Жизнь в Облачных Глубинах постепенно возвращалась к своему привычному течению. С Бездонным омутом хоть так и не разобрались пока, но сейчас уже знали, с чем имеют дело, а значит, могли распределить силы так, чтобы и в Цайи помощь была, и занятия от этого не страдали. Старшие адепты постепенно возвращались, вновь начиная проводить занятия, как прежде. Вместе с ними вернулись и лекции Лань Цижэня, как и прежде нудные, но всё же полезные. Полезными их считал, с большего, Цзян Чэн — Вэй Ин же после того, как Лань Ванцзи перестал посещать занятия с ними («Довёл», — со смешанными чувствами думалось Ваньиню, когда это открылось), стал на занятиях всё больше скучать, ибо доставать и нервировать больше было некого, если не считать шиди и самого Лань Цижэня. Считать их и не приходилось, потому что оба случая прекрасно подходили под категорию «Себе дороже»: первый во время занятий изо всех сил старался не реагировать, а «доставание» второго неизменно влекло за собой ещё более нудную лекцию-выговор. Даже отвлекаться с Не Хуайсаном на пару теперь не получалось, ведь тот вдруг решил хотя бы попытаться взяться за учёбу серьёзнее — Цзян Чэн подозревал, что это из-за скорой поездки Цзэу-цзюня в Цинхэ, где Чифэн-цзюнь обязательно осведомится об успеваемости брата. В общем, Вэй Усяню оставалось только смириться и молча слушать, или не особо старательно делать вид прилежного ученика.
Хотя, справедливости ради, надо было сказать, что одна из лекций всё же заинтересовала и его. Даже монотонный голос Лань Цижэня и его любовь засыпать учеников несчётными и не всегда жизненно-важными датами не смогли испортить историю. С интересом слушали все.
Цзян Чэн и до этого знал, что основатель ордена Лань, Лань Ань, был монахом — не зря же с Хуайсаном вместе мучались, пока изучали основы. Но кто же знал, что его жизненный путь был так запутан и, более того, далёк от образа, который возникает в голове, стоит вспомнить траурные белые одежды и, кажется, совсем бесстрастные лица.
Всю юность провести в монастыре, достичь там небывалых высот в совсем юном возрасте — и всё бросить, чтобы попробовать светскую жизнь музыканта-заклинателя. Конечно, ничего плохого в том, чтобы повидать мир и помогать людям, нет. Вот только что-то подсказывало, что ни теперешние старейшины Лань, ни кто бы то ни было другой, оказавшись на месте Лань Аня, не одобрил бы такое лёгкое отречение от уже начатого дела. Хотя кто знает… Всё равно это не ему решать. Цзян Чэн незаметно тряхнул головой, отгоняя мысли и рассуждения. Потом. Сейчас нужно было просто сосредоточиться на лекции и постараться запомнить как можно больше. После ведь обязательно спросят…
Следующая часть истории походила скорее на сказку, вроде тех, что а-цзе рассказывала в детстве. Спустя какое-то время одиноких странствий Лань Аню повстречалась женщина, которая словно была предначертана ему самими Небесами. Став спутниками на тропе самосовершенствования, вместе они положили начало клану Лань. Как часто бывает в таких историях, разлучить этот крепкий союз двух душ смогла лишь смерть. И, когда возлюбленной не стало, Лань Ань снова вернулся в монастырь, где и завершил свой жизненный путь. А орден процветал и сегодня, яркой звездой сияя на небе заклинательского мира наравне с остальными.
Лекция закончилась, и Лань Цижэнь, нагрузив юные головы таким объёмом информации, от которой они уже успели отвыкнуть, покинул ланьши. Стоило ему сделать шаг за порог, как в комнате, где сегодня должно было быть ещё одно занятие, тут же началось бурное обсуждение. Всех история крайне впечатлила, и каждый считал своим долгом поделиться своими соображениями на этот счёт. Не Хуайсан и Вэй Усянь очень скоро втянулись в оживлённую беседу, прибавив свои голоса к разномастному хору. Цзян Чэн же не сдвинулся с места, задумчивым взором обводя сцепленные в замок над чистым листом бумаги руки.
Лань Цижэнь не говорил этого дословно — то ли считал неважным, то ли просто не верил в такие глупости, — но Цзян Чэн почему-то был уверен, что «Предназначенные Небесами» — это про родственные души, о которых в детстве говорила а-цзе. Взгляд непроизвольно скользнул к собственным запястьям, где всё ещё зияла пустота. Какая ирония... Даже у основателя ордена «самых неромантичных», как их называл Вэй Усянь, заклинателей была родственная душа. А он? Неужели хоть чем-то хуже? Конечно, у него есть Вэй Ин, он обещает всегда быть рядом, что бы ни случилось, но… Разве сможет так продолжаться вечно? Правильно ли это вообще — отбирать чужую родственную душу? Он же, если подумать, именно это и делает. Хотя и совсем не понимает, как это вообще произошло.
— А-Чэн, ты чего? — Вэй Ин опустился рядом неожиданно. Этого никто не заметил — Усянь всегда был мастером как влезть в разговор, так и выбыть из обсуждения совсем незамеченным. Сейчас он сидел рядом, мягко положив ладонь на запястье Цзян Чэна (привычка, почему-то появившаяся у него недавно) и старательно заглядывал в глаза шиди. — Всё нормально?
