Теодор Нотт был большим любителем поспать, но в своих желаниях отличался особой дисциплиной. Вставал он рано, через силу отрывая сопротивляющееся тело от постели и в первые минуты яростно моргая, чтобы с храпом не вернуться обратно, потому что знал — стоит дать слабину, и следующее пробуждение будет ещё более неприятным. Он ценил комфорт в организме, лёгкость в мышцах и свободное дыхание. Помятость и тяжесть не стоили того, чтобы насладиться коротким мгновением вновь засыпающего сознания.

      Пусть даже к самому раннему подъёму отца уже никогда не было дома, начало нового дня сопровождалось особым удовольствием. Он мельком пробежался взглядом по оставленной на обеденном столе газете, как и полагается почтенному англичанину, закипятил воду в чайнике сам, без помощи домашних эльфов.

      Из ополовиненной «баночки позора», как её называл отец, высыпал ровно две чайные ложки растворимого кофе. Совсем не по-джентльменски, когда кухня ломится от благородных сортов чая и высокосортной арабики. Нотт-старший ненавязчиво ставил простенький френч-пресс на стол, раз уж сыну не нравятся густые ошмётки на дне кружки, однако Теодор упрямо продолжал пить только дешёвый порошок, на четверть разбавляя его свежим молоком и щедро сдабривая двумя ложками сахара.

      Как по сценарию, он оставлял горячую кружку дымиться на столе, а потом запирался в ванной, долго и вдумчиво приводя себя в порядок. Сам стирал своё белье, потому что домовики пользовались магией и просто очищали ткань от загрязнений, без всяких приятных бонусов в виде хрустящего от идеальной чистоты и свежо пахнущего материала. Сам протирал зеркало от попавших на него брызг воды.

      Кофе к этому времени остывал до приемлемой температуры, и кружку можно было целиком обхватить ладонью без риска обжечься.

      С грузом в виде кружки, постиранных вещей, маленького записного блокнота и шариковой ручки, доставшейся ему в подарок от Фреда Уизли, он вышел в сад, кое-как раскидал одежду сохнуть на перила и привычно устроился в любимом месте дома. Скамейки резной беседки ещё не успели нагреться слишком сильно, утро выдалось почти безупречным.

      Нотт задрал рукав тонкой кофты, и часы ему любезно сообщили, что не только утро, но и он сам сегодня пунктуален.

      Сверчки стрекотали в высокой траве в тех местах, где косить её неудобно. Обычно отец просил сына выдрать её голыми руками, а потом подровнять ножницами, но пока тот на работе, можно было немного поотлынивать от садовых обязанностей.

      В блокноте появилась первая запись.

      6:37

      Пестроглазка галатея приземлилась на ирисы (под акацией)

      6:39

      Четыре всплеска воды из окна на втором этаже

      6:45

      Полевых жаворонков слышно всё громче

      6:50

      Приглушённые ругательства на первом этаже

      6:52

      На террасу вышел Реддл. Полностью одетый, в выглаженной тёмно-синей рубашке. Он в курсе, что она ему велика? В руке — пластиковый пакет.

      Теодор перечитал последнюю запись, с лёгким разочарованием захлопнул блокнот и поднял взгляд на внезапного нарушителя спокойствия. Том с любопытством оглядел сад и перевёл своё внимание на Нотта. Теодор коротко помахал однокурснику в знак приветствия и привстал, когда Реддл бодро направился в его сторону.

      Пожимать руку, когда тот уже переехал к нему показалось неуместным.

      — Доброе утро, — Том вежлив с любым, как всегда.

      — Утро. Можешь позавтракать, не стесняйся, — Тео никогда не робел перед Реддлом, но в этот раз однокурсник выкидывал небывалые фокусы, смотря на него слишком изучающе и снисходительно.

      — Спасибо, я не завтракаю. Вообще-то я хотел прогуляться по саду, ты позволишь? — ещё один проницательный взгляд, гуляющий по Теодору с ног до головы, с интересом задерживающийся на ключицах. Кожу в этом месте практически обожгло, и Нотт инстинктивно накрыл её рукой, пальцами теребя изумрудный медальон, чтобы не выглядеть глупо.

      — Это же не охраняемая военная база, гуляй сколько хочешь.

