Говорят, в Эмиграде есть место для всех — но Касси определенно не относилась к этим всем.

Она бежала из дома в такой панике, что почти ничего не взяла с собой, кроме маленькой суммы денег. В спину ей неслись проклятия от родителей, ужасные, бесчеловечные слова, воспоминания о которых до сих пор отзывались болью в груди, и с того дня она больше ни разу не слышала маминого голоса — как горько думать, что последними словами, сказанными ей мамой, будут те оскорбления!

Конечно, были и некоторые плюсы. Касси быстро нашла в новом городе работу и жилье, но здесь нечем было гордиться — все это удалось лишь потому, что она от природы была крайне симпатичной. Работала она, по большому счету, миловидным личиком за кассой, а квартиру сняла, достаточно нахлопав ресничками перед владелицей.

— И дела мне нет до твоих ресничек, что за глупость?

Вокруг были мужчины, сотни незнакомых мужчин, и у всех них были загребущие ручищи и сальные улыбочки. Казалось, даже из окон домов на нее смотрят заинтересованные незнакомцы, даже улицы глядят на нее не то неприветливо, не то похотливо, и никто, ни одна живая душа не любит ее, не заботится о ней.

Может, лучше вернуться домой? Может, дома все-таки будет спокойнее, уютнее, роднее? Нет, невозможно забыть те слова, которыми ее провожали, и до тех пор, пока родители не принесут извинения (желательно в письменном виде), она даже звонить им не станет.

— А я бы все-таки позвонила на твоем месте, как ни крути, а они все-таки родня.

Нет! Есть такие слова, после которых родные становятся чужими.

Касси происходила из самого крупного города в мире, но сейчас ей казалось, что каждый его закуток ей знаком и ясен, а вот Эмиград — запутанный, мрачный, похож на паутину, и нет в нем ни одного светлого пятна; частенько Касси блуждала, не в силах найти дорогу домой, в слезах добиралась до телефонной будки и рыдала в трубку, не отвечая на попытки собеседницы выведать хоть что-то о ее местоположении. На путанных улицах, да, были в изобилии магазины и кафе, но в каждом местном кафе она была чужой, чужачкой, симпатичной блондиночкой из далекой страны, которую сюда никто не звал, а в магазинах и того хуже — у нее ведь не было денег на покупку, значит, она не желанная посетительница. И это не она так решила, ей однажды так и заявили прямо в лицо — или плати, или уходи.

— Я считаю, таких нужно сразу посылать. Но ты не думай, дело не в том, что ты приезжая, я вот как-то раз не угадала с размером, и мне прямо так и заявили: "в зеркало надо смотреться"! Везде есть грубияны.

Ну уж нет! В родном городе Касси таких точно не было!

Когда в Эмиграде всходил Нами, ей казалось, что это не звезда, а фонарь какой-то, просто очень большой; когда в Эмиграде наступала ночь, ей казалось, что она слишком короткая или длинная, слишком душная или холодная, слишком звездная — в ее городе не бывало видно звезд — слишком... другая! Невыносимо было проживать эти ночи.

— Ты слишком болезненно все воспринимаешь, Кэсс. Тут не рай, конечно, но и не все так плохо.

Да что она понимала!..

Ей, местной, конечно же, не понять. Она выросла среди этих пряничных домиков, бегала в школу по путанным ярким улицам, она с молоком матери впитала местный стиль жизни, местный говор, даже внешне выглядела так, что в каждом заведении ее встречали как свою. Красивая, как дьяволица, обжигающе-умная и прямолинейная, она сияла под местным звездным покрывалом и как-то ненавязчиво, как-то естественно превращала в праздник каждое дымчатое утро.

Она была создана этим городом для этого города.

— Ай, не говори глупостей, о Абети! Не помнишь уже, что ли, про продавщицу и зеркало? У меня дерьмовая работа, необъятный зад и скверный характер, а еще я родом-то, вообще-то, из городка поменьше, а сюда переехала из-за университета, в который, кстати, не смогла попасть. Дело вовсе не в том, что я какая-то особенная, и не в том, что ты приехала издалека. Просто наступает переломный момент, когда хочется домой, я по себе это знаю; но разве нет у тебя никаких причин оставаться здесь?

Причины были, вернее, одна причина; она стояла у плиты, мешала ложечкой кипящий кофе и поминутно сдувала челку с лица, в лишь ей одной свойственной очаровательной манере.

И город преображался день за днем.

Появились кафе, куда они ходили вместе, и где навечно поселились теплые воспоминания, уже не так пугающе петляли улицы, потому что многие из них довелось пройти вместе, и все больше попадалось знакомых лиц, улыбчивых и добрых, которые махали руками, выкрикивали приветствия, иногда звенели со своих велосипедов и посылали воздушные поцелуи — и теперь Касси уже не чувствовала, будто всем этим знакомцам лишь одно от нее нужно. Потому что они все знали, что она занята.

А еще потому, что она была своей.