Цзян Чэн не ответил, не посмотрел ему в глаза — только поправил рукава ханьфу, совсем пряча запястья. Сейчас явно было не время говорить об этом. Да и всё уже сказано было, кажется. Вэй Ин нахмурился, но возразить больше ничего не успел — через всю учебную комнату пронёсся звонкий голос, прервавший все попытки сосредоточиться на своём разговоре:
— Цзысюань-сюн, а ты кого считаешь самой лучшей?
Видимо, за то время, что Ваньинь не слушал, разговор перешёл с истории непосредственно на тему «спутников на тропе самосовершенствования». Ничего удивительного, впрочем — для молодых юношей это явно будет поинтереснее. Вот только прозвучавшее обращение заставило всех сразу обратить взгляды в одну сторону.
За одним из столов в самом начале сидел ещё один не участвовавший в разговоре юноша. Жёлтые одежды, острые черты лица, киноварная точка на лбу — наследник ордена Ланьлин Цзинь, Цзинь Цзысюань. Ни Цзян Чэн, ни Вэй Усянь за всё время обучения в Гусу так и не перекинулись с ним хоть парой фраз, кроме общих и формальных приветствий, — не было ни необходимости, ни, честно говоря, желания связываться с этим человеком. Впрочем, это, кажется, было взаимно. Если бы не одно обстоятельство, им даже сейчас не пришлось бы обращать друг на друга внимание, но…
— Эй, ты чего, — того, кто задал вопрос, осторожно пихнул в бок другой адепт, говоря при этом чуть тише, но всё ещё достаточно слышно. — У Цзысюань-сюна уже есть невеста. Конечно, он её назовёт, что за вопросы?
Уголки губ Цзинь Цзысюаня, стоило прозвучать слову «невеста», резко направились вниз, искажая красивое лицо в выражении даже слишком явного неудовольствия и нежелания даже начинать разговор. Наследник ордена Цзинь продолжал молчать, а вот и Цзян Чэн, и Вэй Усянь заметно нахмурились.
— Правда? Вот же здорово! — видимо, любопытство настолько сильно завладело юношей, что он даже не заметил этой перемены, продолжив вопрошать: — Она, наверное, очень красива и талантлива! А из какого она клана?
— Я не хочу про это говорить, — голос Цзинь Цзысюаня прозвучал холодно и однозначно. Так, что после этого вопрошать и дальше никто и не решился бы. Никто, кроме одного человека, которого Цзян Чэн не успел остановить.
— Что значит «Не хочу про это говорить»? — Вэй Усянь вскочил на ноги, возмущённо глядя на юношу, который даже не стал поворачиваться. — Тебя чем-то не устраивает моя шицзе?
Цзян Чэн беспомощно спрятал лицо в ладонях, пытаясь досчитать до десяти и успокоиться. Ну вот, начинается. То, чего он боялся. Хуже быть не могло. Нужно было срочно что-нибудь придумать.
Невестой Цзинь Цзысюаня была именно Цзян Яньли. И всё бы хорошо, да только взаимным желанием тут и не пахло. Просто прихоть матерей, которые с детства очень дружны и почему-то единогласно решили, что их дети обязательно должны быть помолвлены, чтобы подтвердить этот союз двух кланов. И мадам Юй, и мадам Цзинь были весьма властными женщинами и всегда добивались того, чего хотели — уговорить мужей на заключение этого союза не составило большого труда, даже если оба главы ордена не только не считали это необходимым, но и в какой-то степени были против. И именно эта навязанность помолвки очень сильно портила дело.
Цзян Яньли не была первой красавицей, пусть братья искренне считали её самой красивой на свете; у неё не было особых талантов в заклинательстве, а по-настоящему золотые руки в вопросах кулинарии и рукоделия не особо-то ценились среди заклинателей; клан Цзян тоже нельзя было назвать самым выгодным вариантом для политического брака, пусть он и был главным в одном из пяти Великих орденов; ко всему прочему, помолвленные в жизни даже ни разу не встречались. С какой стороны ни посмотри, у Цзинь Цзысюаня были все основания не считать эту помолвку чем-то приятным.
Пусть даже Цзян Чэн и не был со всем этим согласен, пусть ни ему, ни Вэй Усяню заносчивый наследник одного из самых богатых, но в то же время самых неприятных орденов не нравился, пусть даже а-цзе заслуживает гораздо лучшего, выбора у них всё равно не было. Если даже главы орденов не смогли противиться, что они, юнцы, могут сделать? Их же даже спрашивать не станут. Именно поэтому ссориться вот так было явно не самым лучшим вариантом. Ещё до вражды орденов доведут из-за таких мелочей… И сейчас Цзян Чэн изо всех сил старался побороть бушующие в груди противоречия и заставить наконец вдруг внезапно опустевшую голову придумать, как не довести до крайностей. Пока думать получалось не очень хорошо.
— По-моему, я вполне ясно выразился, — Цзинь Цзысюань наконец повернулся в их сторону, одаривая Вэй Усяня самым пренебрежительным взглядом, какой только можно представить. — Или ты хочешь услышать, чем именно она меня не устраивает?
