Приказ графа был жесток, но, когда речь идет о такой опасной вещи, как волшебство, глупо поддаваться жалости. Искалеченные нити энергии Источника могут расползаться, словно зараза, поражая здоровые. А значит, надо расправиться с болезнью как можно быстрее.

Нужно было зачистить и спалить село, даже если там осталось хоть что-то живое, а после и лес от тракта до реки. На границе крестьяне под руководством егеря уже срубили деревья и выкопали ров, чтобы огонь не пошел дальше. Граф запретил людям брать оттуда хладную клюкву, копать корни шороховника, на которых многие выживали в хлад. Даже если хворосту с края леса приносили, то он шипел, дымил, и от того дыма на коже появлялись волдыри, нападала лихоманка. Из самой чащи никто живым не возвращался.

Лес стискивал мутным, тупым ужасом с первых шагов. Бойцы хватались за обереги. Зверь встопорщил загривок, настороженно оглядывал сплетение веток глазами Джунвара. Его зрение было острее человеческого. Первая поляна встретила их запахом мертвечины. Пышно цветущие дикие сливы роняли лепестки на голую хладную землю. Хранители берегут свои леса, не растят цветов в хлад, хотя и могут… Старые сказки о полянах, полных ягодами в лютую стужу, верны лишь отчасти. В здравом уме хранитель такого не вытворил бы.

На звериных тропах попадались тела животных и людей. Рты, словно стежками, были зашиты тонкими побегами дикого горошка, руки обвивали те же побеги, только толще. Из груди некоторых росли пучки белоцвета — огромные цветки, гораздо больше, чем встречаются в полях. Хорошо им, видать, растется на гниющем мясе… Глухим покровом висела тишина, не гудели над падалью тучи насекомых, как случилось бы в обычном лесу. Только медленно кружили, опадая, лепестки.

Волшебство хранителей отличалось от человеческого. Хотя Источник для всех един, Джунвар ощущал чужие чары, словно песню с неуловимым ритмом. И было в этой песне еще что-то — напряженная, как гнойный нарыв, неправильность. Джунвар старался не вслушиваться, не раскрываться, не трогать невидимые нити заклятий, что пронизывали гибельными узорами весь лес. Один раз вляпался в чужую магию — хватило, другого не будет.

Ломаный силуэт, похожий на гигантского паука, мелькнул впереди. На грани слуха раздался стон, словно порыв ветра. Отряд сгрудился спина к спине и замер, ощетинившись клинками. Место было очень неудобным: тесная тропа среди валунов. Раздался свист. Двоих, что не успели встать под защиту круговой обороны, нечто, похожее на ежевичную плеть, схватило и утянуло вверх, в густое переплетение крон, никто даже крикнуть не успел. Шорох веток походил на треск костей. Через мгновение оттуда хлынула кровь, теплая, словно дождь в жаро. Варья завизжала так, что заложило уши. Удивительно, как много крови можно выжать из человека… Отряд ринулся вперед, прочь из узкой ловушки спятившего лесного духа. 

Обычно хранители берегут любую жизнь, трепетно взращивают попавшее в границы их дома. Говорят, хранитель воспринимает каждую травинку как часть себя. А тут что-то случилось. Что-то жуткое, заставившее его не беречь, а убивать.

Каждый куст ополчился против пришельцев, но ветки и прутья все же не могли тягаться с доброй сталью. Стоны ветра в кронах становились громче, земля гневно дрожала под ногами, цветы источали горечь. Еще горше было думать, как придется отвечать перед Ваяном за то, что оказались убиты двое его людей.

— Смотрите! — просипела Варья.

Поляна была идеально круглой, а посередине на покрытом бархатной травой холмике росло дерево с прозрачными, словно хрустальными, листьями. Место казалось неожиданно мирным, теплым островком посреди бушующей в лесу ненависти. Здесь росли другие цветы: мелкие розетки, что покрывали холм светлым кружевом.

— На курган похоже, — сказал Джунвар.

Силка кивнул.

— Мертвая душа здесь бродит. Добрая. Красивое место…

— Могила-то чья? — откашлявшись, спросила Варья. — Может, он поэтому с ума сошел?

Хранители — какие они? Мало кто видел их вблизи. И уж точно никто не трогал и не говорил с ними. Даже толком не понять, есть ли у хранителей плотские тела. Предания утверждали: есть. Этот народ Древние принесли позже остальных, прижились хранители здесь трудно и ни с кем не вели дел. Раньше считалось большой удачей, если в лесу хранитель поселится. Деревья присмотрены будут, и ягоды крупные вырастут, звери здоровые, сильные родятся в чаще. Но бывает и по-другому, как видно…

Не хотелось с поляны с хрустальным деревом уходить, но нужно было пробиваться к деревне. Отряд прошел по краю бархатной травы, постаравшись не потревожить белые венчики. Кого же хранитель тут оплакивал?

— Как они вообще размножаются? — шепнул Силка. — Может, как цветенник, луковками?

Джунвар пожал плечами.

