Дни текли не так быстро, как грозились дома — Алтан получил крышу над головой, официально поступил на первый курс юридического факультета СПбГУ, за пару дней до учебы успел ужиться под одной крышей с одной из трёх сестер-вахтерш общежития.

Вера Адольфовна оказалась довольно тихой, но ласковой женщиной. Конечно, она не перестала его кормить и сюсюкаться с ним, как с собственным внуком, отчего становилось ужасно неловко и краска проступала на щеках. Спрятать бы голову в песок и больше не высовывать, но жаловаться было грешно. Близко к университету, довольно большая квартира, возможность побыть одному, без постоянного окружения людей. Своя комната с, что главное, ключом от нее — вот что удерживало его от завывания на полную луну.

Конечно, без сюрпризов не обошлось даже в первые дни проживания.

Где-то через три будних дня, когда Алтан более-менее обосновался и начал позволять себе выходить из своей комнаты с распущенными бойцовскими косами, в дверь довольно настырно постучали.

Вера Адольфовна встала со своего кресла и отложила спицы, удивлённо глянув на часы — половина седьмого часа вечера. Очевидно, она не ожидала гостей. На молчаливый вопрос Алтан покачал головой. Ему-то точно ждать некого, вся семья осталась в Гонконге, конечно, если сестричке Юме не взбрело в голову самолично проверить как проживает её «слыш, мелкий». Что было достаточно маловероятно. Юма пальцем не пошевелит без особой на то нужды. А по особой нужде пришлет одного из своих громил, и уж те точно стучать не стали бы.

— Бабуль? — Алтан молча отложил ножи в сторону, оперативно стащил с себя фартук и повесил на ближайшую вешалку рядом с полотенцами.

Показываться гостям не было никакого желания. Он юркнул в свою комнату, захлопнул дверь, выдохнул протяжно. Успел. Успел, Иисусе.

Мысли о том, что эта дряная привычка прятаться приехала с ним напоминанием об обычаях семьи, когда показываться хоть несколько неряшливым — грех, безуспешно бились о черепную коробку Дагбаева красным флажком. Он, стараясь выровнять дыхание, наспех вытащил резинки и принялся шустро завязывать привычные косы. Ещё недостаточно отросшие после последней стрижки волосы плохо поддавались, в конце концов получаясь двумя короткими выпирающими пучками.

Чертова бурятская Маринетт Дюпен-Чен, в домашней толстовке, идентичной толстовке выходной, зло смотрела на него с зеркала, только глаза горели красноватым.

Он набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание до пяти секунд, и выдохнул. Прислушиваться к разговору за дверью не получалось, как он ни старался. Мешало или шуршание толстовки, которую он в спешке менял на чёрную водолазку, или собственная отвратная концентрация.

Зато при выходе всё-таки случился отличный сюрприз. Он бы и не выходил, если бы не оклик Веры Адольфовны, которая нервничающе-счастливо звала его познакомится со своей внучкой.

— Только не сватай, только не сватай…

На кухне, куда он, бормоча молитвы и свои жалкие надежды, с тревогой заглянул, стояла, упираясь поясницей в край стола, Лера Макарова — его новая знакомая с университета. Она как-то знакомо хмыкнула и отсалютовала ему стаканом воды, одним глотком допивая.

— Вечер добрый.

— Добрый, — буркнул Дагбаев, вызвав у нее короткий хохот.

— Так вы уже знакомы, детишки? — Вера Адольфовна, стоящая неподалеку, переводила восторженный взгляд с одного на другую, вся светилась, что становилось ещё более неловко от странной ситуации. — Алташенька! — Алтан аж вздрогнул на это прозвище, когда она быстрым шагом приблизилась к нему под насмешливым взглядом Леры. — Знакомься, это моя внучка, Лерочка Макарова. Она хоте…

— Я хотела пожить тут, но, видно, все места заняты, — Лера отставила стакан с водой в раковину, потянулась и выглянула в наполовину зашторенное окно.

Солнце садилось в это время года, всё-таки сентябрь, и тучи набежали плотные. Окна выходили на дорогу, где машины уже включали фары, а не так далеко заработали уличные фонари.

В любой другой момент Алтан привычно промолчал бы и уступил ей дорогу, делить дом особо ни с кем не хотелось — он присутствие Веры Адольфовны еле выдерживал. Но может атмосфера начинающегося дождя так взывала к остаткам человечности, может воспоминания о том, как его самого с распростёртыми руками встретили. Все эти «кушай, не стесняйся», «золотце бабулино», «булочка моя», «устраивайся поудобнее» и даже гребанное «Алташенька»… Всё это заставляло внутренности вскипать от ярости, а глаз дёргаться, и совесть, очень невовремя включившаяся впервые после смерти матери, играла не в пользу Алтана.

— Можешь остаться, — буркнул он, круто развернувшись в сторону гостиной. — Только не шуми.

Он не знал сколько времени стоял в своих собственных размышлениях, как обычно потонув в них и не ориентируясь во времени, но четко ощущал на своей спине две пары если не радостных, то удивлённых глаз.