— Ты так говоришь, будто ей неимоверно повезло быть невестой кого-то вроде тебя, — голос Вэй Усяня, обычно звонкий и жизнерадостный, звучал так холодно редко. Все вокруг затихли, поддаваясь крайне напряжённой атмосфере.
— Вэй Ин, сядь… — сквозь зубы тихо произнёс Цзян Чэн, всё ещё не поднимая взгляд. Его не услышали. Впрочем, ожидаемо. Он бы сам не слушал, если бы ему сейчас кто-то говорил успокоиться. Держать себя в руках с каждым словом становилось всё сложнее.
— Ей явно повезло больше, чем твоей родственной душе, — а вот на этой фразе сдерживаться стало уже совсем невозможно. Цзян Чэн порывисто встал, оборачиваясь к Цзинь Цзысюаню, но шисюн тут же вытянул перед ним руку, останавливая.
— Мы сейчас не обо мне говорим, — Цзян Чэну, может, и показалось, но взгляд Вэй Усяня вдруг стал заметно темнее.
— Ну так а что ты хочешь услышать? Что мне абсолютно всё равно на твою распрекрасную шицзе? — Цзинь Цзысюань встал из-за стола так же резко, тут же поворачиваясь к ним всем корпусом. Голос зазвучал громче и уже гораздо менее сдержанно. — Если ей всё так не нравится, пусть разорвёт помолвку! Пойди к главе ордена, скажи ему всё, что тебя не устраивает. Тебя он явно послушает охотнее, чем жену или сына.
Тут оставаться спокойным уже не было ровным счётом никаких сил. Было обидно не за себя — за а-цзе, за матушку, за Вэй Ина. Цзян Чэн сделал уверенный шаг вперёд — по лицу Цзинь Цзысюаня с размаху проехался кулак. Не его — Вэй Усяня, в последний момент отпихнувшего шиди назад. Где-то справа раздался удивлённый вздох.
Цзинь Цзысюань замер, явно поражённый столь внезапным нападением. Но уже через мгновение без всяких слов бросился на Вэй Усяня в ответ. Едва опомнившись, адепты бросились их разнимать. Сделать это оказалось совсем непросто. Началась полная неразбериха.
Глупо было думать, что этот разговор закончится мирно. С самого начала было понятно, что драки не избежать, — но никто, в том числе и Цзинь Цзысюань, не подозревал, что произойдёт это так быстро.
Цзян Чэн не заметил, как оказался рядом с Вэй Усянем, хватая его сзади за талию и оттягивая в сторону. У самого руки тоже чесались ударить, но, стоило первому порыву пройти, как пришло осознание, что делать этого никак нельзя было. Они всё ещё в Облачных Глубинах, драки здесь всё ещё наказуемы, а сам её факт уже грозит скандалом между орденами. О том, что будет чувствовать а-цзе, когда узнает, по какой причине это произошло, и вовсе думать страшно.
— Вэй Усянь, прекрати, — настойчиво шептал Цзян Чэн, почти безрезультатно стараясь ограничить движения шисюна. Напротив точно так же безуспешно несколько адептов цеплялись за руки Цзинь Цзысюаня.
— Он оскорбил шицзе. И тебя, — всё же ответил отчаянно вырывающийся юноша. На последней фразе внутри что-то ёкнуло, но сейчас явно не об этом нужно было думать. — Разве могу я после этого…
— Можешь, — злобно почти рыкнул ему на ухо Ваньинь, сильнее сжимая руки на талии. — Успокойся. Пожалуйста. Подумай, сколько проблем это потом создаст отцу.
— Что здесь происходит?
Низкий голос раздался одновременно и очень кстати, и совсем не вовремя. Все находившиеся в комнате юноши мгновенно замерли, оборачиваясь к двери. На пороге стоял один из наставников, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.
***
Наказали обоих. Удивительным это не было, но на сердце Цзян Чэна всё равно стало гадко. Слушать на протяжении всего следующего занятия — которое всё же состоялось, стоило возмутителям спокойствия в добровольно-принудительном порядке покинуть ланьши — получалось из рук вон плохо. Мысли невольно возвращались к чужим словам, которые не уставали крутиться в голове.
«Тебя он явно послушает охотнее, чем жену или сына».
Всё остальное ещё можно было пропустить мимо ушей как глупую провокацию. Эта же фраза царапнула по сердцу больно и сильно. Даже в других орденах все поголовно считают, что глава Цзян к чужому сыну относится лучше, чем к собственному. Насколько же отвратительно быстро и далеко расходятся слухи… Ещё и такие.
Хуже стало, когда вечером, идя к Храму Предков проверить Вэй Усяня, Цзян Чэн услышал знакомый голос, которого здесь попросту быть не должно было. Подслушивать неправильно, конечно. Но ноги сами собой остановились, стоило только оказаться перед дверью, за которой велся неспешный разговор.
— А-Сянь всегда был своеволен и очень резко выражал свою точку зрения. С ним очень сложно совладать. Но это, конечно, не оправдывает его поступок. Я приношу глубочайшие извинения, — голос отца, привычно вежливый, звучал так спокойно, словно речь шла о случайно пролитом на ханьфу вине, а не о драке с наследником ордена. Хотя его собеседник, кажется, тоже несильно переживал по этому поводу.
