С тех пор, как он проснулся, прошло уже около десяти фэнь*, но Цзян Чэн всё так же сидел на кровати, хотя обычно всегда вставал сразу же. Он смотрел на руки. Смотрел — и не видел ничего, кроме абсолютно обычных запястий, не покрытых сейчас даже тканью закасанных рукавов нижних одеяний. Ни о каких нитях и речи не шло. К горлу подступил комок обиды и разочарования. Мысль о том, что слова о нитях судьбы могли быть просто шуткой, почему-то даже не появилась.
— А-Чэн, так не честно! Вообще-то, сегодня я должен был первым встать, — голос Вэй Ина, задорный и шутливый, раздался как будто из-под толстого слоя воды. Цзян Чэн даже не повернулся в его сторону, когда тот оказался рядом и крепко стиснул шиди в объятьях. — Ну что ты такой грустный? Сегодня твой день, ты должен радоваться.
— Мгм, — Цзян Чэн ответил не сразу и абсолютно невпопад. Настроения радоваться не было совершенно. Усилием воли он заставил себя оторвать взгляд от рук и опустить их на колени, прикрыв запястья рукавами. Только тогда оказавшийся чересчур близко Вэй Ин оказался замечен. Цзян Чэн несильно пихнул его плечом. — Пусти. Мне одеться надо.
— Да что с тобой с самого утра? — Вэй Ин всё же послушал и отпустил его. Цзян Чэн отвечать не стал. Молча встал, откинул спутанные ото сна волосы за спину и накинул на плечи верхние одеяния, тут же принимаясь сражаться с поясом. Чересчур резкими движениями, отчего завязать его всё никак не получалось. Это раздражало, и движения стали ещё более порывистыми — одновременно от разочарования и от злости на то, что узел никак не выходит таким, каким должен.
— Подожди, давай я. А то порвёшь сейчас, — Вэй Ин оказался рядом очень кстати, руки его тут же перехватили чужие запястья и отвели в сторону. Длинные тонкие пальцы ловко завязали почти идеальный узел буквально за несколько мяо**. Даже удивительно: за тем, чтобы его собственный пояс был завязан аккуратно, Усянь никогда не следил.
Случайно скользнувший вниз взгляд машинально зацепился за запястья шисюна. Пус-то-та. Ничего, абсолютно. Лучше от этого не стало, и Цзян Чэн спешно отвёл глаза в сторону. Говорить не было никакого желания. Ни с кем и ни о чём.
Если бы пару недель назад ему сказали, что отсутствие какой-то там нитки на руке так сильно расстроит, он бы рассмеялся. Сейчас было совсем не до смеха.
— А-Чэн, ну что случилось? Ты можешь мне нормально сказать? — во взгляде Вэй Ина явно читалось волнение. Цзян Чэн хоть и вёл себя с ним холодно частенько, но в основном это происходило на людях — либо под конец дня, когда разозлить уставшего юношу могло буквально всё, что угодно. Вот такой отказ от разговора с самого утра был в новинку. Ваньинь прекрасно понимал это, но не то чтобы был способен что-то сделать с этим. Однако он попытался всё же выдавить из себя если не улыбку, то хотя бы не такое кислое лицо. Почти провально.
— Ничего не случилось, — на самом деле, это и было причиной плохого настроения, но уточнять это явно не было смысла. Цзян Чэн тяжело вздохнул, отошёл к зеркалу и взял в руки гребень. Нужно было собираться. Плохое настроение ещё никогда не было для матушки достаточным поводом, чтобы не прийти на тренировку. Даже в первый день семнадцатилетия.
— Ну уж нет, — Вэй Ин оказался рядом молниеносно и тут же выхватил едва поднесённый к волосам гребень из его рук. Цзян Чэн бросил в его сторону недовольный взгляд. Усянь, словив настрой шиди, в примирительном жесте поднял руки перед собой. — Не хочешь говорить — не надо, я что, заставляю? Но тут уж позволь мне. Ты, если сам сейчас начнёшь заплетаться, все волосы себе вырвешь, — Цзян Чэн с трудом подавил порыв закатить глаза. Не такой уж он и беспомощный, в самом деле!
— Делай, что хочешь, — вышло грубо, но он всё же опустился на пол, позволяя шисюну заняться его волосами. Вэй Ин пристроился сзади и уже через несколько мяо осторожно провёл гребнем по спутанным с ночи чёрным прядям.
Вэй Ин помогал ему причесаться часто. Очень скоро обнаружилось, что даже это получается у него лучше — и быстрее. Косы и пучки, которые собирал Вэй Ин, были гораздо аккуратнее тех, что выходили у самого Цзян Чэна. Наверное, потому что заплетать другого человека проще, — а может, ему просто на роду написано всё делать с лёгкостью. Но сейчас Цзян Чэн был почти не против.
Тонкие пальцы аккуратно и мягко скользили между прядями, отделяли верхние от нижних, чуть оттягивали, переплетая их вместе, приятно касались кожи. Эти касания успокаивали, позволяли забыться на время. Цзян Чэн невольно прикрыл глаза. Мысли стали почти неосознаваемыми, не облекались в слова, стали просто размытыми картинками, мелькающими под опущенными веками.