Теперь так просто отряд стало не взять — и смотрели вверх, и по сторонам оборачиваться не забывали. Мечи рассекали свисающие плети, топоры рубили кусты и корни, норовившие обвить сапоги.

Окруженная чащобой деревня оказалась пуста. Ну, почти. Посредине улицы возле высокого кривого забора на земле сидел крестьянин и что-то шептал себе под нос. Он не обратил никакого внимания на пришедших, взгляд широко раскрытых глаз проходил сквозь них. Джунвар на всякий случай обошел его стороной, а Варья рискнула приблизиться, держа топор наготове, тронула носком сапога ногу в плетеной лозяной обувке.

В следующий миг крестьянин конвульсивно дернулся, изо рта и носа хлынуло зеленым, из глаз, ушей полезли стебли, обретая силу и толщину, потянулись к Варье. Та взмахнула топором, отскочила прочь, ругаясь на чем свет стоит, стряхнула с голенища извивающийся лозяной обрубок. Спустя считанные мгновения от крестьянина остались лишь ноги, прочее покрыла буйная зелень, поползла по земле к сапогам Варьи, но, не сумев достать, остановилась, злобно трепеща отростками.

Джунвар подошел к одному из домов, толкнул дверь. Так и есть, на стуле и полу темнели пятна, из которых торчали уже побуревшие ветви точно такого же вьюна. Граф хорошо сделал, что запретил народу брать плоды из этого леса…

Откуда-то донесся тонкий плач, который поначалу Джунвар принял за блеяние козленка. Но животных в загонах не было, и ясно, почему: их тела они видели в лесу. Плач не утихал. Джунвар прикрыл за собой дверь, посмотрел вдоль улицы, переглянулся с Варьей. Силка вошел в длинный дом. Плач оборвался, и наемник вышел обратно. Варья поморщилась.

Когда-то давно Джунвар с Керой видели такое. Тогда окраины степей грыз голод. Их было семеро тощих, злых детей, но тот хлад пережили лишь Джу с сестрой… Тогда в селе тоже стояла нездоровая тишина, и в этой тишине плакал ребенок. Никто из семерых не имел мужества проявить милосердие, как Силка. Они просто ушли прочь, а плач еще долго скребся им в уши и спины.

Солнце уже опускалось, нужно было торопиться. Они натаскали соломы с уцелевшего сеновала, обложили дома. Сухое дерево занялось легко.

Лес, почуяв дым, притих. Когда отряд снова вошел под его своды, ничто не шевелилось, не пробовало задушить или схватить за ногу. Вернуться тем же путем было нельзя: за то время, что они пробыли в деревне, деревья словно сдвинулись с мест, белая ольха, на которой Джунвар оставил зарубку, исчезла. Они шли по солнцу, не полагаясь на обычные лесные ориентиры, не ища собственных следов.

Среди стволов показалось голое место. Вокруг маленькой сторожки не росло ни травинки, даже мха не было на крыше. Да и сам дом строили не из дерева, а вымазали из глины. На этот раз Джунвар увидел заклятие четко и ясно, словно накладывал его сам: ограждение, настроенное не только от хищников, но и от растений. Такие амулеты продавались на любом торгу, но обычно их применяли именно от зверья. Хранителю и его подопечным сюда не было хода. Судя по всему, чары накладывали довольно давно. Откуда живший здесь человек знал о том, что случится?

Внутрь вошли только Шуйка, Джунвар и Варья. Там обнаружилась коллекция трофеев, которая сразу все объяснила. Хозяин был охотником, да не простым, а за редкими тварями. На стене висели маленькие высохшие головки болотных айла, рядом красовались две кости странного красного цвета, в банках покоились еще какие-то диковинные останки. А на столе стояла чаша, в которой лежал темный комок. Вероятнее всего, последний трофей, из-за которого и случилась беда.

Тело хозяина, вернее, то, что от него осталось, лежало на топчане в дальнем углу. От чего он умер, трудно было сказать. Джунвар предположил бы, что от голода, но он толком туда не глядел: во-первых, что смотреть на останки кретина, что вздумал воевать с хранителем?! Во-вторых, не мог оторвать глаз от полки, с которой свисал клок золотистой кожи. Поверх него лежал свиток. Варья протянула руку, Джунвар едва сдержался, чтоб не ударить ее по запястью.

— Книжки возьми, потом продашь, — подмигнула ему воительница.

Он аккуратно, стараясь не коснуться шкуры убитого дракона, взял свиток, с трудом, шевеля губами, прочел два слова, Древние бы побрали этих писак с их завитушками… Осознал, что он держит в руках, и затаил дыхание, не веря. Улучил момент, пока на него не смотрели, сунул свиток за пазуху, а остальные положил в заплечный мешок.

В ящичке на столе лежали монеты. Их Варья забрала себе — кто увидал, тот и владей.

— Бьется, — удивленно сказал Шуйка. — Значит, есть-таки у них тела!