— Что ты, Цзян-сюн, какие извинения, — фраза прервалась короткой усмешкой нынешнего главы ордена Цзинь. — Дело молодое, кто по юности не дрался из-за мелочей? Верно, учитель Лань?
— Кхм… Я бы попросил не переводить тему, — значит, Лань Цижэнь тоже был в комнате. Будь здесь Вэй Ин, наверняка посмеялся бы над этим замечанием и последовавшей на него реакцией. Но Цзян Чэну сейчас было совсем не до этого.
— И всё же я не считаю это мелочью, — снова зазвучал голос отца, но на этот раз куда твёрже. Совсем как на причале, когда они отъезжали в Гусу… Воспоминания искрой прошлись по позвоночнику. — Возможно, этот случай — предупреждение нам.
— В каком смысле? — Цзян Чэн готов был поспорить, что сейчас на лице главы Цзинь отразилось полное недоумение.
— Если обоим нашим детям это в тягость, возможно, нам тоже не следует держаться за эту помолвку.
— Да брось, Цзян-сюн, это же такая ерунда. Как будто дети в их возрасте хоть что-то понимают?
— Я думаю, понимают больше нашего, — тяжёлый вздох был слышен даже через стену. — Мы можем заключить этот союз за них. Но не нам потом жить под одной крышей и делить одно будущее на двоих. Не стоит торопить события, если уже сейчас это приводит к конфликтам.
— Даже не знаю… Это… Звучит разумно, но… — в речи главы Цзинь появилось вдруг слишком много неуверенных пауз, одна другой дольше. — Впрочем, думаю, если мы дадим им небольшой перерыв… Возможно, это пойдёт на пользу делу.
— Благодарю за понимание.
У Цзян Чэна сердце упало куда-то вниз и не поднялось. Вот так… Просто? За один разговор? А как же… Страшно даже думать, что скажет матушка, когда узнает. А А-Ли? Она расстроится? Или наоборот — обрадуется? Она всегда очень странно реагировала, когда речь заходила о помолвке. Молчала, отводила взгляд и становилась особенно печальной, хотя потом, стоило спросить, снова улыбалась, совсем прогоняя это чувство. Было причиной такой грусти недовольство помолвкой или порой чересчур резкие слова Вэй Усяня в адрес будущего зятя, Цзян Чэн так и не смог понять. Впрочем, сейчас у него уже не будет ни возможности, ни повода узнать это наверняка. Всё закончилось. Надо пойти сказать Вэй Ину. Его эта новость точно обрадует.
— Глава Цзян, раз уж вы здесь, вероятно, вам хотелось бы узнать об успехах сына? — не успел Цзян Чэн сделать и двух шагов прочь от дверей, как снова замер. Лань Цижэнь только что сказал… Что? Ему точно не послышалось?
Вместе с телом замерло и дыхание. Разум мгновенно опустел, забылось, куда и зачем он собирался идти. Остался только ещё больше обострившийся слух. Ответ послышался лишь после долгого молчания. Цзян Чэну показалось, что прошла вечность.
— Да, конечно. Как он справляется? — спокойно и вежливо. Почти холодно даже, но сейчас почему-то даже это ускользнуло от внимания. — Надеюсь, он не доставляет лишних хлопот?
— Поверьте, хлопот от вашего сына меньше, чем от многих, — под «многими» явно имелся в виду Вэй Усянь. — По последним занятиям он показывает одни из лучших результатов. Широкие общие знания, ответственное и старательное отношение, почти идеальная дисциплина. Он хорошо управляется с мечом, внимателен на занятиях и, по словам моих племянников, был одним из тех, кто помог нам выявить Бездонный омут в Цайи. Возможно, если бы не дурное влияние Вэй Усяня…
— Для будущего главы ордена не должно существовать понятия «дурное влияние», — голос Цзян Фэнмяня ни на мгновение не изменился, но в формальную вежливость пробрались едва уловимые нотки желания поскорее закончить разговор. — Если подобное имеет место, значит, ещё есть куда расти.
— Глава ордена Цзян, — ровный голос Лань Цижэня, которым он обычно читает лекции, в этом контексте звучал до невозможного инородно. Но именно он приковывал к месту, не давая больше сдвинуться ни на ли*, когда следующие слова прозвучали: — Возможно, мне не следует этого говорить. Но я бы на вашем месте обращал внимание не только на промахи. Опыт складывается не только из ошибок, но и из свершений.
— Вы правильно сказали, — снова холод, и только было поднявшееся на место сердце снова летит куда-то вниз. — Вам не следует этого говорить.
Цзян Чэн, даже стоя за дверью, чувствовал напряжение, повисшее в комнате, от которой отделяло меньше шага. Всё это просто не укладывалось в голове. Ноги словно приросли к полу, даже вздохнуть было страшно — а слух отчаянно ловил каждое слово. Невозможно… Неужели это правда сейчас происходит? Неужели?..
— Кхм-кхм… — из состояния полной прострации вывел кашель главы ордена Цзинь, про существование которого Цзян Чэн уже совсем успел забыть. — Кажется, я тут лишний. Пожалуй, мне следует удалиться, раз все вопросы, требующие моего участия, уже благополучно решены. Был крайне рад встрече.