Ну не появилась, и ладно. Как будто в его жизни от этого что-то сильно изменилось. Посмотреть на родителей, так даже и плюсы найдёшь. Нет родственной души — нет привязанностей, нет обязательств, нет лишних ссор, нет давящей ответственности. Обидно было не от этого. Причина этого чувства сидела сейчас за ним и возилась с давно изученной до мелочей любимой заколкой. И на запястье у этой причины была повязана ярко-красная нить, ему не видная. И другим концом идущая не к нему.
К шее вдруг прикоснулись мягкие губы, словно разом окатывая ведром ледяной воды. Цзян Чэн от неожиданности вздрогнул и резко обернулся на шисюна.
— Ты что делаешь?
— Бужу тебя, — Вэй Ин улыбнулся и прижался ближе, почти обнимая. Только сейчас до Цзян Чэна с запозданием дошло, что с волосами он закончил. — Я тебя звал, звал… А ты так глубоко в себя ушёл, что не отзывался никак. Что ещё мне делать надо было? — руки Вэй Ина медленно скользнули вниз по плечам шиди, аккуратно приподняли рукава. Большие пальцы мягко погладили по всё ещё обидно-пустым запястьям. — Ты из-за этого расстроился? — в голосе уже почти не слышалось усмешки. Редкое явление. Утешать его пытался. Как будто это нужно.
— Кто сказал, что расстроился? — попытка снова отпихнуть от себя шисюна не увенчалась успехом. Тот держал хоть и не осень сильно, но достаточно крепко, чтобы не дать так скоро «сбежать».
— Перестань. Рано ещё какие-то выводы делать, — Вэй Ин его, кажется, и вовсе не слушал и упрямо продолжал гнуть свою линию, заглядывая в глаза через зеркало. — У меня же нить тоже не с самого утра появилась. Может, ты у нас поздний — вот и она поздно появится. Не надо себе день портить из-за того, что ещё даже не точное.
Цзян Чэн не ответил, только отвёл взгляд от зеркала. Может, Вэй Ин и прав. Только всех сомнений не решает. Если он всё же ошибается? При мысли об этом правая рука непроизвольно потянулась вверх, огладила тёплую ладонь шисюна, всё ещё не отстранившегося, переплела пальцы.
— Почему… Почему тогда ты её не видишь ещё? И почему я твою не вижу? — ответа могло быть только два и оба не радовали. Ваньинь сильнее сжал чужую ладонь, словно боясь услышать хоть что-то. Вэй Ин коротко ойкнул, и Цзян Чэн спешно отдёрнул руку.
— А как видеть то, чего ещё нет? И как ты можешь видеть нить, если твоя пока не появилась? Оно, кажется, так работает. — Усянь наконец отпустил его и сел напротив. Ваньинь машинально одёрнул рукава — словно было что прятать.
В его словах, на самом-то деле, была логика. Вот только если разум с ней соглашался, это ещё не значило, что на сердце, отчаянно отказывающемся принять вполне правильные рассуждения, не будет неприятно скрести уже давно поселившееся там предчувствие.
— А что, если мы не…
— А давай-ка без «если», — Вэй Ин всё же не выдержал. Обхватив голову шиди руками, он осторожно повернул его к себе, заставляя смотреть прямо в глаза. Взгляд у него был необычайно серьёзный. — Что бы ни произошло, ничего не изменится в моём отношении к тебе, слышишь? Пусть даже небо опрокинется и земля перевернётся***, я всё равно буду с тобой и на твоей стороне. И никакая нитка меня не остановит, пусть она хоть трижды Судьбой на меня навешена будет. Разве это не будет значить стремление достичь невозможного?
Цзян Чэн невольно поджал губы, сосредоточенно глядя на шисюна. В груди всё ещё скребло, дышалось тяжело, но ко всему этому теперь примешивалось что-то вроде странного больного воодушевления. Верить было сложно — но не верить Вэй Ину ещё сложнее. Тому, кто постоянно поддерживает, кто рядом с самого детства, кто помогает держаться на плаву и не опускать руки уже не один год, не верить было просто нельзя.
— Ты сам как это «невозможное», — вырвалось всё же с усмешкой, а Вэй Ин, рассмеявшись в ответ, вдруг придвинулся ближе и заключил шиди в объятья, на этот раз нормальные. Удержаться от того, чтобы и самому сомкнуть руки на его спине, плотнее притягивая к себе, не вышло.
Такое стремление к невозможному матушка точно не одобрит. Да и отцу, наверное, не очень-то и понравится. Но, несмотря на это, на душе почему-то стало светлее.
***
Если что-то и отвлекало от переживаний, то это абсолютно точно была физическая нагрузка. На тренировках с Юй Цзыюань, составлявших большую часть всех занятий в Юньмэне, вообще сложно было думать о чём-то, кроме совершенствования: упустишь что-то — по второму кругу объяснять не станут, допустишь ошибку — почти смерти подобно. Оставалось только полностью отдаваться процессу, не обращая внимания ни на что, кроме меча в руке и строгих указаний со стороны.