Странный комок в чаше пульсировал, словно сердце. Шуйка вынул его, положил на ладонь. Сердце трепыхнулось и замерло. Снаружи раздался вопль, от которого у всех встали дыбом волосы, будто от тоски разом закричали деревья. Наемники выскочили на улицу. Небо потемнело, словно грозовая туча закрыла закатное солнце.

— Положи, где взял, — рявкнул Джунвар испуганному Шуйке.

— Погодите, — остановила их Варья, — может, хранителю его и отдать?

Джунвар, поразмыслив, кивнул. Шуйка размахнулся и зашвырнул комок в тени под деревьями.

— Чего делаешь, дурень! — воскликнула Варья. — Положить с почтением надо было!

— Да ну его к звездному дождю, еще морочиться, — сморщился Шуйка.

— Все, хватит, — вздохнул Джунвар. — Тут до тракта рукой подать, сделаем то, зачем пришли.

Лучники взяли приготовленные стрелы с промасленной ветошью, Шуйка разжег маленький костерок из принесенных с собой веточек. Стрелы улетали в небо одна за одной. Никто не подозревал, как трудно окажется выполнить это задание. А сначала казалось — ерунда. Вот и графу, наверное, так казалось: чего такого — пустить к себе в лес чужака, который заплатил за это хорошие деньги?

Когда отчетливо запахло дымом, бойцы ушли. Дорога и правда оказалась всего в нескольких перестрелах, а там их встретили помощники егеря. Они поливали маслом траву у тракта. Скоро от древнего леса останется один пепел.

Ваян потрепал Джунвара по голове, когда тот положил на стол увесистую мошну с золотом. Граф не стал скупиться, хотя Джунвар готовился воевать с ним за каждый медяк. Может, рассудил, что потерял бы больше, если бы промедлил, а может, увидел нечто в глазах командующего маленьким отрядом. Зверь смотрел на старика с выражением, далеким от мирного…

— Горлик и Рубо не вернулись, — с трудом выговорил Джунвар.

Было страшно поглядеть Ваяну в глаза.

— Расскажи, как это случилось, — потребовал главарь. Выслушал, помолчал, потом сказал: — Они сами вызвались идти. Вы не знали, с чем именно столкнетесь, и попали в ловушку. Но после выучили урок и вели себя осторожно. Ты мог потерять куда больше людей, Джунвар.

Тот решился поднять лицо. Ваян швырнул ему вполовину полегчавшую мошну.

— Молодец. Иди, дели добычу. А это тебе от меня, — он протянул еще два золотых. — Заслужил.  

***

Понемногу становилось теплее, утренний лед на лужах тончал, мутнел, к полудню порой проваливался под ногой узорными осколками. На подтаявшем лугу невдалеке от стен осаждаемой крепости разбили большой общий лагерь. Кроме Ваяновых бойцов там стояло еще восемь отрядов. Первые дни главаря было не видно: они с другими воеводами не вылезали из большой палатки у границы ельника, откуда порой раздавались такие ругательства, что вздрагивали даже охранники у входа. Джунвар умирал от любопытства и желания послушать, как строятся планы сражения, но приходилось довольствоваться пересудами и теми скупыми словами, что ронял Ваян, возвращаясь в лагерь.

Дни пустого ожидания тянулись долго, хотя еще и трех не прошло. Бойцы валялись в палатках, грелись у жаровен, лениво разминались по утрам. Вот и теперь сидели у огня, по очереди таская со сковороды поджаристые кусочки мяса.

Светлое дерево в темных с проседью волосах смотрелось красиво. Заколка вышла на загляденье — зарг в прыжке. Брюхо втянуто, уши прижаты, каждый зуб в пасти любовно выточен. Ваян подарил заколку Варье. Джунвар раньше любил вырезать вещицы, только помельче, вроде оберегов и бусин. Порой, глядя на главаря, хотелось тоже показать свое умение, однако ума хватало этого не делать. Тадел — так точно язык на привязи не удержит. Да и какую херню Джунвар теперь мог вырезать? Бабу голую? Что на уме, то и из рук обычно выходит. А когда-то сидел на рассвете, пока Кера еще спала, выковыривал травинки вокруг ног крохотному ландуну, представлял, как отдаст, а она улыбнется…

В сумке лежала деревянная змейка — свернулась кольцами, лукаво прищурившись. Ее Ваян кинул на дорогу, едва докончил последнюю чешуйку, а Джунвар подобрал. Думал, незаметно, а Силка увидел, улыбнулся. Потом показал — у самого целый ворох деревянных штучек Ваяновой работы собрался. Тот раздаривал все, что делал, первому, кто по дороге попался, иногда и просто выбрасывал, если хозяина не находилось. Едва кончал строгать — сразу терял к поделке интерес.

— Пошли в сугроб прыгать!

В палатку ввалился Шуйка, облепленный снегом с ног до головы.

— Где ты его нашел? — удивился Силка.

— За ельником овраг, там такая перина лежит, будто середина хлада!

— А пошли, — вскочила Варья. — Все равно делать нечего.

