Мастер нарциссы не любит: от их болезненно-желтого цвета сводит скулы, как от шампанского, поданного на свадьбе Маргариты.
Мастер не терпит свадеб, всех этих пышных юбок, лент, дурных подарков и явно фальшивых улыбок.
Маргариту в белом платье она тоже не терпит: зажимает в полутемном углу, подцепляя ленты перепачканными в черных чернилах пальцами и тянет, тянет, тянет их прочь. Прочь от жестокой призмы реальности, где Её волосы пропахли нарциссами, а на изящных и чистых ладонях, на тонком безымянном пальце — не её кольцо.
Маргарита ей не принадлежит.
А Мастер без неё и дня прожить не может.
Маргарита говорит: «Так надо». Мастер слышит:
«Эта вечность не будет нашей».
***
Мастер курит и старается не думать (-не думать-не представлять-не сметь-не сметь-не сметь!) о Маргарите с мужем. Мастер тушит собственную смерть о стену, и снова заходит в серый и пропахший пылью музей. Среди древних фолиантов и выцветших гобеленов ей спокойнее.
Замурованная в тёмном склепе собственного разума, она снова пачкает пальцы каплями чернил, описывая новые экспонаты. Чёрные звёзды намертво въедаются в пергамент кожи, мыло убьёт их — ориентиров не останется.