Ночь она провела чудесно. Посмотрела на город с высоты птичьего полета, погуляла по крышам домов, поклевала брошенный кем-то на улице хлебушек, навестила своих одноклассников, чей адрес знала, и просто незнакомых людей. Под конец ночи она через приоткрытое окно влетела в спальню Кевина и слушала, как мирно и спокойно он дышит, дрожа и трепеща от счастья, от возможности просто побыть рядом с любимым. Лишь перед самым рассветом она вылетела из комнаты, чтобы голубь не оказался там заперт и не напугал Кевина, а затем как-то резко проснулась в своей постели, уже будучи Мирабеллой. После резкого пробуждения о странной ночи не напоминало ничего, кроме, собственно, воспоминаний, и ей снова показалось, что все чудеса были лишь сном. Но сунув руку под подушку, она нащупала гримуар и поняла, что ей не приснилось. Что все было взаправду. Она волшебница, ее игрушки — живые люди, а она ночью летала птицей по небу! Что может быть прекраснее этого?
Впервые в жизни Мирабелла проснулась в таком хорошем настроении. Быстро помолившись и надев школьное платье поверх своей скучной серой водолазки, она выскочила из комнаты, вбежала в кухню, поцеловала удивленную маму и хотела поцеловать отца, но тот посмотрел на нее настолько равнодушно, что передумала. Мама заметно напряглась от этой радости:
— Мирабелла? Что с тобой не так?
— Все хорошо, мама! У меня просто чудесное настроение!
Мать покачала головой.
— Думаешь ли ты о том, как страдал Иисус за наши грехи?
Мира не хотела об этом думать, но сказала:
— Да, мама.
— И ты смеешь быть счастливой, если он страдал? Разве ты не знаешь, что счастье без повода это насмешка над Его болью?
Мирабелла совсем расстроилась.
— Прости, мама.
— Ты еще совсем несмышленая, моя бедная маленькая Мирабелла, — вздохнула мама и поцеловала ее в лоб. — Будет на твоей доле еще повод для счастья. Будет пасха. А в воскресенье мы пойдем в церковь, и после исповеди, милая Мирабелла, ты почувствуешь, что такое настоящее счастье, счастье от чистоты перед Богом…
Мира кивнула, не желая спорить. Настроение было испорчено, но одна лишь мысль о гримуаре подкрепила ее силы. Хотелось опять улыбнуться, но она боялась реакции матери.
— Помолилась ли ты?
— Да, мама.
— Вот моя умница, хорошая девочка, — нежно сказала мама, улыбнувшись. — Видишь, вот и повод для моей радости. И когда у тебя будут дети…
Мира съела утренний бутерброд, запила чаем, поблагодарила Господа за эту еду и убежала в школу, прихватив с собой гримуар.
В школе настроение стало еще хуже. Ее вызвали к доске, она не смогла решить пример, потому что слишком заволновалась, и получила два. Мальчишки дразнили ее на переменах, девочки отпускали язвительные фразочки по поводу рубашки, которую сегодня она не надела, кто-то кинул в нее ластик и очень больно попал по голове, на стул пролили клей. Кевин смотрел только на Анну. Все было хуже некуда.
После конца занятий Мирабелла забежала в пустой женский туалет, заперлась в кабинке, достала гримуар и выпустила Оззи. Тот с первого взгляда понял, что Мира очень, очень зла. Книга тоже это поняла, и страницы зашуршали в танце.
Оззи взглянул на выпавшее заклинание и сказал:
— Для этого тебе нужно ближе подойти к той, для кого оно предназначено.
— С этим не будет проблемы, — тихо сказала Мира, — они придут сюда.
— Откуда ты знаешь?
Ответить Мирабелла не успела. В дамский туалет кто-то вошел, и он заполнился звонкими голосами девочек. Одна из них, Барбара, и была целью Миры; сегодня она обзывала ее из-за волос, из-за того, какие непослушные и тонкие они были, в сравнении с волосами самой Барбары, и как на месте Миры она бы побрилась налысо, чтобы не позориться таким мышиным хвостом. Мире это надоело. Ведь волосы не выбирают, в конце концов! Что она может поделать с тем, что уродилась с такими некрасивыми?
