Утро в летние каникулы имеет своё очарование. Выспаться и не быть никем потревоженным, неспешно привести себя в порядок, проветрить комнату, с ветром впустив в неё аромат сочной травы — небывалое удовольствие, столь же непривычное, как смотреть на мир не сквозь линзы очков. Эфемерное и хрупкое, принадлежавшее не ему и словно способное в любое мгновение рассыпаться, издевательски похихикать и вернуть обратно. Туда, где снова придётся поставить некую великую цель выше своих интересов.

      Часы уже давно перешагнули отметку десяти утра. Снизу до комнаты доносились приглушённые голоса, принадлежащие голливудским звёздам с экрана телевизора. Излишняя осторожность Гарри не навредила бы, однако он быстро заметил, что неожиданная сговорчивость со стороны сдержанного сына не напрягала Лили. Замешательство быстро сменилось обыденностью, но больше, чем маленькие знаки внимания Поттер позволить себе не мог, да это и не требовалось: на фоне Джеймса мама казалась невероятно понимающей женщиной, видевшей своего сына насквозь, каким бы «колючим» он ни был.

      Гостиная свободно пропускала в себя солнечный свет сквозь распахнутые настежь, недавно вымытые окна. Тонкий тюль на них был всё ещё слегка влажным, высыхая после стирки и разнося по дому свежий запах кондиционера для белья. Чистая идиллия, не иначе, в середине которой — Лили, закончившая утреннюю уборку и теперь отдыхающая перед телевизором.

      — Что смотришь? — миновав приветствие, Гарри присел рядом с матерью.

      — Без понятия, пропустила начало, — ответила Лили, не отрываясь от экрана, где между героями разразился жаркий спор на тему чьих-то результатов МРТ.

      — Кино про врачей? Чушь небось, никто ведь не проверяет на правдоподобность, — Гарри осторожничал и прощупывал почву, стараясь уловить ту грань фривольности, которую мог себе позволить. Закинул одну ногу на диван, подогнув. Мама даже не взглянула в его сторону, и он почувствовал себя глупым параноиком.

      Все его приобретённые воспоминания помогали ему во многих мелочах, но они были куда больше сконцентрированы на внешнем мире. Он начинал лучше понимать, как устроены люди, что теперь его окружали, их характеры и привычки, однако модель собственного поведения всё ещё не до конца ясна. Одну лишь минуту бы взглянуть на своего предшественника, нырнуть в чужой омут памяти, и стало бы куда проще, думал Гарри.

      — Если бы киноиндустрия держалась на правдоподобии, она бы уже рухнула, — хмыкнула на наивность сына Лили, на что тот напрягся.

      — К фантастике претензий нет, — спокойно парировал Гарри, внимательно наблюдая за врачами, закрепляющими на голове бедного пациента чудовищного вида шлем с проводами. — А вот выдуманная медицина вызывает вопросы, в мире слишком много идиотов.

      — Если на улице кто-то придумал самостоятельно вытаскивать нож из живота, дело не в кино. Неправильный вывод можно сделать даже из историй реальных людей, только вот мозг на то и дан, чтобы шевелить им, а не бежать отчисляться после прочтения биографии Гейтса, — Лили улыбнулась. Но в её взгляде плясало наигранное предупреждение.

      — Сколько чересчур осторожных талантов потеряла земля.

      — И сколько самоуверенных неудачников приобрела.

      — Успех ведь относительное понятие, сложно судить, кто неудачник, а кто нет, — молниеносная мысль о Роне, не подкреплённая ничем, кроме знания имени, проскользнула в его голове быстро, будто он где-то подслушал о нём. — Многие находят счастье вне материального.

      — Ты немного не туда свернул. Я говорю о тех, кто надеется разбогатеть, следуя примерам, где шанс один на миллион. Вряд ли «в тесноте, да не в обиде» является пределом их мечтаний. Всё это дело амбиций, и смеяться над кем-за то за их отсутствие неправильно. В конце концов, люди разные, кто бы что ни говорил.

      — То есть люди не равны? — брови Гарри слегка поднялись в немом удивлении. — Не могу поверить, что это говоришь ты.