Каждая такая тренировка сопровождалась страхом ошибиться, сделать что-то не так, но именно из-за этого чувства, наверное, ошибки были сведены к минимуму. В крайнем случае, с Цзян Чэном это работало именно так. Во время занятий не думалось ни о чём лишнем. Даже если это «что-то» сильно волновало, оно неизбежно отходило на второй план. Вот и о нити, которая должна, обязана была появиться, удалось забыть даже без усилий. Остался только Саньду, так по-родному лежащий в руке, скрестившийся с ним в тренировочном поединке Суйбянь и Вэй Ин, улыбка которого даже в такие моменты не сходила с лица.
Заветное «Хватит с вас на сегодня», как и всегда, сопровождалось хором из протяжных вздохов облегчения. Цзян Чэн к этому хору присоединяться не стал — Вэй Усянь тоже. Их поединок затянулся, почти как и каждый раз, когда дело доходило до фехтования. Никто не соглашался уступать другому, «ничья» тоже ни одного не устраивала. В итоге лязг металла слышен был ещё долгое время после окончания занятия.
Вэй Ин постепенно перешёл в наступление. Укол — Цзян Чэн отскочил влево, уклоняясь и блокируя чужой меч. Попытался уколоть в ответ, но и от этого выпада шисюн увернулся, одному Небу известно каким способом оказываясь теперь за его спиной. Цзян Чэн по привычке сделал шаг назад, чтобы развернуться к нему лицом, но случайно наступил на чужую ногу, потерял равновесие, и уже через мгновение оба оказались на земле.
— Тц… Цзян Чэн, ты тяжёлый, слезай, — Вэй Ин, оказавшийся под ним, заёрзал, пытаясь спихнуть его с себя, но в итоге только мешая встать. Цзян Чэн раздражённо пихнул его в бок.
— Перестанешь дёргаться — слезу. И вообще… — когда Усянь наконец соизволил успокоиться, Цзян Чэн спешно встал на ноги, тут же подхватывая с земли упавший Саньду и возвращая его в ножны. — Сам виноват. Нечего мне за спину лезть было.
— Да откуда мне знать было, что ты назад пойдёшь? Я мысли читать не умею! — Вэй Ин обиженно надулся, тоже поднимаясь на ноги. Но долго «обижаться» он не стал и, стоило Суйбяню тоже вернуться в ножны, тут же с привычной задорностью в голосе спросил: — Ну что, сегодня ничья выходит.
— Выходит, — хмуро согласился Цзян Чэн и пару раз ударил по рукаву, выбивая пыль. — Но это ещё ничего не значит. В следующий раз я на твои уловки не поддамся.
— Да не было никаких уловок, просто случайность! — Вэй Усянь выглядел в высшей степени возмущённым таким заявлением. — Я вовсе не планировал на земле валяться.
— И тем не менее, на земле оказались вы оба, — голос матери за спиной раздался неожиданно и чересчур близко. Оба юноши мгновенно замерли, забывая о мимолётной перепалке. Обычно это не сулило ничего хорошего — вот и сейчас оборачиваться и встречаться с привычно строгим взглядом было даже почти страшно. — Цзян Чэн, останься на минутку. Хочу с тобой поговорить.
— Слушаюсь, матушка, — он ответил почти как заученную мантру, а внутри сразу всё перевернулось. Небо, ну почему именно сейчас? Что он уже сделал не так?
Стоящий рядом Вэй Ин нахмурился, явно собираясь тоже остаться — на всякий случай, для подстраховки, — но Цзян Чэн тут же бросил в его сторону короткий взгляд исподлобья. Давно уже приучились понимать друг друга без слов — и сейчас Усянь тоже всё понял, кивнул неохотно и вскоре скрылся вслед за остальными адептами, напоследок всё же обернувшись не совсем уж радостно. Что ж, Цзян Чэн понимал: одинаково хорошо знали, что приятных тем для разговора с Юй Цзыюань у них обоих не так много.
— Цзиньчжу, Иньчжу, вы тоже свободны, — в ответ на эту полупросьбу-полуприказ девушки, всюду следовавшие за хозяйкой Пристани Лотоса, тоже откланялись.
Вот это уже настораживало. Редким явлением было, чтобы мать оставалась с ним наедине. Это происходило лишь в двух случаях: его либо ждала очередная лекция о качествах, нужных главе ордена, — как будто он не успел за годы всю эту речь наизусть выучить — либо выговор за какой-нибудь значительный или не очень проступок. Вот только он точно знал, что за последние дни ничего серьёзного натворить не успел. Значит, вариант оставался только один — и он не сказать чтобы сильно радовал.
Начинать Юй Цзыюань не спешила, а у Цзян Чэна даже мысли не возникло самому спросить или, что даже представить страшно, — поторопить. Оставалось просто стоять, сосредоточенно смотреть в ответ и ждать. Когда матушка, подойдя ближе, потянулась к фамильному кольцу, её рук, кажется, не покидавшего никогда, неприятное предчувствие только усилилось.
Однако, вопреки всем крайне неприятным ожиданиям, кольцо просто соскользнуло с пальца — и уже через мгновение тёплый от недавнего контакта с кожей металл коснулся его руки. Вокруг него вспыхнуло несколько фиолетовых искр, но так же быстро они успокоились. Глаза непроизвольно расширились в удивлении не в силах оторваться от пока ещё спокойного, но на деле мощного духовного оружия.