Овраг и правда радовал глаз белизной, солнце так и слепило. Внизу голубели следы от прошлых прыжков. Шуйка привязал веревку к крепкой ветви голого бука, встал на притороченную снизу палку и, оттолкнувшись, сиганул сверху в снег, подавая пример.

— Это не для моих костей, — покачал головой Силка.

— Я старше тебя, дед, — презрительно бросила Варья и ловко вскочила на палку. Воительница улетела дальше Шуйки, и добираться до берега ей пришлось подольше. Чужие бойцы сгрудились на другом конце оврага, показывали пальцами. Джунвар отстегнул пояс с ножнами и прыгнул, обернувшись вокруг себя. Пусть смотрят и завидуют… Вынырнув из снега, обнаружил рядом отплевывающегося Силку.

— Можно я тоже?

У дерева стоял парнишка из соседского отряда.

Когда место под буком вконец утопталось прыжками, веревку перевесили дальше. Потом прыгали с вывертами и на спор, в длину и высоту… В детстве Джунвара не было таких игр. Растирая задубевшие щеки, он лежал в сугробе, не в силах подняться.

***

Взять мелкий, но крепкий замок сходу не вышло: соседний отряд потерял восьмерых, Ваян — одного, да еще пятнадцать приволокли ранеными, включая Джунвара.

Когда стрела пробила руку, первой мыслью было: убрать, выдрать немедленно, чтобы никто не увидел. Так он и поступил, обломал древко и вытащил оба куска, пока боль еще не добралась до разума. Потом в голову ударило жаром, от которого померкло в глазах, а рука онемела сразу вся, пришлось меч в левую взять. Хотя сражаться больше в тот день не случилось: отступили.

После, в лагере, Джунвар сказал Заре, которая отвечала за лекарский сундук, что рану ему уже зашил Долва — соседский лекарь, ближе по дороге попался. Попросил у нее только чем поверх перевязать, а то крови много. У Зари и так дел было невпроворот, она не стала лезть, поверила. Напоила его отваром от боли и отпустила.

Хоть плечо почти заросло уже на другой день к вечеру, Ваян не взял его на штурм.

— Был бы ты левшой, еще подумал бы, — хмуро бросил он, глянув на Джунвара. — В бою будет чем заняться, кроме как за безруким присматривать.

Джунвар разрывался между желанием сражаться рядом с ним и опасением выдать себя столь быстрым исцелением. Маги лечат собственные тела, даже те, кого отрубили от Источника, частично сохраняют эту способность — ткани и связки восстанавливаются, даже если человек не желает того. Потому простой стрелой или ударом меча мага не взять, разве что попасть в голову или в сердце. У волшебников, что посильнее, и отрезанные конечности отрастают. Не сразу, но всё же.

Зато, когда все ушли, Джунвару, наконец, удалось как следует рассмотреть драгоценный свиток из дома охотника. На вощеном пергаменте была искусно нарисована карта: даже деревца на склонах предгорий выведены словно одним волоском кисти. Карта показывала узкий язык, кончиком вплотную прилегающий к границе Раллбонда, а левой стороной — к непроходимым пикам на краю Горного королевства. В строках, что небрежно пересекали угол карты, Джунвару удалось разобрать «в межсезонье перевал не…», «ящеры» и «обычно кладка…».

Конечно, это могло оказаться подделкой. Но та кожа на полке была настоящей, воняла мертвым драконом, как и сама карта. Правда, нарисована так, что снизу, по земле, не поймешь, куда идти. Тем более, Джунвар-то сроду карт не читал. Но вот сверху, с неба, он бы, наверное, смог узнать прихотливо изогнутое ущелье. Если оно, конечно, существует.

Бойцы вернулись на исходе третьего дня. Оставшиеся в лагере уже знали о победе и встретили их горячей едой и готовыми травяными взварами для раненых. Наемники принесли с собой две бочки вина из замковых подвалов и целую телегу копчений и солений, не говоря о прочей добыче. Наверху горы угощения сидел десяток разбитных бабенок, явно уставших томиться в осажденном городке. Они орали песни и хохотали, надев на шеи связки колбас и сухих сладких луковиц эрреи, махали и слали бойцам воздушные поцелуи.

Джунвар ушел с пирушки рано. Здешний тьенн был богат, вино растекалось по жилам жарким теплом, оставляя на языке густой, сладкий ягодный вкус. Жалко накачиваться им, словно простой брагой. Джунвар и не мечтал, что когда-нибудь попробует такое. В ушах шумело, но ноги, на удивление, не заплетались.

В палатке никого не было кроме Варьи, с обвязанной головой сидевшей на постели, привалившись к деревянной балке в центре. Открыв глаза, воительница жестом указала на кувшин у стенки. Джунвар подал ей питье, добавил хвороста в жаровню. Скинул сапоги и бросился на постель, укрывшись меховым плащом. Гул веселья доносился снаружи.

— Как ее зовут? — тихо спросила Варья.

— Чего?! — обернулся Джунвар.

Варья страдальчески поморщилась:

— Не ори. И так башка болит. Как звать ту, ради которой себя хранишь?