Сжав гримуар в руках, Мира начала читать шепотом заклинание. Пока что ничего не происходило; но вскоре после того, как она закончила, незнакомый голос воскликнул:
— Барбара! Какая мерзость! У тебя вши! Вся голова во вшах!
Заклинание сработало.
Слушая вопли девчонок, Мира представляла, как по холеным волосам Барбары ползают маленькие мерзкие насекомые, как на них виснут их личинки, и как уже завтра вся школа будет говорить об этом, тыкать в нее пальцами, насмехаться, совсем как насмехались над Мирабеллой… И то чувство свершенной справедливости, чувство мести, охватившее ее, было так прекрасно, что Мира уже не могла остановиться. Она отомстит им всем, всем и каждой. Возмездие не минет ни одну. Они все слезами умоются за годы издевательств над Мирой, сто раз умоются!
Девочки выбежали из туалета, и Мира тихо вышла из кабинки, прижимая к груди гримуар. Ее разум наполнился идеями того, что она может сделать с ними всеми, как может навредить им, и ей ужасно не терпелось приступить прямо сейчас, но она твердо сказала себе, что месть — блюдо, подаваемое холодным, и решила на сегодня пока остановиться. Оззи сел рядом с ее ногой и взглянул снизу вверх:
— Что дальше, госпожа герцогиня?
Гримуар ожил, откликаясь на желание Мирабеллы, и она бегло прочитала очередное заклинание, водя рукой по воздуху, до тех пор, пока в нем не появилась хрустящая новая купюра. Оззи понимающе кивнул. Деньги. Людям всегда они нужны.
Они беспрепятственно вышли из школы, прошли по городу, и Мира внимательно разглядывала витрины магазинов. С той бумажкой, которую она создала, она могла бы купить себе совершенно что угодно — смартфон, платье, любую книгу, но на эти вещи не отзывалось сердце. Единственным магазином, у которого она остановилась, был магазин игрушек, и хотя Оззи был снова спрятан в гримуаре, чтобы его никто не заметил, она знала, что он бы понимающе кивнул, увидев ее выбор.
Мирабелла прошлась по магазину взад-вперед несколько раз и наконец взяла в руки яркую коробку с куклой в пышном изумрудном платье, больших сережках, с браслетом на руке. Прежде у Миры никогда не было новых кукол, только Эллен и Катрин, которых она нашла на улице, и теперь, глядя на сложную многослойную изумрудную юбку и большие зеленые глаза улыбающейся пластиковой девушки, Мира чувствовала себя такой счастливой, какой, казалось, и вовсе нельзя было быть.
Продавец щелкнул сканером, назвал цену. Мира положила наколдованную бумажку на стойку. Продавец отсчитал сдачу, положил куклу в пакет и отдал ей все это. Она была так счастлива, что едва не расплакалась прямо там, прижала куклу к своей груди так крепко, что смяла тонкий пластик коробки, и выскочила на улицу в столь восторженном расположении духа, что давным-давно знакомый город вдруг показался ей совершенно новым, прекрасным, ярким.
В поместье Герцогини все было так же, как вчера. Ее встретил Виктор в пенсне, сам снял с нее куртку, поинтересовался, как ее здоровье. Друзья сидели в гостиной, Эллен читала, барон фон Браун травил байки, Катрин занималась вышивкой, Тиль плевал в потолок. Мирабелла вошла в комнату, поздоровалась со всеми, выпустила из гримуара Оззи, а затем достала коробку с новой куклой и начала ее распаковывать, руками разрывая скотч и картон.
— Ее зовут Беатрис Люсиль Лафлёр, — рассказывала Мира, взяв куклу в руки и несколько раз пройдясь шедшей в комплекте расческой по ее каштановым волосам. — Она — сбежавшая принцесса из одной маленькой французскоговорящей страны. Детство Беатрис прошло в мирном старом замке в сердце лесов, на лоне природы, но затем один богатый человек решил взять ее, еще совсем юную, в жены. Беатрис этого не хотела, у нее был возлюбленный из крестьян, но возлюбленный предал ее, женившись на другой. Беатрис не смогла вынести предательства и давления со стороны богатого жениха и сбежала! Мы, в поместье Герцогини, должны предоставить ей убежище и спрятать от злого отца, который ищет дочь…
Мира посадила куклу на пол и задумчиво на нее взглянула. Оззи переступил с лапки на лапку, и в следующую секунду на месте куклы уже сидела живая девушка, уставшая, румяная, явно только что прибывшая.
