— Так, давай-ка я повторю ещё раз, и ты убедишься, что я правильно тебя понял. Ты предлагаешь мне абсурдно большую сумму денег и несколько очень интересных чертежей своего отца, уточню, нотариально переданных мне, и за это я должен выяснить, не является ли Даби, я повторюсь, Даби, вероятно член Лиги, о котором говорят «не пытайтесь взять живым», твоим умершим много лет назад старшим братом? Поправь меня, если я где-то ошибся.

Шото задумывается, кивает головой, как будто сверяется со списком вопросов. Потом кивает ещё и говорит, пожимая плечами:

— Это аванс. После расследования я дам ещё чертежей и денег. Причём независимо от результата, я понимаю, что могу ошибаться. На самом деле я просто хочу узнать правду. И не только я.

Ястреб опускает лицо в раскрытые ладони. Выдыхает, поднимает голову.

— Хорошо, какие условия и сроки?

— Сроков нет. Он пропал почти пятнадцать лет назад, пара недель вряд ли что-то изменит. И конечно, все сопутствующие расходы будут покрыты. Просто присылайте мне счета.

Ястреб молчит несколько секунд, касается пальцами статуэтки на столе.

— Шото, скажи мне честно. Ты сошёл с ума?

Шото улыбается тонко и сдержанно. Шото вообще весь из себя вежливый и воспитанный.

— Я ещё не сказал самое важное условие.

— Я весь внимание. 

— Ни один из моих родителей не должен об этом знать. Ни отец, ни мать. Они не должны даже догадываться о том, что я вас нанял. О том, что это дело вообще ведётся.

Ястреб вздыхает. Провести расследование под самым носом у Старателя — заслужившего свое имя не просто так — это, конечно, та ещё задача. В этом деле, правда, самая сложная задача — выжить, столкнувшись с Даби.

— Шото, я не могу обещать, что у меня это выйдет. Правда не могу.

Шото кивает.

— Я понимаю. Но я знаю вас, и знаю, что вы будете работать в этом направлении. И что вы не будете просто так тянуть время и деньги. По рукам?

Ястреб вздыхает, качает головой. Если выживет — может быть, Шото передаст ему секрет ледяного пара. Ради такого стоит и рискнуть — хоть он и уверен, что Шото глубоко заблуждается.

— По рукам.

Почему-то именно в эту секунду у Ястреба появляется ощущение, что он только что сделал один из самых важных выборов в своей жизни.

***

О Тойе Тодороки удалось выяснить наверняка только одно: он умер.

Он был тихим, он был слабым. Он мечтал быть похожим на отца. Но каждый раз что-то шло не так — идеи были хорошие, но из них ничего не получалось. Каждый раз в чертежи закрадывались критические ошибки, пробные модели взрывались. И Старатель решил, что из него не выйдет толкового изобретателя, стал вкладывать все силы в обучение Шото. А потом на склоне прогремел взрыв — Тойя в тайне ото всех продолжал экспериментировать.

Ястреб качает головой — выжить в том взрыве и пожаре было невозможно. Тойя погиб тогда, и Шото зря питает какие-либо надежды. Ястреб вздыхает — лучше бы Шото спокойно продолжал что-то конструировать в свободное от работы время. Работает в агентстве своего отца, отлично показывает себя на миссиях. Ястреб готов локти кусать — Старатель дал и научил Шото пользоваться своим уникальным изобретением: мощным генератором ледяного пара. Ястреб, в целом, догадывается, по какому принципу он работает, но экспериментировать вслепую он как-то не решается — в случае провала слепота меньшее из того, что он может получить.

Про Даби известно не намного больше. Пьет виски и джин, никогда не берет рыбу, вроде как входит в Лигу, но точно этого утверждать нельзя. Как в принципе нельзя ничего о Лиге утверждать. Дерется как дьявол, не щадит ни себя, ни соперников. У него наручи до середины предплечий и никаких видимых трубок для подачи воды. Пар у него при этом такой горячий, что Ястреба, на своём веку повидавшего ой как немало, чуть не вывернуло наизнанку, когда он увидел результаты трудов Даби. У Даби нет ни прошлого, ни, судя по всему, будущего.

Может ли он быть братом Шото? Разум говорит, что нет. Интуиция тоже молчит. На чем основываются предположения Шото? На внешности и на оружии. Да, старые детские чертежи компактных паросжимателей, но технология совсем не новая. А внешность так это вообще смешно. Ну голубые глаза — и что с того; ну угадываются под шрамами тонкие черты лица. Глупость. Додумки. Даби как-то раз встречался в бою со Старателем — и чудо, что оба ушли живыми. Так неужели отец бы не узнал родного сына?

Ястреб несколько дней подряд думает, как лучше вызнать все о Даби, и приходит в итоге к неутешительному для себя выводу — ему надо втереться к нему в доверие. Другого выхода у него, видимо, нет.

