Тсунаёши потребовалось время, чтобы успокоиться. И, скорее всего, Мукуро почувствовал панику, потому что выпал из медитации следом.

— Я сказал что-то не то?

Савада помотал головой, обхватил себя руками. Почему Мукуро первым делом почувствовал Хаято? Почему именно Хаято? Могли ли они встречаться раньше? Было ли это как-то связано с тем выстрелом в прошлом? Что вообще значило особенно яркое пламя? Тсунаёши потянулся сам к этому липкому Урагану, ворвался в него целой бурей чувств.

Почему?

Зачем?

За что?

И чужое пламя отозвалось такой же непонимающей тоской.

Извини?

Мне жаль?

Это моя вина?

Пламя Хаято было крепким. Убегая от прошлого, Тсунаёши совершенно не обращал внимание на то, как оно росло и множилось. Вероятно, какие-то учебные материалы попали в его руки. Может, тот сам вывел какую-то теорию. Это было не важно. Важно было то, что отклик оказался чудовищно сильным не смотря на расстояние. Так не должно было быть. Почему у него была настолько сильная привязанность к тому, кого он никогда не видел раньше?

— Ты встречал Гокудеру Хаято?

— Дымовая бомба Хаято? — переспросил Мукуро, добавив прозвище. — Я хотел его нанять, когда собирался в Японию, но мы не пришли к соглашению насчёт Виндиче.

— Это был он. Это его пламя Урагана, — Тсунаёши стёр с лица липкую вуаль страха. Нужно было успокоиться.

Хаято стрелял в него. Или не стрелял. Тсунаёши всё ещё не понимал за что и зачем, и почему перерождение началось именно в этот временной отрезок. Тринадцать лет не середина его жизни, даже если брать в расчёт, что прожил он всего-то двадцать пять. Так же это не заданный по умолчанию срок десятилетней базуки. Странно. Всё вокруг было странным, включая то, что Занзас был любимым сынком Девятого. Ну, или не сынком. Кем-то, кто мог наследовать кольца Вонголы.

— Прости. Ты всё правильно сделал. Хочешь продолжить?

Тсунаёши протянул Мукуро руку. Выражение лица подростка ясно говорило, что у него был целый ворох неозвученных вопросов. Может, Мукуро чувствовал, что сейчас было не время, может, проявил чудеса тактичности. Он молча принял руку, и они провели ещё сорок минут, разбирая и изучая связи. Тонкие, но крепкие нити, ждущие своего часа. Дремали вокруг пламени, но податливо натянулись, как только захотелось узнать больше. Мукуро очень понравилось как кололась Гроза и как распушалось Облако, стоило только проявить к ним интерес.

Тсунаёши не был удивлён, обнаружив, что среди его собственных связей самой сильной была связь с Такеши. В конце концов, он спас тому жизнь, они были друзьями, ходили вместе в школу, советовались. Ямамото всегда был дружелюбным щенком, главное было не втягивать во всю эту грязь. Даже Мукуро хотелось вытащить, отмыть и приголубить. Мафия была слишком жестоким миром, а они были всего лишь детьми. Ужасно несправедливо. Пламя Мукуро было зыбким, но ярким. Оно и было понятно — обе их встречи несли какой-то слишком сомнительный тактильный элемент, который сбивал всё формирующееся доверие. К тому же, доверять человеку, который по умолчанию знал о тебе всё, было некомфортно. Тсунаёши очень надеялся, что Мукуро не считал его жутким.

Их прервал хлопок двери и голоса внизу. Вернулся Занзас. И Реборн. Чтоб его.

Тсунаёши ненадолго оставил Мукуро, чтобы спуститься вниз и успокоить паранойю Реборна. Он здесь. Был весь день, как вернулся со школы. И теперь очень озадачен помятым и злым видом Занзаса.

— Я первый в душ, — рыкнул кузен на возмущённые вопли Скуалло, раздражённо вычесывающего грязь из светлых волос. — Я заебался больше тебя.

