Казалось, ненависть течет по ее жилам вместо крови. С самого утра и до глубокой ночи все, что Мирабелла видела в своей жизни, вызывало в ней глубокую, всепоглощающую ненависть, и этот огонь, не гаснущий в душе, уже к двенадцати годам почти выжег все хорошее, что было в ней.
Утром Мирабелла не хотела вылезать из постели, потому что она ненавидела свой дом, ненавидела свою семью, ненавидела школу, ненавидела утро. Она не хотела идти на завтрак, потому что ненавидела отца, который подолгу сидел на кухне перед телевизором, она не хотела надевать школьную форму, потому что ненавидела колючее приталенное платье, которое нелепо смотрелось на ее детской фигуре. Она не хотела выходить из дома, потому что ненавидела соседей, которые сочувственно качали головой при виде ее. И не хотела заплетать по дороге косы, потому что ненавидела свои непослушные, дикие волосы, которые невозможно было привести в порядок.
И мир, в котором жила Мирабелла, щедро отвечал ей такой же ненавистью.
Сегодня она почти хотела пойти в школу, потому что мамина сестра подарила ей совсем новую, еще с бирочками из магазина, белую рубашку с маленькими вышитыми цветочками на воротничке, и Мирабелла так полюбила эту рубашку с первого взгляда, что во что бы то ни стало хотела надеть ее в школу, похвастаться перед одноклассницами, показать Кевину. Мама говорила, что такую дорогую вещь можно носить только на праздник или в церковь, но мама вставала к обеду, поэтому Мирабелла смогла надеть рубашку без разрешения и прийти в ней в школу. Никто не обратил внимания на маленькие вышитые цветочки, и Мирабеллу это очень, очень расстроило.
Вернее, она думала, что никто не видел ее обновку. Когда, вернувшись после физкультуры в раздевалку, она увидела свою новую рубашку рваной и выпачканной чернилами, она поняла, что все всё заметили. Все заметили и завидовали. И что теперь было делать? Мама просто убьет ее, она же говорила, что такую дорогую вещь нельзя надевать просто так! Сидеть на попе ближайшую неделю Мира точно не будет. А после того, как ее накажет мама, ее накажет еще и Господь, ведь Господь говорил, что нельзя носить красивую одежду без повода. А вечером присоединится папа. Ведь Мирабелла совершенно не ценит людского добра. Не ценит подарков тети. Она плохая, плохая девочка, и заслуживает самого строгого наказания.
Мирабелла не считала, что заслуживает. Она уже получила выговор от учителя за грязный воротничок, хотя даже не сама его испачкала, и не хотела снова слушать, какая она плохая, глупая, отвратительная. Она не хотела идти домой.
Впрочем, Мирабелла никогда не хотела идти домой. В Городе у нее был свой маленький азил, свое маленькое убежище: на окраине, там, где давно никто не живет, она нашла небольшой, уютный, старый-престарый дом, никому не нужный, и после школы каждый день убегала в него, прекращала быть плохой девочкой Мирабеллой, а становилось герцогиней Мирой, владелицей Великого и Прекрасного Поместья в Сердце Розовых Гор! И старый, грязный дом, в который она натаскала много мусора и сломанных игрушек, встречал ее с распростертыми объятиями, радовался ей, как настоящей хозяйке, шумел хором воображаемых голосов.
«Ваши волосы сегодня лежат превосходно, миледи», — говорил Виктор, дворецкий, кланяясь ей и протягивая руку, чтобы принять курточку своей госпожи. Герцогиня Мира вешала свою курточку на его локоток и проходила вглубь комнат, невинно с ним переговариваясь. На диванах в гостиной уже сидели ее друзья и подруги: маленькие цветочные феи, вырезанные из книжек, барон фон Браун, потерявший левую ногу на войне и носящий глазной протез в виде пуговицы от пиджака, леди Эллен, загадочная красавица, прибывшая издалека и никому не рассказывавшая о своем таинственном прошлом — Мирабелла нашла ее в мусорном контейнере и со жвачкой в волосах, и жвачку пришлось вырезать, подарив старой Барби модную короткую стрижку; и многие, многие другие сломанные, покореженные детские игрушки, которым Мира с любовью придумала самые разнообразные имена, характеры, истории, и в которых не чаяла души. Виктор, в реальности пузатый платяной шкаф, поинтересовался, не желают ли господа пообедать. Тиль, шут, отпустил шутку. Все засмеялись, а Мирабелла заплакала. Ей было очень грустно, очень тоскливо на душе, но все ее пластиковые и плюшевые друзья тут же бросились ее утешать, нежная Катрин обняла ее плечи, а Виктор очень мудро хлопнул дверцей, и Мира успокоилась, виня себя за свою минутную слабость.
— Простите меня, простите… Барон, как поживает ваша дочка? О, в полном здравии? Как хорошо! Très bien! Позвольте мне сделать чай. О, Эллен, вы сегодня так очаровательны! О, Катрин, это то самое платье от Monsieur de Saucisse? Оно великолепно, я обязательно закажу себе тоже!..
Мирабелла вбежала в кухню, осторожно ступая по почти изгнившим доскам пола. Взяла в руки пустой чайник с дырой в боку, сделала вид, что наполняет его водой из крана, представила, что ставит его на огонь. Из комнаты доносилась оживленная беседа друзей: барон фон Браун обхаживал Эллен, к которой неровно дышал несмотря на еще живую баронессу, а Эллен остроумными замечаниями отбивалась от его ухаживаний. На мгновение печаль, терзавшая сердце Мирабеллы с конца урока физкультуры, отхлынула, она ощутила радость, душевный подъем, легкость, рассмеялась над одной из шуток Эллен, особенно удачной, схватила вскипевший чайник за ручку и вприпрыжку побежала обратно в комнату:
— А вот и чай, дорогие господа! Такой же горячий, как и сердце нашего баро-о-а-а!