— Прошу, помогите мне! — воскликнула Беатрис, схватив Мирабеллу за руки. — Гвардейцы моего отца наступают мне на пятки! Они вот-вот ворвутся сюда! Прошу вас, милая герцогиня, не позвольте им!
— Мы не позволим! — мгновенно позабыв, где реальность, а где фантазия, воскликнула Мира. — Кавалерия! К оружию!
— Милая герцогиня, кавалерия — это конница, — мягко пояснил старый вояка фон Браун, — откуда она в вашем особняке…
Эллен шикнула на него. За окнами дома уже слышались голоса мужчин, топот копыт, нетерпеливые выкрики. Беатрис испуганно прижалась к Мире, обдав запахом дорогих духов, идущим от идеально уложенных волос.
— Это они!
— Вперед! — распаленная, кричала Мира, — в бой!
— Подожди, я не знаю, есть ли в этом мире огнестрельное! — воскликнул Оззи. — Или они должны стрелять из арбалетов?
— Есть огнестрельное, — выдохнула Мирабелла, — и впредь, пожалуйста, больше импровизации! Не порти момент!
Эллен выхватила откуда-то футуристический арбалет, украшенный совершенно не нужными шестеренками и паровым двигателем, и с этим странным оружием бросилась к окну.
— Только посмейте приблизиться, твари! Мы не отдадим вам принцессу!
— Эллен, будьте осторожны! — в ужасе воскликнула нежная Катрин, собираясь упасть в обморок. — Герцогиня, вы допустите это?
Мира не ответила, с восторгом и благоговением глядя на храбрую Эллен, ведшую обстрел вражеских гвардейцев. Один из них выстрелил в нее, и пуля попала в плечо, но отважная леди не прекратила стрельбу, несмотря на боль. Мира вполне понимала, что сама выдумала Эллен именно такой, но все равно ужасно хотела быть на нее похожей. Быть такой же храброй и красивой! Такой же сильной и отважной! Уметь стрелять!
— Болты закончились! — выкрикнула Эллен внезапно, размахивая рукой над небольшим колчаном, висевшим на поясе. — Что делать?
— Я помогу! — воскликнула Мирабелла, вскочив на ноги. Повинуясь ее воображению, в ее руках тоже появился необычный арбалет, и она бросилась к окну, собираясь продолжить перестрелку вместо Эллен; но заклинание, создавшее все происходящее, не наделило ее умением стрелять. Мира взглянула на арбалет в своих руках в полной растерянности, поздно поняв это, и прежде, чем кто-нибудь успел что-то сделать, пуля гвардейцев вонзилась и ей в руку. Не только еда была реальной в этом мире, боль тоже была не воображаемой.
— А-ах! — Мира рухнула на руки Эллен, дрожа от испуга, и зажала рукой рану. — Как это! Почему это!
Эллен обхватила ее рукой, прижала к себе, и вытащила болт из колчана, который Мира создала для себя. Одним выстрелом она поразила гвардейца, который ранил Миру, и крикнула:
— Оззи, останови это!
— Я не могу! — ответил тот из-под дивана. — Легко создать что-либо, но созданное очень трудно уничтожить!
Мира ревела от страха и боли, прижимаясь к груди Эллен, и сама себя ругала за то, что придумала эту баталию. Игра в сражение больше не радовала ее.
— Не бойтесь, Герцогиня Мира! — воскликнул фон Браун, размахивая саблей, которую принес из своей спальни на втором этаже. — Я вас защищу!
— Окститесь, барон! — слабым голоском произнесла почти бесчувственная Катрин. — У вас и так одна нога и один глаз!
— Но милая Герцогиня ранена! А я еще ого-го, дорогая Катрин!