      — Не я, а Ницше, — бесстрастно уточнила Лили. — Я не имела в виду происхождение или расу, ни в коем случае. Как раз наоборот — обобщаю их, ставлю в равные условия. Ну смотри, — мама с энтузиазмом села к нему вполоборота и Гарри нашёл грустным то, как ярко загорелись её глаза, впервые на его памяти. Как утомлённый жаждой дикий зверь, наткнувшийся на водопой. — Убираем все устоявшиеся социальные предрассудки, неравенство и дискриминацию. Можно даже представить всё человечество магглами одной расы, если тебе так проще. Общество, в котором нет признака, по которому возможно дискредитировать какую-либо его группу, всё равно не достигнет равенства. В первую очередь человек — это индивидуум со своими отличными качествами, силой духа и уровнем стремления к власти, и в однородном пространстве это тоже проявляется.

      Это не плохо и не хорошо, это природа, с которой мы рождены, потому что у нашего мира есть законы, которые человек не может нарушить. Знаешь, ещё Аристотель верил, что люди делятся на тех, кто подчиняется и тех, кто подчиняет. Звучит, наверно, ужасно, но на деле мы живём так всю свою жизнь и не замечаем этого.

      — Античный стоицизм продвигал отказ от противоположностей, — слова вырвались из Гарри раньше, чем он успел о них подумать. Он всё ещё переживал культурный шок после пылкой речи матери, а теперь пытался сделать всё, что в его силах, чтобы не выдать ужаса, охватившего его, когда он вступил в эту дискуссию. Будто со стороны наблюдал, как его двойник общается с Лили, а сам он заперт в клетке.

      — Должно быть, ты не до конца разобрался в вопросе, — улыбнулась мама. — Но я рада, что ты интересуешься такими вещами, — ну и чушь, Гарри три минуты назад даже не знал, что такое «стоицизм», а вот его альтер-эго вполне. И снисходительно поделилось знаниями, разблокировав в голове Поттера новый воображаемый уровень прогресса, прямо как в компьютерной игре. — Стоицизм всегда мне казался куда более расплывчатым, но раз уж ты заговорил про противоположности, — Лили немного задумалась, подбирая слова, а потом продолжила: — Если объяснять это на примере физики, которой подчиняется всё материальное, то противоположность — это стремление, а не что-то, чего нужно избегать. Тело находится в состоянии покоя, когда противоположные силы приложены к нему в одинаковом количестве. Они компенсируются, таким образом наступает баланс. Возвращаясь к Аристотелю, можно разглядеть закономерность. Натянутую, но всё же, — под конец скулы Лили слегка порозовели, а сама она выглядела капельку счастливее, чем обычно.

      — Осталось всё это запомнить, — краешком рта улыбнулся Гарри, гадая, как долго мама томит себя в скуке.

      — Работай над памятью.

      В ответ Гарри не сдержался и усмехнулся иронии. Тема вильнула в интересном направлении, и он не мог упустить шанс поймать её за хвост.

      — По дешёвым методичкам или как настоящему волшебнику поколдовать над ней?

      — Зельевары придумали отвар, который может начистую стереть все воспоминания, а вот такого, которое «прокачает» твой мозг — нет. В любом случае, всё в твоих руках.

      — Вообще-то зелье забывчивости не настолько мощное. К тому же недолговечное.

      — Разумеется, ведь его проходят на первом курсе. Любое зелье может быть усилено в зависимости от того, для каких целей его используют.

      — И почему нам об этом не рассказывали?

      — Оно нигде не применяется. Да и зачем, когда есть «обливейт», куда более надёжный и относительно безопасный. Для более сильного эффекта зелья забывчивости вместо ягод омелы добавляют толчёный корень мандрагоры, который перед этим поливается водой из реки Лета. Во-первых, это долго и сложно, эту воду не так просто достать. Во-вторых, она и без мандрагоры есть в рецепте, а это довольно капризный магический ингредиент, так что на выходе его доза близка к смертельной. Всё это индивидуально, нельзя знать наперёд, как оно подействует — сотрёт память или убьёт. Что мозг, что магия человека те ещё эгоисты. Будут делать всё, чтобы спасти себя, даже если хозяин умирает.

      — Например? — будь Гарри в своём мире, уже бы светился от распирающего сердце удовольствия. Ему никогда не врали: его мать была удивительной.

      — Ну… Если ты не дай бог попал в пожар и наглотался угарного газа, будь уверен, мозг позаботится о том, чтобы ты перестал его вдыхать.