      Том неоднозначно хмыкнул.

      — Составишь мне компанию?

      — Я на этих грядках полдетства провёл, это не слишком увлекательно. Но пойдём.

      Том разглядывал растительность с такой внимательностью, будто никогда цветов не видел, но его немногословность устраивала Теодора, поэтому он послушно бродил с ним вдоль бесконечных ухоженных клумб. Сладкие запахи пёстрых бутонов приятно скрещивались с тёплым запахом воздуха, присущим только летнему дню.

      — В приюте детей всегда заставляли рыться в земле, чтобы не заниматься с ними. Иногда даже в дождь.

      — Дерьмовый приют, однако. Прохожие не жаловались на руководство?

      — Их отправляли на задний двор, где ничего не видно. Чаще всего дети это превращали в игру и бойню грязью, никто за ними не следил. Старуха приходила проверять каждый час, и вместо того, чтобы полоть, все чистили прутья забора от налипшего песка.

      — Безудержное веселье, — Нотт усмехнулся, представив, как Тому прилетает комок спрессованной земли по голове. — И что, много «погибло» на поле боя? — Теодор попытался пошутить, но осёкся, когда Реддл внезапно остановился и взглянул ему прямо в глаза.

      — Нет, — неожиданная улыбка. — Меня не трогали, — и как ни в чём не бывало возобновил шаг. — Когда мне ещё не исполнилось одиннадцати, остальные не горели желанием заводить со мной дружбу. Магглам не объяснишь, что такое магические выбросы, поэтому меня считали странным.

      — Скорее боялись и думали, что у тебя есть сверхспособности.

      — Это вряд ли. Нынче мало кто из магглов верит в паранормальщину, все странности оправдывают совпадением или наукой, так что я был чудаком, что в позорно-взрослом возрасте верит сказкам. А потом пришёл… — Реддл задумался и усмехнулся, покачав головой. — Пришла МакГонагалл и всё мне объяснила. Она умеет запугивать, если честно. До того момента я боялся только червяков, но эта дама оказалась страшнее.

      — Не замечал, чтобы ты шугался червяков на зельях.

      — На зельях они сушёные. Тебе когда-нибудь прилетала эта склизкая дрянь прямо в сапог? Вот об этом я и говорю.

      Том сегодня был необычно разговорчив и откровенен. Нотту никогда прежде не доводилось слышать, как он рассказывает о своих буднях среди магглов, и у него создалось стойкое ощущение, что с ним творится нечто странное. Воспоминания о последнем долгом разговоре между ними напомнили Теодору о болезненных событиях двухлетней давности, которые он затолкал так глубоко, как мог. Но назойливый смычок вновь легонько прошёлся по стрункам совести.

      Реддл был мастерским лицедеем. Со стороны могло показаться, что его не трогали никакие ужасы этого мира.

      — Надо же, — Том присел на корточки и пальцами подцепил яркий голубой цветок, не выделяющийся особой красотой перед остальной флорой сада. — Таких не встретишь в Англии, твой отец коллекционер?

      — Ему часто передают саженцы в виде подарков, — Теодор пожал плечами, хобби отца его никогда не волновало. — А что это?

      Вместо ответа Том аккуратно раздвинул густые листья и поднял с земли улитку. Она тут же спряталась в свою раковину, но Реддл продолжал удерживать её в воздухе, пока коричневые усики вновь не показались. Он аккуратно пересадил улитку на стебель заинтересовавшего его цветка. Улитка вновь попыталась свернуться, но её движения замедлились настолько, что она так и осталась сидеть, прилипнув к белым липким волоскам, которыми был полностью покрыт стебель цветка.

      — Библис гигантский, хищное растение. Смотри.

      Теодор присел рядом и стал смотреть, как случайно подвернувшаяся под руку Тома улитка слабо шевелила усиками в надежде сбежать с хищника, но намертво приклеивалась к нему.

      — Оно способно переварить даже лягушку или маленькую птицу, жуть, не так ли?

      — А выглядит симпатично, — Нотт и подумать не мог, что красивый лиловый цветок во дворе на самом деле охотится на живность.

