцы верили, что тот, кто совершил один из непростительных грехов, не сможет снова родиться.

Горная страна не всегда была сильна и богата, и голодные годы оставили на ней свои шрамы: ведь засухи и красные ветра из-за моря прошлись по всем, не считаясь с границами государств. Болтали, что Бессмертные, в которых верят горцы, тогда добавили к трем непростительным грехам четвертый: вкушение человеческой крови. Любая царапинка для горских детей и их нянек — целое событие. Первый наказ: не лижи, только не бери в рот, а то навечно останешься бесплотным, тщетно жаждущим покоя!

Джунвар помог собрать еще живых пленников на центральную улицу, но не стал смотреть, как их кормят друг другом. Лучше уж тащить на горбу раненого в бедро Тадела к снежному укрытию, хоть он и тяжелый, сволочь, воняет горечью гари и крови, шипит в ухо, как ойраг. И так же опасен. Хорошо, что оружие у него забрала Варья, шедшая следом. Она же несла добытые Джунваром пояса.

— Пусти, сам пойду…

— К утру едва до перевала доползешь, — насмешливо фыркнул Джунвар и перехватил ношу поудобнее.

— Отпусти, щенок, — прорычал наемник.

— Я бы рад, но Ваян велел тебя волочь. Значит, не барагозь.

Тадел стиснул руки, придушив Джунвара, но сразу отпустил, глухо ругаясь ему в плечо. Вот бы сбросить его с обрыва горным духам на поживу. Но выполнить приказ хотелось больше.

Из соседних убежищ уже доносился храп, а Джунвар сидел у еле тлеющего огня и срезал золотые бляшки с поясов. Одну нужно было забрать себе, остальные — отдать Ваяну, расплатиться за оружие и одежду, которую Элеска ушила под него — у ее отца плечи гораздо шире…

«…в Эрзум. Следуй зову. Разбуди».

На мгновение лежащие показались давно умершими, кучей гнилых костей, поросших рыжим хладным вьюном, в лицо дохнуло тленом. Джунвар едва не полоснул себе ножом по запястью. Упрямо закусил губы, почувствовал кровь на языке.

Стоило расслабиться, как изнутри поднималась безымянная темнота. Ях — это ведь не родовое имя Древнего, а только кличка, какой его наградили люди… Зверь внутри насторожился, поднял шипы на загривке, зарычал. Джунвар ощущал, как по чешуйкам прошла волна, хлынула в рот слюна, губы сами собой поползли вверх, обнажая клыки. Что видели сегодня те, кого он убивал? Нужно будет раздобыть повязку, как у горцев. Вот только даже с ней — долго ли удастся еще скрывать зверя, долго ли вообще получится выдержать?

Утром он отдал Ваяну золото. Тот улыбнулся, хлопнул по плечу. К вечеру отряд спустился вниз. Нужно было потратить пару дней, чтобы дойти до заставы, где Ваяну отдадут оставшуюся часть платы. За время перехода раненые оклемались, и многие встали на ноги, синяк у Варьи сошел, а Тадел бодро вел под узцы ракну, тащившую за собой телегу. Увидев недешевые, пропитанные магией снадобья в крепком сундучке, Джунвар немало подивился. На чем Ваян не экономил — так это на здоровье своих людей. Можно понять — в чем сила наемников, как не в готовности в любой момент встать и сражаться? Джунвар порадовался, что ему самому применять магические взвары не требуется: никто кроме наставника никогда не прикасался к нему волшебством. С тех времен прошла целая жизнь, теперь Джунвар не смог бы себя заставить довериться чужим чарам.

До пограничной заставы добрались к ночи. Увидев синий огонь над шпилем, Джунвар замер, ему в спину, ругаясь, врезался Янез. Там, наверху башни, скорее всего, обитал маг… Пока Джу не чувствовал чужой силы, но он и магом-то был не ахти. А тот — кто знает? Может, он Джунвара еще от перевала почувствовал.

