— Тиджи Ашу, встань!

— А? Что? Пора? — он вскочил на постели, тараща глаза в потемках.

Рядом захихикали. Опять они за свое… 

— Чтоб вас сожрали темные эно! — рявкнул Ашу и рухнул обратно в постель, натянув на голову одеяло.

Хихиканье затихло, босые ноги прошлепали по полу к выходу. Значит, не свои. Чужие. Но какая разница?

— Не обращай внимания, они просто придурки, — пробормотала спавшая рядом Шини и перевернулась на другой бок.

Ашу вздохнул. Хорошо говорить, когда Шини вызывают в покои чуть ли не каждые три дня… Ее любят и ото, и его жена. А вот над Ашу весь гарем смеется в рукава. Потому что Ашу — девственник. “Буковый любовник”, в своей жизни трогал только деревянные модели, на которых в школе тиджи учат доставлять будущим хозяевам удовольствие. Ладно хоть все знают: Ашу скучает в гареме не потому, что не сумел удовлетворить или, скажем, лицом не вышел — король своего тиджи даже не видел ни разу! А лицо… покрасивее будет, чем у многих здешних! Может, все же наплевать на запрет и пробраться на тот этаж, где расположены покои клана Мол’Эт? 

Ашу ярко вообразил, как король взглянет на него и сразу потеряет дар речи. И вызовет той же ночью. И одарит щедро за красоту, послушание и умения. Ашу ведь красивый, послушный… Хотя можно и иначе: вести себя дерзко, не так, как другие. Это тоже может сработать. Но главное — умения, они годятся в любом случае, Ашу знает все, что написано в трактате Циен, разбуди ночью — расскажет, в каком свитке написано, как играть на свирели песню колокольчика техникой большеротой лягушки. Ашу умеет все. Теоретически.

Вот только это пустые мечты, и “пробраться” в королевские покои помешают если не охранники гарема, то Белые Стражи. Некоторые ими восхищались, самому Ашу же эти похожие на статуи воины внушали ужас.

Другим тиджи разрешено кое-что. Выходить из дворца на улицы Цитадели. И даже из Цитадели. Целоваться. Или больше. Но это в основном тем, кого вызывали в спальню хоть раз. Ашу ничего нельзя. И спать можно только так, чтобы не растрепать заплетенные в жгуты волосы. Но он давно наплевал на этот запрет и спит так, как хочется… Шини не выдаст, остальным все равно.

Утро началось как обычно: с приторно-сладкого голоса ока Тин, надзирательницы за гаремом:

— Вставайте, мои птички, мои сладкие кошечки, мои драгоценные красавчики и красавицы! Пора позаботиться о ваших тельцах, чтобы они и дальше оставались столь же прекрасными!

Шини потерла глаза спросонья и звонко чихнула.

— Что это за неподобающие звуки, птичка моя? — возмутилась ока Тин. — Некоторые вещи необходимо делать абсолютно беззвучно! Я же тебя учила!

Ашу демонстративно закатил глаза, но поторопился вынуть из-под подушки щетку, чтобы ока не успела заметить кавардак в волосах.

Вошедшие гуськом рабы развели бурную деятельность: сворачивали постели, раскладывая вместо них по полу пахнущие морозом яркие подушки; распахивали узкие высокие окна, кому-то из тиджи уже растирали кожу ледяным маслом, другим тащили таз с горячей водой, густо пахнущей цветами… 

Ашу скривился, увидев свою тарелку с завтраком. Даже кормят его отвратительно: сплошные жидкие каши, супы и молотое птичье мясо. Все потому, что неизвестно, когда Ашу вызовут… После первого раза и расписание составляется, а до того ока Тин держит тиджи впроголодь, чтобы он был готов в любой момент дня и ночи! И так уже сколько двулуний!

— Возьми, — Шини пряча руку под столом, сунула ему в ладонь несколько засахаренных ягод цо.

— Спасибо, — шепнул Ашу и, дождавшись, пока ока пройдет мимо, торопливо сунул лакомство в рот.

За окнами рассвело, в гарем стали возвращаться те, кому повезло этой ночью. Ашу сидел на бортике тихо шуршащего теплого фонтана и смотрел на разноцветную вереницу, вздыхая. Кто-то из них выглядел счастливым, кто-то — очень уставшим… Но в любом случае эти тиджи кому-то нужны.

— Хорошо-о им!

Ашу узнал голос и тягучий акцент западных кланов. Миянь, тиджи чуть старше, с самыми длинными в гареме волосами, принадлежал ока, чей деверь служил постельничим при королеве. Миянь обхватил Ашу руками, положил голову на плечо.

— М-м-м, ты хорошо пахнешь, — он зарылся ему в шею лицом, крепче сжал руки.

— Эй, эй! — вскинулся Ашу, вырываясь. — Остынь!

— Не могу-у! — с несчастным видом ответил тиджи. — Я уже не могу больше! — со слезами в голосе воскликнул он. — Я сказал утром ока, что не выдержу еще…

— Бедолага, — улыбнулся Ашу. — Зато твоя госпожа будет очень довольна.

На страдальце уже почти половину двулуния применяли технику Кошки в пору цветения ветряницы. Ашу раньше было любопытно, как это ощущается. Судя по Мияню — кошмарно тяжело.