Информаторы Ястреба любят — он никогда не скупится им на плату, не сдаёт их никому из «своих», и ему рассказывают то, что другим бы не рискнули. Но когда речь заходит о Даби, все только разводят руками. Где он, никто не знает. И как на него выйти тоже. Ястреб попутно занимается своими делами, выполняет задания Комиссии — без них лицензию на детективную деятельность и применение пара в боевых целях не продлят.

Он выслеживает грабителя в переулке, сворачивает туда резко и не задумываясь. Вздрагивает, когда слышит сбоку тихий вкрадчивый голос. Голос, что сказать, приятный; вот только пробирает от него холодными липкими мурашками.

— Говорят, ты меня искал.

Тело действует само: если бы не действовало, Ястреб уже был бы трупом давным-давно. Но действия отработаны до рефлексов. Ястреб выставляет перьями щит, не позволяет вернуться им в крылья, отправляет в полет сразу шесть. Ему даже смотреть не надо, он и так знает, что сделал всё идеально. Подходит к Даби. Два ножа по бокам от шеи, ещё по два — фиксируют крет-накрест запястья, прижимая их к стене чуть выше плеч. Не будь на них наручей, кожа бы осталась на металле. Но Ястреб не зря его изучал, нет никакой нужды причинять вред. Пока что.

— Это горячо, знаешь? — голос Даби звенит насмешкой и шуршит бархатом. Голубые глаза светятся нахальством. Цвет и правда похож на цвет глаз Энджи, но на какое-то доказательство это не тянет.

— Ты сам раскалил мои перья. Мог бы не утруждаться и просто выйти на связь. Телеграмму мог послать, не знаю.

Даби усмехается. Не будь у него возле шеи двух раскаленных клинков, он бы наверняка чуть склонил голову к плечу.

— Ну я же должен был проверить, кто меня ищет.

Ястреб усмехается тоже, подходит на расстояние протянутой руки.

— И как, я прошёл проверку?

Даби улыбается дерзко и чуть косовато.

— Думаю, можно начать диалог. А там — как пойдёт. Наручи я рядом с тобой снимать пока не стану.

— Как насчёт пары стаканчиков скотча?

Тонкие брови взлетают вверх, нахальная улыбка так и остаётся на лице.

— А ты неплохо поработал, чтобы узнать хоть что-то про меня. Ты платишь, Кейго.

— А ты тоже неплохо постралася хоть что-то про меня узнать, — говорит Ястреб и подавляет в себе желание перерезать ему горло. Его настоящее имя знают единицы — и вот теперь он. Что ж, работа есть работа. Поэтому он только вынимает свои металлические перья из стены, глядя Даби прямо в глаза.

Глаза, что уж тут говорить, и правда красивые.

***

— То есть, тебе нужна простая помощь в зачистке? Серьёзно? — Даби смотрит на Ястреба как на идиота. Вернее, смотрит на него так, как будто говорит: «Я знаю, что ты не идиот, но и я не идиот. И я хочу узнать, что ты мне пытаешься загнать».

Ястреб беспечно пожимает плечами. Крылья за его спиной тихо звякают перьями.

— На самом деле, у меня есть для тебя работенка поинтереснее, но мне сперва надо понять на что ты вообще можешь сгодиться.

Даби приподнимает бровь, хмыкает. Смотрит, как будто подначивает.

А он ведь и правда красивый. Да, старые шрамы по всему лицу, явно оставленные паром — чудо, что Даби вообще не ослеп — но если к ним привыкнуть... то да. Он красивый. Намеренно поставил себе по всему лицу заклёпки, как будто издеваясь над самим собой и приковывая ими взгляд окружающих. Как будто демонстрирует. А ведь черты лица и правда точеные. Ястреб не может понять, похож ли он на Шото или на его отца, но на самом деле он и понять сейчас не пытается. Он почти любуется и делает это совсем в открытую.

— Мой послужной список тебе ни на что не намекает?

— Хотелось бы увидеть тебя в действии. Так сказать, познакомиться с тобой поближе.

— Даже так? — тонкие брови снова вздернуты, лукавый взгляд чуть исподлобья. Уголки губ приподняты в хищноватой усмешке. — Насколько же близко, позволь спросить, — Даби ставит локти на стол, продолжает держать в руке стакан со скотчем.

Ох черт. Ох черт, он с ним флиртует. Он определённо с ним флиртует. И Ястреб... Ястреб хочет ответить на этот флирт тем же. И не потому что так будет проще что-то выяснить, а потому что и пофлиртовать хочется — слишком давно он был по уши в работе, как-то возможности не выпадало — и пофлиртовать конкретно с Даби хочется. Есть в нем перчинка и щедрая доза опасности. А опасность всегда тянула Ястреба к себе. 

Поэтому он тоже опирается локтями, почти перегибается через узкий столик.