За стеной заскрипели половицы, приближая лёгкие шаги. Цзян Чэн наконец опомнился и тут же сорвался с места. Когда дверь комнаты открылась, заметить можно было только мелькнувший за углом край ханьфу. В котором, впрочем, никак нельзя было опознать нарушителя, только что подслушивавшего под дверью.
***
Цзян Чэн бежал до самого Храма Предков — к счастью, по дороге никто не встретился. Лишь оказавшись там, он наконец остановился и оперся рукой о колонну, стараясь отдышаться. Сердце колотилось где-то высоко в горле. Да… Давно ему не приходилось вот так бегать, чтобы оказаться незамеченным. Кажется, только в Юньмэне, когда вместе с Вэй Усянем на двоих воровали лотосы, а потом пытались скрыться от хозяина пруда. Вот только тогда всё было понятнее и не так неоднозначно. Разум словно совсем отказывался воспринимать происходящее.
Он никогда не слышал, чтобы Лань Цижэнь хвалил кого-то, кроме племянников — да и это тоже случалось редко. Сейчас же он не только хвалил его, но и что-то пытался доказать отцу — который, вполне ожидаемо, тактично отходил от темы и не верил. Чужие слова кровью стучали в висках. К горлу подступил светлый шар какого-то странного, явно немного неоправданного воодушевления — но почти тут же его задушил ком ощутимого разочарования, резко спускающего на землю холодным голосом отца.
Есть куда расти… Ну конечно, как он не догадался. Ему всегда есть что делать лучше, чем он уже делает. Только Вэй Ин каким-то образом всегда умудряется опережать ожидания.
Цзян Чэн тяжело вздохнул. Что он ещё ждал, когда решил остаться под дверью? Он вообще не должен был слышать этот разговор. Поэтому стоит просто забыть, как сон — хороший или плохой, непонятно. Всё равно для него эта информация ничего не меняет. Так почему бы её просто не стереть, как рисунок на песке, которыми Вэй Ин часто баловался в детстве?
Захотелось плеснуть в лицо холодной воды. Ничего такого рядом не было, поэтому пришлось просто пару раз сильно мотнуть головой, прогоняя мысли. Всё, не сейчас. Он с самого начала хотел просто зайти к Вэй Ину, узнать, как он. Почему бы просто не закончить начатое?
— Ванцзи-сюн, ну куда ты? Эй, я же ничего такого не сделал, почему ты опять уходишь, не сказав ни слова? — стоило пройти ещё с десяток шагов, как до ушей донёсся звонкий голос шисюна.
Цзян Чэн прошёл ещё чуть глубже в храм. Вэй Ин стоял на коленях на гальке, где его оставили в наказание за драку. Где-то в соседней комнате точно так же должен был стоять Цзинь Цзысюань — представление этой картины на пару мгновений позабавило. А потом глаза зацепились за край белых одежд, быстро скрывшихся за углом. Разум быстро сопоставил прозвучавшее недавно обращение с этим фактом. А Лань Ванцзи тут что забыл? Проверить приходил, что ли?
— С чего ему оставаться? — Ваньинь невольно фыркнул и вышел из-за колонны, скрестив руки на груди и пытаясь как можно скорее стереть с лица все те непонятные эмоции, которые испытал буквально пару фэнь назад. — После того, что ты натворил за всё эти дни, у него нет ни одного основания для этого.
— Ой, Цзян Чэн, а ты здесь откуда? — Вэй Ин обернулся мгновенно, сразу же забывая о предыдущем своём объекте для приставаний и переключаясь на новый. На губах его заиграла поистине счастливая усмешка. — А впрочем, не важно. Я рад, что ты… Ай-ай, осторожно, смотри куда идёшь!
Цзян Чэн замер на пару мгновений и послушно отставил только было было занесённую для шага ногу назад, тут же обращая взгляд на землю. Прямо там, куда он только что чуть не наступил, зияла маленькая ямка, из которой во все стороны хаотично и бессистемно разбегались муравьи. Разворошена эта ямка была крайне неаккуратно, совсем рядом лежала явно небрежно отброшенная ранее палка, один из концов был весь перепачкан в земле. Цзян Чэн медленно поднял глаза на шисюна, улыбка которого стала уже больше извиняющейся.
— Ты чем тут всё время занимался? — в груди вскипело что-то вроде привычного недовольства-возмущения, брови медленно свелись к переносице. — Как тебя наказывать вообще, если ты даже так умудряешься ерундой заниматься?
— Ну а что ещё? С колен вставать нельзя, а так хоть какое-то разнообразие, — Вэй Ин в притворной обиде надул губы, глядя на шиди снизу вверх, но уже через мгновение снова гордо вздёргивая подбородок. — И вообще… Я не считаю, что заслужил наказание. Давно пора было врезать этому Павлину, у меня с самого первого дня руки чесались. Будет теперь думать, прежде чем говорить гадости о шицзе. Тоже мне, жених завидный нашёлся… Если бы ты меня не держал, я бы!..
— Отец приехал, — короткой фразой Цзян Чэн прервал его рассуждения, и тут же отвёл помрачневший взгляд в сторону. Улыбка с лица Вэй Ина мгновенно исчезла.
— Дядя Цзян здесь? — даже из глаз пропали искорки, мгновенно сменившись серьёзностью, граничащей, впрочем, с удивлением. — И… Что он говорил?