Мирабелла распахнула глаза. Нет, она не может позволить глупому пузатому мишке рисковать собой, даже если сейчас он в образе крепкого усача! Да и Эллен не долго сможет продолжать перестрелку, ведь тоже ранена, и ее лицо все скривилось от муки.
— А… А! Мушкетеры! Мушкетеры герцогини! — закричала Мира так громко, как только могла. — В бой, мушкетеры герцогини! В бой, за поместье! За меня!
На лестнице послышался стук каблуков, и со второго этажа сбежала группа мужчин в характерных бирюзовых плащах, только вместо креста на них были нашиты белые маргаритки — символ Поместья Герцогини, который Мирабелла только что придумала. Громко выкрикивая «Во славу Герцогини! Во славу Герцогини!» и размахивая мушкетами, мушкетеры выбежали на улицу, до смерти напугав Виктора, и Мира осторожно приподнялась к окну, чтобы иметь возможность наблюдать за битвой. Многие гвардейцы были уже ранены Эллен, поэтому на стороне Миры было численное преимущество; новоявленные мушкетеры осыпали неприятеля градом пуль, а сверху добавились последние болты Эллен, и некоторые гвардейцы, видя безвыходность положения, бросили оружие и подняли руки над головой. Мирабелла крикнула:
— Безоружных и лежачих не бить!
На что гвардейцы ответили очень благодарным взглядом.
Исход боя был решен. Нескольким удалось убежать, многие лежали во дворе дома, мертвые или истекающие кровью. От этой сцены сердце доброй Герцогини обливалось кровью, и она отдала своим солдатам приказ позаботиться о раненых, но ситуацию это не спасло: из лежавших на дворе тел лишь одно еще подавало признаки жизни.
Мирабелла всхлипнула, жалея этих людей, и в ужасе взглянула на Эллен, услышав ее стон. Храбрая леди зажимала рукой свою рану, и Мира поздно вспомнила, что тоже пострадала, и жалобно вскрикнула от нахлынувшей вдруг боли.
— Оззи! — жалобно воскликнула Мира. Оззи вылез из-под дивана, откуда и нос высунуть боялся во время боя, и подтолкнул к ней гримуар. Мирабелла вцепилась в книгу так, словно от этого могла зависеть вся ее жизнь, и волшебная книга отозвалась на ее неистовое желание. Мира принялась читать появившееся заклинание быстрым и взволнованным шепотом.
Ее левая ладонь осветилась ярким сиянием, и Оззи посоветовал приложить ее к ране. Мира коснулась своего плеча, и на глазах кожа затянулась, а о недавней травме теперь напоминало только рваное платье и следы крови на нем. Мирабелла коснулась и раны Эллен, но та лишь немного поддалась магии.
— С ней так просто не будет, — возразил Оззи, — ты не можешь излечить магически созданную часть. Творцы не в полной мере властны над созданиями.
— Но что же делать! — в истерике воскликнула Мира, схватившись за волосы, с ужасом глядя на бледное лицо леди Эллен. — Она может умереть?!
— Мы этого не допустим, — милосердная Катрин, превозмогая свой страх, подошла к Эллен и ослабила завязки ее платья, — барон, покиньте нас! Я перевяжу рану Эллен, и с течением времени ей станет лучше.
Фон Браун поспешил уйти, но в дверях столкнулся с мушкетерами, которые вносили в комнату единственного выжившего гвардейца, истекающего кровью. Мирабелла в ужасе взглянула на его сведенное мукой лицо и хотела повторить магическое заклинание лечения, но осеклась:
— И ему я тоже помочь не могу?
— Ему — совсем не можешь, милая Герцогиня, — Оззи сочувственно покачал головой. — Жизнь бедного гвардейца теперь зависит от воли случая…
Беатрис вскрикнула и лишилась чувств.
В комнате царила невыносимая суета. Нежная Катрин, собрав волосы в высокую прическу, ухаживала за ранеными, подготавливая их к транспортировке в спальни на втором этаже. Мирабелла нервничала и путалась у игрушек под ногами, но те относились к ее панике с пониманием и не одергивали. Один лишь Оззи был спокоен, сидел на спинке дивана и умывал свое человеческое лицо кошачьей лапкой.