Вера Адольфовна, кажется, засияла.

А Алтану жутко хотелось выть.

***

Соседствовать с кем-то Дагбаеву не улыбалось, Вера Адольфовна не в счёт, и он откровенно ожидал каких-то проблем, но Лера… Лера была тише мыши.

Вера Адольфовна уходила на смену через каждые два дня. Утро Алтан с Лерой проводили вдвоём. Спокойные такие. Готовили завтрак, мыли каждый за собой посуду, обменивались иногда какими-то бессмысленными замечаниями. Время от времени она включала громко музыку, но Алтан не жаловался, его наушники хорошо глушили сторонний шум.

Находиться с ней в одном доме было нормально. Не предел мечтаний, потому что предел мечтаний Алтана это замуровать себя в груде комиксов, а сверху придавить пятитонной приставкой.

Но по крайней мере они не переходили границы комнат друг друга, и заранее обусловили, что в любом случае будут стучаться.

Однажды Лере зачем-то понадобился Алтан, но, как только он, слегка удивленный, открыл дверь, она так и замерла с открытым ртом. И нет, он не был голышом. Он был в своей водолазке с заплетенными волосами, в домашних мягких штанах.

— Это чё, — выдохнула она, смотря куда-то сквозь Алтана, — пятая плойка?..

Черт.

Нужно было заранее убрать, но кто же знал?

Лера, вежливая и не нарушающая оговоренные правила Лера, отодвинула шокированного Алтана в сторону одной рукой и, зайдя к нему, направилась прямиком к консоли, присев перед ней на корточки. Алтан мог бы представить её восторженный взгляд — не каждый день видишь PS5, особенно учитывая стоимость и тираж. Он получил это на новый год, но даже порадоваться особенно не смог. Играть не с кем, тиммейты в основном слушались его, потому что что-что, а тактика у Алтана выходила прекрасной. Ни соперников, ни друзей, никого. Даже обсудить в целом было не с кем. Возможно маленькая его часть нуждалась ком-то наподобие бесстрастной Леры Макаровой, чье спокойствие, схожее со спокойствием самого Алтана, разбивалось вдребезги при виде пятой плойки, и голос так протяжно-просяще тянул:

— Давай по катке?

Дагбаев прикрыл дверь без особых эмоций, не собираясь показывать хочет он этого или нет. Лера сидела на полу, скрестив ноги, держала один из парных джойстиков и с явным удовольствием вела по нему пальцами. На экране одиноко стоял Кратос, Алтан взглянул на него, на джойстик в своей руке, и выдохнул:

— Ты что-то сказать хотела.

— Потерпит.

Лера не выглядела умоляющей, да и вообще быстро вернула контроль над лицом.

— Одну катку, — бросил он, устраиваясь на диванчике.

Макарова азартно хохотнула:

— Да я тебя размажу.

— Ещё посмотрим, зови меня Нубмастер69, — Лера только громче рассмеялась, перебираясь с ногами на диван.

Возможно, Алтан улыбнулся. Вам никто не поверит.

***

Ничего особо не изменилось, они все так же спокойно жили друг с другом. Может стало чуть легче: Лера время от времени составляла ему компанию в играх, они проходили раунды в Теккен 3, иногда Макарова на это ворчала, но Алтан отказывался принимать другие выпуски, и в целом их взаимоотношения перешли на нечто вроде приятельских.

Вера Адольфовна — та ещё хохотушка, как выяснилось позже, — обожала совместные ужины, хотя иногда Алтан не выдерживал и таскал еду к себе в комнату, закрываясь в ней на все щеколды. Ему все ещё было некомфортно общение за столом, в его собственной семье общение за ужином протекало не при самых приятных темах. Воспоминания в такие моменты накатывали ужасные, от них хотелось спрятаться.

Было неудобно, было некомфортно. Привыкать к подобному оказалось сложно и, несмотря на определенную часть его самого, которая хотела этого общения, подавляющее большинство было против. Алтан не любил шумных людей, он сложно переносил настолько яркую компанию, даже если та состояла всего из двух человек.

Все ухудшилось, когда кто-то за завтраком упомянул одного знакомого Алтану субъекта.

— Лерочка, солнце, — Лера оторвалась от яичницы, которую взбивала в миске, и сонно кивнула бабушке, — ты Вадика видела? Он обещал сегодня ключи передать.

— От кладовой? — Спросила Макарова.

Алтану не было интересно, что именно этот Вадик обещал и какие ключи взял, он просто пил свой кофе после того, как полностью привел себя в порядок.

— Нет, от архива, солнышко.

— А что ему в архиве понадобилось? Опять какую-то статью писал?

Хотел он этого или нет, но концентрация Алтана решила, что именно сейчас нужно сосредоточиться на диалоге и послушать, как Вадик — гордость всей семьи, — написал очередную статью, которую с руками оторвали, а ему самому вручили грамоту о вкладе в жизнь профкома и продвижение исторического факультета в массы. Вадик, оказывается, сотрудничал с профкомом и студгазетой, и отдельно с Юлией Пчелкиной, ее главой.