— Матушка, — Цзян Чэн с трудом смог отвести взгляд от кольца и поднять его на мать, сейчас выглядевшую даже более серьёзно, чем обычно. Он, кажется, окончательно перестал понимать происходящее. — Вы… Отдаёте мне Цзыдянь? Почему?
— Ещё не отдаю, — коротко и достаточно холодно отрезали в ответ. Яснее не стало. — Тебе уже семнадцать. Пора учиться с ним управляться. Попробуй.
Цзян Чэн почувствовал, как сердце ушло в пятки. Попробовать? Сейчас? Вот так просто, с ничего? Нет, он видел, много раз видел, как мать управляется с кнутом, как играючи вновь возвращает его в кольцо, — и это каждый раз завораживало, как в первый, с самого детства заставляло желать однажды попробовать так же. Вот только когда всё дошло до дела, осознание пришло неожиданно и резко: он понятия не имел, что и как делать, чтобы оружие слушалось. А если не получится? Если…
— Я не жду от тебя мгновенных результатов. Это не так просто, как кажется, — словно прочитав мысли, Юй Цзыюань продолжила, даже не дождавшись вопроса. Затем обошла его, оказавшись за спиной, уверенно взяла за запястье, заставляя поднять руку.
Цзян Чэн почувствовал, как по телу от прикосновения прошёлся холод. Давно матушка с ним вот так не занималась: всё разом с другими адептами, словил со всеми — молодец, не успел — постараешься лучше, словишь позже. Вот так отдельно что-то разбирать — редкость неимоверная. Поэтому ударить в грязь лицом так не хотелось… Поэтому слушал он внимательно-внимательно, ловил каждое слово, изо всех сил запихивая волнение в самые глубокие недры души. Лишь бы ничего не упустить, лишь бы запомнить сразу, лишь бы сразу оказаться способным сделать так, как надо…
— Для начала расслабься. От того, что ты так напрягаешь плечи, толку никакого. Принцип такой же, как с мечом, только фантазию ещё подключить надо. Направь духовную энергию в кольцо, затем представь то, что хочешь видеть. Цзыдянь послушает и примет нужную форму: кольцо или кнут. Представлять детально не обязательно, на это просто не будет времени в бою, достаточно общих очертаний. Но для начала постарайся всё же представить максимально чётко. Должно получиться, ты его много раз видел.
О да, видеть приходилось не раз. И именно поэтому образ перед глазами возник молниеносно и во всех красках. Увесистая, но в то же время удобно лежащая в ладони рукоять, длинный плетёный ремень, сверкающий множеством жалящих фиолетовых искр… Один раз увидишь — не забудешь. И одного только взгляда хватит, чтобы понять: ощутить эту мощь на себе не хочется.
Цзян Чэн сделал глубокий вдох, чтобы успокоить бешено колотящееся в груди сердце. Сейчас — или никогда. Когда представится следующий такой шанс — неизвестно, поэтому нужно было выложиться на полную. Доказать, что он тоже что-то может сделать сразу. Не только же Вэй Ину всегда и во всём быть первым, верно? Он ведь тоже на что-то способен.
Духовные силы теплом отдались в грудной клетке, мягким потоком прошлись по руке к самым кончикам пальцев, к самому кольцу… А дальше — боль, как от поднесённого к коже огня. Перед глазами промелькнула яркая вспышка, и Цзян Чэн почти неосознанно сделал несколько шагов назад, рефлекторно прижимая к себе обожжённую руку. Кольцо, одним Небесам известно как слетевшее на землю, заискрилось множеством мелких разрядов. Голова закружилась, и несколько мгновений и вовсе непонятно было, что произошло. Когда же едва ли спустя фэнь осознание пришло, Цзян Чэн почувствовал, что почти готов завыть от обиды.
У него ничего не получилось. Снова.
Взгляд матери, успевшей отойти в последний момент, чтобы тоже не получить удар молнии, лучше не сделал. Понять, что скрывается в глубине тёмных глаз, было почти невозможно, но Цзян Чэн точно знал: это не удовлетворение и уж точно не похвала. Хвалить было нечего. И если хоть какое-то ожидание ему и удалось оправдать, то только ожидание полного провала.
«Я не жду от тебя мгновенных результатов». Ну конечно. Чудо, что хоть каких-то результатов ждут.
Цзян Чэн, не отрываясь, смотрел на всё ещё искрящееся кольцо и не понимал ровным счётом ничего. Почему такая реакция? Он переборщил с духовной силой, надо было меньше? Цзыдянь просто отказывается его слушать? Но почему? Он же не просто так взял его — матушка сама позволила. Так почему?
Кольцо успокоилось, лишь когда его вновь коснулись руки Юй Цзыюань. Её нахмуренные явно в недовольстве брови не говорили ничего хорошего, но и сама она молчала, когда духовное оружие, так странно поведшее себя, скрылось в складках рукава. Надевать его сейчас почему-то она не стала.
— Значит, ещё рано… — задумчиво сорвалось с губ, но уже через мгновение голос Юй Цзыюань снова стал привычно твёрдым: — Покажи руку.
Цзян Чэн молча протянул покрасневшую и всё ещё неприятно пульсирующую ноющей болью ладонь. Мадам Юй аккуратно взяла его за неповреждённое запястье и чуть приподняла руку, чтобы осмотреть. Поднимать глаза на мать в этот момент не хотелось. Что толку? Оправдываться, говорить, что это от волнения, что во второй раз получится лучше? Так всё равно ведь слушать не будут. А оправдываться главе ордена не к лицу. Сколько раз уже слышать приходилось раньше эту фразу, зачем ещё и на нравоучения нарываться?