— Мне ничего. Мы ещё не виделись, — Цзян Чэн поджал губы. Пальцы неосознанно сильнее стиснули ткань одежд на плечах, стоило вспомнить случайно подслушанный разговор. — Но из того, что я слышал… Помолвка а-цзе разорвана. Можешь радоваться.
— Знаешь, когда ты так говоришь, радоваться не хочется, — мрачно протянул Вэй Ин, переводя взгляд на пол. Теперь оба смотрели куда угодно, но не друг на друга. Повисло молчание.
Про все остальные подробности разговора решено было молчать. Это не было важным, кажется. Или было, но не для Вэй Ина и не сейчас. Цзян Чэн продолжал молча смотреть в сторону и хмуриться, когда спустя несколько неимоверно долгих фэнь тишины наконец раздался голос шисюна:
— Извини. Ты говорил, что проблемы будут, а я как всегда не слушал, — звучало это настолько искренне-виновато, что Цзян Чэн не удержался от того, чтобы удивлённо вскинуть брови.
— Ты… Чего это вдруг? — странным было даже не извинение. Странно было то, что Вэй Ин открыто признавал правоту шиди вместо того, чтобы говорить, что тот опять придумывает и занудствует. Возможно, это потому, что впервые слова Ваньиня в самом деле себя оправдали, а последствия были серьёзнее выговора от матушки. Но даже это не отменяло факта, что это было странно.
— Если бы я тебя послушал и не лез, дяде Цзяну не пришлось бы ехать сюда. И помолвка… Я не думал, что это закончится так, — Вэй Ин нервно сцепил пальцы в замок перед собой и поднял взгляд на шиди. — Но… Но может, оно и не так уж плохо? Согласись, шицзе достойна лучшего, — звучало как-то уж слишком умоляюще, как будто оправдание. Цзян Чэн тяжело вздохнул. Почему всё это было так сложно?
— В этом ты прав, — протянул он, задумчиво глядя перед собой. Теперь всё стало на свои места: Вэй Ин думал, что его расстроила новость о разрыве помолвки. Поэтому и чувствовал себя виноватым, поэтому и извинялся. Ваньинь не решился развеивать это заблуждение.
Новость о помолвке тоже волновала — но во вторую очередь. Может, это и было неправильно, но Цзян Чэн даже немного радовался этому. Потому что а-цзе и в самом деле достойна всего самого хорошего. В том числе любящего супруга, который для неё будет готов на всё и даже больше. Цзинь Цзысюань таким не казался и вряд ли был. Да и а-цзе как-то слишком странно реагировала на всё это… Время покажет, что к чему. Но пока, кажется, не произошло ничего смертельного. В это хотелось верить.
— А-Чэн, А-Сянь, — снова раздался знакомый голос, снова неожиданно и снова вырывая из раздумий. Цзян Чэн вздёрнул голову — и впервые за сегодняшний день наконец встретился с глазами отца. Спокойными, как гладь юньмэнских озёр в безветренные дни, — и очень подходящими атмосфере Храма Предков сдержанного ордена Лань. В этом взгляде всегда было что-то такое: просто существующее в характере главы ордена, неделимое с его сущностью умиротворение — и благоговейный трепет, которым он каждый раз в Ваньине отзывался. Он не знал, как это объяснить. Но заглядывать в спокойные глаза отца всегда было даже волнительнее, чем смотреть в почти постоянно обдающие холодом всех вокруг глаза матери.
Юноши спешно поклонились в приветствии — Цзян Чэн всё ещё стоя, Вэй Ин не вставая с колен, но не менее почтительно. Цзян Фэнмянь коротко кивнул и подошёл ближе. Оказавшись рядом с Вэй Ином, он чуть наклонился, аккуратно кладя руку на плечо юноши и обращаясь уже только к нему.
— Собирайся. Мы едем домой, — на губах мягкая улыбка, такая же, как всегда. Но у Цзян Чэна всё равно что-то почти болезненно ёкнуло в сердце, когда Вэй Ин бросил на него растерянный взгляд.
— А Цзян Чэн?
— А-Чэн… — ему могло показаться, но голос отца вдруг приобрёл те же нотки, с которыми тот отвечал Лань Цижэню, когда тот предложил рассказать об успехах сына. Он постарался отогнать это чувство. — Ты пока остаёшься. Учись прилежно, следи, чтобы остальные адепты не отлынивали. Постарайтесь не доставлять больше хлопот учителю.
Цзян Чэн почувствовал, как ком в горле стал ещё ощутимее. Наивная, совсем детская и глупая надежда на то, что отец хоть словом обмолвится о том, что наставник Лань говорил не более десятка фэнь назад, с почти слышным треском рассыпалась на осколки. Впрочем, думать об этом с самого начала не было никакого смысла.
— Да, отец, — Цзян Чэн непроизвольно опустил голову, чуть поворачивая её в сторону. Лишь бы не видеть виновато-потерянный взгляд Вэй Усяня, который в этот момент был направлен в его сторону. На душе было горько, но ждать другого исхода было бы просто ребячеством.
Уже на следующее утро Цзян Фэнмянь покинул Облачные Глубины. А вместе с ним и Вэй Ин, словно забирая с собой глоток свежего воздуха, который здесь, в горах, казался особенно необходимым.