      Дверь в комнату за спиной закрылась, и Гарри позволил себе привалиться к ней, переводя дух. Разговор с матерью одновременно и воодушевил, и вымотал его. Держать себя в руках по-прежнему тяжело, но за время содержательного диалога уверенности прибавилось. Как конкретно подействовало это перемещение он сказать не мог, однако теперь точно знал, что его двойник не исчез с лица земли, а продолжает жить в нём и даже имеет какую-то власть над ним. Рано или поздно придётся смириться с тем, что однажды черта, разделяющая их, смажется, потому что взять верх ни один из них не сможет. Несмотря на то, что короткую фору ему дали, время безусловного владения телом сегодня резко побежало на истечение. Гарри бессознательно передавал матери мысли, которые думал он и не он одновременно.

      Ему предстояло завести самую странную дружбу.

      Рассказ матери об улучшенном зелье забвения был бесполезным с практической точки зрения, но любопытным с теоретической. Рассматривать корень мандрагоры как своеобразной рычажок сброса до заводских настроек ему никогда не приходило в голову, не было повода. Интересный факт следовало бы записать, но учебника по зельям за первый курс на полке ожидаемо не оказалось.

      Следы собственного пребывания в комнате выделялись особо подчёркнуто, выбивались из общей картины педантичной чистоты. Выстиранное руками дырявое поло следовало бы выбросить, но оно продолжало лежать на подоконнике бесформенной кучкой, грозящейся в любой момент улететь сквозь открытое окно. Мусорное ведро переполнено исписанными пергаментами. А край одеяла остался лежать немного задранным на кровати.

      Навести порядок много времени не занимало, тем более, когда это сущие пустяки, только со временем перерастающие в большой бардак. Гарри поправил постель, разладил светлое покрывало и завязал узел на мусорном мешке, поставив его перед дверью. Но мозолящее глаза чёрное пятно пакета по-прежнему ощущалось неправильно.

      Он не поленился вынести его сразу и одобрение отозвалось где-то глубоко в душе. За небольшую прогулку со второго этажа до мусорного бака память наградила неожиданным подарком: учебник по зельям наверняка валялся где-то на чердаке в пыльных коробках, которые в конце года ему приносил отец, чтобы скинуть ненормальное количество канцелярии и книг. Оно и не удивительно, что вещей, связывающих Гарри с предыдущими годами, в его комнате не водилось. Странная привычка захламливать и без того грязные участки дома ненужным барахлом, которое никогда не покидает своего последнего пристанища. Потом эти вещи станут интересными только внукам, и даже это не факт. Поттер очень сомневался, что Дадли с умилением будет щупать шерстяное одеяло, в котором Вернона привезли из роддома.

      Вход на чердак находился в самом конце недлинного коридора, закрытый такой же дверью, как и во всех остальных комнатах. С тем лишь отличием, что дополнительно к обычной замочной скважине ей эксклюзивно прилагался дополнительный замок у самого пола, отчего верхняя часть двери свободно отходила от косяка, а верхняя с металлическим звоном стопорилась.

      Гарри заглянул в широкую щель, но обзора хватило только на деревянную лестницу, по короткой спирали уходящей вверх. Такая глупость как миниатюрный замок, обычно использующийся на старинных сундуках, позабавила Поттера и, подёргав железяку, он заметил куда более странную вещь, чем усиленная мера защиты.

      Головки болтов на двух металлических пластинах, соединяющих косяк и саму дверь, были безобразно исцарапаны, словно по ним кто-то тщательно поработал скарпелем. Так старательно, что очертания крестообразного шлица едва просматривались сквозь паутинку повреждений. Кто бы ни ставил замок, он либо крайне плохо владел отвёрткой, либо очень не хотел, чтобы кто-то нашёл способ попасть на чердак.

      Гарри попросил у матери ключ, не особо надеясь на удачу. И Лили этой удачей его не обогатила: ключ только у отца. И делиться им не любил.

      Чего такого скрывать Джеймсу Поттеру под потолком своего дома Гарри без понятия, но разгорающийся азарт давал о себе знать весь день, стоило ему выйти из своей комнаты: за стаканом воды или в уборную.

      Помимо догадок о причудах отца он успел изучить нужные разделы учебника по трансфигурации, попытался начертить приблизительную картину, как будут выглядеть фальшивые паспорта Лаванды и Теодора, но столкнулся с неожиданной проблемой. Не то чтобы он никогда не видел паспортов, но всё же точно изобразить по памяти столь строгую вещь вряд ли получится, а уж если напортачить при создании какой-нибудь слишком заметной детали, то проблемы будут у всех. В первую очередь у Лаванды от самого Гарри, раз это именно она подбила его на такую ерунду.