— Настолько, чтобы ты снял при мне наручи.

Даби хмыкает, ухмыляется чуть шире.

— Это произойдёт не раньше, чем ты снимешь свою портупею, — Даби говорит тихо, но каждое его слово тяжелой угольной пылью оседает у Ястреба в желудке. То ли скотч так быстро и сильно ударил в голову, то ли у него и правда слишком давно никого не было — но если бы Даби предложил ему снять портупею прямо сейчас, то Ястреб не особо задумывался бы, расстегивая ремешки на плечах. Даби ставит стакан с негромким стуком на стол, лёд тихо звенит о стекло, разбивая наваждение. — Ладно. Где это? И когда мы туда поедем?

Ястреб смаргивает. Хочется, чтобы они поехали не в другой город, а в его квартиру или на худой конец в его агентство, до него ближе. У него отличный замок на двери, и время позднее — никого из помощников быть уже не должно. Ястреб от этих мыслей отмахивается. Ему нужно сосредоточиться на работе. Зачистить рассадник тех ублюдков — его работа. Выяснить, не является ли Даби Тоей — тоже. Так что он совмещает полезное с полезным, а о приятном он подумает позже.

— Чем быстрее, тем лучше.

— У меня нет планов на завтра, — говорит Даби, постукивая льдом о край стакана. «А на сегодня?» — очень хочет спросить Ястреб, но прикусывает себе язык.

— Тогда в девять утра на вокзале. Думаю, ты меня узнаешь.

— Буду у третьей колонны. Куда мы едем ты говорить не собираешься?

Ястреб хитро улыбается и качает головой.

— Вернемся послезавтра. Возьми с собой все необходимое.

***

Даби совершенно без интереса листает газету — какой там интерес, он прочитал её уже трижды.

Ястреб чистит перья. Заливает воду, прочищает трубки, смазывает шестерёнки. Проверяет всё по десятому разу — через пару часов малейшая осечка может стать смертельной. Даби о своих наручах, кажется, не беспокоится вообще. Все-таки интересно, как они работают, откуда происходит подача пара, и куда он заправляет уголь. Даби кладет газету на сидение, берет со стола один из клинков.

— Они на магнитах?

Ястреб с раздражением кивает. Ему не нравится, когда к перьям кто-то прикасается, крылья, любовно сделанные своими руками, он ощущает как часть себя самого.

— Ускоряются и летят за счёт пара. Могут нагреваться, если мне это надо.

— А управление на кольцах, я правильно понимаю?

Ястреб вздыхает, откладывает промасленную тряпку.

— Технически, это перчатки. Если ещё более технично, то они — часть портупеи. Если бы они не были связаны, то я не мог бы управлять перьями по отдельности.

Даби вертит его перо в руке, играет, как с ножом. Трогает лезвие, проверяет баланс. Подкидывает и ловит за черенок-рукоятку. И смотрит он при этом ему в глаза. Ястребу становится горячо.

— Я ведь могу тебе руку отрезать. Одним движением пальца.

Даби беспечно пожимает плечами и продолжает вертеть нож в руке.

— Тебе слишком нужны мои руки. Но, надо сказать, отличный клинок, — рассматривает его, ловит скачущие блики от окна. Кладет все-таки перо на стол. — Тяжело ими управлять?

Ястреб пожимает плечами.

— Ты вряд ли смог бы.

Даби заинтересовано склоняет голову набок.

— Считаешь меня безнадёжным?— Ястреб хмыкает и приказывает перу встать на своё законное место. Стягивает перчатки, кладет сверху. Портупею все равно с плеч не снимает, конечно. Накинуть крылья дело двух секунд, ну ладно, ещё секунда чтобы закрепить. Даби тоже вон сидит с наручами — как будто незримая стена между ними. Ястреб не узнает его настоящего имени до тех пор, пока эти куски металла и кожи находятся на его запястьях. — Так что, Кейго, я, по-твоему, слишком неуклюжий, чтобы управиться с этими перышками?

Даби скрещивает руки на груди, Ястреб закатывает глаза.

— Во-первых, я даже знать не хочу, у кого и каким образом ты выяснил это имя, но называй меня Ястребом, будь добр. А во-вторых, ни у кого, кроме меня бы не вышло. Я их конструирую с шести лет. Постоянно улучшаю, дорабатываю. Тренируюсь с ними. Только я знаю до конца, как они работают и на что способны.

— А тебе не надоедает каждый новый винтик вносить в реестр?

Ястреб прищуривается и улыбается.

— Я же сказал: как они работают, знаю только я.

Даби ухмыляется, опирается локтями о стол, кладет подбородок на переплетенные пальцы. Выглядит довольным, как наевшийся кот.

— Ого, так не я один здесь нарушаю законы? 

Ястреб не удерживается — подмигивает и подносит палец почти ко рту — палец кстати, не самый чистый, от масла надо отмыть.