Наемникам даже милостиво позволили переночевать внутри крепости, но они предпочли свободу под ветвями рощи на пригорке. Джунвар облегченно выдохнул, услышав об этом решении. Но даже и в стороне от казавшихся ловушкой стен не мог лечь спать. Темная громада башни с голубым огоньком на шпиле так и притягивала взгляд. Видит ли маг его? В любом случае бежать поздно и бесполезно.

Блики от костра, у которого сидел Джунвар, падали на горку снега. Его натаскали из леса, чтобы сузить круг караулов и не бегать в тень деревьев всякий раз, как понадобится растопить воды. Варево в котелке отчетливо пахло сладкими прелыми листьями. Пологи двух палаток — Ваяновой и соседней, с ранеными —шевельнулись почти одновременно.

— Ты зачем вышел?! — тихо прорычал Ваян.

— Да я уже здоров, — оправдывался Шуйка, поправляя повязку на глазу. — Сам говорил: солдаты опасней простых, караулы удвоим…

— Есть кому в кустах постоять, а тебе лежать еще и лежать!

— Да Базутке по башке прилетело посильней моего, надо бы сменить.

— Я за него постою, — вмешался Джунвар, — все равно спать не хочу.

Ваян одобрительно кивнул, впихнул обиженного Шуйку в палатку и скрылся в собственной.

— Ты и лег бы под него, если б позвали.

Джунвар вскочил на ноги, резко обернулся к нагло ухмыляющемуся Таделу.

— Повтори.

— Незачем, — сплюнул наемник.

Джунвар молча кинулся на него, выхватив нож из-за голенища. Лезвие чиркнуло по вскинутому предплечью, выбило искру из наручей. Упали вместе, дрались, катаясь по заиндевевшей траве у самого костра, Тадел был тяжелее и сильнее, несмотря на недавнюю рану. Ему почти удалось выкрутить нож, но Джунвар зачерпнул углей с золой и швырнул Таделу в лицо. Наемник глухо взвыл, выпустил руку с ножом. Джунвар перекинул ногу, двинул еще не успевшего проморгаться Тадела в висок и оседлал его сзади, дернул за локоть. Лезвие уже коснулось чужого горла, оставив росчерк, когда грозная мощь перехватила Джунвара поперек тела и, рванув вверх, швырнула головой прямо в кучу снега.

— Пшел вон! — рявкнул Ваян, Джунвар поспешно стряхнул с лица снег и с удивительным облегчением понял, что главарь стоит к нему спиной. — С караула тебя снимаю. Иди проспись, да прежде язык свой в ведре со льдом вымочи, только к ручью не ходи — рыба от яда подохнет! — он обернулся к Джунвару. — Ты, вроде, делом заняться хотел?! Вот и вали в лес, за Базутку стоять!

Тяжелые шаги Тадела затихли у дальней палатки. Джунвар поднялся, вынул из-за шиворота пригоршню снега. По спине текло, волосы слиплись. Он поправил перевязь с ножнами, вопросительно взглянул на главаря, который все еще стоял у огня.

— Я бы не позвал, — тихо сказал он.

— Что? — опешил Джунвар.

Ваян скривился, словно от боли, отвел взгляд.

— Не имей в отряде ни врагов, ни зазноб, целее будешь. И делу вредит… Особенно последнее. Это так, урок на будущее. Ты парень толковый, видно. За наукой тянешься… — он хотел еще что-то сказать, но махнул рукой, взглянул на Джунвара совершенно иначе, холодно. И резко скомандовал: — Ступай. Раз силы были драку устраивать, будут и до рассвета в карауле простоять.

***

У Силки уже пробилась борода на обожженой морозом щеке, он радовался этому, как мальчишка — первым усам. А еще радовался богатой добыче: камешек, что он сорвал с шеи одного из горских воинов, оказался серебристым опалом.

— Мне больше всех повезло, я и угощаю!