Под ударами ее маленьких ног старые, гнилые доски пола совсем проломились, и Мирабелла улетела в подвал. Дверь в эту часть дома была крепко заколочена, так что прежде Мира никогда здесь не бывала, да и не особенно-то рвалась. Ей хватало той пары комнат, что была на первом этаже, и сейчас, невольно оказавшись в новом месте, она испытала только страх, никакого любопытства, а еще боль, очень сильную боль. Подергав ногами и руками, она пришла к выводу, что просто ушиблась, но синяков наверняка будет море… И как потом объяснять родителям?.. Мама ее точно убьет.
Сверху доносились обеспокоенные голоса друзей, а барон фон Браун уже собирался лезть за нею, что для него, одноногого и одноглазого, могло быть чревато проблемами, поэтому Мирабелла закричала:
— Я в порядке, я в порядке! Милая Катрин, держите фон Брауна, не то несчастная баронесса преждевременно овдовеет, и виконту де Рококо это будет только на руку! Я в порядке. Сейчас поднимусь…
Осторожно упершись ладонями в пол подвала, Мирабелла сначала выпрямила ноги, а потом и туловище. Подвал ее дома был завален всякой ерундой, вроде банок с соленьями и старых картонных коробок, но здесь, в подвале Поместья Герцогини Миры, все было, разумеется, иначе. Он был обставлен как комната, здесь лежало множество книг, стоял стол, шкафы, заполненные старыми томами, хотя все это отсырело от времени и покрылось разноцветной плесенью, так что, к сожалению, прочитать большинство из этих книг было вряд ли возможно. Но большинство — еще не значит все!
— О, милая Эллен! — сказала Мирабелла, осторожно подходя к книжному шкафу. — Здесь положительно настоящее сокровище!
Эллен нетерпеливо спросила, что там, но Мира ей не ответила. Осторожно рассматривая корешки книг, она выбирала те, что были суше остальных, и в итоге набрала целую стопку самых разных фолиантов, настолько большую, что держать было даже больно. Донельзя довольная, Мирабелла подошла к дыре, через которую упала, и попыталась дотянуться до нее, чтобы вылезти, но тут ее ждало разочарование. Подвал был слишком глубоким, и роста Миры не хватало, чтобы достать до дыры. Она поставила на пол стопку книг и попыталась встать сверху, чтобы дотянуться, но лишь едва не упала на бок, не удержав равновесия — мокрые книжки были слишком скользкими, не держались друг на друге, да и сама башня была слишком высокой и наклонялась в сторону.
Понемногу Мирабелла начинала паниковать.
— Выхода нет… нет выхода? Я не выберусь? — спросила она сама у себя, оглядывая подвал. — А впрочем! Разве это беда? Здесь столько книг… Друзья мои! Я нашла сокровище, и собираюсь остаться здесь, пока не закончу с ним! Что? Нет, я не умру от голода! Я же Герцогиня Мира, я бессмертна!
На самом деле, конечно, Мирабелла знала, что умрет. Никто не станет искать ее в подвале старого заброшенного дома, и всего через пару дней она погибнет от голода и жажды. Но что в этом плохого? Если она погибнет, то больше не будет ходить в школу. Если она погибнет, мама будет плакать и причитать, а не ругать ее за грязную новую рубашку. В ее гибели есть лишь только сплошные плюсы, так почему Мирабелла должна огорчаться? Нет, ей положительно повезло оказаться в этом подвале!
Служанки, заглянув в дыру, участливо спросили, не нужно ли Герцогине чего. Мирабелла попросила у них конфет, приняла воображаемое блюдо, полное воображаемых сладостей, уселась на поломанные доски и открыла одну из книг. Света из дыры было мало, но если сильно напрячь глаза, то можно было разобрать написанное.
К сожалению, типографские чернила растеклись от влаги, поэтому эту книгу пришлось скоро отбросить. Мирабелла чувствовала, как сводит живот от голода, и была охвачена какой-то болезненной жаждой деятельности; поэтому она встала и принялась ходить по подвалу, вытаскивая из шкафов случайные книги, разбрасывая их по полу, напевая, танцуя. Наверху она слышала топот ног: друзья тоже танцевали вместе с ней.
Танцуя по помещению, Мира зашла в дальнюю его часть, куда совсем не доставал свет сверху; ее глаза немного привыкли к темноте, и она смогла различить очертания невысокой кафедры, на которой что-то лежало, что-то, похожее на книгу. Мирабелла пощупала ее руками — удача, совершенно сухая! Довольная этой находкой, она схватила книгу и бросилась к свету, поглаживая ее неровную, но гладкую на ощупь обложку. Сухая! Можно читать! Что может быть лучше!
В круге света Мира взглянула на свою находку и взвизгнула от ужаса, перепугав друзей. На обложке книги было что-то вроде растянутого человеческого лица: Мира видела складки век с ресницами, видела расплющенный нос с двумя дырками-ноздрями, и бледные пухлые губы, плотно сшитые вместе черными нитками. Если бы с головы человека сняли кожу, а затем натянули на книгу, то именно так оно бы и выглядело, подумала Мира. И сделано было так качественно, что она даже поверила сперва. Но кто бы использовал для создания обложки человеческое лицо? Никто, разумеется. Значит, это просто стилизация. Очень необычно. Надо же, даже сзади покрыто волосами, как настоящая голова! А часть волос заплетена в косичку, которую можно использовать как закладку. Гениально!
Служанки уже донесли друзьям о находке Миры, и с нежной Катрин случился обморок. Вот трусишка! Это просто книга ужасов. Так, что же внутри?
Кожа затвердела от времени, поэтому открыть книгу было сложно, но корешок не лопнул. Страницы были чистые, с яркими чернилами, очень легко читались; на первой вместо заглавия и автора было написано стихотворение, и Мира не сразу, но поняла, что написано было от руки, просто очень ровными печатными буквами. Значит, это блокнот? Ну и ладно! Блокноты — это очень интересно!