Наконец, пострадавшие были доставлены в постели, а месье де Соссис как раз заглянул с новыми платьями, забрав на себя внимание Миры. Ей было немного неловко выбирать обновки, пока наверху двоим людям было так плохо, но она успокаивала себя тем, что все равно не может помочь.
Да и были ли они людьми? Этот вопрос был слишком сложным, чтобы Мира могла найти на него ответ.
За ужином на месте Эллен была Беатрис, и Мирабелла не могла не отметить, что новая кукла была гораздо, гораздо красивее старой, но главное место в ее сердце все равно занимала Эллен. Барон фон Браун разглядывал футуристические арбалеты с паровыми двигателями и совместно с виконтом де Рококо пытался понять, на кой черт там эти двигатели нужны.
— Господа, вы занимаетесь мартышкиным трудом, — заявила Мирабелла, подойдя к ним, и при этом старалась говорить как взрослая, что выглядело немного забавно. — Я полагаю, он добавлен для красоты. Это дань жанру, в котором я выдумала Эллен! Я читала одну книгу…
Они разговаривали, обсуждали литературу и искусство, смеялись и травили байки до тех пор, пока виконт де Рококо не собрался уходить со словами:
— Я должен в шесть часов быть у принцессы Стеллы…
— А я должна быть дома! — Мира в ужасе метнулась к часам у камина. — О нет, уже без четверти шесть! Я снова опоздаю, и мама меня накажет!
— Почему бы вам снова не воспользоваться гримуаром? — удивился виконт. — Вы наверняка можете с его помощью попасть куда угодно!
Мира кивнула и схватила с дивана книгу. Что-то в ее обложке изменилось: лицо, будто натянутое на нее, теперь едва заметно хмурилось, и уголки глаз опустились, будто в презрении, а вокруг них залегли глубокие морщины. Раньше оно выглядело иначе! Или так же? Мира никак не могла вспомнить…
Книга сама раскрылась в ее руках и показала Мирабелле нужные чары. Она принялась читать текст и водить руками по воздуху, повторяя за картинками, нарисованными на соседней странице. В воздухе повисали магические символы, какая-то сила едва ощутимо покалывала пальцы.
В последний момент Оззи запрыгнул Мире на плечо, едва успев до того, как она исчезла в яркой вспышке света. Оказавшись неподалеку от дома всего через мгновение, Мира поначалу так этого испугалась, что упала на колени и чуть не заплакала. Оззи ткнулся холодным носом ей в ухо и замурлыкал, успокаивая.
— Ах… А! Подожди, я не могу так прийти! — воскликнула Мира, вспомнив о рваном школьном платье. — Мама меня убьет за платье! Здесь должно быть заклинание…
Гримуар, как всегда, был готов помочь с любой проблемой. Магическое стихотворение исправило платье, вернув ему первоначальный вид, и даже вывело следы крови с него и водолазки; и Мира, довольная результатом и совершенно счастливая от осознания той силы, что была в ее руках, медленно направилась к дому, пританцовывая по пути.
Вечер прошел без приключений, а ночью, несмотря на предупреждения Оззи, Мира снова была голубем и летала к морю — она никогда прежде его не видела, но всегда очень хотела и зачитывалась описаниями морских сражений в книгах.
На следующий день в школе было неспокойно. Все только и жужжали, что о той напасти, которая настигла Барбару и ее волосы; сама Барбара на уроки не пришла, а злые языки сплетниц и вовсе распространяли слух, что теперь она переведется в другую школу, ведь не посмеет показаться бывшим подругам лысой — почему-то дети были убеждены, что вши лечатся именно так. Мирабелла была бесконечно счастлива слушать эти сплетни, не могла перестать улыбаться, но ребята не замечали этого счастливого личика, настолько крепко их вниманием завладела Барбара.