— Да подавись, — прошипел в ответ Супербия. Видимо, ни один из них не был в хорошем расположении духа. Впрочем, оно и было понятно. Соперники, показавшиеся необычными, в какой-то момент просто самоустранились, а вышедший навстречу Рокудо Мукуро оказался подставным одурманенным мафиози из давно уничтоженной семьи. Так ещё и стражи мира мафии наверняка устроили целый допрос с пристрастием, потому что Ланчия должен был заявить о своей невиновности. Любой разговор с Виндиче был жутким, уж Савада-то знал.

— Что-то случилось? — тихо спросил Тсунаёши. Молчащий Аркобалено не внушал никакого доверия. Мужчина наглаживал Леона как самый заправский злодей и не поднимал глаз с пола.

— Противник Занзаса наподдал ему поджопников и сбежал к херам, оставив нас тявкаться с Виндиче и блядским подставным—

— Скуалло, — одёрнул Аркобалено. — Ты говоришь лишнее.

Было удивительно, почему Реборн не остановил того заранее, но, видимо, словесные разборки с Ланчией и стражами здорово вымотали. Отлично. Одной проблемой меньше.

Скуалло поморщился, но плюхнулся на диван и злобно скрестил руки на груди.

— Отлично, — тихо пробормотал Тсунаёши, зная, что садюга прекрасно его слышит. – Мой кузен замешан в рэкете. Если об этом узнают соседи…

Таким образом он отсрочил подозрения Реборна на пару дней. Может, часов. Всё зависело от того, что тому наговорили Виндиче. Но это позволило Тсунаёши вернуться в комнату и хмыкнуть над иллюзией Мукуро, очень правдоподобно прикинувшегося цветком в кадке. Пламя Тумана было впаяно в иллюзию под непривычным для Мукуро этого времени углом и помогло сделать её куда более живой.

— Прекрасная маскировка, — хмыкнул Тсунаёши. — Но почему Кёю оставил просто так?

— Не успел, — отозвался Мукуро. — Слишком долго плёл эту, а когда послышались шаги, пришлось выбирать между собой любимым и полудохлым придурком на твоей кровати. Ни одного аргумента в его пользу.

Мукуро был очень забавным. Они провели остаток вечера и добрую часть ночи, разговаривая о пламени, его свойствах и о будущих иллюзиях. Уже даже Занзас заснул за стенкой, когда Мукуро задумчиво качнул головой, закончив устраиваться на раскладушке.

— Ты так и не ответил на мой вопрос.

Тсунаёши напел, отрываясь от книги которую взял чтобы скоротать время. Спать не особо хотелось, да и не моглось. Дыхание Кёи становилось болезненным каждые полтора часа, Занзас и Скуалло были буквально за стенкой, и где-то всё ещё шнырял так и не нашедший успокоение Реборн. Что-то заставило мужчину взбеситься настолько сильно, что его пламя полыхало неровными испорченными проклятием искрами на первом этаже. В такой обстановке ни о каком сне не могло идти и речи.

— Какого рода у нас отношения? — тихо спросил Мукуро. — Я не имею ввиду, что я мог бы подумать в нашу первую встречу, что ты буквально то, что я искал всю жизнь, и нисколько не осуждаю твою любовь к этому чокнутому парню, но хотелось бы всё же некой конкретики.

Тсунаёши посмотрел на него поверх страниц. Мукуро сгорбился, обнял себя за плечи, скрывая нервозность.

Ох. И точно. Савада снова забыл, что это не его Мукуро. Этот Мукуро всё ещё не знал.

— Я люблю тебя, — пожал плечами Тсунаёши. От его ответа подросток выпрямился, перевёл пустой взгляд на Кёю.

— И его ты любишь?

— И его люблю, — согласился Савада.

Он не мог любить кого-то больше, кого-то меньше. Они были все разные, они были полностью его. Он был их. У хранителей была прочная связь не только со своим Небом, но и между собой, и как объяснить эти чувства запутавшемуся подростку Тсунаёши не знал.