«Что же там? Читайте вслух, ваше благородие!» — крикнула нетерпеливая Эллен из комнаты. Она вообще обожала всякие загадочные штучки, а еще залезать в личную жизнь других людей. Это от нее Мирабелла знала об интрижке баронессы фон Браун и виконта Рококо.
Мира начала читать:
— Я не боюсь ни имени, ни голоса твоих,
Как камень мое сердце, не поколеблен разум,
И не боюсь я зависти и ужаса живых,
И знаю я, что демоном меня признают сразу.
Ни ненависти, слышишь, ни боли, ни презренья,
Я не боюсь, я знаю, не будет им спасенья,
До смерти дня с тобою петь я буду, а капелла,
И именем своим скрепляю:
Мирабелла.
Мирабелла замерла с открытым ртом. Да, в блокноте было записано именно ее имя, все тем же ровным печатным почерком. Имя было довольно редкое, поэтому вероятность того, что хозяйку блокнота тоже так звали, была довольно мала; тем не менее, другого объяснения Мира не видела. Как еще ее имя могло оказаться на странице? Да никак! Это наверняка о какой-то другой Мирабелле, бывают же совпадения!
— Здравствуй, милое дитя.
Мирабелла вскрикнула, захлопнула книгу, прижала ее к груди и испуганно обернулась на голос. Со стороны кафедры, из темноты, к ней приближалось маленькое существо, похожее на черного кота с торчащими кверху острыми ушками. Только глаза у этого кота были странные, умные, человеческие, и то, что было на голове, можно было назвать «лицом», но никак не «мордой». Да, так оно и было. Это был кот с человеческим лицом, покрытым шерстью. И это очень пугало, так пугало, что Мирабелла едва не потеряла сознание.
— Что же ты, Мирабелла? — учтиво спросил кот. — Ведь ты сказала, что не боишься меня, разве нет?
Он сел неподалеку от Мирабеллы и лизнул свою лапку. Девочка осела на пол, не чувствуя ног, и уставилась на него в немом ужасе. Кот дал ей немного перевести дух и очень ласково сказал:
— Мое имя Озрозон, и я хранитель этого гримуара. Я вижу, произошло недоразумение? Ты не хотела использовать магию, ведь так, милое дитя?
Его ласковая интонация успокоила Мирабеллу и даже почти пробудила в ней симпатию. Прежде только тетя была так мила с ней. И еще Кевин. Но тот редко разговаривал с Мирой, ведь почти все свое время проводил со своей подружкой, Анной, а других девчонок не замечал.
Мирабелла осмелела и подобралась поближе к странному коту.
— Я просто читала своим друзьям, — сказала она, еще немного робея.
— Друзьям? — немного удивленно спросил кот.
— Конечно! — уверенно воскликнула Мирабелла. — Все мои друзья наверху! Ты не слышишь? Леди Эллен с загадочным прошлым, барон фон Браун… Ах, они волнуются за меня!
Озрозон поднял глаза к потолку подвала, а затем потянулся к Мире и коснулся мягкой лапой с розовыми подушечками ее лба. Мира взвизгнула от страха, из ее глаз хлынули слезы, но ничего плохого не произошло.
— Не нужно так меня бояться, — сказал странный кот. — Я не злодей и не наврежу тебе. Я лишь хотел взглянуть на твоих друзей. Они у тебя замечательные!
Но Мирабелла не слышала его. Сжавшись в комочек на полу, она рыдала от ужаса и голода, от безысходности и из-за грязной новой рубашки. Озрозон покачал своей странной головой, изящно подошел к ее животу, прижался к нему теплым пушистым бочком и громко замурлыкал, как трактор. Мира еще немного поплакала, но от тепла рядом с собой почувствовала себя лучше. Это все-таки был кот, пусть и говорящий, и с человеческим лицом. И он мурлыкал. А то, что мурлыкает, попросту не может быть злым!
Она прикоснулась рукой к его голове, чтобы почесать за ушком, но почувствовала, что уши были твердыми. Не уши. Рога. Рогатый кот с человеческим лицом!
— Что ты такое? — нетвердым голосом спросила Мирабелла. Озрозон посмотрел на нее и нежным, успокаивающим тоном ответил:
— Я Озрозон, хранитель этого гримуара. Я слежу за тем, чтобы бесценные знания, хранящиеся в нем, не пропали. И помогаю владельцам гримуара разобраться в нем.
Мирабелла шумно сглотнула.
— Т-ты демон?
— Что? Конечно нет! — Озрозон даже обиделся. — Говорю же, я всего лишь хранитель этой старой книженции. Я не демон. Не бойся, я не сделаю тебе больно.
Он уткнулся теплым носом в шею Миры, и она захихикала, задергалась от щекотки и почувствовала себя еще немного лучше. Существо с таким теплым носиком, да еще и мурлыкающее, уж точно не может навредить. Даже если оно рогатое! Просто по определению не может!
— В твоих руках гримуар, бесценное собрание магических знаний, — заявил Озрозон, когда Мирабелла немного успокоилась. — С его помощью ты можешь исполнить любые свои желания.
— Но это же колдовство! — воскликнула Мирабелла, осознав. — Господь накажет меня за это!
Озрозон засмеялся так, словно Мира сказала ужасную глупость. Она обиделась и снова собралась заплакать, на что кот отреагировал немедля:
— О нет, не надо! Терпеть не могу, когда дети плачут! Послушай, Мирабелла: господь слишком занят, чтобы наказывать маленьких девочек. Если он допустил создание магии, то значит, он хотел этого, разве нет?
— Господь добрый.
— Ну, а разве ты злая? Или эта книга? Или я, с такими-то лапками?