Джунвар недоуменно поднял брови:

— Храню?

Варья хмыкнула: смеяться небось, было больно.

— А как иначе? На гулянках только пьешь, даже сейчас, когда чистых городских девок привезли. По ночам иной раз так спать мешаешь, что тебя придушить охота. Ну или приласкать беднягу, но куда уж мне, — она поправила сползшую на глаз повязку, улыбнулась. — Молодое тело молодого хочет, титек крепких, не то, что мои пустые бурдюки…

— Я говорю во сне? — быстро спросил Джунвар.

— Не-а, — еще шире улыбнулась воительница. — Только скулишь, как щенок. Так что? Доверишь имя? Или хоть опишешь — какая?

Джунвар отвернулся к стенке. По ткани гуляли блики горящих костров. Там, снаружи, казалось теплее, чем внутри.

— У нее рыжие волосы, — зачем-то шепнул он.

— Здесь, на севере, таких немного, — помолчав, вздохнула Варья. — Среди пленников вот одну видела.

— Где? — подскочил Джунвар.

От рывка перед глазами поплыло.

— Там, — махнула Варья, — у главной палатки навес им поставили. Богатенькие в основном, за кого выкуп хотят. И одна огненноволосая.

Джунвар лег обратно и закрыл глаза. Это никак не могла быть Кера. Даже если бы она ехала все время от Толлборда, то не успела бы добраться до северной границы.

Огненноволосая…

Ему так нравились ее волосы. Когда эти теплые волны рассыпались по плащу или подушке, он незаметно трогал их, а потом нюхал свои пальцы. Казалось, они пахли солнечным теплом.

Варья легла, судя по тихому присвисту — уснула. Джунвар поднялся, натянул сапоги, вышел в холодное, громкое марево. Землю прихватило морозом, над кострами светились серые ореолы, двоились в глазах. Он моргнул, пытаясь вернуть человеческое зрение: зверь видел в темноте, но почти не различал цветов.

Прошел мимо столов, подхватил чей-то кубок, выпил. И еще один. Ему очень надо увидеть. Только посмотреть.

Внутри ограды темнело два пятна: в одном углу сгрудились у костра мужчины, в другом — женщины. Охранники у калитки пропустили Джунвара без вопросов, они тоже основательно приложились к бочкам, но копья еще держали. Ну конечно, этим-то можно, а вот внешним караулам не до пьянства…

— За победу!

И снова горло греет вино.

— И золото!

Только посмотреть.

Смешанный с травой снег чавкал под сапогами. Раньше под навесом держали ракн, острый запах помета мешался с запахом свежей крови и подгнившего сена. Рыжее пятно полыхнуло с краю, Джунвар резко повернулся в ту сторону, едва не потеряв равновесие. Низенькая, гораздо ниже Керы, она стояла отдельно от всех, прижимаясь лицом к толстым бревнам ограды. Узкий луч света из щели между ними падал на волосы и темно-голубой плащ. И правда, рыжие. Огненные. Длинные, до пояса.

Еще пара шагов, и пальцы погрузились в закатное золото. Девушка обернулась испуганно, втиснулась в стену. Длинная прядь осталась натянутой между ними, Джунвар должен был выпустить ее, но вместо этого сжал сильнее, дернул к себе.

— Не бойся.

Девушка вскрикнула, отчаянно замотала головой.

— Я т-только хочу посмотреть…

— Эй, ты! Отпусти девочку!

За плечо рванула чья-то рука. Джунвар отмахнулся, не глядя, но мужик оказался настойчив: увернулся от кулака и ударил сам. Пришлось выпустить рыжую струну. По губе потекла кровь, Джунвар облизнулся. Пленный смотрел с гневом, явно был готов драться и твердо стоял на ногах. Этим вина не давали. Джунвар позволил зверю улыбнуться противнику и ударил сразу в лицо и в живот, отбросив настырного мужика прямо в жаровню. Покатились, зашипели угли, зашипел и дракон, почуяв волю. Битва за самку — это было ему понятно. Взвизгнула девчонка, оказавшись на плече.

Прочь, дальше отсюда, от вони человеческого лагеря, где слишком много крика, слишком много мусора. В лес, в кромешную темноту, на чистый снег, под тяжелые ветви елей, что пахнут терпкой свежестью.

Рыжий огонь снова наполняет ладони, снег кажется раскаленным. Прочь все, что нас разделяет, треск грубой ткани и визг тонкой, твоя кожа теплая, чуть розовее снега, соски алые, как цветки горной гвоздики, и на вкус такие же пряные. Тело дрожит от желания, едва получается держать твои руки, перед глазами плывет.

Обними меня крепче, обними меня, Кера, скажи, хоть раз скажи, что ты моя, будь моей хотя бы один раз. О бездна, никогда, никогда не было так сладко. И так быстро. Одного раза мало, пламя все так же ревет в ушах, пляшет в глазах, смешиваясь с цветом твоих волос, снова и снова бьет горячими толчками в пах, понуждая не останавливаться.