— Это сложно. Я не думаю, что слово «люблю» в принципе вмещает в себя то, что я чувствую к вам. Это намного больше. Это намного сильнее, — Тсунаёши скользнул на пол перед ним, доверительно ткнулся лбом. Мукуро дёрнулся, чтобы отстраниться, но вернулся и боднул в ответ. Совсем как там, в Кокуе.

— Так покажи мне.

И Тсунаёши показал.

То, как он был готов отдать за них жизнь. Свою, чужую, не важно. Как он хранил с теплом каждую мелочь, что они приносили. Как он заботился о каждой ране. Как переживал и горе, и радость с ними. Как он гладил и ласкал каждого, как грел в своём пламени, как смотрел в их глаза. Он был их Небом, он был готов укрыть их от любого зла, от любой угрозы, от любых воспоминаний.

Возможно, раненому сердцу Мукуро не нужны были словесные объяснения. Возможно, ему просто стоило показать именно это. Весь этот ворох тяжёлых выдержанных чувств. Это была не любовь. Нельзя любить так сильно и без остатка. Это чувство обмельчало, стёрлось на губах сверстников. Их же «люблю» было пьянящим, сокровенным, полным невыраженных щемящих чувств. Их «люблю» было тем, чего каждый из них так долго ждал.

Чувства Мукуро были некрепкими, он ещё не развил своей симпатии, ему просто было любопытно. Но чувства Тсунаёши уже жили в сердце. Пусть это был другой Мукуро, пусть это была другая реальность. Делить их казалось глупым.

Это был Мукуро.

Это был Такеши.

Это был Кёя.

Это были остальные.

Такие же как и его. Может, чуть более неопытные и глупые, но до последней капли его. Мукуро поймал чужую лицо в ладони, ткнулся носом в щёку, нежась. Тсунаёши чувствовал мокрое на своих щеках, и знал, что подросток наконец увидел, что такое «дом». Он показал глубину своих чувств, и ощутил в ответ мягкую благодарную нежность. В этой реальности никто не знал, насколько ласковым и хрупким на самом деле был Мукуро.

Они так и не сделали никаких глупых тактильных вещей. Тсунаёши было впору гордиться собой.

Хибари проснулся утром. Стая мелких птиц, которую тот приручил, ждала его пробуждения, выстроившись в шеренгу на подоконнике и так нестерпимо галдела, что даже глубоко задремавший Тсунаёши продрал глаза. А затем мигом взбодрился от чужой злости и недовольства.

— О, эм… доброе утро?

Кёя перевёл взгляд на посапывающего на раскладушке Мукуро, затем вернул на хозяина комнаты. Вероятно, требовал ответов?

Тсунаёши попробовал сгладить его чувства своим пламенем, чтобы провести конструктивный диалог, но Облако так сильно взбрыкнуло и раздулось, что Саваде пришлось смириться. Конструктивного диалога не предвиделось.

— Я знаю, что ты умеешь говорить, Кё- , — Тсунаёши осёкся, глядя на то, как начал светлеть от бешенства взгляд хранителя, и поспешно исправился, — Хибари-сан. Я отвечу на Ваши вопросы, только, пожалуйста, тише. Никто из семьи не знает о том, что Вы или он здесь, а за стенкой спит мой кузен.

— Оружие? — хрипло спросил Кёя.

Ага, сейчас. Какое, нахрен, оружие, если от того так и несло жаждой расправы.

— Я отдам Вам Ваше оружие, если Вы пообещаете не разносить мой дом и не шуметь.

Хибари прищурился, видимо, оценивая мог ли и без тонфа запинать зарвавшееся травоядное. Конечно, мог, но вот спящий противник, от которого только недавно получил поражение, был проблемой.

— У Вас, кажется, есть вопросы? — наклонил голову Тсунаёши.