Мира посмотрела на розовые подушечки на лапках Озрозона и уверенно кивнула. Такими лапками даже муху не обидеть! Никакой он не злодей. Да и она тоже не злая, друзья подтвердят! А книга, как в принципе книга может быть злой или доброй? Она же не разумное существо.
— Но ты ведь заберешь мою душу? — почти с надеждой спросила Мира. Ей хотелось услышать «да», не потому что она бы с радостью отправила свою душу в ад, а потому что иначе у нее никак не складывалась картинка. Не может быть что-то безвозмездным. За все нужно платить.
— Нет, — покачал головой Озрозон. — Я не демон, Мирабелла. Я был создан автором гримуара для его защиты. А автор — обычный человек, как и ты. Только чуть более умный. Но и ты станешь мудрой, если будешь использовать эту книгу.
— Но зачем это кому-то? — спросила Мира, рассматривая гримуар на вытянутых руках. — Зачем кому-то делиться со мной знаниями, ничего не желая взамен?
— Потому что иначе эти знания бы пропали, — пояснил Озрозон. — Знания ничто, если никто их не знает, прости за глупый каламбур.
Мирабелла снова взглянула на странного кота, еще колеблясь.
— Ты правда меня не обидишь?
— Я не могу обидеть владельца гримуара.
— Почему там было написано, что меня возненавидят?
— Потому что люди не любят тех, кто владеет тайным знанием. Если кто-то узнает о том, что ты можешь колдовать, тебя все будут ненавидеть. Будут завидовать тебе. Можешь считать, что это та самая плата, о которой ты так волнуешься, Мирабелла.
Мира закусила губу. Всеобщая ненависть, да? Но разве кто-то в целом мире любит ее? Кому-то есть до нее дело? Нет. Значит, ничего не изменится. Значит, она ничем не жертвует.
Мирабелла глубоко вздохнула и приняла решение. Озрозон смотрел на нее внимательно, с любопытством, а, увидев улыбку на ее лице, улыбнулся в ответ. От этого зрелища Миру передернуло.
— Так… Как ты сказал, тебя зовут?
— Озрозон, — в третий раз повторил он.
— Я буду звать тебя Оззи! — улыбнулась Мирабелла. — Ты можешь звать меня Мира. Скажи, Оззи, на что способна эта книжка?
— Заклинания, записанные в гримуаре, могут выполнить любое твое желание. Я покажу тебе, если ты дашь мне прикоснуться к твоему лбу; так я смогу прочитать все твои мысли. Разрешаешь?
Более не колеблясь, Мирабелла взяла Оззи в руки и пододвинула к себе. Он был теплый и пушистый, как настоящий кот, только таким черным, что казался не живым существом, а очень глубоким углублением в пространстве, как яма. Теплая лапка Оззи легла на ее лоб.
— О, я вижу, — он посмотрел на нее почти с сочувствием, — ты несчастное дитя… Хотя о чем это я! Ведь ты герцогиня!
— Да, я герцогиня! — улыбнулась довольно Мирабелла. — Герцогиня Мира!
— А герцогине не пристало плакать из-за грязной рубашки, — улыбнулся Оззи, и Мира снова вздрогнула при виде этой пугающей улыбки. Но затем случилось что-то настолько удивительное, что все страхи остались позабыты: старый, плесневелый подвал охватила волна белоснежного сияния, и на глазах Миры все книги стали яркими и новыми, как только что из магазина. Старый грязный пол превратился в алый мягкий ковер, обшарпанные стены оказались обклеенными красивыми обоями, дырка в потолке исчезла, но вместо нее появилась люстра в форме цветка, из которой лился яркий свет, и весь подвал, еще недавно такой мрачный и грязный, стал уютной, чистенькой библиотекой, в которой Мирабелла с радостью бы провела остаток своих дней.
И сама Мира тоже изменилась. На ней больше не было неудобной школьной формы, вместо нее она обнаружила на себе изящное, шитое золотом шелковое платье с прозрачными воздушными рукавами. На ее руках были кольца и браслеты с драгоценными камнями, на ногах — удобные изящные туфельки на резном каблуке. Косы тоже исчезли, и Мира чувствовала на своей голове какую-то высокую прическу, но без зеркала не могла ее осмотреть; впрочем, платье, туфли и украшения так восхитили ее, что до прически просто не было уже дела.
— Не может быть! — почти визжала от счастья Мирабелла. — Это чудо! Это чудо, Оззи! Спасибо! Спасибо!
Кот улыбался и щурил глаза, наблюдая за ее счастьем.
— Вот теперь ты действительно герцогиня, Мира.
— Это лучший день в моей жизни!
Прежде заколоченная дверь открылась, и на пороге подвала появилась леди Эллен, больше не голая грязная Барби с неаккуратно обстриженными волосами, а живая молодая девушка, с изящной короткой прической, в корсете и длинном платье, с элегантным веером в руках и винтажным медальоном-камеей на воротнике.
— Мира, что же вы так долго? — спросила она слегка осуждающе. — Обед остынет! Доброго дня, господин Озрозон! Барон фон Браун сгорает от нетерпения, так хочет засвидетельствовать вам свое почтение…
Мирабелла, не веря своему счастью, бросилась к Эллен и повисла у нее на шее.
— Ах, Эллен!
Леди слегка смутилась, но все же обняла герцогиню в ответ, прижавшись теплой, живой щекой к ее голове.
— Герцогиня Мира сегодня в чудесном расположении духа, — усмехнулся Оззи. — Должно быть, это связано с помолвкой леди Катрин и месье… э… месье Колбасы?
— Де Соссис, — поправила его Мирабелла, — Месье де Сосисс — известный дизайнер одежды! Но я не знала, что у него есть что-то с нашей Катрин!