— Ну хотя бы почеши мне голову, — он попытался улечься Ашу на колени. — Тут ничего такого нет. Тебе вообще все можно, ты же невинный и не станешь…

— Брысь! — возмутился Ашу. — Нам обоим влетит! Отвлекись, погуляй в садах, поиграй на китре.

— Издеваешься?! Он вибрирует, когда ведешь по струнам, а упирать его надо прямо в…

— Глядите, глядите! 

Ашу обернулся и увидел, как двое гаремных рабов несут кого-то на носилках. Взволнованные тиджи перебегали по залу, шептались и ахали.

— Ли Ну, это Ли Ну… Ее опять?

— Да… Но в этот раз сильно побил. Смотрите… Кровь… 

Ашу поморщился. Девушку жалко, конечно, ото ей достался вспыльчивый, чуть что — берется за плеть. Но и она, выходит, дурочка, раз за столько времени не сумела понять, как следует себя держать, чтоб лишний раз не доставалось! Ашу бы такого обращения с собой вообще никогда не позволил. Вот еще! Он тиджи, а не раб!

— Тиджи Ашу!

Он тут же вскочил, поклонился ока. Смотрительница гарема оглядывала его сквозь начерненные ресницы. Кожа на ее лице была густо и неровно нарумянена, украшения на чересчур тонкой шее беспорядочно наезжали одно на другое. Как можно так мгновенно и точно подбирать образы для тиджи, при этом столь неумело подавая саму себя?

— Со мной только что говорил смотритель покоев Его Величества. — Ашу ахнул, едва не подпрыгнув от радости. Ока продолжила: — Он сказал, король не станет вызывать никого из своих тиджи все следующее двулуние и до нового распоряжения. Так что сегодня, обещаю, ты получишь великолепный обед!

— Что… Что случилось? — растерянно спросил Ашу. — Король здоров?

Ока Тин помолчала. Уголки ее тонких губ скорбно опустились: 

— Теперь мы все должны молиться Великой Матери… 

***

Обратно возвращались в гнетущей тишине. Воины не болтали, как по пути из дому, и даже на привалах обменивались лишь молчаливыми знаками. Теннет мог затаить на хозяйку зло. Хотя она не сделала ничего бесчестного или несправедливого. Мульдар мог таким образом показывать, что сочувствует товарищу. Энгни было все равно. Ее жгло изнутри осознание поражения. Вина, которую не искупить…

Энгни гнала ракну на юг, останавливаясь лишь тогда, когда та начинала спотыкаться. Конвой следовал за хозяйкой по пятам, по крайней мере, старался. Но отставали они лишь в начале бешеной скачки, после все время держались рядом. Их ракны были тяжелее, груз везли куда более ощутимый, но Энгни недосуг было раздумывать, каким образом воины уговорили своих животных быстрее переставлять ноги. А когда чары Заслона остались позади, вопрос отпал сам собой: обе ракны рухнули замертво. Жестокое заклинание, Энгни ни разу не видела его в действии, лишь слышала, что такое применяют на Алых Рудниках, чтобы приговоренные к смерти работали, пока тела не превратятся в высохшие мумии и не рассыплются прахом. Но Заслон счищал почти любые долгосрочные заклятья.

Ракна Энгни, словно из солидарности с павшими подругами, тоже отказалась идти дальше. Пришлось пешком тащиться до ближайшего постоялого двора, где можно было купить новых животных.

— И где же она?

Отец смотрел жестко, цепко. Безжалостно. Обычно этот взгляд доставался другим. Не ей. Не Энгни, единственной дочери.

— Она?!

— Ты должна была привезти девчонку сюда!

Отец стукнул кулаком по подлокотнику кресла. Встал, подошел к окну. Теперь он вообще на нее не смотрит… О, он в ярости. 

— Но… зачем?!

Энгни была уверена, что отец разгневается потому, что она упустила мага, но при чем тут девчонка?! Она ведь сказала, что очутилась рядом случайно, чары не дали бы ей солгать! 

— Для чего? Я не понимаю…

Отец резко обернулся, полы одежд взметнулись тучей с золотыми молниями.

— Она могла знать! Знать, как это случилось, знать многое, даже сама того не осознавая! И ты упустила их обоих!

Энгни опустилась на колени, закрыв руками лицо. 

— Я подвела тебя… 

— Ты подвела Карран! — отец помолчал, некоторое время в комнате звучали лишь его шаги и неглубокое шумное дыхание самой Энгни. — Он еще жив! — он бросился к ларцу наблюдателя, сорвал платок. — Смотри! Я снова проверил каждую нить, каждый узел — чары исправны, и новенький наблюдатель показывает то же самое. Он жив, — повторил задумчиво. — Я могу идти к Верховному с готовым проектом… 

Энгни решилась открыть глаза.

— Папа. Я поеду снова. Поеду и стану искать его, пока не найду. Я совершила ошибку, но она первая и последняя, клянусь!

— Нет, — отец вдруг подошел, склонился и поднял Энгни за плечи. Посмотрел в глаза долгим взглядом. — Не сейчас, дочь. Он жив. Он избран Древними. И он проявит себя так или иначе. Если время пробуждения пришло, то скоро об этом узнают все.