      Отец ещё не вернулся с работы, и Поттер решил не терять времени зря: убедившись, что Лили занимается своими делами внизу, прошмыгнул в родительскую спальню и без труда отыскал в ящике шкафа с бумагами стильного вида полароид в кожаном чехле. Всё же маггловская техника зачастую оказывалась куда более полезней волшебных аналогов.

      Делать фотографии совсем несложно, Гарри щёлкнул парочку экспериментальных снимков. Запечатлел вид из окна, собственную кровать и себя, нелепо перевернув объектив в свою сторону. Последнее фото Поттер повертел в руках, не зная, стоит его оставить или выбросить. Вышло до ужаса глупо, но в документах мало кто смотрелся симпатично. Неподвижный Гарри на карточке сурово смотрел в пустоту. Оставалось лишь надеяться, что теперь он не выглядит так постоянно.

      Тело имеет свои привычки: раньше активно использующиеся мышцы лица теперь поддавались с трудом, отдаваясь дискомфортом и неправильностью. Слишком выраженно хмуриться стало непривычно, кожа на лбу ощущалась как тугой материал новой обуви, которую ещё не успели разносить. Гарри думал, что потребность поправить фантомные очки никуда не денется, однако этой манеры так за собой и не заметил.

      Зато он приобрёл привычки засовывать руки в карманы и прикусывать фалангу указательного пальца, когда о чём-то усиленно размышлял, что на деле оказалось не так уж и плохо: тело само загрузило в него привычные паттерны поведения, о которых память ему бы ни за что не рассказала, поскольку они были полностью рефлекторны, и мозг не зацикливался на таких вещах, чтобы запомнить их.

      А вот на мыслях о Волдеморте он охотно фокусировался и сам стабильно возвращался к ним, не давая думать о буднях как о беззаботных каникулах с новоприобретёнными друзьями. Одному чёрту известно, что происходило в голове Тома Реддла раньше и происходит сейчас, когда он получил дополнение в виде бывалого убийцы и отверженного шовиниста.

      Думать о Реддле в таком ключе теперь, когда под веками горели картины прошлого, которое он не переживал, было сложно. Тома, не Волдеморта, Гарри знал с самого детства, причём как уважаемого сокурсника. Одного из немногих, кто очень уверенно соперничал с ним на уроках. Закрытый, но горячо раскрывающийся перед интеллектуальными спорами, он восхищал и бесил «того» Поттера одновременно. Раздражал настолько, что он всегда искал подвох в этом идеальном, высеченном изо льда холодном высокомерии. И вдохновлял так же сильно: Гарри не смел прийти неподготовленным даже на историю, если на занятии они делили класс со Слизерином.

      Возможно, он слишком подозрительно высказывался в его сторону, раз Теодор уверен, что Гарри считает его «злым гением». В памяти образ Тома рисовался большим знаком вопроса, но никак не тёмным колдуном с недобрыми намерениями. Назойливая загадка, вызывающая и интерес, и желание прописать хук справа. Главное не отдаться личности прежнего Поттера целиком и не потерять бдительность теперь, когда в Реддле поселился некто действительно опасный.

      Или стоит сойти на берег и пустить всё на самотёк? Если Том из этой реальности и в самом деле не был угрозой для мира, существует призрачная надежда на кое-какие благоприятные метаморфозы в сознании самого Волдеморта. А если нет, то с этим должны разбираться взрослые, а не школьники, как это было когда-то. Здесь нет никаких избранных героев, а значит, Гарри никакая не надежда магического мира, который только и ждёт, когда возмутительно везучий пацанёнок отдаст за него свою жизнь.

      Вечером кирпич дома уже не освещался солнцем, но ещё хранил его тепло, согревая ладонь даже на расстоянии. Ветер усиливался, прижимая упругие ветки садовых кустов к земле и задавая улице беспокойную мелодию приближающейся непогоды. Тонкие потоки более прохладного и свежего воздуха понемногу заполняли комнату, сменяя запах разгорячённого асфальта на озоновый.

      Машина отца более получаса назад припарковалась во дворе, и Гарри то и дело поглядывал на электронные часы, отбивающие минуты. Не более пяти минут Джеймсу понадобится, чтобы закончить свой ужин. Плюс ещё пять — вполуха дослушать новости, пока Лили моет посуду, а потом они оба поднимутся на второй этаж, чтобы уже там продолжить смотреть телевизор. Распорядок дня взрослых такой скучный, что думать противно.