Но только на одной обидчице Мира останавливаться не собиралась. Каждая, каждая из тех стерв, что обижали ее, будет наказана по заслугам, каждая ощутит себя в шкуре девочки, которую все презирают! Своей следующей жертвой Мирабелла выбрала Паулину, мелкую и писклявую девчонку из богатой семьи. Она часто цеплялась к Мире из-за старой, немодной одежды, которая якобы дурно пахла луком. Из-за этих претензий Мира не один раз стирала свои кофточки в раковине школьного туалета, ведь ей и правда начинало казаться, что они воняют, и теперь она хотела, чтобы и Паулина постояла над раковиной, чтобы и ее пальцы покраснели и тряслись от холодной воды, и чтобы и она чувствовала ужасный, пронизывающий все тело холод, когда мокрая одежда прилипает к спине…
Нужное заклинание Мирабелла заранее переписала из гримуара в тетрадь, чтобы не таскаться по школе с жуткой книгой. Оззи не дал ее действиям никакой оценки, но она чувствовала, что ему это не по душе. А впрочем, какая разница? Это Мирабелла здесь волшебница! А Оззи — всего лишь инструмент.
Удобная возможность попалась на уроке физкультуры. Паулина как раз надела свой новый спортивный костюм, в котором теперь весело бегала по школьному стадиону, призывая мальчиков поиграть в мяч — она была очень хороша в спортивных играх, была единственной девочкой, приглашенной в школьную футбольную команду, но не приняла это приглашение. Мира играла в мяч очень плохо, и это тоже было причиной, почему она ненавидела Паулину.
Учитель спросил, кто сходит за мячом в подсобку. Мирабелла первая подняла руку, чем произвела неизгладимое впечатление на одноклассников, но не заметила этого. Учитель дал ей ключи, и она убежала в темное, пыльное помещение, полное спортивного инвентаря, где в слабом свете единственного окошка прочла заготовленное заклинание с бумажки. Сразу же, как прозвучали последние его слова, со стадиона раздался истошный визг, а затем и взрывы смеха. Мирабелла была счастлива, безумно счастлива, и так, счастливая, помчалась с мячом смотреть, что произошло.
Школа стояла в жилых кварталах, и вокруг ее стадиона нередко гуляли собачники со своими питомцами, из-за чего по окрестным лужайкам ходить можно было только осторожно — но школьникам, вообще-то, запрещалось выходить за территорию школы, так что это не было проблемой. В это роковое утро Паулина принесла из дома небольшой теннисный мячик, которым она перекидывалась с мальчишками, пока Мира бегала за нормальным мячом; кто-то забросил этот мяч так далеко, что он вылетел за пределы стадиона и упал на траву. Паулина заявила, что достанет его, и полезла через забор, которым стадион был окружен; но ее новые штаны зацепились за зуб забора, она потеряла равновесие, упала, причем штаны остались висеть, а сама девочка приземлилась спиной прямо в недавнюю кучу еще теплого собачьего дерьма, и у собачки, создавшей его, явно были проблемы с желудком. Смердящая куча размазалась по всей куртке Паулины, по ее шее, по волосам, и прежде, чем даже сама она смогла понять, что случилось, одноклассники уже смеялись, тыкали в нее пальцами и орали оскорбительные прозвища. Глаза Паулины наполнились слезами, и слезы эти были как бальзам на душу Миры. В конце концов, ведь когда она плакала из-за обзывания, никому не было до этого дела!
Да, заклинание неудачи сработало как нельзя лучше.
Паулина кое-как поднялась на ноги и бросилась бежать, сверкая трусиками, ведь ее штаны все еще висели на заборе. Учитель пытался как-то успокоить детей, но всеобщее веселье было слишком бурлящим, и никто просто его не слышал.
Мира смеялась со всеми и чувствовала себя так хорошо, как никогда прежде.
К концу урока в школу приехала мама Паулины. Паулина в тот день на уроки больше не пошла, и все в классе были уверены, что вообще больше не увидят «засранку», но ее трусы были главной темой обсуждения до самого конца дня. Мирабелла была так счастлива, что чуть не сказала им, кто все это устроил, но смогла сдержаться, пообещав себе, что обязательно похвастается этой историей перед друзьями в Поместье Герцогини.
Но там ей это делать расхотелось. Эллен и гвардеец были совсем плохи, и все жители Поместья очень за них волновались, а сама Беатрис и вовсе не отходила от своего вчерашнего преследователя ни на шаг. Мира поела, переоделась, а после поднялась в спальню Эллен, где она лежала, бледная и слабая, в постели, и бережно придерживала здоровой рукой перевязанную другую руку. Мирабелла села рядом с кроватью на табуреточку, осторожно справилась о здоровье Эллен, выслушала безрадостный ответ и совсем расстроилась, а затем осторожно спросила:
— А если кто-то делает тебе плохо, и ты делаешь ему плохо в ответ, то ты поступаешь плохо или хорошо?