Одна из особо смелых птиц прыгнула с подоконника на стол, и через мгновение, весь десяток ворвался в комнату, облепляя Кёю, и радостно затянул какой-то незамысловатый мотив. Тсунаёши вздохнул. Некоторые вещи никогда не меняются.

— Боже, блять, заткните этих ёбаных птиц, пока я не пустил их на барбекю, — Мукуро сонно пошевелился, сел на раскладушке, потёр глаза. Ему тоже понадобилось время, чтобы сориентироваться. Он больше не был в Кокуе, его наёмный товарищ вероятно уже снова плавал в банке вместе с близнецами в Вендетте, и рядом, всего в паре метров, сидел невероятно злой, ждущий продолжения боя противник. — Кого я вижу! С пробуждением, спящая красавица. Дрыхнуть целые сутки надо уметь.

— Что он сказал? — бросил Кёя, не отводя настороженного взгляда от Мукуро. Тсунаёши заметил, как вдруг изменился в лице иллюзионист, и поспешил ответить, пока тот не сообразил перевести свои слова на японский.

— Сказал, что твои птицы очень мелодичные и пожелал доброго утра.

Судя по лицу Хибари, тот не поверил ни на йоту. Мукуро подавил в себе ехидную улыбку, продолжил разговор на привычном для Кёи языке, чтобы не вызывать излишнюю паранойю и агрессию.

— Я и не заметил, что говорил всё время с тобой на итальянском, Тсунаёши, — наклонил голову Рокудо. – Твоя речь очень чистая, практически без акцента.

Кёя не кинулся только потому что вокруг него щебетала целая стая канареек, и потому что находился в одном нижнем белье. А уж кому-кому, а самому главе дисциплинарного комитета Намимори не пристало носиться в одних трусах.

Тсунаёши отвлёк их обоих от яростных переглядок шуршанием таблеток, протянул Кёе стакан воды и обезболивающее.

— Да бросьте, Хибари-сан. Если я Вас отравлю, то Ваш заместитель точно открутит мне голову. Кусакабе ещё вчера принёс Вам одежду и точно знает, где Вы находитесь.

Кёя взял стакан, но таблетку так и не принял. Мнительный, надо же.

Тсунаёши пожал плечами, наблюдая за тем, как Мукуро совершенно по-хозяйски вытащил одно из полотенец из шкафа и осторожно выглянул за дверь, направляясь в ванную. Он благосклонно дал им несколько минут уединения, чтобы они спокойно обсудили все вопросы. Тсунаёши тяжело вздохнул.

Кёя ожидаемо сорвался с места, как только дверь за иллюзионистом тихо закрылась. Схватил за горло, отвёл руку, чтобы ударить по печени. Очень мило, что при Тсунаёши не стеснялись разгуливать в одном исподнем. Можно ли было интерпретировать это как зачатки доверия?

— Что за хуйня, Савада?

Тсунаёши редко когда слышал, чтобы Кёя использовал нецензурную лексику. Видимо, уровень его смятения был достаточным.

— Что-то не так, Хибари-сан? Я вытащил Вас из Кокуе, пожертвовал свою кровать, лечил всю ночь. А Вы вот так меня благодарите?

Кёя так громко скрипнул зубами, что собственные зубы Тсунаёши заныли от этого звука. Какой кошмар. Вот почему у них в будущем стоматолог будет штатным врачом. Потому что ни у кого здесь не было хороших нервов.

— Как ты узнал? И почему он здесь?

Тсунаёши отвёл взгляд в сторону, но парень его встряхнул, понукая отвечать правду, а не выдумывать. Пока что не бил, видимо, из зачатков благородства и благодарности, но вполне мог перейти к рукоприкладству. Знал он Кёю, знал.

— Если я скажу, что просто почувствовал, это Вас устроит? Ну, знаете, сердцем? Когда Вы пропали, весь день было беспокойно, так что я прогулял школу и пошёл на поиски, надеясь, что мне повезет, и, вот, моя интуиция привела меня к Вам.