      — Тем не менее о нём много сочиняли как о растении-людоеде. Но ты прав, выглядит куда лучше, чем тот же непентес раджа, так что не удивительно, что твой отец решил посадить его. В Австралии за библисом гоняются многие любители экзотики, это охраняемый вид.

      — Не зря я прогуливал ботанику, — Нотт усмехнулся, щёлкнув бедную улитку по панцирю. — Не думал об учительской карьере?

      — На травологии о таком не рассказывают, и это большое упущение, мир куда шире и интереснее хогвартских теплиц. Учителем… — Том слегка улыбнулся с затаённой ностальгией и задумчиво посмотрел в небо. — Некогда я задумывался об этом, но потом понял, что лелею глупую надежду на то, что смогу зажечь в ком-то такую же искреннюю любовь к магии. С годами я стал замечать, что это не зависит от преподавателя. А пренебрежения к своему труду я не смог бы терпеть, — Реддл говорил беззаботно, но серьёзно, словно думал об этом долго и тщательно. — Да, я бы требовал полной самоотдачи от учеников. Но разве это кому-нибудь нужно?

      Нотт скривился.

      — Твоя правда, никому. Будь ты моим учителем, я бы тебя ненавидел.

      — Но из страха сидел бы за домашкой ночами, — утвердительно кивнул Том с небольшим удивлением, так нехарактерно отобразившимся на его лице.

      — Так ты придумал, чем хочешь заниматься после школы?

      — Нет, — резко ответил Реддл, и настала очередь Теодора удивляться. Самый умный парень в Хогвартсе не имеет планов на жизнь, как же, — Хочу продолжать изучать магию так долго, пока не найду то, за что уцепиться посильнее. Погрязнуть в рутине — та ещё яма.

      — Многие учителя были бы поражены таким откровением, — искренне признался ему Нотт.

      — Им об этом знать необязательно, Теодор. Тебе я могу рассказать чуть больше, как-никак… — Том выдержал небольшую паузу и у Нотта снова возникло неприятное чувство тревоги. — Ты принял меня в своём доме. Я благодарен.

      — Поблагодаришь отца, — чуть прохладнее, чем следовало бы, отозвался Нотт и отвернулся от Тома.

      — Тебе я особо признателен, пусть и не говорил этого раньше.

      — Не нужно, — Нотт кинул хмурый взгляд на Реддла. — Это было очень давно.

      — Разумеется. Но я в долгу не останусь.

      — Рад это слышать, — возвращаясь к беседке, кинул ему напоследок Теодор.

      Том проводил его долгим взглядом в спину, ухмыляясь. Нотт-младший — последний, кого он ожидал встретить такой значимой фигурой в своей новой жизни.

      Выждав, когда Теодор скроется, Реддл достал мешок из кармана и склонился над цветущими дорожками.

      Безобразное утро влечёт за собой дерьмовый день, это Теодор уяснил с самого детства. Всё шло великолепно, пока чёртов Том не появился в саду со своими смущающими разговорами о червяках, библисе гигантском и недвусмысленными намёками на прошлое, о котором не принято вспоминать в светских беседах.

      Нотт не мог не согласиться с Гарри, что при своей тошнотворной вежливости Реддл был ненавязчиво наглым и высокомерным хозяином любой ситуации. Его это никогда прежде не трогало. Наоборот, он приходил в восторг от многообразия характеров и с радостью их изучал, как изучает свой двор по утрам, исправно записывая малозначимые события в блокнот.

      Испытывать на себе чудачество посторонних было не так весело, как наблюдать за ними.

      Теодор заперся у себя и не выходил целый день, переключаясь с занятия на занятие. Поиграл в шахматы сам с собой, поотбивал мяч об стену, где вскоре образовалось тёмное пятно от череды точных попаданий. Тоскливо повертел палочку в руках и перебрал весь гардероб, так и не найдя, от чего можно избавиться.

      Реддл за окном вскоре за ним вернулся в дом, погремел чем-то на кухне и тоже притих.

      В горе хлама, что он хранил в сундуке, Теодор откопал телефон, заряженный навечно незамысловатой магией и которым он редко пользовался, отдавая предпочтение хромой сове и чернилам.