— Как, я вам не рассказала? — ахнула Эллен, взяв Мирабеллу под локоть. — Не может быть! Всем сказала, а вам нет? Так вот, вчера я шла на вечерний променад вдоль реки, и, нет, вы не поверите, милая герцогиня, что я увидела в беседке ресторана месье Алтона! Нашу Катрин да Сосисса! Они не просто разговаривали, как вы можете подумать, они самым откровенным образом целовались! И я подумала…
Под руку они поднялись по красивой лестнице в теплый, пахнущий едой и духами особняк, полный громких разговоров. Мимо прошли служанки в стильной зеленой униформе и поклонились Герцогине, подошел высокий и широкоплечий Виктор в пенсне, справился о здоровье хозяйки. Мирабелла была совсем пьяна от счастья.
В столовой, освещенной солнечным светом из высоких прозрачных окон, уже собрался весь обыкновенный бомонд. Пузатый барон фон Браун сидел со стаканом чая в руках и басом рассказывал что-то нежной Катрин, поглаживая свой густой ус. Тиль, шут в пестрых одеждах, стоял за его спиной и молча передразнивал, отчего Катрин весело смеялась. На огонек также заглянул виконт де Рококо во франтовском камзоле, и Эллен шепнула на ушко Мире, что с господина виконта можно прямо сейчас писать картину «Грехи Знати». Мира прыснула, и все взглянули на нее, повскакивали со своих мест, бросились приветствовать хозяйку. Мира пожала им руки, села за стол, улыбаясь так, что болели щеки. Служанка налила ей чаю, Оззи забрался на колени. Эллен села на соседний стул.
— Ах, Эллен! — радостно воскликнула Мира, взглянув на нее полными слез глазами. — Так хорошо! Я так рада, что теперь вы тоже любите меня!
— Но милая Герцогиня, мы всегда вас любили, — ответила Эллен, улыбаясь. — Даже когда не могли сказать вам об этом, мы любили вас.
— Точно! — глубоким басом подтвердил барон фон Браун. — Мой предыдущий хозяин отрезал ножницами мне ногу, а его матушка выбросила меня на помойку! И только доброе сердце герцогини пожалело меня…
— Постойте! — испугалась Мира и схватила Эллен за руку. Рука была теплой. — Вы же не игрушки!
— Магия подарила нам возможность побыть людьми, — сказала Эллен, — но на самом деле и без нее мы любили вас. В каждом человеке, даже если в его руках нет гримуара, заложена удивительная, невероятная магическая сила, и если этот человек оживляет какой-нибудь предмет, то предмет и в самом деле становится живым. Когда люди любят игрушку, или какой-нибудь аксессуар, да хоть шариковую ручку, то этот предмет тоже начинает любить хозяина. Вы не замечали, герцогиня? О них еще говорят, что они приносят удачу. Это все любовь.
Мирабелла слушала, открыв рот.
— А я думала, вы — демоны, принявшие облики моих воображаемых друзей…
— Опять! — на этот раз Оззи точно обиделся. — Я устал повторять тебе, дитя! Я не демон, и никакие демоны не находятся в моей власти. Я исполнил твои мечты, оживил дом, твоих друзей, но лишь потому, что ты вложила жизнь в эти стены. Ты придумала их всех, магия гримуара лишь сделала их живее.
— И хотя мы всего лишь ваши создания, — произнесла нежная Катрин, подойдя к Мирабелле, и Мира не смогла не восхититься тем, как изящно было ее новое платье, которое в действительности хозяйка сшила для своей куклы из грязного носового платка, — я бы хотела сделать вам небольшой совет. Вы не будете против?
— О нет, не буду! — воскликнула Мира. — Ах, как хорошо твое платье!
Катрин взяла со стола нож.
— Нож в моих руках, милая герцогиня, не злой и не добрый. Но если я пораню им кого-нибудь, он станет орудием зла. А если я отрежу им кусок хлеба и накормлю нищего, это будет орудие добра. Понимаете ли вы, к чему я клоню?
Мирабелла взглянула на книгу, которую держала при себе.
— Да, Катрин, я понимаю. Только я решаю, будет ли сила, оказавшаяся в моих руках, злой или доброй. Но ты же знаешь меня! Я буду доброй волшебницей.
Милое лицо Катрин осветилось улыбкой, и она кивнула Мирабелле, после чего вернулась за стол. Служанки внесли в столовую различные удивительные блюда и заставили ими стол; Мира не верила своим глазам, но еще меньше — обонянию, ведь от запахов ароматной пищи кружилась голова.
Одна из служанок наполнила тарелку Мирабеллы вкусностями, и та с замиранием сердца поднесла ложку ко рту. Это была настоящая еда! От голода у Миры свело желудок и закружилась голова.
— Наша милая герцогиня всегда приходила ужасно голодной, — мрачно сказал барон фон Браун. — И сидела с нами до самого вечера, не имея и крошки во рту.
— Что ж, это все в прошлом, — самоуверенно сказал Оззи. — Теперь у милой герцогини будет все, чего может желать девочка двенадцати лет. Угощения. Платья. Танцы…
Мира перестала с жадностью набивать желудок и опустила глаза на Оззи.
— Но что я должна взамен? Не бывает же ничего просто так!
— Почему? Я не человек и, как ты помнишь, не демон, я бескорыстен! А впрочем, Мира, расплата найдет тебя вскоре. Не потому что мне что-то от тебя нужно, нет, просто с большой силой приходит большая ответственность. У тебя будет все, и алчные люди очень скоро найдут тебя, будут требовать, чтобы ты им помогала…
— Однако же, я совершенно, то есть, положительно не вижу в этом проблемы, — хихикнула Мира, с наслаждением глотнув горячий дорогой чай, а не как обычно, воображаемый, со вкусом одиночества и пыли. — Я же волшебница! Я должна помогать людям! Я буду защитницей обиженных и обездоленных! Как феи из мультфильма!
Катрин довольно улыбнулась, Тиль благоговейно взглянул на свою госпожу; одна лишь Эллен, казалось, была взволнована происходящим, смотрела на Миру с опасением, но та, ослепленная этими чудесами, не видела беспокойства любимой куклы.