Посмотри на меня, скажи, что я твой. И не плачь, я так не люблю, когда ты плачешь… Я же здесь, с тобой.

У этой самки нет крыльев, но мне нравится ее запах. Тебе тоже...

Все еще мало.

Шкура мягкая, губы легко ранятся клыками, а кровь — сладкая.

Ты такая горячая, ты всегда меня согревала, одним лишь словом. Теперь я хочу согреть тебя, сжечь, спалить в огне, что так долго испепелял меня изнутри. Я чувствую, как стало жарко и скользко, ты хочешь меня, тебе хорошо со мной?.. Скажи, Кера… скажи, ты любила меня?

Чьи-то пальцы вцепляются в плечи, в шею, пытаются скрутить за сведенные судорогой руки.

«А я говорил, что вино благородных для простых — чисто яд!»

Голоса как далекое эхо в горном ущелье.

«Убьешь ее! Дурень! Убье-е-ешь!»

Он не хочет никого убивать, он хочет, чтобы она его любила…

— Джунвар! Хватит, остановись, бездна тебя побери!

Этот голос знаком, он бьет яростью больнее отвешенной оплеухи. Черты девичьего лица перед глазами искажаются, становятся чужими. Снег и мокрые огненные пряди, невероятно яркие. И кровь, кровь на белых бедрах, кровь везде.

Он стоял на четвереньках, чуть в стороне от грязного месива, в которое превратился голубой плащ, и кто-то, ругаясь, тыкал Джунвара в снег лицом, а потом ударил коленом в живот. Все выпитое хлынуло наружу, добавляя белизне еще одно бурое пятно. Сколько же вина он высосал?! О боги.

Шум, крики, брань… Джунвар поднялся на колени, с трудом нашарив, затянул шнурки на штанах, застегнул камзол поверх разорванной рубахи. Тьма и холод просачивались снаружи прямо в кости.

— Очухался? — под взглядом Варьи, едва видневшейся в темноте, хотелось съежиться. — Древний же меня дернул ляпнуть… — она сплюнула, развернулась и пошла за удаляющимися шагами остальных.

Джунвар зачерпнул снег и прижал ко лбу. Они забрали ту девушку, что не была Керой. Во рту остался вкус ее крови.

Утром его вызвал Ваян — не сам, а через мальчишку, что смотрел за ракнами. Лагерь казался серым, а люди в нем — каменными, неживыми статуями. Словно яркость этой ночи выжгла способность различать цвета вовсе. Джунвар шел и боялся оступиться, упасть на глазах у всех. У входа в палатку Ваяна стояла одна из воительниц отряда, Танара. Она пропустила Джунвара, проводив равнодушным взглядом.

— Накатило, бывает, — не здороваясь, начал главарь. — Но она была не твоей добычей.

Он сидел в одной сорочке, расслабленно поглаживая светлые волосы лежавшей у него на коленях женщины, чье лицо скрывал густой мех одеяла.

— Она не твоя добыча, — повторил Ваян. — И теперь ты должен вернуть стоимость Кидару, который ее привел. Парень хотел получить за девку пять золотых — девчонка была племянницей какого-то купца.

— Она… умерла? — с трудом выговорил Джунвар.

— Пока нет, — нахмурил брови Ваян. — В горячке, бредит. Но их лекарь говорит, вряд ли встанет. В любом случае, цена уже будет не та.

Пять золотых — это было все, что успел заработать Джунвар. Он молча отдал их хмурому Кидару — одноглазому парню с окраины лагеря. Возвращался к своим медленно, не зная, как они теперь станут к нему относиться. Но, на удивление, все вели себя, словно ничего не случилось.

— Ну ты и зверь в постели, парень, — фыркнула Варья. — Хорошо, что я к тебе под одеяло не полезла.

Джунвар не смог выдавить ответной улыбки, вышел вон, на холодный воздух, в суету сворачиваемого лагеря. Впервые за все время он почувствовал себя отчаянно чужим среди этих людей. Впервые в жизни взял кого-то силой. Телесная любовь — мимолетное тепло, что дарят друг другу, порой она стоит дешевле улыбки. Но все же любовь… Что на него нашло? И как суметь переварить это новое о себе знание? Хорошо бы выблевать вдогон тому проклятущему вину, но ведь не получится.

Сказали, она бредит. Что она видела? Все, все… В темноте лунного леса можно было принять чешую за странную тень. На первый взгляд, но не на ощупь. Если девчонка очнется, то расскажет. А может, рассказывает уже сейчас, и это принимают за бред.

Им предстояла долгая дорога домой. Джунвар шел со всеми, толком не зная — зачем. Денег на то, чтобы выстроить себе дом и наладить хозяйство, у него больше не было, да и не собирался он жить в наемничьей деревне. Не только из-за зверя. Забыл уже, как это — видеть в окно одно и то же, следить, как раз за разом цветенний вьюн оплетает крыльцо и опадает к холодам.