Эллен некоторое время взвешивала свой вердикт.
— Знаете, милая герцогиня… Я не сторонница христианской идеи «подставь другую щеку», но и не могу однозначно поддержать месть, — сказала она наконец, очень мягко и осторожно, боясь ляпнуть лишнего и расстроить Мирабеллу зря. — Однако… Пожалуй, месть — удел слабых людей. Сильный человек, милая Мира, это тот, кто не дает себя в обиду, но и не опускается до того, чтобы пинать обидчика, особенно если тот лежит на земле и не ждет подвоха. Защищайтесь, если на вас нападают, но сами не нападайте на безоружных.
Мира понурила голову.
— Таким образом… я сделала плохо, когда отомстила девочкам, обижавшим меня в школе?
— Вы воспользовались гримуаром? — догадалась проницательная Эллен. — Тогда это плохо. Не из-за того, что вы мстили, но потому что вы использовали нечестные способы. Применять магию против простых людей нечестно, они же не могут вам ответить. Ваша месть стократ страшнее, чем их поступки.
Мирабелла поджала губы, чувствуя, что сейчас расплачется. Эллен медленно, с трудом села в постели и привлекла Миру к себе, поцеловала в растрепанную голову, обняла сутулое худое тельце.
— Но не нужно расстраиваться. Вы еще очень юны, милая Герцогиня, и в ваши руки попала такая великая сила… Вы должны понять, что больше так делать нельзя, но простить себе сделанное. Вы понимаете? Не корите себя, лучше просто не повторяйте этих ошибок.
— Да, — ответила Мирабелла, прижимаясь к теплому телу Эллен. — Я все поняла. Я так больше не буду. Я люблю тебя, Эллен.
— И я вас люблю, тыковка.
Ей было так хорошо и тепло в объятиях Эллен, что не хотелось уходить, не хотелось видеть больше никого, кроме нее, только с нею быть и разговаривать. Да, Мира чувствовала странную потребность выговориться, рассказать о себе все-все, поделиться всеми своими проблемами, любовью к Кевину, завистью к Анне, ненавистью к равнодушию отца и набожности мамы, но она не хотела нагружать всем этим раненую и сидела просто молча, наслаждаясь теплом любящей женщины. Эллен обнимала ее сильной, надежной рукой и тоже молчала, понимая, как Мире нужна поддержка взрослой. Часы внизу пробили пять.
— Мне пора, — вздохнула Мирабелла.
— Идите с миром, — улыбнулась Эллен, опускаясь на подушки. — Но, милая герцогиня… вы знаете, что вы очень хорошая девочка, ведь так?
Мирабелла неопределенно пожала плечиками. Она знала, что была из рук вон плохой, ведь мама ей каждый день об этом говорила.
— Вы очень умная, вы читали столько книг! — продолжала Эллен, пристально глядя на ее лицо и держа за руку. — Вряд ли кто-то из ваших одноклассниц прочел так много! Это удивительно!
— Вряд ли, — Мира не сдержала улыбки. Она и сама думала, что в этом плане чуть-чуть лучше других девчонок из класса, но даже не подозревала, что так приятно будет это услышать, да еще и от Эллен. — Наверное, тебе скучно здесь по вечерам лежать, да, Эллен? Хочешь, я прилечу и буду читать тебе, пока ты не уснешь? Я могу, мама не хватится! Какие книги ты любишь?
— Я люблю детективы, — с улыбкой ответила Эллен, и Мира вздрогнула от удивления: верно, она никогда не продумывала литературный вкус куклы, но и этот ответ настолько не вписывался в заложенный Мирой образ, что та даже грешным делом подумала, не врет ли Эллен, ведь точно не может любить детективы. — Я буду ждать вас вечером, Мира.
Покидая ее комнату, Мирабелла думала о том, насколько более человечными ее вчерашние игрушки становятся с каждым днем.