Ворочаться в постели, пока посторонние мысли разной важности атакуют голову, для Гарри было не в новинку. В детстве он, пряча всхлипы, обнимал подушку в маленькой каморке под лестницей, гадая, дадут ли ему поесть завтра, пока живот сводило от голода, а слёзы от осознания ненужности в уже столь раннем возрасте текли сами собой. Гарри долго думал каждую ночь — что плохого сделал своим дяде и тёте, почему они его не любят? Он всегда знал, что это ненормально: Дадли никогда не запирали в чулане, ему говорили приятные слова и баловали, хвалили за успехи и без злости отчитывали за проступки. Со временем он поверил в свою ничтожность, но облегчения и ответа на вопрос это не принесло. Будучи первоклассником, он наблюдал, как самых задиристых ребят его класса родители забирают со школы. Хромого мальчика Билла мама встречала у самых дверей, чтобы забрать его сумку, крепко сжать маленькую ладошку и, весело интересуясь, как прошёл день, они каждый день шли к парковке, пока Гарри с удивлением смотрел им вслед, сжимая лямки старого рюкзака Дадли. Сам он не был хромым, не был драчуном и даже сносно учился. Как Билли удалось заслужить любовь, и почему ему — нет?

      А потом случилось волшебство. Не метафорическое, а самое настоящее, и в этой сказке у него появились друзья, которые полюбили его просто так, без условий и заслуг, просто потому что он был. Гарри, несмотря на огромную пустоту в сердце, не позволил себе заполнить его злобой, а берёг для чего-то большего, чем то, что досталось ему в доме на Тисовой улице. Он остался добрым, даже наивным мальчиком и однажды это окупилось. Однако чувство собственной неполноценности, посеянное в нём так давно, не могло быть удалено без сорняков, и время от времени давало о себе знать.

      Он боролся с ним всю сознательную жизнь, идя на любые риски, чтобы не прослыть ничтожеством и в мире магии. Он храбро кидался навстречу смерти, не задумываясь о том, что может погибнуть за призрачную цель, был отчаянным защитником слабых, не замечая, что и сам нуждался в этой самой защите. А Дамблдор, тот самый старый Альбус Дамблдор из его настоящего мира хитро прятал улыбку в чашке чая, потому что всё шло согласно плану, и его рисковая ставка, сделанная в день исчезновения Темного Лорда, оправдала его надежды. Понимал ли это Гарри? Возможно, он это понял, когда Северус Снейп передал ему свои воспоминания, открывающие страшную правду о его настоящей судьбе. Был ли Гарри зол на директора? Нисколько. Отважный юноша сожалел о своих потерянных годах, но никогда не ставил их выше цели, к которой они шли все эти долгие месяцы.

      Сейчас, лёжа на покрывале, расстеленном для другого человека, ему уже было сложно сказать, был ли Дамблдор прав. Новые чувства, изначально не имеющие к нему никакого отношения, принимали чужеродное сознание с большой охотой. «Тот» Гарри относился к директору с большим почтением, но скептицизмом, ибо не верил в кристально-чистых людей, отдающих себя во благо человечества без жертв и манипуляций чужими жизнями. «Тот» не был человеком, мысли которого были исключительно добрыми и миролюбивыми, но больше всего он не любил лицемерие, скрывающееся за красивыми намерениями. Он не подвергал сомнению силу Альбуса, но ненавидел то, как он ей пользуется.

      Будто опомнившись от гипноза, Гарри заторможено подумал, какой из Поттеров сейчас рассуждает в его голове, и сдавленно застонал, не в силах выносить двойственность своих мыслей. Две противоположные версии его самого словно сидели на плечах, нашёптывая свои идеи, их голоса скрещивались, пересекались невероятное множество раз, создавая прочный узел в его мозгу, который было уже невозможно распутать — они плавились, пригорали друг к другу неделимым соединением.

      В какой-то момент Гарри поверил, что сойдёт с ума.