В кабаке было шумно и душно, а у камина еще и жарко. По вискам текли капли пота, но пересаживаться Джунвар не желал, потому что, кажется, впервые за последнюю черночь ему было тепло. И когда такое повторится — неизвестно. Сколько кружек он успел осушить? Пухленькие служанки наполняли их снова и снова, подмигивали ему, задевали призывно обтянутыми тонкой тканью телесами. Силка уже взял себе одну, где-то вдалеке слышался зычный смех Ваяна — там на скамьях и даже на столе расположился целый цветник. И Тадел с ними же, наконец заполучил главаря в свое владение. Джунвар поморщился, влил в себя очередную кружку.

Пиво было отменным, крепче и легче, чем на юге. Давненько он не напивался до темноты в глазах… А может, это не та темнота, а отыгрывается за неповиновение проклятый мертвый бог. Или глаза закрываются сами, чтобы не видеть, как у ерзающей на коленях Шуйки девушки золотятся волосы в свете огня. Пламенеют, словно полдень в осеннем лесу.

Янез, сидевший напротив Джунвара, тоже думал о чем-то невеселом, лениво отлаиваясь на попытки соратников его расшевелить. В зале стало шумно — тот конец, где сидел Ваян, разошелся вовсю, девки танцевали, задирая юбки. Янез бросил в ту сторону взгляд, покачал головой и придвинулся к Джунвару.

— Раньше все по-другому шло… У Ваяна была женщина — Зора. Очень они любились, — задумчиво сказал Янез и вдруг улыбнулся с какой-то светлой грустью, совсем неуместной в этом пивном чаду. — Родили Элеску, потом Жома. Когда мелкому стукнуло два лета, Зора пошла с нами в поход, и ее убили. Прямо на глазах Ваяна убили.

Янез утер глаза рукавом, замолчал. Шуйка неодобрительно покосился на них с Джунваром, Силка махнул мозолистой темной рукой, дескать, что с пьяных до соплей взять?! Шуйкова девка смотрела со страхом, словно никогда раньше не слышала о том, что воинов — убивают.

Кера тоже боялась… Нечасто, но случалось. И жалась к Джунвару в холодные злые ночи, пряталась от холода и плохих снов.

Может, ее убили. Или убивают, вот прямо теперь, и серые глаза смотрят так же испуганно, рыжие пряди кто-то намотал на руку.

Потому что его нет рядом.

Джунвар вскочил и врезал кулаком по столу. Подождал, пока восстановится равновесие мира, вылез из-за скамьи и пошел вон. Вслед донеслось робкое девичье хихиканье и вздох Янеза:

— Перепил, чего уж… Иди-ка ко мне, красавица, уж я тебя ублаготворю получше этого сопляка!

***

Хлад спустился с гор и с каждым днем протягивал свои хищные лапы все дальше на юг, словно преследуя отряд, напоивший кровью девственные снега. Ваян заранее составил карту передвижений, от северной границы почти до центрального округа и назад. До возвращения наемников домой осталось четыре черночи и шесть заказов. Джунвар старался не загадывать, что будет потом. Хотя Силка и Варья за него уже и участок в деревне выбрали — за большой скалой, чтоб никто попусту в глаза не лез; и дом выстроили, поругавшись меж собой из-за количества комнат и окон; и кур пообещали — у Варьи их много развелось; и козу — Силка все равно продавать собирался.

А зверь просачивался в мир, обретал силу, хотя Джу за все это время ни разу не оборачивался. Мстил? Что ж, Джунвар был не против. Он чувствовал себя предателем из-за того, что не позволял ему расправить крылья. Ночами Джунвару часто снилось, что он летит и падает, утратив связь с Источником, а луны закрывают свои безразличные белые лица облаками. Тело менялось: он стал выше, та рубашка, что ушивала Элеска, уже не годилась. Чересчур внимательному Ваяну пришлось соврать о возрасте, недодав себе лет. Главарь обрадовался:

— Ел не досыта раньше, так и хилый был, теперь наверстываешь!