      Ровно через десять минут на лестнице раздались двойные шаги и закончились в противоположном от Гарри конце коридора. Он выждал ещё несколько мгновений, а потом, вооружившись одолженным полароидом, тихо сиганул вниз.

      Портмоне отец всегда забирал с собой в спальню, а вот миниатюрная сумочка матери неизменно лежала в коридоре.

      «Ну и мерзость», — подумал про себя Гарри, медленно раскрывая молнию. Рыться в чужих вещах было до ужаса неудобно и совестно. Но мучиться долго ему не пришлось, паспорт в лаконичной дополнительной обложке нашёлся прямо на поверхности.

      Он сделал быстрый снимок, дождался, пока тот проявится и убедился, что детали хорошо проглядываются, чтобы их можно было использовать в своей мелкой пакости. Тщательно убрался за собой, полностью восстанавливая обстановку в первозданный вид: обе ручки сумки перекинуты вправо, поверх них — свисающий сверху пояс пальто.

      Когда сверху открылась дверь под тихий смех Лили и голос отца, Гарри охватила лёгкая паника. Карманов на домашней одежде не было, а совать снимок с лицом матери в штаны ему показалось дикостью. Компрометирующий полароид в руке тоже не был его привычным аксессуаром. Запихать всё в шкаф с обувью? Если мама решила показать Джеймсу свои новые босоножки и спускается именно за ними, у него будут проблемы.

      Входная дверь любезно подсказала ему ответ на вопрос. Гарри вылетел на улицу как ошпаренный, на ходу кидая все улики в грядку с высокими цветами, если вдруг Лили услышала хлопок двери и решит проверить, кто это.

      Он прижался к стене и аккуратно заглянул в окно, где мама что-то увлечённо искала на полке с дисками. Пара минут и она вернётся к себе с каким-нибудь засмотренным до дыр боевиком, так любимым отцом. А Гарри спокойно подберёт фото, полароид и проскользнёт в дом, забыв о своем идиотском поведении. И всё же острота подростковой проказы приятно согревала, скучавшие прежде надпочечники радостно взялись за работу, с энтузиазмом одаривая его лёгким адреналином.

      Мама нашла, что искала, проверила содержимое коробочки и направилась обратно, но сделала то, что в незамысловатый план спасения от обнаружения Поттера никак не входило. Даже с улицы Гарри услышал тихий щелчок закрывающейся на замок двери. Забывать закрыть дом было вполне в духе отца, а Лили учтиво исправляла его, только вот на этот раз это оказалось совершенно лишним.

      С тихим «бля» Гарри ещё раз проверил, ушла ли мама наверх, достал из кустов полароид и оббежал дом. Любовь к прохладе окупилась сполна, окно в его комнате по-прежнему было открыто настежь, только вот забраться туда с полароидом в руке представилось весьма трудной задачей. Жестяной водосток, спускающийся с крыши, выглядел настолько хлипко, что Поттер рисковал снести его целиком. Единственная надежда на то, что мелкие металлические крепежи, вбитые в кирпич, окажутся надёжнее.

      Гарри завернул за следующий угол, бесшумно крадясь в опасной близости от незакрытой шторами спальни родителей и сдержался от придурковатого радостного возгласа, когда на клумбе обнаружил оставленный мешок с непонятной массой внутри.

      Он вывернул нечто напоминающее торф прямо под цветы и более-менее равномерно распределил его по земле, чтобы не бросалось в глаза, кинул полароид в пакет и по-дамски надел его на плечо. Гарри кинул быстрый взгляд на окно родительской комнаты, а потом наткнулся на соседнее. Комната загадочного чердака, тщательно охраняемого отцом. Стекло игриво подмигнуло ему в ответ переливающимся отражением, пока он проходил под ним на пути к водостоку, не отрывая глаз.

      Ветер подул с удвоенной силой. Прижатый к туловищу пакет тихо зашелестел, а волосы сдуло назад, обнажая высокий чистый лоб. Слетевшее с его подоконника дырявое поло поигралось в воздухе, описало несколько кругов и так же быстро опустилось ему под ноги, когда порыв утих. Гарри поднял вещь с земли и крепко сжал её в ладони. Всё-таки вселенная на его стороне.