— Только никому не говори.

Даби опять откидывается на спинку сидения.

— Уже бегу докладывать Комиссии.

Ястреб зеркалит его жест.

— Я знал, что на тебя можно положиться.

***

— А теперь объясни, на кой пёс я вообще был тебе там нужен.

— Для подстраховки.

— Ты отлично справился бы с этими дилетантами в одиночку. Мог бы взять кого-нибудь из помощников.

Ястреб пожимает плечами, выпивает немного джина.

— Я же говорил, мне нужно было проверить, на что ты можешь сгодиться в дальнейшем.

— Ну и как?

— С тем парнем ты перестарался.

Даби пожимает плечами. Ястреб вообще замечает, что он сейчас жестикулирует как-то аккуратнее. Он был готов поклясться, что видел, как из его наручей в какой-то момент вырвалось пламя.

— Он остался живым.

Ястреб качает головой.

— Думаю, сейчас он очень об этом жалеет.

До их поезда ещё довольно долго, и Ястреб жалеет, что взял билеты именно на ночной. Сняли бы номер, нормально бы отмылись от пота и копоти, приехали бы завтра не к утру, а к обеду, что с того. Но билеты на полуночный экспресс уже куплены, и время они коротают в ближайшей к вокзалу забегаловке.

— Выживает сильнейший, — пожимает плечами Даби и отправляет ещё один кусок жареной сосиски себе в рот. Губы от масла у него блестят. Ястреб спешно отводит взгляд. — Знаешь, Кейго, твои крылышки очень неплохо смотрятся в бою. Я бы сказал, что даже эффектно.

Ястреб хмыкает.

— А главное — эффективно.

Даби кивает.

— Тут не поспоришь. Но, продолжая разговор про того парня — он тебя чуть не пристукнул. Мог бы и крыло тебе сломать. Я не услышал от тебя благодарностей.

Ястреб приподнимает брови.

— Я тебе за это плачу. И ешь ты, кстати, сейчас за мой счёт. И пьёшь тоже.

Даби пожимает плечами и облизывает губы. Ястреб пытается не пялиться. Выходит плохо.

— Это входит в мой прайс-лист.

Даби и правда прикрыл ему спину — среагировал моментально. В бою быстрый и безжалостный; никого не щадит — и себя тоже. Ястреб готов поставить свои крылья, что у Даби под наручами сейчас вздуваются волдырями ожоги.

— Кстати, хочу тебе еще раз сказать: забудь имя «Кейго». Я Ястреб.

Даби смотрит на него с усмешкой.

— Плохие ассоциации с собственным именем и фамилией?

— И это мне говорит человек с кличкой «Даби»?

— Ты такой грубый. Почему же сразу с кличкой. Это моё имя.

— Не могу представить ни одного родителя, который бы назвал так ребёнка.

— Таками, это ведь тот чудесный инженер?

Ястреб сглатывает.

Чудесный — не то слово. Отправил на тот свет пятерых человек, а когда попытался доказать, что виноваты были не его расчёты, а неумелые руки сборщиков, погубил ещё троих. Гениальный укротитель пара, ничего не скажешь.

— Он самый. Ты очень неплохо осведомлён.

Даби как будто собирается взмахнуть рукой, но останавливает сам себя. Ястреб думает, что если он не снимет с себя наручи в самое ближайшее время и не обработает ожоги, то ничем хорошим это не закончится.

— Про Таками только глухой не слышал. А глухие читали — про это писали все газеты.

Ястреб морщится. Он здесь не для того, чтобы Даби копался в его прошлом — это он собирается покопаться в прошлом Даби.

— И всё-таки. Ты знаешь моё... моё старое имя. Я вот твоего не знаю.

— А оно тебе так нужно? — Ястреб думает, что сейчас самое главное — не спугнуть. Не вызвать подозрений, что он тут именно для этого, что Даби он сюда притащил ради его чертового имени. Поэтому он только беспечно пожимает плечами — на них только портупея и чуть подпаленная слева рубашка. Крылья аккуратно уложены в небольшой чемодан под столом.

— Было бы честно. 

Даби хмыкает чему-то своему, смотрит на часы — им минут через пятнадцать уже выдвигаться бы на вокзал. Улыбается опасно. Ястреб заранее внутренне поджимается. Даби смотрит ему прямо в глаза — хищно, вызывающе.

— Но ты не можешь спорить, что у меня чертовски удобное имя.

— Что?

— Короткое. Ёмкое, — Даби немного отпивает, облизывает губы. Улыбается еще опаснее и шире. Заклёпки в теплом свете бронзово переливаются у него под нижней губой. — Удобно говорить. Удобно кричать, знаешь, во время драки или просто звать, — он замолкает на секунду. Ястреб затаивает дыхание. А Даби чуть понижает голос, говорит как будто доверительно: — Удобно выстанывать. 

