концепция власти, не требующая ответственности и скучных обязанностей главы ордена, хуайсану нравилась до неприличия сильно. ему нравилось слышать статусные обращения, ему нравилось ходить в парадных клановых одеждах, ему нравилось оглядывать цинхэ и представлять себя его хозяином — но нести ответственность нравилось ему уже не так сильно. 

по возрасту уже не положено, но ему хотелось поиграть в это. побыть господином на пару минут. 

не хуайсан проповедовал любовь к себе и к своим желаниям — и цзян ваньинь, его самый преданный верующий, не мог не направить эту любовь в сторону самого проповедника. 

— ваше высочество, вам… вам идет. 

— правда? мне кажется, оттенок слишком холодный. 

— вам идет, ваше высочество. 

в цинхэ цзян чэн оказался проездом — до совета кланов было несколько дней, но очень скоро погода стала бы нелетной, и преодолевать расстояние от пристани лотоса до башни кои становилось опасным. он отдыхал здесь, не обязанный отчитываться, переживать или работать до потери сил. 

и вжиться в роль верного телохранителя своего возлюбленного, забыв о собственном статусе, входило в отдых тоже.

он отдыхал душой и совсем немного телом. 

хуайсан повернулся боком у длинного зеркала, качая бедрами, чтобы увидеть, как двигается ткань подола, и ваньинь наблюдал за этим пристальнее, чем было бы уместно. уложенные волосы, подколотые золотым украшением, тонкие, совсем легкие парадные одежды, хуайсан выглядел так, будто за дверьми спальни его ждало мероприятие высшего общества, и он был более чем готов к нему. 

вместо мероприятия и высшего общества он развернулся, скрещивая руки на груди и выставляя бедро в сторону — привлечение внимание. 

— думаю, для прогулки по резиденции будет в самый раз, — задумчиво протянул он, перенося вес с одной ноги на другую. — поможешь мне раздеться? 

— разумеется, ваше высочество. 

в повиновении и покорности было что-то — что-то сладкое, отдающее внутрь, не пульсирующее в такт с сердцем, а скорее давящее. прикоснуться к расправленным плечам, убирая волосы за спину, спустить руки ниже и обхватить завязки на поясе, подавляя глубинные желания. цзян чэн не мог не смотреть на него, не мог не желать, не мог не думать о хуайсане или о его теле, и чем дольше он находился в этом состоянии, тем тяжелее ему становилось. 

его высочество наследный принц выглядел утонченным и изящным, когда был одет, и это не менялось, когда он становился обнаженным. тонкие линии плеч не изменились, когда ткань соскользнула с них, и плавные изгибы торса остались такими же, стояло поясу быть убранным. 

красивый. 

до безумия красивый. 

цзян чэн смотрит на него, и не знает, где находится — в желании прикоснуться к этой красоте или разрушить ее. иррациональное желание, такое сильное, ощущающееся как рука на горле, придушившая его, играет с сознанием. умом он понимал, что не имеет права даже на мысли о подобном, но сердце уму не повиновалось. 

— ты молчишь, — констатирует хуайсан, опираясь ладонями на чужие плечи, пока ваньинь развязывает шнурки на его сапогах. 

— просто задумался, ваше высочество. 

— поведаешь мне? 

— ничего, что стоило бы вашего внимания, ваше высочество. 

— хочешь сказать, я не стою собственного внимания? — хуайсан давит на плечо, заставляя встать и посмотреть на себя, сохраняет ухмылку, когда ваньинь выпрямляется и смотрит на него сверху вниз. — я ведь сижу, как сильно ты меня жаждешь. 

у цзян чэна нет идей насчет ответа. он смотрит на тонкие ткани нижних одежд, перекосившийся ворот рубахи, на сложенные в ухмылке губы, и ему нечего сказать — только согласиться. 

— скажи это, — говорит он уже мягче, уводя руку за шею и словно приобнимая, — скажи, я жду. 

— чего вы хотите, ваше высочество? 

— мне нравится, когда ты желаешь меня. 

и, возможно, у него нет ни единого права перехватывать тонкое запястье и прижимать к стене, нет даже призрачного разрешения склоняться над его высочеством, смотреть на него сверху вниз и смотреть жадно, но то цзян чэна не волнует. 

его волнуют эти глаза — чистые и глубокие, в которые он попался давно и не пытался выбраться, в которые он заглядывает и видит на самом дне струящуюся похоть, тлеющее желание. 

есть одно право, одна цель, одно желание: выполнять волю его господина. 

— вы хотите быть желанным, ваше высочество? я желаю вас. 

— выполняй, — шепчет хуайсан неосознанно, падая в его объятия и словно сбрасывая с себя статус и титул, словно позволяя себе принять это. ваньинь принимает его, обхватывая талию и разворачивая их обоих, чтобы взять его высочество на руки и перенести на кровать. 

он бы взял его и там, на весу перед зеркалом, заставляя упираться в нос самыми носками ног и держать голову так, чтобы видеть или ни за что не видеть выражения собственного лица, но хуайсану нравилось быть зрелищем, нравилось вкладывать в процесс больше времени, чем было нужно, и ему особенно нравилось, когда ваньинь склонялся над ним, ограждая от остального мира ниспадающими на лицо волосами. обычно они были в высоком хвосте или пучке, убранные специально, чтобы не мешать, запретный плод, потому что собрать их в ладони и потянуть хотелось до безумия сильно, но за любое неповиновение цзян чэн наказывал довольно строго — даже своего господина. особенно его. 

не то, что эти наказания ему не нравились. не то, что ему не нравилось быть припечатанным к постели, или быть усаженным на бедра, или быть уязвимым, пойманным в невыгодное для себя положение. статус не позволял стелиться перед своим слугой, выставляя задницу для того, чтобы тот, наконец, овладел ей. 

статус оставался лишь на словах — противоречивое, дурное, звучащее совершенно неправильно, озвученное чуть хриплым, срывающимся голосом ваньиня. дыхание опаляло шею, пока чужие бедра врезались в его, а руки удерживали на месте, не позволяя и дернуться в сторону.

 — ваше высочество, — срывается, — сжимаете меня. вы сжимаете меня слишком сильно. 

— ничего не могу с этим поделать, увы и- ах! 

— вы можете, — ваньинь останавливается, чтобы поднять его бедра выше и продолжать так, частично на весу. — вы так сильно хотите высосать из меня все силы, ваше высочество? вам ведь необязательно сжимать так сильно. 

улыбка на его губах не по уставу — надменная, властная. движениями бедер лишает хуайсана всякого самообладания, словами выбивает из него последние остатки разума, ваньинь любит его высочество всем своим сердцем, и всем своим сердцем любит видеть его под собой, быть допущенным к его телу. 

— может быть, — он обхватывает одну его ногу, поднимая вверх и укладывая на свое плечо, чтобы войти еще глубже, — вам это нравится? вы этого хотите, ваше высочество?