Бриться теперь можно было реже, да и с тела понемногу пропадали волосы. А вот те, что на голове, наоборот стали гуще, длиннее. Мелкие наросты на сгибах пальцев еще можно принять за загрубевшую кожу, ногти изменили форму, но пока не превратились в когти. Пока он еще выглядел человеком. Привычку разговаривать с собой и порой жутковато рычать списывали на то, что Джунвар долго жил в лесу. Он не мешал придумывать о себе истории. Но скрывать становилось тяжелее, приходилось изобретать новые и новые предлоги, чтобы мыться и переодеваться отдельно от всех. Благо, наемники в походе — это не городские щеголи. И то, и другое делают не так уж часто. Страшнее всего, если ранят в бою. Тогда притащат в лагерь, разденут и все увидят. А Джунвар окажется слаб и беспомощен, только и останется — добить.

Дальше будет хуже. Или лучше, как посмотреть. Джунвару было не столько страшно, сколько любопытно. А еще — горько. С каждым днем мысль о Кере становилась все болезненнее: она бы не приняла его выбор. Уж точно не после того, что случилось. Не смогла бы отдать Джунвара зверю… Даже если бы он сумел отыскать сестру в огромной стране, то зачем видеться, драть друг другу куски сердца? Разве что попрощаться…

Кера сильная. Сильнее всех, кого Джунвар знал, ну, кроме Ваяна. Отложив чувства, стоит признать: для нее названый брат был неудобным грузом, тянущим ко дну. Без него сестра сможет добиться, чего захочет.

Мягкие чешуйки уверенной дорожкой спустились вниз по животу. Когда Джунвар проводил по ним пальцами, с губ срывалось шипение: молодая чешуя была чувствительнее голой кожи. И с этим тоже нелегко: аппетит возрос не только в еде… С той драки по отряду поползли слухи, что Джунвар на парней смотрит, а не на девок. Но доказать эти слухи было нечем — ведь ни разу ни с кем не обнимался с начала похода — ни со своими, ни с чужими. Какая разница, что говорят, лишь бы до правды не додумались.

Когда совсем невмоготу стало, прижал к стене одну — благо, что стороннюю, дочурку какого-то купца в харчевне на берегу шумного водопада Нордулз. Сначала все хорошо шло, единственной трудностью казалось — не кончить прямо в коридоре только от одного поцелуя. Но каким-то чудом и до комнаты добрались, и до кровати. Но после девка обиделась, что Джунвар ее заголил, а сам раздеваться не хочет. Просила шрамы показать, думала, их стесняется — наемник все же. А когда Джунвар еще и плошку в комнате погасил, так и вовсе вытолкала его вон, сказав, что с нормальным мужиком лечь хочет, а не с бабой пугливой.

Стоит представить, какой визг до небес поднялся бы, выполни он ее желание. А потом пришлось бы прирезать дуру, чтоб молчала. Неужели больше никогда не будет по-другому? Если глянешь глаза в глаза, увидишь не томное восхищение, как бывало, а только брезгливость и страх. Его же считали красивым…

Пощупать, обнять себя не позволишь, хотя хочется — сил нет. В рог скручивало от желания прикоснуться к чужому горячему телу телом. Раньше этого не ценил, частенько даже не раздевался. Штаны расстегнуть, да юбку ей поднять, чтоб побыстрее до сладкого добраться… Теперь локти грызть готов был от воспоминаний об упущенном. Приходилось, будто юнцу, самому себя ласкать, да ведь свои руки с чужими разве сравнишь!

С тем, чтобы женщина по плечам теплыми ладонями прошлась, по груди, языком спустилась донизу, чтобы от слюны кожа блестела, ладонью крепко член обхватила и в рот взяла сразу, до горла…

Спикировать сверху, прижать самку к восходящему потоку воздуха, закрыть своими крыльями ее крылья. Прихватить зубами за изящную длинную шею и запустить язык в чувствительную ямку загривка, услышать как она перестает сопротивляться и урчит…

Губы кусать и стонать в голос от того, как хорошо, когда ее пальцы гладят, сжимают тело. И как туго и жарко, когда упираешься в нёбо самым чувствительным местом, проезжаясь глубже, и смотришь в ее глаза, хмельные от удовольствия, зная, что ей нравится и твой вкус, и твоя рука на затылке.