      Его хватило даже на лёгкую зависть Реддлу, который лишь вернулся назад в свой юный возраст, всё так же оставаясь сиротой и мало чем отличаясь от себя в этом возрасте. Думать о Томе определённо было лишним. Его снова охватила тревога от услышанных новостей, иррациональная боязнь за чужую жизнь и сохранность, будто у него была хоть одна причина, чтобы желать ему здоровья.

      Тому Реддлу не могла навредить такая безобидная для него вещь как огонь и дым. На этом точка.

      Но что ему грозит теперь, когда приют сгорел дотла? Этим наверняка будет заниматься государство, но собирается ли Дамблдор предпринять что-то, чтобы облегчить жизнь своего студента? Ещё совсем недавно Гарри уверенно сказал бы, что директор никого не бросит в беде, но теперь в нём поселилось смутное сомнение в светлом волшебнике, и Поттер злился сам на себя за это.

      Не сумев найти удобного положения, Гарри встал и зажег лампу на столе, уставившись на нее без движения. Ничем не примечательная, абсолютно обыкновенная лампа привлекла его внимание и долго не отпускала. Она так притягивала его взгляд именно за свою простоту и обыденность, идеально вписывающуюся в интерьер этого обычного дома. Поттер приложил палец к месту, откуда бил свет, чувствуя тепло, исходящее от постепенно нагревающейся электричеством стеклянной колбы.

      Гарри оторвался от стола и огляделся вокруг, будто впервые. Кровать, на которой валялось теперь смятое постельное белье, стояла сразу справа от двери, хотя, по мнению Гарри, она куда лучше бы смотрелась у окна, которое было первым, что замечал человек, входя в комнату. В его книжном шкафу нельзя было найти отличия среди сотни таких же, если не брать во внимание его содержание. Двенадцать глубоких полок, вмещающих в себя несколько рядов, тянулись от пола до потолка и в них не было ни единого свободного места, будто парень собрал коллекцию, поставив последний элемент на законное место и с тех пор ничего нового не покупал. В шкафу с одеждой он не нашёл ничего особенного, разве что он кричал о своей дороговизне и изысканности, в коей он вовсе не нуждался.

      Неожиданно он почувствовал себя вором в своей же комнате, и стало неловко даже прикасаться к вещам, с которыми у него нет никакой связи. Гарри с небольшим опустошением сел на пол под окном и не моргая уставился в темноту. Сердце билось часто, как после большого потрясения, но Поттер не мог истолковать значение такой внезапной перемены. Может, настоящий хозяин спальни внутри него злился, что тот посмел ворваться в его убежище, которое так охранял даже от родителей?

      На полу, приклеившись спиной к стене, ему стало лучше. Гарри занял позицию наблюдателя над территорией, не смея ступить на неё, будто сторожа от себя же. Достигнув покоя, его тело расслабилось и глаза сами собой стали закрываться, и прежде, чем уснуть, он посмотрел вверх. На грани сна ему привиделся зачарованный звёздный потолок с парящими под ними свечами.

***

      Утро встретило Гарри уютным стуком дождя по карнизу окна и ветром, от которого подвешенный горшок с цветами монотонно бился о стекло. Как ни странно, он проспал до самого утра: электронные часы на тумбочке показывали почти девять утра, и Поттер встал, разминая затекшие спину и шею. После сна виски отзывались притоком ноющей боли на каждое резкое движение, потому что всю ночь наблюдал за моментами из новых воспоминаний и теперь чувствовал себя куда более утомлённым, чем вечером.

      В этом были и свои плюсы — в конце концов Реддл был прав, и ему стоило как можно скорее разобраться со всем «багажом». Он взял на заметку самые мелкие детали — Гарри не любил кофе, не смеялся с шуток над собой и первым делом с утра застилал за собой постель. Он не обсуждал с Лавандой науку, а с Ноттом они редко говорили о том, что происходит в доме Поттеров. У него была привычка держать палочку во внутреннем кармане пальто зимой и в кобуре на предплечье летом, несмотря на то, что использовать магию вне школы ему было запрещено.