Поначалу казалось, что Ваян не изменился к нему. Вот только когда в пути подвернулась мелкая работа, послал туда не Джунвара, а других. И больше не вел бесед у костра, не учил уму-разуму.

***

Джунвара разбудили крики. В этот раз ночевали в боковом зале большого гостиного дома. Кому хватило денег — взяли себе наверху комнаты почище, даже с кроватями. Силка недовольно заворчал, продирая глаза, поднялся и открыл дверь в центральный зал. Тут же охнул, бросился назад за одеждой.

— Ваяна принесли!

— Принесли? — переспросил Джунвар, поднимаясь.

Силка натянул сапоги, махнул рукой и выскочил вон. Остальные тоже зашевелились, просыпаясь. Джунвар быстро оделся и последовал за Силкой. Шумели на втором этаже, на лестнице оказалось не протолкнуться. А весь пол от дверей до ступеней был залит красным. Сколько там талой воды, а сколько — крови?

Джунвар, сам не поняв как, пробился сквозь галдящих на лестнице наемников. Этого не могло случиться с ним. Только не с Ваяном… Но вот он лежит на постели, на белом лице шрам кажется ярким, в груди — две темных отметины, одна прямо напротив сердца.

Но главарь дышал, неровно, на губах выступала розоватая пена. Заря закрыла раны зеленой пастой из глиняного кувшинчика, поднесла к лицу болящего чашу с чуть светящимся питьем из заветного сундучка.

— Кто?!

Джунвар с трудом узнал собственный голос в этом рыке. Все разом заткнулись, Заря вскинула голову, дернулась, словно готовясь защищать своего раненого от опасности.

— Галуровы молодцы, — откашлявшись, сказал Папур, широкий бородатый мужик, похожий на оживший валун. — Мне тоже шкуру попортили, но нужен им был Ваян. Галуру ведь не по душе пришлось, что нам большая часть платы ушла.

— Ну так мы и впереди стояли! — возмутился Силка.

— Они же с тьеннским сынком о ценах договаривались, чего после-то ножами тыкать?!

Джунвар выбрался из толпы, спустился с лестницы, пинком открыл дверь на улицу. Там хлестал дождь — наверное, первый в лето.

Он не стал брать оружия — тонкие стальные полоски не заслуживают даже внимания, когда сила бурлит внутри, собираясь жаром в кончиках пальцев.

Найти Галуровцев не составило труда: зверь чуял кровавый след, видел тот переулок, где все случилось, ощущал жестокую радость и запах их пота, который привел к окраине городка. Ракны в загоне тревожно заржали, почуяв опасность.

Джунвар не скрывался, шел напролом, не думая о том, кто может прилететь на сияющий внутри огонь сплетающихся чар. Некоторые заклятья нужно готовить заранее. Расчертить пространство, изменить течение нитей энергии Источника, взять над ними власть и сказать слово, высвобождая в видимый мир…

Люди Галура заняли дом куда как получше — и на бедность жаловались?! Можно было ощутить их всех, единый отряд в тридцать шесть человек, где каждый пахнет соседом — дракон легко различал их запахи. На широком дворе люди сновали туда и сюда, таскали добычу, укрывая от дождя.

— Ты кто? — дыхнул перегаром голос слева.

Он был с ними там, в переулке. Он умер первым. А потом Джунвар сжал кулак, дернул к себе, и умерли все остальные. Оторванные головы покатились под лапы визжащих от ужаса ракн.

***

Ваян пришел в себя через шесть дней. Все эти дни Джунвар молчал. Члены отряда смотрели с опаской, сторонились. Даже Варья и Силка. Все произошло быстро, те, кто мог заметить Джунвара возле двора, где упокоились Галуровцы, были мертвы. Но свои знали, что Джунвар уходил, и видели его, когда вернулся. Они не говорили об этом посторонним. Но не говорили и с ним. И хорошо: после столь масштабного применения чар Джунвар едва мог держать глаза открытыми; только спал, ел и снова спал.

— Ты думаешь, что поступил верно. Но это не так.

Ваян подолгу отдыхал после каждой фразы. Джунвар стоял у постели, стиснув зубы до хруста.

— Я понимаю. Месть ослепляет. Но подумай сам: кто захочет иметь с нами дело… после такого? — Джунвар открыл рот ответить, но его остановил жест главаря. Тот закрыл глаза, откинул голову на подушку. — Теперь… — прохрипел Ваян и откашлялся. — Теперь нужно долго восстанавливать имя. А как кормить наши семьи?

— Но они чуть не убили тебя! — наконец, взорвался Джунвар.

— Такое случается между отрядами, — Ваян открыл глаза. — Это не повод устраивать бойню. Нужно договариваться, а не разжигать войну… с кровными врагами до девятого колена. Галур поступил глупо. Он бы в любом случае поплатился.

Джунвар кусал губы, глядя на чисто выскобленные доски пола. Заря старалась на славу ради того, чтобы Ваян скорее встал на ноги.

— Тебе придется уйти.

Джунвар не сразу смог справиться со спазмом в глотке, хотя готовился услышать это. Но одно дело готовиться к казни, а другое — когда на шею опускается лезвие топора.