      Около двух лет назад Лаванда принесла в их компанию куда больше маггловской культуры, чем стоило ожидать от чистокровной волшебницы, живущей на отшибе Лондона в квартире с родителями-колдунами. Их отношения, далёкие от безупречных, вытянули непоседливую Браун в немагические части города, и с тех пор подруга вечно просвещала несчастных друзей-консерваторов во всё новомодное, удобное и полезное, что готов был предложить человечеству маггловский мир.

      Теодор был готов выколоть себе глаза, лишь бы больше никогда не видеть стайку её воркующих приятельниц, на знакомство с которыми он ошибочно подписался. Девочкам Нотт понравился, они ему — нет. Странные разговоры о странных людях, излишний шум и слова с неясными значениями довели Теодора не более, чем за час, и он отвёл Лаванду в сторону под раздражающее «о-о-о», чтобы сообщить, что, либо он сейчас всех убивает, либо возвращается домой.

      — Ты даже сама с ними не общаешься, зачем они припёрлись?

      — А если я пишу книгу о девчачьих приключениях?

      — Назови её «куриная прогулка».

      — Как ты можешь быть настолько терпеливым и раздражительным одновременно? — хмыкнула тогда Лаванда. — Они все избалованные дурочки богатых родителей, не отрицаю. Но это куда веселее, чем сидеть дома.

      — Лав, — Нотт устало прикрыл глаза ладонью. — В любое время мы можем зависнуть у меня, а не вот с этим, — он неопределённо махнул рукой в сторону косящихся на них девчонок.

      — Извини, — Лаванда виновато поджала губы. — Я тебе позвоню, дуй домой.

      — Тебе не обязательно возвращаться, если они тебя бесят.

      — Никто меня не бесит, проваливай давай, — ухмыльнувшись, Браун обняла на прощание стоящего столбом Нотта и вернулась к компании.

      Лаванда не звонила, продолжая ошиваться среди молодёжи, по уровню интеллекта уступающей ей втрое. В такие моменты Теодор чувствовал себя худшим другом в мире, но в то же время отлично понимал, что Браун вне школы ищет общения с другими девушками. В школе её считали неизменной спутницей Нотта и Поттера, человеком сложившейся компании, нарушать которую никто не стремился, и летом ей было ожидаемо одиноко.

      Тем не менее, Теодор разблокировал телефон и набрал комбинацию клавиш, чтобы позвонить Лаванде.

      — Да? — ехидный голос ответил практически сразу.

      — Лав?

      — Можно подумать, у тебя есть другие номера. Чего хотел?

      — Гарри недавно в гости заходил, удалось уговорить его по поводу паспортов.

      — Супер, — судя по шипению, Лаванда зажала телефон между щекой и плечом. — Я тут кексы пеку, не желаешь заглянуть?

      — Спасибо, мне хватило прошлого раза, — Нотт поморщился.

      — Да ладно тебе, это называется детокс, чтоб ты знал, — рассмеялась Лаванда в трубку и ойкнула вслед за раздавшимся грохотом.

      — Тесто сейчас на полу?

      — В раковине, — поправила его Браун беззаботным голосом. Послышался шум льющейся воды. — А вот это уже называется диета. Как Том поживает?

      — По-реддловски. Ходит и умничает, всё стабильно.

      — Слушай, — протянула Лаванда как бывает в моменты, когда ей в голову взбредёт очередная идиотская идея. — Давай возьмём его с собой?

      — Куда?

      — В спальню, дорогой мой друг, в спальню. Тео, ты придурок или как? На выходные, куда же ещё. Напряги Гарри сделать четвёртый паспорт и наряжай своего гостя во что-нибудь более цветное, решено.

      — Ты ведь в курсе, что это не ты решаешь?

      — Что-то мне подсказывает, что против он не будет.

      — Ничего я ему не буду предлагать, — холодно ответил Нотт. Развлечения и Том Реддл — две противоположности.

      — Беру это на себя. К нам, кстати, присоединится один мой хороший знакомы. Предупреждаю, чтобы без сюрпризов.

      Теодор помолчал немного, мысленно вдавливая себе руку в лоб.

      — Насколько хороший?

      — Достаточно, чтобы позвать его.

      — Ясно.

      — Очень рада была поболтать, но у меня тут целая гора грязной посуды.