      Постепенно анализируя все детали, Гарри пришёл к выводу, что теперь должен подражать образу довольно осторожного и несколько несговорчивого молодого человека. Это было неимоверно сложной, почти невыполнимой задачей, если не научиться контролировать каждый свой шаг, каждое движение и слово. Да, день начался неладно и даже заставил задуматься, нет ли пути, по которому можно вернуться назад, чтобы закончить всё это трагично, геройски, но будучи самим собой.

      С первого этажа доносились приглушённые голоса, принадлежавшие Лили и Джеймсу. Гарри не был голоден, но желание пообщаться с родителями заставило его быстро переодеться в домашнюю одежду и выйти из своей комнаты.

      Сначала он немного понаблюдал за ними из-за угла, наслаждаясь обстановкой утренней суеты. Единственное, что выбивалось из его представлений о семье — Джеймс, по всей видимости, вот-вот должен был отправиться на работу и на нём уже была форма, но вовсе не мракоборца, как было когда-то. Вместо палочки его главным оружием был пистолет, свободно лежащий на столе. «Маггловский полицейский. Что за дикость?», — подумал Гарри, озадаченно склонив голову. Он отлично знал, что отец был чистокровным волшебником и ни за что бы не покинул магический мир.

      Размышления Гарри прервали два взгляда, заметившие его. Он неловко улыбнулся, но вполне бодро сказал «Доброе утро» и сел на свободное место рядом с отцом, стараясь не обращать внимания, как Джеймс с Лили подозрительно переглянулись. Неужели он успел в чём-то прокололся?

      От оживлённого разговора, который Поттер слушал, спускаясь по лестнице, не осталось и следа: наступила неловкая тишина, в которой Гарри чувствовал свою вину за что-то, чего точно не совершал.

      — Письмо, Джеймс, — Лили, наконец, прервала паузу и указала взглядом на лежащий рядом с тарелкой конверт с гербом Хогвартса.

      Гарри вытянул шею, когда Джеймс распечатал послание и нахмурился, но под углом не смог прочитать и слова.

      — Дамблдор совершенно выжил из ума, — пробормотал старший Поттер и порвал письмо.

      — Что там? — неуверенно поинтересовался Гарри.

      — Чушь всякая, — Джеймс поднялся из-за стола и поцеловал Лили в макушку, благодаря за завтрак.

      — Но письмо ведь из Хогвартса, — возмущение от молчания отца взвинтилось в нём быстро.

      — И адресовано не тебе, Гарри, — осадила его Лили. — У тебя своё, — мама принесла ему с кухни другой конверт.

      За Джеймсом уже закрылась входная дверь и Гарри почувствовал себя немного свободнее. Пока Лили относила посуду в раковину, он попытался незаметно стащить со стола порванное письмо, но, подняв обрывки, в руке у него оказался только пепел. Резко развернувшись, он увидел недовольную мать с палочкой в руке.

      — Не. Тебе, — строго повторила она, поджав губы.

      Гарри раздосадовано кивнул и покрутил в руках свёрнутый пергамент, предназначавшийся ему. Свободно получать письма от друзей, а это совершенно точно сова принесла от Теодора, оказалось куда приятнее, чем под косыми взглядами дяди с тётей. Получи он письмо от Нотта в доме Дурслей, побоялся бы и подойти к нему, не то что открывать.

      Лили очаровательно улыбнулась Джеймсу через окно, помахала ему на прощание и проводила взглядом, пока его машина не скрылась за углом. Пустые чашки рядом с Гарри плавно поднялись в воздух и сами отправились на кухню. Рука потянулась к френч-прессу, но вовремя остановилась и сменила свое направление — чёрный чай задымился в фарфоре, и Поттер похвалил себя же за бдительность.

      Под уютные звуки утренней суеты матери (пусть это и была обычная уборка) Гарри распечатал письмо. Судя по почерку, Нотт в свои шестнадцать успел познать все прелести криптологии: ничем иным, как тайным шифром, текст назвать нельзя было.

      Поттер,

      Возможно, ты уже знаешь, но у Реддла случился некий форс-мажор с его притономютом: то ли взорвался, то ли сгорел, мне, если честно, вообще всё равно, главное, что не откинулся (уж он-то не пропадёт). По правилам его должны были временно перевести в здание партнёров управления, что далеко от Лондона, но Дамблдор подсуетился и устроил чуть ли не лотерею среди слизеринцев, кто готов пригреть его до совершеннолетия.