— Сходи к лекарю, пусть обработает, — бегло осмотрев ожог и почему-то задержавшись взглядом на запястье, заключила мадам Юй и отпустила его руку. — Только не затягивай, иди сразу. Ещё раз попробуем позже.
Сказав это, она развернулась и направилась к выходу с тренировочного поля. Цзян Чэн невольно поджал губы. Конечно, попробуют. Вот только… Разочарование в голосе слишком явно было слышно, чтобы понять: «позже» настанет совсем нескоро.
— Матушка! — не успев подумать, громко позвал Цзян Чэн и вскинул голову, глядя в удаляющуюся спину в пурпурных одеяниях. Юй Цзыюань остановилась, но не обернулась. Вся решительность куда-то разом пропала, и Ваньинь снова спешно опустил взгляд. Выдавить следующее слово удалось лишь огромным усилием воли: — Простите, — и всё равно прозвучало оно подавленно и виновато.
Он не столько услышал, сколько увидел по медленно поднявшимся и опустившимся плечам тяжёлый вздох. Через несколько мгновений на тренировочном поле, кроме него, не осталось никого.
***
У лекаря Цзян Чэн задержался до самого вечера. Тот осмотрел руку — ничего серьёзного, ожог должен был пройти через пару дней — и наложил повязку быстро, но уходить и встречаться с кем-либо ещё не хотелось. Лекарь расспрашивать о причинах не стал, но позволил ненадолго остаться в госпитале. Лишь когда жара начала понемногу спадать, а солнце уже постепенно клонилось ниже, он с тяжёлым вздохом обратился к Ваньиню:
— Молодой господин, уж не знаю, почему вы так не хотите уходить, но всё время прятаться здесь вы тоже не можете. Ваши родные будут волноваться.
— Да… Конечно, — волноваться могли только два человека из всех подразумевавшихся, но Цзян Чэн всё же встал, готовясь уйти. Нечего подставлять другого человека. — Спасибо, — коротко поклонившись, он покинул госпиталь.
Ужин Ваньинь тоже пропустил. Аппетита после всего произошедшего за день не было, желания снова встречаться с разочарованным взглядом матери и холодом в глазах отца тоже.
Без дела шататься по набережной, конечно, привычка Вэй Усяня, но сегодня Цзян Чэн впервые понял, насколько она может быть полезной. Спрятаться ото всех иногда хочется, а ровная гладь лотосовых озёр очень даже неплохо успокаивает. Никаких навязчивых мыслей о странных нитях и разговорах с матушкой, о собственной неудачливости что в совершенствовании, что в делах душевных. А если мысли и есть, то выходят они такими размытыми, что несильно и тревожат. В таком настроении прошёл остаток дня.
— Ты где весь день пропадал? — стоило Цзян Чэну перешагнуть порог их покоев, как шисюн вполне ожидаемо набросился на него с вопросами. За окном уже совсем стемнело, Пристань понемногу погружалась в сон, и, кажется, только это удерживало Вэй Ина от того, чтобы говорить так громко, как он привык. — Почему на ужин не пришёл? Мы с шицзе, вообще-то, волновались, а ты!..
— Не шуми, и без того тошно, — Цзян Чэн не ответил ни на один из вопросов и, не вполне аккуратно отпихнув преграждающего дорогу шисюна, прошёл вглубь комнаты. Рассказывать о произошедшем не было никакого желания. Хотелось только поскорее уснуть, чтобы до утра ни о чём не думать. День выдался тяжёлым.
— Нет, ну это не дело, — а вот Вэй Ин от него явно отставать не собирался. Мгновенно снова оказавшись рядом, он опустил руки на плечи шиди и, несильно надавив, заставил его сесть, тут же устраиваясь напротив. Сосредоточенный взгляд глаза в глаза показался почему-то чересчур серьёзным. — Ты мне объяснишь, что произошло. Я и так целый день в догадках теряюсь, пока ты прячешься невесть где. Это из-за мадам Юй? Что на этот раз?
Вэй Усянь даже не представлял, насколько близко он был к правде. Правде, которую рассказывать ему, конечно, никто не собирался.
Он ведь всё равно ничего не сможет изменить. Так зачем грузить зря?
— Какая разница? — Цзян Чэн одним движением сбросил его руки с плеч и тут же отвёл взгляд. — Прошло и прошло. Посплю и завтра уже даже не вспомню.
Цзян Чэн прекрасно понимал: вспомнит, и не один раз. Воспоминания под конец дня, конечно, сгладились — привычка уже, сколько раз приходилось о плохом забывать. Но след остался, на этот раз, кажется, даже более яркий и болезненный, чем раньше. Вот только Вэй Ину об этом знать было не обязательно. Хотя он, наверное, и сам догадывался. Слишком уж хорошо они друг друга знали.
На удивление, дальше расспрашивать он не стал. Точнее, не стал расспрашивать о матери — но и это уже было хорошо. А вот повязку на руке заметил и настороженно нахмурился, глядя на неё.
— Что с ладонью?