Ястреб давится воздухом. Даби хмыкает. Ястреб всеми силами пытается не ответить, что не прочь проверить это на практике. Господи, они до рассвета будут ехать в одном купе — в купе на двоих, потому что Даби лучше нигде не светиться особо. Дьявол. И если Даби продолжит этот диалог в том же духе, то Ястреб сам заставит сделать его всё, просто чтобы убедиться, насколько это действительно удобно. Вот только они оба измотанные, грязные — а у Даби под наручами плохо спрятанные ожоги. Проверить лучше в другой день — и не в купе.

— Ты специально такое выбирал?

Даби хмыкает.

— Это было одним из критериев. Пошли, чижик, не хочу опоздать и торчать до пяти утра на вокзале. 

— Ты меня сейчас называл чижиком?

Даби пожимает плечами, накидывая на плечи плащ с высоким воротом.

— Ты сам попросил не называть тебя Кейго.

— Это не значит, что можно...

Даби обрывает его тихим смешком и скрипом двери.

— Лучше всё-таки Кейго?

— Лучше всё-таки Ястребом, — Даби только снова смеется.

Уже на самом перроне, под визг прибывающего паровоза, Даби говорит: не слишком громко, его едва слышно за лязгом и скрежетом, но Ястреб все равно разбирает каждое его слово:

— Я тут подумал, что Ястреб как раз-таки стонать сложнее, чем Кейго.

***

Ястреб просыпается — поезд тряхнуло. Ещё и рассветное солнце светит прямо в глаза. Ястреб приподнимается, тянется задернуть штору плотнее. Смотрит на Даби. Когда Ястреб менял рубашку, он поднял брови и спросил, неужели Ястреб всё-таки снимает рядом с ним свою портупею. И спросил, неужели удобно ходить с запонками. Ястреб закатил глаза. Спросил, станет ли Даби снимать свои наручи и получил ответ, что он ещё не настолько ему доверяет, чтобы остаться в одном помещении без оружия. Ястреб разбираться не стал — все мысли (даже сказанную на перроне фразу) вытеснила подушка. Не его дело, что происходит в этой черноволосой голове, не его дело, что будет с запястьями под плотной кожей. Ему нужно только имя. Он не нанимался мамочкой для почти тридцатилетнего психа.

Поэтому Ястреб сейчас замирает, глядя на Даби. Он спит, обняв себя руками, поджав колени. Одеяло сползло со спины, сбилось у стенки. Обожженные тонкие запястья. Зрелище жуткое — кожа местами изранена так, что наверняка болит постоянно. От самой ладони — даже на неё заползает, до середины предплечий. Зрелище жалостливое. Господи, он псих. Он самый настоящий псих — нужно было обработать сразу. Как бы заражение из-за такого не пошло.

Ястреб смотрит ещё несколько секунд, подавляет желание поправить одеяло. Подавляет желание достать из сумки мазь от ожогов. Подавляет желание разбудить и обработать эти руки сам.

Смотрит на тускло вспыхивающие заклёпки на лице и лежащих на столике наручах. Вздыхает и задергивает штору.

***

Даби утром сидит со свежей газетой в руках, сложив длинные ноги прямо на простыни. Наручи на запястьях приковывают взгляд, Ястреб пытается высмотреть, не торчит ли из-под них край бинта, но ничего не видит. Даби сумасшедший. У него должно быть под ними такое воспаление, что... Господи. Он правда сумасшедший.

— Прибываем через двадцать минут. Сейчас принесут кофе.

— Надеюсь, ты взял мне с молоком.

Даби изгибает бровь, не отрываясь от газеты.

— А ты об этом говорил?

Ястреб вздыхает и идёт умываться.

— Ты правда в них спал?

Ястреб хочет проверить. Ястреб хочет узнать, готов ли Даби поделиться с ним хоть каплей правды. Но Даби пожимает плечами.

— Не привыкать.

Ястреб ничего не отвечает.

***

В следующий раз они встречаются через неделю — в этот раз Даби все-таки вышел на связь как нормальный человек, послал весточку с мальчиком от Гирана.

— На этот раз на три дня. Мне подкинули работёнки посерьёзнее, я не хочу никого из своих ребят брать, может быть опасно и грязно.

— А меня, значит, можно.

Ястреб пожимает плечами. 

— А ты, вроде, такому только радуешься.

Даби не отрицает, только хмыкает, скрещивая на груди руки. Они должны были уже поджить — Ястреб специально выждал хоть немного.

— Когда и где?

— В порту, у второго дока. Надеюсь, ты не боишься воды.

— Я похож на того, кто вообще чего-то боится?

«Правды точно боишься», — думает Ястреб, но отвечает коротко: 

— В половину двенадцатого утра. Выспимся, полюбуемся морем, приплывем к обеду следующего дня, там к вечеру справимся. Потом в гостиницу, приведём себя в порядок, отдохнём и паромом в три выплывем. К шести будем снова здесь.