      Угадай, кого ждёт невероятное лето с главным весельчаком Хогвартса? Отца растрогать — раз плюнуть, тем более, с родного факультета всё-таки. Завтра начнётся возня с бумагами об опеке, хотя, подозреваю, долгой она не будет, этот приют слишком беден, чтобы не воспользоваться возможностью сократить расходы как можно скорее, да и Реддл там вроде как не в почёте — странный он, говорят. По правде говоря, он странный даже по моим меркам, что уж там магглам.

      Приглашение заглянуть в гости всё ещё в силе в любое время, только предупреди заранее и будь готов к компании.

      Тео.

      Чай постепенно остывал, а Гарри так и не притронулся к нему, встревожившись не на шутку. Только бы он мог рассказать всем вокруг, кто такой Том Реддл! Отец Нотта, строгий, но добросердечный человек, даже не представлял, кого он хочет забрать в свой дом. Это далеко не тот самый вежливый пятикурсник, с которым его сын знаком с одиннадцати лет. Настоящее чудовище по локти в крови, зло во плоти, никак иначе. А сам Волан-де-Морт наверняка коварно потирает руки, как легко ему всё даётся, какие все идиоты вокруг.

      «Ну ты и придурок», — привычки разговаривать с самим собой у Гарри не было, но мысль в своей голове он выразил звучно и выразительно. Крестражи, десятки сражений, боевой опыт — и всё это для того, чтобы теперь искать лёгкие, очевидные пути, полагаться на других? Реддл, живущий у его ближайшего друга — что может быть лучше? Пора бы уже повзрослеть и научиться пользоваться стратегией или, в крайнем случае, искусно импровизировать. Главная угроза, находящаяся всегда на виду, как на ладони, в доме, куда ему всегда открыты двери, сейчас уже не кажется такой непредсказуемой, когда шестерёнки в мозгу включились на короткое мгновение. Осталось лишь придумать, как извлечь из этого максимальную выгоду помимо постоянной осведомлённости. Эти же шестерёнки со скрипом остановились, будто говоря «Дальше сам». Пока что придётся обойтись импровизацией.

      Через пятнадцать минут из окна гостиной выпорхнула сова с ответным письмом Теодору.

      Нотт,

      Поздравляю с обретением столь очаровательного соседа. Обязательно загляну на неделе.

      Поттер.

      Осталось только надеяться, что он правильно угадал и короткие, немногословные записки были в духе друга Теодора.

***

      Первый день лета прошел словно мимо него — Гарри несколько часов читал быстро наскучившую книгу, сидя на столе у окна, чаще уделяя внимание однообразному серому пейзажу, чем смыслу текста. Лили ушла недолго после Джеймса, оставив Поттера одного слоняться по дому. Он спокойно мог выйти прогуляться, но понятия не имел, чем школьнику заняться в Лондоне. Для детских площадок он уже слишком взрослый, для насыщенной городской жизни ещё молод, а друзей в маггловском мире никогда не заводил.

      Альбом с колдографиями немного помог «повспоминать» о его жизни в Хогвартсе. Почти все снимки запечатлели его с Лавандой и Теодором, в основном случайные кадры, которые сделал любитель помахать камерой Колин. В большом зале, у черного озера, на матчах по квиддичу — они действительно казались неразлучными, пусть и такими разными.

      Колдографию, на которой особенно хорошо видно детали его лица, он тщательно изучил и даже погримасничал у зеркала, чтобы повторить свой-чужой взгляд. Раньше он никогда не понимал, как можно «смеяться глазами», а теперь и вовсе. А вот у Поттера со снимка это отлично получалось — живой горящий взгляд с играющими в нём смешинками и сдержанная, еле заметная полуулыбка никак не вязались между собой. Чтобы его глаза сделались настолько счастливыми, ему придется растянуть рот от уха до уха. Какие всё-таки странные вещи об «отражениях души» пишут в книгах.