После обеда Мирабелла почувствовала сонливость. Эллен помогла ей подняться по широкой лестнице, устланной ковровой дорожкой, на второй этаж, и провела ее в просторную и богато обставленную спальню, центром которой была круглая кровать с полупрозрачным балдахином, расшитым серебряными звездами.
— Моя кровать! — выдохнула Мира, дрожа от восторга. — Как прекрасно!
Эллен помогла ей снять удивительное платье, помогла распустить замысловатую прическу и даже подтянула одеяло поближе к ее лицу, когда маленькая герцогиня легла в мягкую, пахнущую свежестью, теплую постель.
— Ах, Эллен, — прошептала Мирабелла, взяв любимую куклу за теплую руку, — я боюсь, что когда я проснусь, все исчезнет, как сон…
— Быть может, — кивнула Эллен, — но даже если я снова стану пластиковой, я хочу, чтобы вы знали, что я люблю вас, милая Мирабелла.
Мира улыбнулась и уснула, и даже во сне продолжала счастливо улыбаться. Эллен дождалась, пока герцогиня сама отпустила ее руку, и тихо покинула спальню.
Проснувшись, Мирабелла долго боялась открыть глаза. Она чувствовала, что лежит в постели, но боялась, что это постель в ее скучном доме, а не в удивительном Поместье Герцогини; но вытянув руку, она нащупала мягкий легкий балдахин с вышитыми жесткими звездами и распахнула глаза. Ничего не исчезло. Иллюзия не развеялась. Мира все еще была герцогиней.
В пустой богатой комнате она чувствовала себя слишком одинокой и потому быстро выбежала из нее, даже не надев платья.
Друзья собрались в гостиной и вели беседу. При виде Миры господа покраснели и отвели глаза, а девушки захихикали, и Эллен подошла к ней, обняла за плечи:
— Чудесно, что вы проснулись! Но нельзя забывать о приличиях.
— Ой, верно! — Мира покраснела и закрыла лицо руками. — Эллен, помоги мне одеться!.. Постойте! Сколько времени?
Сломанные часы рядом с камином снова работали и показывали пятнадцать минут седьмого.
— Нет, не может быть! Оззи, Оззи! Мне срочно нужно домой, а то мама убьет!
— Как же, Мира, ты не хочешь остаться здесь? — удивился Оззи, вылезший из-под дивана. — Не хочешь остаться герцогиней, окруженной ее друзьями?
Мгновение Мирабелла колебалась. Она ненавидела маму! Мама побьет ее и отругает за испорченную рубашку, за то, что поздно пришла домой, за то, что плохо учится и вообще плохая девочка, недостаточно любит Господа… Но если Мира не придет домой, то мама испугается и будет плакать, волноваться. Да, мама очень строга и жестока к Мире, Мира это ненавидит, но она совершенно не хотела заставлять маму плакать. Мамы такого не заслуживают. Мамы желают добра.
Сомнения Миры были окончательно разбиты Эллен, которая наклонилась к ее уху и тихо сказала:
— Ваша мама будет волноваться, милая герцогиня. Не позволяйте ей волноваться, вы же хорошая девочка.
— Я хорошая девочка! — эхом повторила Мирабелла. — Оззи, верни мне мою школьную форму! Нужно домой. Я тебя с собой возьму, только нельзя, чтобы мама тебя видела.
Белое сияние охватило Миру с ног до головы, а когда схлынуло, она уже стояла в неудобном школьном платье и новой рубашке, но чистой и выглаженной, словно и не было урока физкультуры! Мира захлопала в ладоши от счастья, друзья улыбнулись, глядя на нее.
— Вы же не станете снова игрушками? — с надеждой спросила Мирабелла, прижимая к груди гримуар. — Я хочу, чтобы и пока меня нет, вы были людьми! Сюда же никто не ходит?
Друзья покивали и признались, что им тоже было слишком скучно сидеть на одном месте. А теперь им гораздо лучше. Можно ходить, читать, разговаривать — блаженство!
Мира тепло простилась с каждым и вышла на улицу, убрав гримуар в школьную сумку. Оззи шел за ней по холодной солнечной улице, мягко ступая лапками по асфальту, и молчал. Мира тоже молчала, ей было слишком радостно, чтобы говорить.
На подходе к дому он остановился, взглянул на Миру с тяжелым вздохом и сказал:
— Открой гримуар, и я спрячусь в нем. Я не смогу тебе помочь, пока ты не выпустишь меня снова, но зато меня никто не увидит.
Мира достала из сумки книгу, раскрыла на случайной странице, и Оззи прыгнул туда, погрузился в бумагу, исчез совсем. Мирабелла поскорее спрятала гримуар обратно и прошла во двор дома, стараясь не улыбаться, это было бы подозрительно. Из приоткрытого окна кухни доносились разговоры из телевизора, звон посуды. Мира тяжело вздохнула, прошла в прихожую, сняла туфельки. На звук закрывшейся двери вышла мама, в фартуке и с половником в руках:
— Мирабелла! Ты вообще знаешь, который час?
— Семь, мама.
— И до скольки ты должна быть дома?
— До шести, мама.
— Твои оправдания?
Мира поджала губы. У нее не было заготовлено хорошего оправдания.
— Я гуляла и забыла о времени, мама.
— Хорошие девочки после школы идут сразу домой, Мирабелла. Знаешь ли ты, сколько всего может случиться с одиноко гуляющей девочкой?
— Я знаю, мама.
— Этого больше не повторится?
— Да, мама, этого больше не повторится.
— Хорошо, — мама сменила гнев на милость. — Иди ешь.
Мира прошла мимо нее по коридору, но мамин оклик ее остановил:
— Мирабелла! Почему ты в этой рубашке?