— Это потому что я беглый? Самородок? — сипло выдавил он.

— Нет. — Джунвар вскинул глаза, с недоумением увидел на губах Ваяна улыбку. — Кто в уме отказался бы от боевого мага в отряде? — Ваян вздохнул. — Ты толковый парень, Джунвар. Силен, неглуп. И жесток. Хорошие качества для наемника. Но тебе не место рядом с нами.

Всякая тварь рождается в холодный мир в одиночку и умирает тоже в одиночку. А тепло, что случайно встречается в течение жизни, опасно. После него становится еще холодней.

***

Драконы владели иной магией: их зову откликались камень, вода, железо и, конечно, огонь: все, из чего состоял мир. Кроме адианта — тот пришел извне. Но его слишком мало, чтобы хватило выковать прочную сеть для дракона, а если и так — куда ее крепить?

Бесконечный узор ущелий сливался в глазах. Снега слепили, тени горных пиков путали, казались провалами. Нужна вечность, чтобы отыскать среди этого хаоса единственно верное место. Но отступать нельзя, потому что — некуда.

Чуткий слух зверя уловил звук. Чешуя на спине встопорщилась от волнения. Может, все же показалось?..

Голубая перепонка крыла была разорвана от пряжки до конца фаланги. Золотые капли шлепались на серый камень. Внизу шуршал прошедший только что обвал. Маленькая изящная головка на длинной шее лежала рядом с поврежденным крылом, прикрытые пленкой глаза выдавали усталость. Самка собралась с силами в последний раз, позвала на помощь, долгим, жалобным криком и снова уронила голову на камень.

По вытянувшемуся переливчато-голубому телу пробежала тень. Из просвета облаков спикировал черный дракон и, зацепившись когтями, приземлился на краю выступа. Драконица приподняла голову и зашипела, из пасти вырвалась тонкая струйка огня. Потревоженное движением больное крыло неловко зацепилось за рассыпанные камни, драконица заскулила.

— Тихо, тихо, красавица.

Применить заклятие можно лишь приняв истинный облик. Руки гладили невероятно прохладную, шелковую чешую, каждая — размером в половину ладони. Не было страха смерти, лишь страх не суметь применить нужное заклятье, а еще — что залечить рану не хватит энергии. Но белая кожа стягивала прореху нитями — сначала тонкими, потом все более плотными, а голубые пластинки, покрывающие крыло, медленно срастались. Джунвар вливал в колдовство всю свою силу. Только бы получилось…

Он уже закончил, когда на скальном уступе поднялся пыльный смерч, а над ними хлопнули чужие крылья. Джунвару еще хватило сил обернуться, и тут же по спине прошлись острые когти. Темно-вишневый хозяин небес был разгневан. Джунвар отлетел на другую сторону распадка, припал к скале, едва удерживаясь за тонкие щербины камня.

Двое ящеров поднялись в воздух. Голубая летела медленно, берегла крыло. Но главное — летела. Джунвар подождал немного и последовал за ними. Уже не надо было удерживать в голове затвержденный до последней точки рисунок на карте. Если силы кончатся прямо сейчас, и он свалится на гранитные зубы далеко внизу — пусть так… Но сил хватило — ровно до момента, как драконы опустились под арку и друг за другом проползли под своды высокой пещеры. Джунвар рухнул на камень. Сил хватало только дышать. И оставаться собой.

Тяжелые шаги отдавались в голове. Он с трудом открыл глаза.

— Человеку не место в ущелье. Уходи.

Голос звучал в голове, и Джунвар не знал, как ответить, да и не смог бы — от удивления у него отнялся и человеческий язык. Предания утверждали: драконы не тупые звери, но что ящеры настолько разумны, он не подозревал.

— Он понимает нас, — с пренебрежительным удивлением вступил второй голос.

Где-то справа прошуршал хвост.

— Он не вполне человек, — сказал третий.

— Кто ты? — спросил четвертый.

Джунвар молчал, все еще пораженный и растерянный. Истерзанный долгими поисками, он подозревал, что все это может оказаться бредом. Наверное, вишневый перекусил ему огненную жилу, и теперь Джунвар умирает на той скале и видит последний в жизни сон. Или он вовсе не видел никакой скалы, а упал гораздо раньше, и Источник милосердно показывает ему прекрасные картины, пока тело бьется в агонии.

— Он человек с доступом к Очагу, — заключил первый голос.

— Вряд ли это влияет на вкус его мяса, — хмыкнул второй.

— Но он слышит нас, — тревожно повторил третий.

Рядом с мордой Джунвара оказался ярко-алый глаз, он инстинктивно отшатнулся и пригнул голову, оскалив клыки. Зверь шептал: нужно показать, что твои зубы меньше его зубов, подставить холку, выказав доверие и почтение.

— У него есть инстинкты.

— Такой тощий…

— Его следует убить из жалости.

Воздух налился жаром, все затопил огонь. Джунвар закрыл глаза.