Кёя его всё же ударил, но не так сильно, как на самом деле мог бы. Если сравнивать с обычными тяжёлыми ударами, то это вполне себе можно было квалифицировать как «погладил».

— Ладно-ладно! Я прожил целую жизнь в качестве дона крупной итальянской мафиозной семьи, но затем переродился здесь и сейчас пытаюсь уберечь себя и своих ближайших союзников от скверной судьбы?

—Савада, — злобно прорычал Кёя,— хватит заливать, у меня терпение не бесконечное.

Тсунаёши кисло улыбнулся. Ну, что ж. Чего ещё ждал от него Хибари? Признания в любви и сталкерстве? Нет, спасибо. Кулак ударил чуть сильнее, чем в прошлый раз. Тсунаёши поморщился, но не пискнул. Ничего, и не такое терпели.

— Хорошо-хорошо! Я расскажу Вам, просто... Чуть позже. Сейчас не очень благоприятная обстановка, чтобы мы могли поговорить начистоту.

Кёя задумался. Да, оставаться здесь ему определённо не хотелось. Хотя, как он должен был успел подметить, все раны были обработаны, и, кажется, все его прирученные птицы были на месте. Но как можно было уйти без ответов? Почему именно Савада? Как он смог поднять человека, весившего намного больше, чем он сам? А если не сам, то как заставил того опасного парня тащить своего врага? Ситуация оставалась слишком странной.

Всё сводилось к тому, что этот мелкий зверёныш что-то замышлял. У Кёи был нюх на проблемы, а от мальчишки несло ими.

— Поговорим позже, — благосклонно кивнул Кёя, наконец отпуская мальчишку. — Ты сказал, что Кусакабе принёс мою одежду?

Тсунаёши махнул рукой на пакет у кровати, отвернулся, чтобы не смущать. Наверное, стоило спросить Мукуро о его гардеробе? Насколько помнил Тсунаёши, тот всегда любил приодеться, но здесь у него не было ничего. Если он собирался жить на обеспечении Савады, то теперь стоило решить эту проблему.

Тсунаёши вздохнул. Всё не то.

Стоило думать о том, какую версию ещё скормить Хибари, а не о трусах для Мукуро.

— Мои тонфа? — спросил Кёя, заставляя отвлечься.

Кусакабе, кажется, подобрал ему наряд как минимум для свидания. Тсунаёши было бы лестно, если не было бы так страшно. Даже подростком, у его хранителя был тяжёлый удар и сомнительные реакции на комплименты.

— Отдал их вчера Кусакабе, — пожал плечами Тсунаёши. — Вы как, по-человечески через дверь? Или, как обычно, через окно? Если что, там стремянка всё ещё стоит, можете даже не прыгать.

Кёя смотрел на него долгих полминуты, пока Тсунаёши наконец не понял свою ошибку. Какое, нахрен, «как обычно»?

— Ты сказал, что твоя семья не знает, так что пусть продолжает не знать.

Конечно, Кёя выбрал окно. Конечно, он выпрыгнул, наплевав на свои раны и лестницу. Как всегда, слишком крутой.

Дверь скрипнула, в комнату тихонько просочился Мукуро. Подслушивал, как пить дать. Даже не нужно было глядеть на его хитрющее лицо.

— Пошли вечером по магазинам? Вроде в центре открылся твой любимый сатанинский магазин, — предложил Тсунаёши.

— Ого, звучит как свидание. Неужели наши отношения развиваются так быстро? А как же тот полудохлый Ромео? Что, не нравится состоять в абъюзивных отношениях?

Тсунаёши фыркнул, но улыбнулся ему. Мукуро всегда был язвой и умел читать настроение. Как же он мог вообще жить без своего хранителя Тумана? Как он вообще мог жить без всех них?

Видимо, случайно снова опалил всех волной своей тоски, потому что руки Мукуро в то же мгновение обняли его плечи, а пламя остальных дрогнуло и завыло вместе с его собственным.

Они были там.

Они ждали.

Они не понимали, почему он всё ещё не пришёл забрать их.