— Обжёгся. Скоро пройдёт, — рассказывать подробности не было ровным счётом никакого желания. Вот только здесь Вэй Ин явно так просто отступаться не собирался. Упрямство — одна из немногих их общих черт.
— Как так вышло?
— Какая разница? — второй раз за неимоверно маленький промежуток времени произнесённый вопрос на этот раз звучал раздражённо. В сторону шисюна Цзян Чэн всё ещё не смотрел. — Я же сказал, скоро пройдёт. Смысла волноваться нет.
— Так, а ну стоять, — Ваньинь уже собирался встать, сбежать от этого неудобного разговора и наконец лечь спать, когда его вдруг удержали за повреждённую руку. Цзян Чэн тихо шикнул, когда пальцы сквозь тонкую материю коснулись ожога, и Вэй Ин, правильно истолковав этот короткий призвук, спешно отпустил его. — Извини. Но ты же не думаешь, что я могу не волноваться за родного человека? Как тебе это вообще в голову пришло?
На слове «родной» взгляд вдруг сам собой, словно притянутая нечистью тёмная энергия, скользнул к запястьям. К горлу совершенно неконтролируемо подступил ощутимый ком. Пусто. У обоих. Уже сложно было списать отсутствие нити на «опоздание». Её просто не было. И если пару месяцев назад это бы совсем не волновало, то сейчас факт этот горечью отдавался на языке.
А ведь он уже почти успел поверить.
— А я разве родной? — этот вопрос не должен был прозвучать. Но всё равно сорвался с языка, вовремя прикусить который Цзян Чэн, как всегда, не успел. Краем глаза он тут же заметил, как лицо Вэй Ина помрачнело ещё сильнее.
— Ты меня утром совсем не слушал, или как?
— Слушал, — Цзян Чэн тяжело вздохнул и наконец взглянул на шисюна. Словно это могло помочь собраться с мыслями и поставить точку в по-настоящему неудобном разговоре. — Я просто устал. Думаю, это может подождать до утра.
Вэй Ин не ответил, но он ответа и не ждал. Наскоро переодевшись, Ваньинь опустился на кровать, тут же отворачиваясь к стене и закрывая глаза. Сон всегда помогал решать все проблемы — либо заставлял их казаться более незначительными, что, в общем-то, почти одно и то же. Чем меньше думаешь о проблеме, тем менее проблемной она кажется. Так казалось правильным. И так работало уже не один год. Почему бы и сейчас не сработать?
Вэй Ин больше ничего не говорил и не спрашивал. Где-то за спиной коротко скрипнула дверь, но Цзян Чэн этого не заметил, совсем скоро незаметно для себя самого провалившись в сон.
***
— А-Чэн, — над ухом раздался тихий шёпот, за плечо настойчиво тряхнули. Цзян Чэн не отреагировал. Тогда шёпот повторился, уже чуть громче: — Цзян Чэн! — юноша нервно дёрнул плечом, стряхивая с себя чужую руку. Звавшего это, видимо, не удовлетворило, и он уже более раздражённо повторил, почти совсем перейдя на говор: — Цзян Ваньинь!
Это обращение заставило проснуться мгновенно. Не так часто к нему обращались вежливым именем. Обычно это были незнакомые люди — либо родители, когда во время их ссор он становился крайним. Никому незнакомому будить его в его же собственных покоях явно не было смысла, а вот матушка или отец вполне могли пожаловать. Спросонья соображалось плохо, поэтому голос остался неузнанным, и Цзян Чэн резко подскочил на кровати, уже мысленно готовясь к худшему. Лишь когда в темноте ночи взгляд сфокусировался на сидящем напротив Вэй Ине, только было подступившее волнение понемногу спало.
— Ты с ума сошёл, что ли? — шёпот вышел надрывным, пусть и лёгкое облегчение чувствовалось в нём. Но больше было всё же досады и ещё не до конца отступившего испуга. В Вэй Усяня полетела подушка, словно это хоть как-то могло унять эти чувства. — Зачем пугать так?
— А как мне ещё тебя будить было? — Вэй Ин спешно отклонился в сторону, и подушка задела только его плечо. — Просто так не отзываешься, а так хотя бы наверняка проснёшься.
— А зачем тебе вообще меня будить посреди ночи? — разум ещё не до конца проснулся, но сил на то, чтобы сопоставить темноту в комнате и шёпот обычно говорящего громко шисюна, хватило.
— Показать кое-что хочу, — невозмутимо ответил Вэй Усянь и схватил шиди за руку, пытаясь стянуть того с кровати. — Пойдём. Тебе понравится, честно.
— Куда пойдём? Что понравится? — Цзян Чэн догадался выдернуть руку из крепкой хватки, только когда сам он уже оказался на полу.
— Удивишь, — более внятного ответа явно ждать не следовало. — Я тебе серьёзно говорю, пойдём. Завтра уже может не быть.
Цзян Чэн медлил. Ночные прогулки хоть и не запрещались, но и не особо поощрялись. Если их заметят и поймают патрульные адепты, явно ничем хорошим это не закончится. Впрочем, стоило посмотреть на решительно горящие глаза шисюна, и на все предосторожности захотелось махнуть рукой. Стоило признать: Вэй Ин если и уговаривал на что-то так настойчиво, это обычно стоило того.