***
— Цзян-сюн, тут это… Тебе письмо, — Не Хуайсан, как и всегда вошёл без стука, но впервые за всё это время по-настоящему неуверенно. Цзян Чэн только было хотел в очередной раз отругать его за это, но слова застряли в горле вместе с возмущением, стоило взгляду только выхватить сжимаемый в чужих руках свиток, перевязанный фиолетовой лентой. Сердце на мгновение сбилось с привычного хода.
С того момента, как Вэй Ин покинул Облачные Глубины, прошёл уже месяц. Стало спокойнее, на занятиях стало проще сосредоточиться, что хорошо сказывалось на результатах, никто не злил Лань Цижэня и никто не попадал на серьёзные наказания. Жизнь стала до невозможного стабильной и правильной. А ещё невозможно скучной — хотя если бы Усянь спросил об этом сам, Цзян Чэн ни за что бы этого не сказал.
К нему так никого и не подселили, поэтому теперь Ваньинь жил абсолютно один. Иногда захаживал Не Хуайсан, но его попыткам развеселить, которые больше направлены были на то, чтобы отвлечь, сопротивляться было проще, чем выходкам Вэй Ина, поэтому такие встречи тоже потом рано или поздно превращались в учёбу. Это не было ни хорошо, ни плохо — это просто было. И всё равно что-то почти незаметно, но изменилось, когда их компания, которую и так нельзя было назвать большой, поредела. Вэй Ина и его временами совсем неразумных, но всё же интересных идей не хватало.
Поэтому, когда в печати на письме Цзян Чэн увидел аккуратное изображение лотоса, бросить все дела удалось быстро и без усилий. Возле Не Хуайсана он оказался мгновенно, почти нетерпеливо забирая свиток из его рук. Сердце на мгновение замерло, когда взгляд опознал до мелочей знакомый неровный почерк.
За всё время учёбы в Облачных Глубинах они с Вэй Ином так и не получили ни одного письма. Впрочем, писать было особо и некому — разве что Яньли, но та, видно, неверным считала отвлекать от учёбы по пустякам. Поэтому уже само письмо можно было назвать маленьким праздником в этом безрадостном мире правил и запретов. Цзян Чэн с затаённым дыханием распечатал свиток.
— Брат Сичэнь передавал мне письмо от да-гэ, а заодно и это попросил передать. Всё равно мне в эту сторону надо было идти, — Не Хуайсан ещё что-то объяснял, но это было где-то на краю сознания. Цзян Чэн слушал, но очень рассеянно. — Я пойду пока… Мне ещё читать наставления да-гэ. Он немногословен обычно, но когда дело доходит до моих занятий, говорить может долго. Ужас... В общем, покидаю тебя. Но ты, если что, обязательно заходи! У нас сегодня всё равно занятий вечером нет.
— Хорошо, я понял, — Цзян Чэн кивнул больше рефлекторно, чем осознанно. Стоило двери закрыться, как он тут же опустился на край кровати и, развернув свиток, приступил к чтению. Руки мелко дрожали от предвкушения, когда первые до мелочей знакомые неровные иероглифы сложились в слова.
«Можно я без приветствия, да? Просто это так странно… Первый раз пишу письмо тебе. Не помню, когда вообще писал письма… Я спрашивал у шицзе, как надо, но мне что-то ничего не показалось подходящим. В общем, я просто сделаю так, как получается. Никто ведь, кроме тебя, всё равно не прочитает, да?»
Уже первые строки заставили усмехнуться. Даже в письме Вэй Ин умудрялся говорить много и не всё к месту. Как же он скучал по этому… Не Хуайсан тоже не всегда говорил сугубо системно, но это всё равно было не то. Сейчас манера речи Вэй Ина, даже на расстоянии остававшаяся неизменной, была настоящим глотком воздуха. Цзян Чэн продолжил читать.
«Я бы написал раньше, но всё никак не мог решить, с чего лучше начать. Так и не решил, если честно… Так что просто начну, а дальше уже как пойдёт.
В Пристани Лотоса ничего не изменилось. Разве что шестой шиди, кажется, стал немного выше… А может, это я стоптался, на сплошных-то овощах… Хотя это вряд ли: всё равно ведь выше тебя был, значит, всё нормально. В любом случае, ничего грандиозного мы с тобой не пропустили.
Хотя нет, кое-что всё же пропустили. Лотосы уже совсем отцвели, я ни одного цветка не нашёл. Жаль… Но ничего, мы это ещё в следующем году наверстаем. Ты же как раз к цветению должен вернуться, да? Торжественно клянусь, что без тебя не прикоснусь ни к одному лотосу! Буду смиренно ждать твоего возвращения…»
На этих строках Цзян Чэн снова остановился. Перед глазами удивительно чётко проявилось лицо шисюна, с привычной задорной улыбкой и искорками в глазах дающего это совсем детское обещание. И ведь сдержит. Уж если Вэй Ину что взбредёт в голову, он не отступится. Если только не забудет об обещанной на эмоциях мелочи. Что-что, а память у него временами страдала. Хотя, с другой стороны, в таком случае у Цзян Чэна будет неплохой повод подшутить… Не одному же Усяню над ним издеваться?