— Ты хотел сказать, что сутки будем умирать от скуки, несколько часов повеселимся, а потом опять сутки болотной тоски?

— Можешь найти себе укромное место на палубе и позагорать. Солнце очень полезно.

Даби цокает и закатывает глаза.

— Я тебя понял, чижик. 

— Ястреб.

— До завтра, — он почти разворачивается и уходит, но Ястреб успевает остановить. По имени его звать действительно удобно. И стонать, думается, тоже. Но сейчас об этом думать ну совсем не стоит.

— Даби! Лови, — кидает небольшой свёрток.

— Что это?

— Аванс.

***

Даби выглядит злым. Смотрит холодно и колко, поджимает губы и даже не подкалывает в ответ, а только отмахивается. Ястреб гадает, связано это с тем, что Даби все-таки не фанат морских прогулок, или с тем, что авансом был свёрток отличной изолирующей материи — выдерживает такие температуры, от которых даже кожа загорается, и на теле она отлично ощущается. Чтобы её достать Ястребу пришлось немало постараться. И флакончик отличной заживляющей мази. Ястреб думает, что виновато все-таки второе. Попал в его слабое место, надавил, вот он и ерешится. Напускает пару, чтобы разглядеть ничего не вышло.

Почти весь день Даби где-то пропадает — Ястреб сидит долго на палубе, смотрит на море и любуется чайками. Без крыльев его особо не узнают, и это радует. Он наслаждается тихим гулом мотора и ветром в лицо.

Даби заходит в каюту, когда он полирует перья. Выглядит спокойнее, даже чуть добрее. Садится на койку, стягивает тяжёлые сапоги.

Закидывает руки за голову, вытягивается.

— Ты бы хоть плащ снял.

— Ещё наручи снять попроси.

— Я в поезде снял при тебе портупею. А ты сам говорил, что снимешь, если я сниму.

— Чижик, не наглей.

— Перестань называть меня чижиком.

— Ты же любишь птиц. Чем тебе чижи не угодили?

— Я отлично отношусь к чижам, но меня зовут Ястреб.

Даби смеется, садится. Смотрит внимательно на то, как он работает.

— Почему ты не сделал их так, чтобы можно было летать? 

Ястреб жмет плечами, проверяет пазы и шестерёнки. На пробу заставляет перо описать небольшой круг по каюте, остаётся доволен.

— Я над этим работаю. На них можно планировать, но пока не очень эффективно. А все чертежи по моим расчётам выходили слишком громоздкими или слишком опасными. Модели я даже пока не пытался делать.

Даби — опять без разрешения — берет клинок, держит за лезвие крепко, не выпускает, даже когда Ястреб осторожно призывает перо обратно.

— Ювелирная работа. Отличная отладка.

— Спасибо. Я всё хочу спросить про твои наручи, понимание принципа их работы очень бы помогло как раз-таки в полётах.

Даби склоняет голову и улыбается.

— Спрашивать ты можешь всё что угодно, я всё равно не отвечу, — кладет всё-таки клинок обратно, смотрит внимательно на то, как Ястреб его протирает и убирает в углубление в чемоданчике. — Ты весь день чистил свои перышки?

— Только недавно начал. Я наслаждался своим почти выходным. А ты чем весь день занимался?

Даби пожимает плечами, достает что-то из маленького нагрудного кармашка.

— В карты играл. Смотри, что выиграл, — кладет что-то тускло поблескивающее на стол.

Ястреб протирает руки, осторожно придвигает к себе — запонки, маленькие, аккуратные, не драгоценные, но явно сделанные вручную — перышки любовно процарапаны штихелем. Крошечные шестерёнки — птицы щелкают клювиками и машут крыльями.

— Красивые, — подвигает обратно. Думает, сколько бы он предложил за них — красивые и полезные штучки, — но потом решает, что Даби не продаст просто из вредности. Он мог и выиграть их специально — просто чтобы подразнить, с него станется. — Ты же запонки не носишь.

Даби хмыкает, откидывается на кровати.

— Альтернативой было безвкусное кольцо. А кольца мне противопоказаны, я один раз попробовал, так оно прямо в палец вплавилось. Думал, отрезать придётся, — показывает указательный палец с глубоким застарелым шрамом. — Так что взял их.

— Обшуллерил?

Даби хитро улыбается.

— Думаешь, я не могу играть честно?

— Думаю, что со мной бы не прокатило.

— Надо будет как-нибудь проверить.

***

Даби, видимо, надеется, что встанет раньше Ястреба — наручи опять лежат на столе, руки выглядят намного лучше. Намного. На них уже не страшно смотреть. Ястреб надеется, что после сегодняшней заварушки хуже не станет, что плотная изолирующая от жара ткань поможет. Если Даби её вшил, конечно. Мог не вшить просто из вредности и сумасбродства.

