Волкову ждет вересковая пустошь. Дальше – приключения, люди, похожие на нее как две капли воды и все волшебство, какое только можно вообразить.

Но пока – сказки.

Пока ей еще семь, и чудеса в ее жизни только начинаются. Данталион и множество других рассказывают ей сказки – о пустоши и всех ее стражах, о лисе, прожившей две жизни, о мастере из часовой башни, о легендах Валдавы и Окнисте, о воеводах и Кремле. Всего – десять сказок о вещах из мира, который казался недосягаемым, а сейчас – лежит у нее в руках.

Десять уроков о том, каково это – быть чародеем и что значат слова о любви, кроме которой ничего в этом мире и нет.

Боле я не был первым лучником моего отца – но не был теперь и младшим его сыном. Только и остались у меня радостей в жизни, что охота, да милая моя Тростник да Золото – тонкая, что тростник, с глазами темными, что золото древних городов.

А в золоте древних городов, к каким вела дорога из железа, я искал то, что найти был не в силах ни один из живущих в зеркальных наших лугах.

И то была ночь, и то был день – путь мой ложился сквозь чудеса семицветных песков,

сквозь душные шаравы и обжигающие хамсины,

сквозь все ведомые моей матери звезды и сквозь все ведомые моему отцу тропы.

К себе самому.

Имя твое, Княже-создатель, давно уже не вспомнить ни мне, ни тебе, и глаза твои вместо углей хранят желтую зелень Луны — но не печалься, господин серебряного пруда. Даже если человеческого в тебе осталось мало, мир балует своего демиурга вторыми шансами.

А потому подойди и выпей со мной у костра. Может быть, я смогу напомнить о том, что заперло тебя в собственном мире.

Мы вышли на низкую околоземную орбиту и зависли на ней на девяносто минут, пока внизу проносились мелеющие реки и оседающие пеплом города. Триста из тех, кто сбежал из укрытий и убежищ в последнем бриге, направляющемся в голодное жерло космоса на неверных солнечных парусах.

И пока горели мои Дон и Волга, на борту гремел Шостакович.

Чародеи часто ищут себе учеников среди студентов школ - в этом нет ничего выдающегося. Однако возможность учиться у консула выпадает не всем, и когда в академию приезжает сам Данталион, для многих это оказывается шансом на что-то большее, чем простой диплом.

В том числе и для тех, кто грезит искусством колдовства едва ли не с рождения. А может, и чем-то большим, чем одно колдовство.

Я собираю лица. Разные. Иногда - волчьи и лисьи, порой - птичьи. Забираю все, что еще не до конца отдано земле, что она готова мне отдать. Заботливо храню, неумело украшая глаза крыльями мертвых бабочек, прячу между клыков лепестки цветов.

Но человеческое лицо в моей коллекции впервые.

Несколько сказок из тех, которые баюкает в своей чаще темный лес и о которых беспрестанно бормочет город. О нечеловеческих девах, которым кто-то однажды дал самые поэтичные имена.