— Потому что она мне нравится, — ответила Мира, подняв испуганные глаза на маму. Та была вне себя от гнева.
— Разве я не сказала тебе, что нельзя? — крикнула она, всплеснув руками. — О, Господь милосердный! Если ты затаскаешь ее в школу, то в чем будешь ходить в церковь?
— Я могу носить ее и в школу тоже, — зная, что ее не услышат, сказала Мирабелла. — Мне очень нравится рубашка, мама.
— Разве мы с папой не учили тебя скромности, Мирабелла? Для кого там ты наряжаешься? Ты ходишь в школу за знаниями, а не за мальчиками!
— Какими мальчиками? — Мирабелла покраснела. Да, она хотела, чтобы Кевин заметил рубашку. Но Кевин не заметил. А значит, ни для каких мальчиков она ее не надевала. Только для себя. — Мама!
Мама превратно истолковала румянец на щеках дочери.
— Мирабелла! Ты еще не в том возрасте! — ахнув, воскликнула она. — В двенадцать лет ты должна учиться и молиться, а не думать о молодых людях! И я не позволю тебе и дальше… красоваться! Отдай мне рубашку.
— Мама! — почти со слезами воскликнула Мира. — Это мое! Это мне подарили! Не отдам.
— Глупое, неблагодарное дитя. Ведь я спасаю твою душу! — воскликнула мама, вцепившись в руку Беллы. — Их взгляды, их комплименты, все это развращает тебя! Ты не должна привлекать их внимание, не должна желать его! Ты еще маленькая, ты ребенок, Мирабелла, а дети не должны носить такую красивую одежду просто так!
Под напором маминых сильных рук от рубашки отвалилось несколько пуговиц, и мама сумела сорвать ее с Миры. Мамино лицо побагровело, когда она увидела обрывки ниток на месте оторванных пуговиц.
— Вот что ты наделала, Мирабелла! — воскликнула она в гневе. — Такая красивая рубашка, и испорчена по твоей вине! В чем теперь ты пойдешь в церковь? Ах, на что же на мою голову такая дочь!
— Я пришью, — ответила Белла, сдерживая слезы и дрожащими пальцами поправляя платье. — Я пришью пуговки, мама.
— Ты полностью лишена моего доверия, Мирабелла, — строго ответила мама и покачала головой. — Рубашка будет лежать у меня, ты ее больше не получишь, если не станешь вести себя лучше. И придется тебе лечь голодной, никакого ужина! Иди в свою комнату и делай уроки, я приду через час, проверю.
Мира побрела в свою комнату, по пути угрюмо взглянув на кухню через открытую дверь. Папа оторвал взгляд от телевизора и взглянул на нее, но совершенно безразлично. Она ненавидела его безразличие, ненавидела его взгляд. Ненавидела маму за ее строгие правила. Ненавидела Господа за то, что тот не вступится за нее, несправедливо обиженную. И если Он существует, то почему позволяет родителям ругать своих ни в чем невиновных детей и отбирать у них любимые рубашки?
Через час мама зашла в комнату и проверила уроки, сделанные Мирой за это время. Было море ошибок. Мама кричала, называла Мирабеллу дурой, даже ударила ее пару раз. Мира глотала слезы и переделывала примеры, слушая, какая она плохая, что думает только о мальчиках, а не учебе, и как Господь накажет ее за это, какая она проститутка и потаскуха. Затем мама снова перепроверила примеры и оказалась не довольна почерком. Мира переписала. Мама наконец была удовлетворена результатом.
— Почему ты не можешь так и сразу? — строго спросила она, глядя в заплаканное лицо дочери. — Почему каждый день, начиная с первого класса, я должна стоять над тобой и орать, как сумасшедшая, чтобы увидеть нормальное домашнее задание?
Мира пожала плечами. Она правда не знала ответа. Каждый раз она очень старалась сделать все хорошо, но делала плохо.
— А теперь пойдем за мной, — строго сказала мама. Мира покорно пошла следом, хлюпая носом. Она знала, куда они идут.
В маленькой комнате за кухней было святилище. Там стояли иконы, висело распятье, горел только слабый свет. В этой комнате полагалось извиняться за все, что ты нагрешила за день, и молиться. Мира покорно преклонила колени на небольшую подушечку и сплела пальцы, а мама оставила ее. Мирабелла читала молитвы, просила прощения у Господа, а сама думала о том, почему она должна молиться Ему, который ни-че-го хорошего для нее не сделал, а не Оззи и гримуару, которые накормили ее, дали выспаться в мягкой постели, подарили друзей? Ответа на это Мира не находила, и к тому же, смутно догадываясь, что так думать нельзя, извинилась за эти мысли.
Когда она вышла в кухню, мама поднялась со стула и указала рукой на стол.
— Поешь, Мирабелла.
Мира была еще сыта, но не хотела, чтобы мама начала что-то подозревать. Мама сделала бутерброды с чаем; Мира села за стол, откусила кусочек, задумчиво прожевала. Да, после обеда в Поместье Герцогини эта еда казалась безвкусной…
Мама обняла ее за плечи и склонила ее растрепанную голову себе на грудь.
— Ты хорошая девочка, Мирабелла, — сказала она, поглаживая ее волосы. — Демоны хотят сбить тебя с пути истинного, но я им не дам. Я не дам тебе сломать свою жизнь.
— Спасибо, мама, — прошептала Мира, не зная, о каких демонах она говорит. — Я буду хорошей девочкой.
Мама поцеловала Мирабеллу и отправила спать.
Плотно закрыв дверь в свою комнату и придвинув к ней кресло, чтобы точно никто не зашел, Мира достала гримуар, забралась на постель, осторожно открыла его. Из страниц тут же выскочил Оззи, махнув черным хвостом, и Мира невольно испугалась, увидев его странное лицо. Кот сел на постель, обернув лапки хвостом, и взглянул на нее.
— Звала?