      — Да, конечно. Увидимся, — Теодор сбросил звонок и застонал, ударяясь головой об стол.

      По поводу нового «знакомого» Теодор за Лаванду не переживал. Жаль, что ему придётся взглянуть в глаза бедняге, которого наверняка потом будут утешать его друзья после того, как Браун в очередной раз проявит своё особое отношение на тему всего, что касалось симпатий и передружбы.

      Собираясь ложиться спать, Теодор ненадолго завис напротив своего отражения в окне. Любимое украшение, болтающееся в районе ключиц, мозолило ему глаза. Он несколько раз порывался содрать его с шеи, но всегда останавливал себя, ведь вещица была неотъемлемой частью его образа уже несколько лет, и нарушать его не хотелось.

      В дверь тихонько постучались, и после приглашения войти Нотт увидел на пороге Тома. Кажется, Теодор дал ему разрешение приходить, если тому понадобится письменный стол, но с собой Реддл не принёс ничего.

      Нотт инстинктивно схватился за медальон, сжимая тонкий кожаный ремешок. Стоило его удлинить, чтобы прятать под одежду.

      Впервые на его памяти Том предстал перед ним угрозой его спокойному существованию. Он медленно вошёл в комнату, прикрывая за собой дверь.

      — Ты что-то хотел или просто в гости? — Нотт поднял бровь, пока Реддл молча озирался в его убежище.

      Он подошёл к Теодору и подцепил украшение на его шее. Провёл по нему большим пальцем; медальон радостно переливал в себе свет, падающий на него с настольной лампы.

      Нотт раздражённо отстранился, смахивая с себя руки обезумевшего сегодня однокурсника.

      — В чём дело?

      — Он ведь был на тебе в тот день?

      — Зачем тебе это знать?

      — Ты носишь его не снимая очень долго. Я подумал, что это на память.

      Нотт закипал от ярости. Сегодня Том Реддл уже успел его выбесить, а теперь вернулся за продолжением банкета.

      — Это подарок, — лаконично ответил ему Теодор и подтянул воротник кофты выше, пытаясь скрыть украшение. — Очень дорогой мне подарок, поэтому и не снимаю.

      — Вот как, — Том хмыкнул и по-хозяйски сел на крутящийся стул. — Скажи, ты помнишь ощущение, когда…

      — Замолчи, — грубостей в адрес Реддла он себе никогда не позволял, но Тома это нисколько не смутило. — Мы поклялись. Никогда об этом не говорить.

      И они не говорили. Теодор научился даже не думать.

      — Видишь ли, сейчас кое-что изменилось, и забыть просто так не получится. Ты ведь хотел его снять, не так ли? Тебе не приходило в голову, почему ты не можешь этого сделать?

      Нотт расстегнул застёжку на шее и с силой вдавил медальон в стол. Вот, полюбуйся. Захотел и снял. Реддл тут же схватил камешек и впился внимательным взглядом под лампой. Гладкий и тёплый. Красивый, но ничем не примечательный, однако Том рассматривал его, как произведение искусства.

      — Чудесная работа. Браво, Теодор.

      — Что ты имеешь в виду?

      — Сначала ты должен ответить, что почувствовал.

      — Отвращение. И всё.

      — Ты в этом точно уверен?

      — Да. Это был несчастный случай, и я… Не хотел, чтобы так получилось.

      Том понятливо кивнул и отложил украшение.

      — Ясно, — кивнул Реддл и, уже стоя в дверях комнаты, с улыбкой указал пальцем на медальон. — Такие вещи, Теодор, от несчастных случаев не появляются, — и закрыл за собой дверь.

      Нотт смотрел сквозь стол, с которого ему кокетливо подмигивал изумруд. Дрянная вещица, вцепившаяся в него когтями и не желающая покидать его тело. Теодор без понятия, что с ней не так. А Том Реддл как обычно знал всё лучше всех. Сквозь сжатые зубы Нотт быстро защёлкнул замочек на ремешке обратно и прижал его к шее.

      К чему все эти идиотские разговоры? Разрешить уже ничего нельзя, и Нотту осталось лишь жить с этим, пытаясь подражать бесстрастному Тому. Никакая беседа не обратит время вспять и не вернёт чете Уизли их драгоценного сына.