Далеко идти не пришлось — Усянь потянул его на крышу прямо над их комнатой. Не то чтобы это было в новинку: в своё время они вдвоём исследовали каждую крышу в Пристани, да и раньше только ночами такие похождения совершали. Но сегодня это было чересчур внезапным, а обожжённой рукой не очень-то удобно было цепляться за выступы на стене. Поэтому, пока он лез следом за проворно вскарабкавшимся наверх шисюном, мысленно Цзян Чэн успел перебрать весь ворох известных ему ругательств.
Оказавшись на крыше и убедившись, что шиди тоже благополучно забрался за ним, Вэй Ин вальяжно улёгся на черепице, похлопав по месту рядом с собой в приглашающем жесте. Ложиться Цзян Чэн не стал, но всё же сел рядом, устремляя недовольный взгляд на шисюна.
— Ну и зачем ты меня сюда позвал?
— На звёзды смотреть. Вон, гляди, упала одна! — Вэй Ин вдруг дёрнулся, тыкая пальцем куда-то в небо. — Успел заметить?
Цзян Чэн молча посмотрел туда, куда шисюн указывал, но та звезда, о которой он говорил, видимо, уже успела скрыться. Зато множество других горели в черноте неба ярко-ярко, щедро рассыпанные по всей недосягаемой поверхности. Ночь была ясная, и Цзян Чэн невольно засмотрелся, совсем забыв про заданный вопрос.
— Ну, не увидел и не страшно. Следующую увидишь, если отвлекаться не будешь, — Вэй Ин молчание воспринял по-своему. Он снова лёг, как и раньше, и теперь тоже смотрел на небо, чуть улыбаясь уголками губ. — Их, конечно, падает сейчас не так много, как летом, но падают. Я даже удивился, когда увидел, и сразу побежал тебя будить, чтобы тоже показать. Мне казалось, тебе должно понравится. Как красивое завершение не очень хорошего дня.
Вэй Ин даже не представлял, насколько точно попал в цель последней фразой. День и в самом деле был отвратителен. И, хотя завершение его вышло немного спонтанным и не совпадало с тем, что выбрал уже успевший уснуть организм, было оно абсолютно точно красивым. Мелочь, конечно. Но Вэй Ин всегда заставлял эти приятные мелочи случаться именно тогда, когда они нужны.
Цзян Чэн ответил лишь спустя несколько мгновений молчания:
— Мне нравится. Спасибо, — и после этого ночь снова погрузилась в тишину.
Где-то внизу пели цикады, вдалеке кто-то негромко ударял вёслами по глади озера, горели почти неразличимые огоньки в окнах городских домов. Ветра не было, но воздух всё равно отдавал лёгкой прохладой. Хорошо. Даже Вэй Усянь в кои-то веки молчал, не нарушая покой ночи.
С неба вдруг сорвалась звезда — а прямо за ней, помедлив лишь мяо, полетела вторая, почти точно повторяя её путь. Уже почти в самом конце их хвосты слились воедино, словно связанные, после чего обе звезды пропали где-то за горизонтом. В мысли не замедлила прокрасться непрошенная ассоциация. Цзян Чэн нервно поджал губы и опустил глаза.
На запястьях, не скрытых сейчас тканью нижних одежд, было пусто. Так же, как последние семнадцать лет. Ничего необычного, ничего от этого знания не изменилось — да только разум слишком хорошо понимает, что значит эта пустота. А от того, что рядом сейчас сидит человек, на руках которого алеет красная нить Судьбы, ведущая не к нему, становится только обиднее и горше на душе.
Лучше бы Вэй Ин вообще не говорил ему тогда про эту нить. Проще было бы.
— Знаешь, Цзян Чэн, — голос раздался где-то за спиной, и Ваньинь тут же обернулся. Вэй Ин медленно поднялся и сел ближе. Внимательные серые глаза тоже были направлены на его запястья. — Ты, оказывается, страшный человек.
— В смысле? — он мог ждать чего угодно, но точно не такого внезапного и непонятно с чего вдруг взявшегося заявления. Вэй Усянь на его удивление коротко усмехнулся, кивнул на пустые запястья и пояснил:
— Крадёшь сердца чужих родственных душ и даже бровью не ведёшь. А ещё меня бесстыдником называешь.
— Что за ерунду ты несёшь? — Цзян Чэн нахмурился. От серьёзного тона шисюна он ждал чего-то серьёзного, но пока слышал только бред сумасшедшего, неизвестно к чему привязанный.
— Ну почему же ерунду? — Вэй Ин придвинулся ещё ближе и взял его руки в свои. — Смотри: я твою нить не вижу, так? Значит, мы, к большому сожалению, не родственные души. Но я-то был уверен в обратном последние… Года два, наверное. И никого другого рядом представлять не хочу. Как ты мне это объяснишь, если не коварно украденным сердцем?
— Иди к чёрту, — Цзян Чэн рывком выдернул руку из крепкой хватки шисюна. Лучше его слова сейчас не делали. Наверное, впервые в жизни.