— Да, только говори тише, — зашептала Мира. — Я хочу учиться! Как пользоваться гримуаром?
— Гримуар волшебный, — заявил Оззи, хотя это всем было очевидно, — открой его на любой странице и увидишь то, чего сейчас хочешь.
Мира взглянула на раскрытую книгу. Страницы были пусты. Оззи тоже взглянул и кивнул:
— Это потому, что сейчас ты ничего не хочешь, Мира. Когда ты начнешь чего-то желать, гримуар откликнется на твои желания и выдаст заклинание, подходящее по случаю.
— Хочу, чтобы был мир во всем мире!
— Нет, моя маленькая герцогиня, подожди, — хихикнул Оззи. — Заклинания позволят тебе выпустить энергию, спрятанную в других объектах или людях. Но прежде ты должна эту энергию вложить. Если хочешь мира во всем мире, ты должна полюбить весь мир — пока еще ни одна волшебница этого не сумела. А хочешь разрушить мир, то что ж, возненавидь его весь!
Мира задумалась.
— Мне кажется, я его ненавижу. Весь без остатка!
— А твоя тетя? А Эллен? А нежная Катрин? Они не наполнены энергией ненависти. Кроме того, милая Мира, ведь ты не ненавидишь небо, не ненавидишь землю, даже не ненавидишь человечество. Вот как это работает: чтобы уничтожить что-либо, ты должна его ненавидеть. Чтобы что-то украсить, ты должна это любить. Ты не можешь навредить любимым и не можешь помочь ненавидимым. Понимаешь?
Мира кивнула. Это значило, что она может помочь лишь паре людей на всем белом свете. Но и что с того? Зато она может помочь себе.
В окне дома напротив зажегся свет, и Мира встала с кровати, села на стул, стоящий у ее окна, и выглянула, прячась за стеной, чтобы ее не было видно. Оззи с интересом наблюдал за этим.
— Что ты делаешь?
— В соседнем доме живет моя одноклассница, Анна, — сказала Мира, не отрывая взгляда от окна. — Наши окна друг напротив друга… Я каждый вечер наблюдаю за ней.
— Зачем наблюдаешь?
Мирабелла вздохнула.
— Потому что завидую. Потому что она такая счастливая, а я…
Гримуар в ее руках зашелестел страницами. Мира опустила глаза, и книга остановилась на одном развороте. Заголовок гласил: «убить человека».
— Нет! — в ужасе воскликнула Мира, прижав руки к лицу. — Не правда! Я этого не хочу!
— Гримуар лучше знает, — Оззи покачал головой. — Милое дитя, гримуару доступны даже такие желания, какие твой разум не желает признавать. Но ты этого не сделаешь, я знаю. Ты не осмелишься. Ты боишься.
— Я не хочу причинять ей зла, — прошептала Мира упрямо, — Анна не сделала мне ничего плохого!
— Но она так счастлива, ее родители так добры с ней, верно? Ее комната розовая и вся заставлена куклами. Кевин любит ее. Разве этого всего недостаточно?
Мира покачала головой.
— Если я убью Анну, то ее комната не станет моей. Мои родители не изменят своего отношения ко мне. И Кевин меня не полюбит, — пояснила она, закрывая гримуар. — Поэтому я не сделаю этого.
В окне напротив мелькнул силуэт еще совсем маленькой, но уже очень красивой девочки, чье тело почти успело приобрести женственные изгибы. Анна стояла у окна, смотрела в черное небо и расчесывала свои прекрасные волосы, а ее розовая ночная сорочка делала ее похожей на принцессу из книг. Сердце Миры кольнула зависть. Гримуар снова зашелестел, но она захлопнула его и, подбежав к кровати, сунула под подушку.
— Нет значит нет! Я не сделаю ей больно! — упорно повторила она, даже ногой притопнула. — Оззи, почему эта книга такая злая?
— Разве тебе не сказали? Книга не злая и не добрая. Это ты завидуешь, Мира. Но завидовать не плохо. Я рад, что ты можешь сдержать свою ненависть. Это делает тебя лучшим человеком, чем тот, кто никому не делает и не желает зла.
Мирабелла дернула плечами. Она не знала, о чем он говорит.
Оззи запрыгнул на кровать, лег, подложив лапки под голову. Поднял на нее глаза.
— Спать не хочешь?
— Нет, потому что спала днем, — ответила она, все-таки вытащив обратно гримуар. — Вот, чего я хочу…
Книга распахнулась, зашуршала страницами. Успокоилась. Мира склонилась над ней, Оззи заглянул сбоку, пробежался по строкам, кивнул.
— Для этого заклинания тебе нужно поймать какую-нибудь птичку. Возьми это зерно и примани голубя.
Зерно само собой появилось на руке Миры. Она открыла окно, встав коленями на свой стул, и высунула руку наружу, насыпала угощение на подоконник, спряталась; через некоторое время откуда-то прилетел небольшой сизый голубь и принялся клевать его, ничего не подозревая.
— Теперь читай, — тихо, чтобы не спугнуть птицу, сказал Оззи.
Мирабелла прочла:
— Я закрыться не позволю этой вечной двери,
Как в свой дом родной, войду я в шкуру зверя,
Мое сердце с этим будет биться в унисон,
В шкуре птицы не забуду, где стоит мой дом!..
После последних слов тело Мирабеллы упало со стула, абсолютно лишенное души, а Оззи лишь придержал его в самом низу, чтобы девочка не стукнулась. Птица прекратила поедать зерно и испуганно взглянула на окно, сжалась от ужаса, когда Оззи запрыгнул на подоконник.
Кот сказал:
— Лети и не беспокойся о времени. К утру твоя душа сама вернется в тело, где бы ты ни оставила голубя. Хотя должен тебя предупредить, что ты не выспишься за эту ночь, если не ляжешь спать.
Мира в теле голубя издала какой-то странный птичий звук и взмыла в небо.