Ястреб лежит, глядя на Даби. Через крошечный иллюминатор свет едва пробивается, но лучше с ним, чем без него — сидишь, как в темной бочке.

Даби выглядит беззащитным. Снова обнял себя во сне, чуть нахмурился. Снова сбросил с себя одеяло. Ястребу снова хочется его укрыть, но он лежит и смотрит на него, до тех пор, пока Даби не начинает во сне возиться. Ястреб закрывает глаза. Слышит отчётливо, как Даби чешет затылок, как зевает, как трет лицо и разминает шею. Слышит, как тихо открывается баночка с мазью, чувствует, как начинает слабо и сладко пахнуть травами. Слышит, как вскоре застёгиваются ремешки, и тихо-тихо бряцают пряжки. Стена снова воздвиглась, снова стала нерушимой. Хочется стащить с чужих запястий наручи, хочется коснуться заклепок на щеках и попросить дать рукам отдохнуть.

Ястреб слышит шуршание ткани и тихий-тихий скрип двери. Шагов почти неслышно, Даби идёт чуть громче кошки.

Когда он возвращается умытым, Ястреб уже закрепляет портупею.

— Доброе.

Даби в ответ согласно мычит, накидывает плащ.

— Голодный, как чёрт. Пошли что-нибудь перехватим.

Когда они забирают из каюты вещи, Ястреб Даби окликает:

— Ты выигрыш свой не забрал.

Даби, уже в дверях, поворачивается, смотрит насмешливо.

— Я не ношу запонки.

— Ты их здесь так и оставишь?

Даби закатывает глаза.

— Я не ношу. А ты носишь.

Он выходит из каюты раньше, чем у Ястреба начинает подпрыгивать сердце в груди.

***

Они снова пьют — в баре на цокольном этаже гостиницы, сидят в самом углу.

— Повеселились хорошо, — у Даби свежий ожог на шее, у Ястреба перемотано предплечье. Что радует — так это то, что руками Даби двигает совершенно свободно. Всё-таки вшил. Ещё радуют бронзовые блики на крыльях птичек-запонок на чистой рубашке. Хороший виски тоже. И вообще день отличный — они выжили, а это уже чего-то да стоит. Ястреб уже слегка захмелевший, да и Даби тоже. Может, именно это идеальный момент, чтобы ещё раз закинуть удочку? Может, хоть немного подтолкнуть его к правде? Ястреб решает, что попробовать всё же стоит. Тем более повод есть — когда уже к концу всего самого интересного подтянулись полицейские, один из них смотрел на Даби очень уж пристально. Наверняка узнал. Хватило простого: «Мой исполнитель, все вопросы к нему можете задать мне», и молодой офицер спешно отвернулся. Практика проверенная, распространённая. Бывшие преступники могут служить обществу, направляя свои силы на его поддержание. В ловле и, что неприятно для Ястреба, но приятно для некоторых — уничтожению таких же преступных группировок. Не все хотят сидеть в камерах и думать над своим поведением — большая часть хочет выйти в мир, пусть с огромным количеством ограничений и обязанностей, но жить среди людей. Имея право однажды реабилитировать своё имя. Во многих агентствах исполнителей держат как расходный материал — у того же Старателя именно так. Один умер на миссии? Послал запрос и прислали следующего из очереди. Ястреб тоже мог стать одним из таких. Ястребу просто повезло, что он таким не стал. Ястребу повезло, что его ум и энергию смогли распознать до перелома и направить в безопасное для общества русло. Везёт не всем.

Хотя в следующем месяце один из его парней увольняется — два года вместо четырёх в тюрьме он честно отработал, и ещё полгода сверху уже по собственному желанию. Теперь сказал, что драк и экстрима ему на всю жизнь хватило, и он хочет другого будущего — спокойнее, надёжнее. Ястреб сказал, что двери агентства для него всегда открыты.

— Даби, слушай. У меня к тебе серьёзный разговор.

— После двух стаканов виски? — тонкие брови взлетают вверх. На губах расслабленная улыбка.

— А когда ещё заводить серьёзные разговоры?

Даби улыбается шире, совсем как-то... по-доброму. Без насмешки, без привычной колкости.

— Ты слышал наш разговор с тем офицером?

— Когда ты меня назвал исполнителем? — улыбка никуда не исчезает, а вот холодные колючки вырастают снова. — Слышал.

В голосе звенит лёд и металл.

— А ты не хочешь им стать?

Даби поднимает брови — холод уступает место удивлению.

— Если бы я пришёл с повинной, мне дали бы... Сроков семь пожизненных. Чижик, я только сегодня убил троих.

Неприятную муть Ястреб перебивает алкоголем.

— А я двоих, — говорит он тихо. Глаза у Даби странно мерцают. Холод растаял, появилось... понимание, что ли. — Я вырос, ха, под крылом Комиссии. Первый раз на миссии я убил человека, когда мне было семнадцать. Не думаю, что мои руки сильно чище твоих.