— Ну вот, опять ты грубишь. Если продолжишь так же, то ой как не повезёт твоей настоящей родственной душе, — шутливо упрекнул его Вэй Ин и коротко ткнул в щёку, словно пытаясь так вызвать хоть какое-то подобие улыбки. Однако под грозным взглядом, что шиди метнул в его сторону, тут же стушевался и даже чуть отодвинулся от греха подальше. — Да не расстраивайся ты так, — впрочем, надолго его не хватило. Стоило ему увидеть хмурое выражение лица Цзян Чэна, как он снова оказался рядом, обнимая его за плечи. — Может, оно и к лучшему. Представь только, у тебя сразу двое людей есть, которые тебя любят больше жизни. Разве это не здорово?
— Нет, не здорово, — Цзян Чэн отвернулся от него и повёл плечом, пытаясь скинуть с себя чужую руку. Впрочем, вышло это совсем неубедительно и не принесло никаких результатов: держали его крепко. — Не будет у меня двух людей.
— Ну-ну… Ты что же, совсем своей родственной душе шанса давать не собираешься? — голос звучал крайне удивлённо. Ничего не понявший как нужно Вэй Ин продолжал говорить совсем не в том русле, в котором нужно было бы: — Нет, такого, как я, ты, конечно, не найдёшь, но не надо же сразу от своей родственной души отгораживаться. Ты же ещё даже не знаешь, кто это. Может, этот человек во много раз лучше! Маловероятно, конечно, но вдруг?
— Не будет он лучше, — произнесённая на выдохе фраза звучала уж слишком тяжёлой и обречённой. Цзян Чэн медленно поднял взгляд на шисюна. Пора было заканчивать это никому не нужное представление и говорить так, как есть. — И хуже тоже не будет. Он вообще никаким не будет. У меня нет нити. И родственной души тоже нет.
Произнести это удалось удивительно легко — гораздо легче, чем осознать и принять. Вэй Усянь замер с широко распахнутыми глазами, явно с трудом переваривая полученную информацию. Цзян Чэн не торопил. Просто смотрел и ждал, что на это скажет его никогда не унывающий шисюн. Ну что, сейчас найдёт что-то хорошее? Если найдёт, он очень сильно удивится.
— А ты… Ты уверен? Может, ты не заметил? — Цзян Чэн в ответ горько усмехнулся. Ну конечно. Начнём с того, что не поверим. Ожидаемо.
— По-твоему, красную нить на запястье можно не заметить?
— Ну мало ли, — Вэй Ин, видно, и сам понял, что сморозил чушь. Однако уже через мгновение решил попытать удачу ещё раз, хотя уже и менее уверенно: — Может, ещё рано? Она появится, просто позже. По-разному ведь бывает…
— Вэй Ин, — Цзян Чэн изо всех сил старался заставить голос звучать твёрдо. Это даже почти получалось, хотя и звучало больше устало. Слишком много он думал обо всём этом сегодня, чтобы продолжать переживать сейчас. — Мне семнадцать. День закончился. Нити нет, и она не появится. Нет смысла спорить и ждать чего-то ещё.
Говорить, впрочем, тоже смысла не было — и оба молчали, как специально не глядя друг на друга. Всё вокруг стало слишком неловким. Даже пение цикад где-то вдалеке уже не успокаивало, а раздражало.
— Может, это всё же не так плохо? — Вэй Усянь просто не мог молчать долго. Вот и сейчас заговорил, пытаясь найти что-то хорошее. Хотя голос звучал непривычно потеряно для человека, который всегда знал, что и когда следует сказать. — Посмотри на это с другой стороны. Нет нити — нет обязательств. Можешь быть с кем хочешь — или ни с кем не быть, если так душа желает. Не надо думать о том, как найти родственную душу, как с ней говорить, что делать, не надо никак и ни под кого подстраиваться. Может, это к лучшему?
Цзян Чэн не знал, к лучшему или нет, но всё равно кивнул. Он и сам об этом когда-то думал, глядя на родителей. Лучше и правда без родственной души, если она так много проблем приносит. Вот только… Всё равно горько на душе. Как будто ребёнку показали игрушку, а потом тут же увели прочь от продававшего её торговца, не дав даже понять, нравится она или нет.
— Ой, смотри, падающая звезда, — по затяжному молчанию Вэй Ин, видно, понял, что разговор обречён, и тут же сменил тему, показывая на небо. — Говорят, если загадать желание, когда падает звезда, оно сбудется. Не хочешь попробовать?
Цзян Чэн хотел было сказать, что всё это сказки, и верят в это только полные дураки, но взгляд вдруг задержался на шисюне и слова тут же застряли в горле. Вэй Ин был рядом, он пытался поддержать, он подбадривал, даже будучи растерянным пытался помочь найти что-то хорошее. Сегодня и много раз прежде. Он уже настолько въелся в память, настолько слился с его жизнью, что своё существование без этой ходячей оптимистичной проблемы просто представить нельзя было. Почему-то только сейчас эта мысль посетила. И в этот же момент Цзян Чэн вдруг для себя осознал: у него есть желание, ради исполнения которого он готов поверить в ещё одну нелепую сказку.
Пусть он просто будет рядом. Всегда, с родственной душой или без. Пусть всегда всё будет так, как было все эти годы.
Так ничего и не ответив, Цзян Чэн поднял глаза к небу, отчаянно выискивая звезду, которая сорвётся следующей. Но сколько бы он ни напрягал зрение, в ту ночь ни одна звезда больше не упала.