      Так и прошли часы в одиночестве. Пока он наводил справки о себе, пялился на дома и кривлялся у зеркала, даже не заметил, как стрелки часов опустились до семи и машина отца вернулась на своё законное место. Шаги на первом этаже отозвались в Гарри лёгким трепетом — то ли приятным, то ли тревожным, но сердце забилось быстрее.

      Вчера отец пообещал ему, что они обязательно пообщаются и искушение оказалось сильнее волнения. Нестерпимо захотелось встретить его после работы. Джеймс улыбнулся сыну и поманил за собой на кухню, где сначала вымыл руки, а потом сел за стол, где его уже ждал горячий ужин.

      — Сумасшедший день, — вздохнул Джеймс. — Диспетчер с телефона не слезала, а нам катайся да проверяй, везде по мелочи. То пацаны окно где-то мячом вышибли, то жена кого-то поколотила. Дурдом. Уже не разобраться между собой, дёргают и дёргают. Ну, рассказывай, как у тебя дела, сто лет невиданный. Письма не пишешь, Альбусу тоже нечего рассказать, занятой, видите ли.

      — Всё как обычно, — пожал плечами Гарри. — Результаты говорят сами за себя, нигде не отстаю, — Поттер немало удивился тому, что Дамблдор не послал родителям ни одной весточки о произошедшем. Неужто замотался с новыми проблемами, которые доставил Реддл?

      — Да я не про оценки, — махнул рукой Джеймс. — Я про тебя. Как отношения со сверстниками? Может, завел себе подружку? — он коротко хохотнул, словно сам не верил, что такое возможно.

      — Ещё чего, — фыркнул Гарри. — Мне как-то совсем не до подружек.

      — Учёба-книги-экзамены, — скучающе протянул Джеймс и налил себе бокал вина. — Ну и правильно, что там в этом Хогвартсе ловить. Жизнь как в загоне, хрен кого интересного найдёшь. Закончишь школу и узнаешь, что в мире куда больше людей, чем в гостиной факультета.

      — Как грубо. В школе ты познакомился с мамой.

      — Мама, Гарри, это совсем другое. Вряд ли такая история случается дважды, — Джеймс снова издал короткий смешок и покачал головой.

      — Какая история? — полюбопытствовал Гарри. О том, как начались отношения родителей ему никогда не рассказывали.

      — Целая судьба, — Поттер-младший не стал настырничать и оставил вопрос открытым, да и отец поспешил сменить тему: — Ты помнишь, о чем мы договаривались на Рождество? Ты подумал, в каком направлении хочешь двигаться по жизни?

Разумеется, Поттер ничего такого не помнил. Когда-то он хотел стать мракоборцем, но на то у него были свои причины, которые сейчас не имели никакого смысла.

      — По правде говоря, я ещё не определился. Но подумывал о целительстве, — какая наглая ложь.

      — Медицину имеешь в виду?

      — Магическую, — Гарри не понял, почему ему нужно объяснять, что значит слово «целитель».

      Джеймс глубоко вздохнул и медленно опустил вилку на тарелку. Что-то в языке его тела напрягло Поттера — отец вмиг сделался угрюмым.

      — Гарри, — явно сдерживая себя от чего-то, что не понравилось бы сыну, начал Джеймс. — Мы это уже обсуждали. Тебе выпала возможность обучиться магии, чтобы лучше познать свою природу. И даже это только потому, что Лили настояла — «как же так, мальчик будет шарахаться от каждого спонтанного выброса энергии». На прошлых каникулах ты пообещал мне, что выберешь нормальную профессию и будешь жить в обычном мире, прекрати упираться в конце-то концов!

      Гарри поражённо смотрел на распалившегося, раздражённого отца, не находя в его словах и капли логики. Выучиться в Хогвартсе, чтобы что? Сломать палочку и стать бухгалтером? Или нотариусом? Как Джеймс вообще мог рассчитывать, что это устроит его?

      — Зачем мне тогда вообще магическое образование? Я не понимаю, папа, ты можешь мне объяснить наконец? — затевать ссору, едва познакомившись, Гарри не хотелось. Он говорил предельно осторожно и вежливо, но каждое его слово для Джеймса было сигналом к беспочвенной злости.