«Ты, наверное, про помолвку хочешь узнать? Мадам Юй ругалась. Впрочем, ты и сам, наверное, догадался… Но это ничего страшного, кажется, уже привыкли. Меня больше волнует то, что шицзе расстроилась. Она, конечно, сказала, что всё в порядке, просила не переживать, но… Но всё равно было что-то не то. Неожиданно, но вы в этом с ней абсолютно одинаковые: если расстроены чем-то, по вам это всегда видно, но вы никому не расскажете причину. Вытягивать силой приходится вечно — особенно из тебя. Я, конечно, не стал расспрашивать в этот раз… Но чувствую себя теперь ещё более неловко. Не может же быть, чтобы ей Павлин в самом деле нравился? Либо я чего-то не понимаю, либо… Не знаю, что либо. Но всё равно считаю, что этот выскочка шицзе недостоин! Хотя, если честно, начинаю думать, что тогда всё же поторопился… Ты был прав. Не надо было лезть. Это выражение на лице шицзе… Никогда не забуду, наверное».
Цзян Чэн тяжело вздохнул, ненадолго откладывая письмо. Не то чтобы он был удивлён. Гнев матушки был ожидаем, про это даже думать не стоило. А-цзе… Она когда-то при нём обмолвилась, что помолвка её вполне устраивает, раз так нужно. Её она, кажется, даже радовала. Почему, и самому понятно не было, в этом он был полностью солидарен с Вэй Ином. Но вот так вот… Даже если бы этот брак был нежеланным, так скоро и внезапно разорвать все связи всё равно было слишком. Резкие перемены никогда не идут во благо.
От этих мыслей вдруг заболела голова. Цзян Чэн нахмурился и потёр виски, прогоняя навязчивое чувство. Вот же… А начиналось всё так хорошо. Взгляд снова вернулся к письму в надежде в конце снова увидеть что-то хорошее. Не мог же Вэй Ин вот так закончить, да?
«Но если всё это опустить… Я правда соскучился. Уже. Без тебя в Юньмэне совсем не так. Скучно. Даже на крышу ночью залезть не с кем. Уже холодно, конечно, ночью… Но небо всё равно красивое. Жаль, что тебе там приходится ложиться в неизвестно какую рань и пропускать всё это. Но ничего. Вернёшься в Пристань Лотоса — не отвертишься от меня.
Ты ответ, наверное, не пиши… Замучаешься искать способ отправить, я уверен. Чёрт знает, что там у Ланей с почтой творится… Расскажешь всё, когда приедешь. Уже немного осталось. Оглянуться не успеем, как всё вернётся назад. А тебя всё же интереснее в живую слушать. Ни у кого так глаза закатывать и вздыхать не получается. Так что запоминай всё. Как приедешь — ночь от тебя не отцеплюсь, пока во всех подробностях не расскажешь. И обязательно тебя напою самым лучшим вином, которое только найду. Какой бы прекрасной ни была «Улыбка императора», Юньмэнское вино всё равно лучше.
С большой любовью,
Вэй Ин»
Отложив письмо в сторону, Цзян Чэн устало откинулся на кровать, отрешённо глядя в потолок. В сердце вдруг проникла непонятная тоска. До самого этого письма даже намёка на это чувство не было — и только сейчас он окончательно понял, что скучает. По родным озёрам, по заливистому смеху шиди, мягкой улыбке а-цзе, звонкому голосу Вэй Ина… На душе одновременно стало светло от того, что хоть какая-то весть из дома до него дошла, и горько от того, что самому снова оказаться в родных местах придётся ещё нескоро. Теперь оставалось чёткое ощущение, что доучиться оставшиеся несколько месяцев будет сложнее, чем представлялось в начале.
После нескольких фэнь бессмысленного созерцания потолка Цзян Чэн наконец встал с кровати, аккуратно сложил письмо и подошёл к шкафу, где хранил личные вещи. Достав оттуда одну из книг, привезённых из Юньмэна, он неспешно открыл её на первой попавшейся странице. На пол тут же выпал маленький сухой цветок лотоса. Тот самый, который Вэй Ин сорвал для него, когда они покидали воды родных юньмэнских озёр. С этим воспоминанием уголки губ изогнулись в почти незаметной мягкой улыбке. Усянь сейчас, наверняка, пошутил бы из-за этой дурацкой реакции. Но его рядом не было, так что можно было немного расслабиться.
Ваньинь наклонился и поднял цветок, ненадолго задержав его в руках. От него веяло домом и, кажется, даже кожей можно было почувствовать влажный ветер, дующий обычно со стороны озёр. А может, всё это просто иллюзия. Так или иначе, идея Вэй Ина, определённо, была хорошей. Снова.
Цветок аккуратным движением, чтобы не повредить тонкие лепестки, положили обратно между страниц, рядом с ним легло и сложенное теперь вчетверо письмо. Книга благополучно вернулась на место, чтобы через какое-то время, когда тоска по дому станет совсем невыносимой, снова вернуть к родным местам и людям. Хотя бы мысленно.
Цзян Чэн не подумал о том, что лист с письмом можно было перевернуть. Наскоро начертанные на другой стороне предложения, явно добавленные уже перед самой отправкой, так и остались непрочитанными.
«Я тут краем уха услышал… Не нужно, наверное, говорить тебе, но… Дядя Цзян говорил, что тебя хвалили учителя. Поздравляю, что ли. Хотя я в тебе ни капли не сомневался».