— А мне — шестнадцать. 

Ястреб молча салютует ему стаканом. Так просто — сказать, что ты убил раньше, чем впервые залез с кем-нибудь в постель. Так просто — признаться, что не будь у тебя лицензии, тебя бы считали кровавым монстром. Так просто, потому что даже говорить об этом не надо — тебя понимают без слов.

— Я могу всё устроить. Словечко там, словечко тут, и имя Даби забывают. Даби становится кем угодно и какое-то время работает на меня. А потом идёт на все четыре стороны и живёт нормальной жизнью, работает на нормальной работе и... без нужды убивать других и себя, — Ястреб вздыхает, касается запонок, всматривается Даби в лицо. — Я видел много кровожадных психов. Таких, которым нравилось убивать, действительно приносило это кайф. Ты убиваешь... убиваешь потому что можешь. Не мне тебя за это осуждать, но ты не жаждешь убить. Я бы это увидел.

Даби смотрит на него долго и молча.

— С чего ты взял, что мне это не нравится?

— С того, что тебе на самом деле всё равно. Ты не радовался и не страдал. Ты можешь — и ты делаешь. Тебе просто... просто всё равно, — также, как Старателю всё равно на своих исполнителей. Если догадки Шото верны, то это может даже иметь некоторый смысл. — Как тебя звали раньше?

— Ну нет, Чижик, такую информацию ты из меня так просто не вытянешь. Хочешь, чтобы я вернул себе старое имя? Стал законопослушным, белым и пушистым? А зачем это тебе? Комплекс спасателя? Видишь отбившуюся от стада овцу и бросаешь остальных, только чтобы её вернуть?

Ястреб качает головой и говорит чистую правду.

— Просто я хочу с тобой работать. Вместе. С тобой всё здорово получается.

Даби чуть приподнимает уголок губы — то ли усмешка, то ли улыбка.

— Ты тоже ничего, Чижик.

Ястреб крутит шестерёнки на запястье — птичка неторопливо хлопает крыльями.

— Лучше уж Кейго, — Даби молчит. Сам понимает, что это значит. Это больше, чем снятая на ночь портупея и аванс в виде мази и ткани. «Я готов тебе довериться». Готов ли Даби? — Подумай. Я не предлагаю принимать решение вот так, прямо сейчас, но подумай. Я смогу всё устроить, что-что, а связи у меня есть, тебе не придётся работать на меня три с половиной жизни. Максимум одну. 

Даби всё-таки хмыкает. Смотрит на Ястреба цепко и внимательно, потом в его взгляде появляется знакомый лукавый огонек.

— Я подумаю. Но... знаешь, прежде чем я не отодвинул имя «Даби» в сторону, я должен тебе кое-что показать.

Ястреб знает, что скажет сейчас Даби. Знает и задыхается заранее.

— Что?

И Даби перегибается через стол, почти шепчет:

— Насколько удобно это имя выстанывать.

***

Даби смотрит на него долго, внимательно. Потом подтаскивает за лямку на плече, хмыкает довольно и чуть насмешливо. Расстегивает пряжки портупеи неспешно, обстоятельно, длинные пальцы скользят уверенно под ремнями. Ястреб пытается дышать. Особенно тяжело это даётся, когда Даби прерывается, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Даби разоружает его своими руками, и Ястреб не просто позволяет ему это сделать — он вручает ему себя полностью.

Даби снимает ему запонки, пробежавшись легкими прикосновениями по его ладони, тянется к вороту, но Ястреб останавливает.

— Не спеши.

Тоже смотрит Даби в глаза, выискивает протест или нежелание, но Даби протягивает руку сам. Ястреб не удерживается — проводит аккуратно по обнимающему палец глубокому шраму. Берет осторожно под локоть, проводит пальцами по тонкой коже предплечья, почти чувствует под старыми шрамами пульсацию вен. Упирается в металл первой пряжки. Смотрит еще раз вопросительно и, поймав короткий кивок, расстегивает ремешок. Кожа наручей плотная — остаются ли под ней тёмные полосы от тугих ремней? Проведёт ли Даби по отметинам от портупеи на его плечах и спине тонкими пальцами? Позволит ли он утром втереть лечебную мазь в свои запястья? Ястребу кажется, что на все вопросы можно ответить утвердительно.

Он чувствует, как тяжелеет с каждым расстегнутым ремнем взгляд Даби, и как он становится беззащитней. Как он сам позволяет Ястребу эту защиту с себя снять. От его рук слабо и сладко пахнет травами.

Даби выжидает несколько секунд после того, как наручи опускаются на столик рядом с запонками и портупеей, только потом подходит почти вплотную. Тянется также неспешно и тягуче расстегивать ему рубашку, но Ястреб осторожно запястья перехватывает.

И наконец целует.