      — Это не обсуждается, — отрезал Джеймс. — Пусть магией пользуются те, для кого это обыденность, а не одержимость.

      — Ты называешь моё любопытство одержимостью? — Поттер очень надеялся, что не смотрит на отца, как на идиота, но контролировать себя становилось всё сложнее.

      — Любопытство, Гарри, это когда мелкие ищут в интернете, откуда берутся дети. А полная изоляция от мира, укрывшись учебниками, это одержимость. Ты чего вообще спустился сюда? Всю магию познал или проводишь на мне какие-то опыты? Когда тебя хоть что-то кроме колдовства интересовало? Мы с Лили растим тебя шестнадцатый год и по-прежнему ничего не знаем ни о тебе, ни о том, что происходит в твоей голове, потому что она забита книгами. Об учебниках, которые ты читаешь, у нас с мамой был отдельный разговор, кстати, жаль, что без твоего участия.

      — О родителях, которые недовольны тем, что их ребёнок читает, я ещё не слышал, — Гарри недовольно сложил руки на груди. Ему стало максимально некомфортно. У отца с матерью то ли фантазия разыгралась, то ли они действительно входили в его комнату. Пусть Поттер и пообещал себе, что выкинет все сомнительные книги «прошлого» Поттера, от которого проблем сейчас больше, чем от Реддла, такое возмутительное нарушение личных границ не могло не тронуть его гордость.

      — Только если их ребёнок интересуется приключениями Тома Сойера, а не инферналами и непростительными заклятьями.

      — Забавно, ты же полицейский и должен знать, как быстро начинает разлагаться тело или как определить место, где оно закопано. В чём, собственно, разница?

      — Молчать! — внезапный окрик и удар по столу совершенно не впечатлил Гарри. Отцу удалось вывести его из себя и поднять в младшем боевой настрой. Видимо, это семейное.

      — Какое ужасное лицемерие, папа, а ведь ты как никто другой знаешь, что от правды мира не убежишь, и лучшее, что человек может сделать — быть к ней готовым ещё до того, как она настигнет его врасплох.

      — Ну вот и посмотрим, какая правда тебя настигнет, когда поступишь в приличный университет на нормальную специальность.

      Полное игнорирование его слов окончательно взбесило Гарри. Каким же всё-таки упёртым был его отец! Простой разговор превратился в идейный конфликт, в котором Джеймс совершенно точно нёс какую-то околесицу.

      — Возвращайся в свою комнату, я хочу поужинать, — мрачно сказал, почти приказал, ему отец. — У тебя три месяца, чтобы решить. Следующим летом будешь готовиться к поступлению, — и, заметив, что Гарри собирается возразить, строго добавил: — Разговор окончен.

      Поттер нехотя поплёлся в свою комнату с ощущением, что его раздавили авторитетом по праву возраста — какая отвратительная несправедливость. Даже Снейп со своей абсолютной ненавистью к Джеймсу никогда не упоминал, что он страдал страхом перед магией. Это звучало абсурдно — Поттер, чистокровный волшебник, пусть и взявший в жёны маглорождённую ведьму, пытается отгородить его от магического мира. Неужели всё действительно из-за его повышенного интереса к волшебству? Который, впрочем, даже не принадлежал ему.

      И как ему стоит поступить? С одной стороны, очень хотелось подстроиться под родителей, стать объектом гордости для людей, которых до недавнего времени он мог себе только представлять. Признание отца и матери было мечтой всей его недолгой жизни, Гарри никогда не забывал об этом, зная, что Джеймс и Лили всегда рядом, следуют за ним и наблюдают, поэтому старался изо всех сил. Но сейчас, когда его настоящая реальность схлопнулась, чувство собственного достоинства одолело его целиком, а взять и просто подчиниться мешало природное упрямство. Если бы отец не демонизировал его любознательность, он бы столько мог ему рассказать! Интересно, а что думает мама? Слизнорт мог часами распевать о прекрасной, умной Лили, которой любая наука давалась легко, ведь она горела знаниями.

      Всё-таки «заочно» уважение давалось Гарри куда проще.