Ощущать, как шуршит и дрожит чешуя, рассылая негу по всему телу, до кончиков крыльев. А она доверяется, позволяя сдвинуть хвост, обвивает им твой. Дает обхватить себя лапами, удержать в воздухе.

Потом за миг до судороги вытащить и повалить на спину, войти и слушать, как сбивчиво дышит на каждом движении и прижимается, ближе, ближе…

И крылья машут в такт, сердца бьются в одном ритме, а в груди зарождается ревущее пламя, готовое выплеснуться с последним толчком…

***

В трактире Джунвар услыхал разговор двух здешних — у графа в лесу неладное твориться стало, люди мрут, как мухи. А своего гарнизона у этого скупердяя толком нету, теперь нанимать поздно. И он готов заплатить тому, кто лес от заразы вычистит.

Джунвару было боязно предлагать такое Ваяну, первый раз всегда страшный, но он ведь не девка, чтоб так трястись.

— На сколько идти хочешь?

— Одного дня хватит.

— Уверен? — слегка усмехнулся главарь.

— Уверен, — выдохнул Джунвар, глядя ему в лицо.

— Смотри, — прищурил светлые ресницы Ваян. — Ждать не станем. Возьми тех, кто захочет с тобой идти. Деньги мне принесешь, половину меж собой поделите.

Джунвар, стараясь скрыть восторг, тряхнул головой.

Вызвались Варья, Шуйка, Силка и еще девятеро. Силка-то уж точно пошел, чтоб присмотреть.

***

— Не знаем мы, чего такое с хранителем приключилось, — кудахтал, дергая кадыком, старый граф, приглаживая на лысине клок сальных волос. — И народ его благодарил, молочко оставлял на тропках, как подобает… А тут — прямо не стало житья! Шесть деревень у меня, двух — словно не было! Одну мы сами сожгли, а во вторую никто не хочет и соваться — в чаще она!

Джунвар старался дышать пореже: в зале пахло мокрой шерстью, собачьим дерьмом и плесенью. И вовсе не от бедности — столы с ткаными скатертями, на хозяине вон сколько побрякушек, только и они все налетом покрыты, серебро аж черное.

— Пожгите вы эту проклятую тварь, — тихо проговорила графская жена, сухонькая женщина с большими коровьими глазами. — Сколько погубил-то, зверюга… Пусть звезды его покарают.

— У него шишки в голове перемешались, — смешливо пискнула мелкая девчонка из прислуги и тут же заревела, получив по губам.

— Там в лесу, вроде, знахарь какой-то поселился, может, это его рук дело? — вмешался кто-то из челяди.

— Да знахаря первого и убило, — буркнул егерь в потрепанном зеленом камзоле.

— Что за знахарь? — спросил Джунвар. — Давно поселился в лесу?

— С прошлого жаро, почитай, — отозвался егерь. — Старую развалюху заново отстроил, где прошлый лесник жил. Налог заплатил, подарки его благородию принес, никого не обижал.

— Маг?

Егерь переглянулся с графом, пожал плечами.

— Если так, я не поведу туда людей, — твердо сказал Джунвар. — Надо знать, с чем имею дело.

— Нет, точно не маг, — отмахнулся граф. — У меня артефакт над дверью… был.

Джунвар бросил взгляд на высокую каменную притолоку, закусил губы, чтобы сдержать облегченный выдох.

— Он сразу показал бы, — продолжал хозяин замка. — Продать пришлось, время тяжелое…

Выходя из ворот, Джунвар думал, насколько хватит его везения. Пограничный маг так и не проявил себя, у здешнего графа не оказалось артефакта распознавания, Ваян все еще благоволил к Джунвару, несмотря на ревность Тадела. Может, видел в нем выросшего Жома или себя самого в молодости — кто знает?.. И вызвавшиеся идти с Джунваром слушались, как будто это в порядке вещей. Может, так и есть, но не для него. Непривычно. Радостно.

А жизнь учила: счастье не бывает долгим, везение скоро кончится. Причем неожиданно и страшно, чем больше до этого везло, тем страшнее. За все надо платить.