Древний весь — белизна. Белоснежные волосы и кожа, глаза с выцветшей до кипенно-белого радужкой, — признак так и не излеченного психошока, — едва заметная серебристая вязь скорбных татуировок на родном языке своего мертвого мира. И единственным всплеском цвета — вытатуированная на лбу красная точка, будто незасыхающая кровь.

Белый во многих культурах — символ чистоты. Или траура. Его душу давно уже нельзя считать чистой, и за пронзительной белизной он прячет огромную боль, которая даже после "перегорания" эмпатии осталась с ним.

У Древнего не самая необычная по меркам местных обитателей внешность — относительно гуманоидная даже. Да только вместо самой нижней, третьей пары рук — искалеченные культи, которые он скрывает под плащом.

Древнего не застать в Убежище — он постоянно скрывается в Каменном лесу то ли от падальщиков, то ли от других выживших, то ли от себя самого. Лишь немногие рискуют входить в полную туманных образов долину с множеством каменных столбов, и бессчетные дни Древний проводит в желанном одиночестве.

Его покой из раза в раз осмеливается нарушать только Кали. Вот и в эту бесконечно длинную ночь, не пугаясь призраков Каменного леса, — привыкла уже, — она приводит к нему очередного разумного-якобы-способного-победить-Титана. Древний же отвергает гостя, даже не взглянув на него.

— Вам не узреть Титана, — он так и не выучил как следует местный язык и оттого изъясняется на посторонний взгляд довольно витиевато. — Немало героев являлось сразиться с ним. Недолог был их час — все они оказывались в своре его гончих псов, рвущих родные миры на куски; и пусты были глаза их. Раз за разом...

Раз за разом он ошибался, помогая пришельцам подобраться к Титану, чтобы сразить его. Ведь все его — и их — усилия были бесполезны.

Пережженные эмпатические каналы обжигает фантомной болью.

— Тень не такой. Он — особенный, ты не представляешь, через что ему пришлось пройти! — Кали, как всегда — натянутая струна, готовая порваться: острые углы плеч под броней, нервно подергивающийся хвост и звенящий от волнения голос. — Если ты поможешь нам, Титан падет!

Она говорила это уже десятки раз.

— Хватит! Не желаю ничего знать! — Древний вскидывает в протестующем жесте ладонь. Все его естество сейчас захлебывается в неслышимом, не отражающемся на бесстрастном лице плаче — ради всех богов всех миров, не надо больше боли, не надо страданий, я этого не вынесу!.. — Был лишь один "особенный" — но и он проиграл, как все остальные. Впрочем, преданье давно минувших дней...

Он наконец поворачивается к тому, кого Кали назвала Тенью, даже не пытаясь предугадать, какого разумного увидит — и по позвоночнику против воли прокатывается дрожь. Из белых беззрачковых глаз воина на него смотрит настоящая Тьма пополам с мрачной, нечеловеческой решимостью.

— Молю, забудь о битве с ним... — голос под этим тяжелым взглядом садится до шепота, слова приходится почти выталкивать из горла.

— Приди в себя! — возмущается Кали. — Он не остановится ни перед чем!

— Я доберусь до Титана, с твоей помощью или без нее, — низким хрипловатым голосом припечатывает Тень.

"И лучше бы не без нее", — повисает в воздухе невысказанное.

— Раз так, у меня нет выбора, кроме как самому стать у тебя на пути, — мучительно больно от одной мысли убить не в бою, убить не сошедшее с ума и подконтрольное Титану существо. Но Древний переступает через эту боль, стискивает в пальцах рукоять оружия, подмечая, как зримо напрягся его движению Тень. — Титан не получит еще одного могучего слугу в твоем лице.

Пластины меча со свистом рассекают воздух и коротко лязгают о лезвие выставленного в блоке ножа.

— С ума сошел?! — кричит Кали, но Древний уже не слышит, не желает ее слышать, полностью сосредоточившись на сражении. Полностью сосредоточившись на том, чтобы не пустить дальше.