— По-моему они там какие-то шуры-муры крутят, без понятия, — комментировала Лера, переворачивая скворчащую яичницу. — Я его в последний раз видела в «Ликорисе», но бабуля…

— Наденька?

— Да, — Макарова сложила яичницу пополам, затем ещё раз, и переложила на тарелку, садясь за стол рядом с сидящим в телефоне Алтаном. — Бабуля сказала, что он даже толком ничего не взял, осмотрелся и ушел. Точно что-то мутит, вот честное слово. Шило в жопе у человека!

— Лера!

— Что?

Вера Адольфовна показушно покачала головой, допила свою чашечку кофе и, отложив, протянула:

— Ровняйся на него. Чтобы тоже такой умной была, понятно?

Лера закатила глаза так сильно, что Алтан аж увидел ее раздражение. Наверняка не первый раз просят равняться на умного Вадика. Гордость семьи, как же.

И ладно, будь это единичный случай.

Первый ознакомительный день в университете они с Лерой разделились по курсам. Алтана вместе с потоком, словно стадо баранов, загнали в большой лекционный зал, где он сел в задний ряд, положив рюкзак на стол и скрывшись за ним. В принципе, все было, как и в школе. Пришел лектор/директор, провел ознакомительную лекцию/классный час, где наглядно рассказал студентам/школьникам за что они могут отхватить люлей. Ничего особенного. Все то же, что и прежде. Только в конце своей речи лектор позвал одну из девушек за партами. Та, в светлом пиджаке с ярко-рыжими волосами, быстро зацокала на каблуках до лектора и уверенно подала ему руку, светя яркой улыбкой. А уж когда развернулась лицом к группе и упёрлась руками в бока, Алтан понял, что никакая она не первокурсница.

— Мое имя Юлия Пчелкина, — бодро известила она, оглядывая студентов. — Можно просто Юля. Третий курс международного права, глава студгазеты, представитель профсоюзного комитета. Вместе с вашим преподавателем, Ярославом Семёновичем, — лектор как-то слишком польщенно кивнул, — я буду курировать вас, но лишь до окончания первого курса.

Алтан отдалённо подумал, что это именно та Юля, которой Вадик сдал свою хваленую новую статью. Она говорила ещё о чем-то, кажется что-то о совместной беседе в Телеграме, обещая добавить туда всех и прося тех, у кого Телеграма нет, скачать его.

Алтан на секунду задумался какой из двух аккаунтов предоставить… Но мысль отпала сама собой, номер он все равно указал «рабочий». Тот, который у его семьи, который в документах, который привязан к карте. Удобно было иметь два аккаунта. Один, где он Алтан Дагбаев, младший наследник клана Дагбаевых, солидный, ответственный человек, у которого нет времени на глупости.

Второй — где у него на аватарке аниме-девочка, а вместо имени стоит простое «Гладиолус». Хотя таким Алтана знали только тиммейты.

Ничего особо не изменилось.

А спать на студенческой парте оказалось так же удобно, как и на школьной.

***

Сглазил ли это Алтан, виноваты в этом были звёзды или может просто неудачное стечение обстоятельств, но Вадик, будто с цепи спущенный, преследовал его как не в себя.

Нет, не физически. Физически Алтан после цветочного магазина Вадика не видел. Только это не мешало ему мешать Алтану жить.

Лера и Вера Адольфовна обсуждали новую статью Вадика, которую наконец смогли прочитать; Юля Пчелкина подробно рассказывала как они с Вадиком придумали план для введения первокурсников в течение жизни университета; даже на работе Надежда Адольфовна то и дело спрашивала не приходил ли Вадик.

И Люциферушка, этот наглый котяра, словно спал и видел лицо Вадика перед собой.

Весь такой хороший, весь такой прекрасный, весь такой лучший студент.

В универе, если говорили не о Сергее Разумовском — местном гении, звезде всего СПбГУ, человеке, который перескочил через несколько курсов сразу на магистратуру, — то о Вадике.

Вадик выиграл очередную олимпиаду, Вадик заработал медаль по культуроведению, Вадик защитил перваша, Вадик переспорил лектора, Вадик отличил Моне от Мане, Вадик посадил дом, построил сына и родил дерево.

И все сам, блять, никакой помощи в этом доме.

Вадика в какой-то момент стало настолько много, что Алтану захотелось обратно в Гонконг, в свою пропитанную одиночеством комнату, где никаких Вадиков не существовало, а рядом не гудели одни сплошные сангвиники!

Алтан совершенно без понятия, как у Вадика получилось настроить его против себя, даже не появляясь в его поле зрения, но, видимо, для этого человека не существовало невозможных задач.

То, что Алтан в одну минуту своей жизни почувствовал триггер при имени «Вадик», не было ничем удивительным.

Такой правильный и прекрасный — он выбешивал саму суть Дагбаева своей яркой улыбкой с доски почета. Да тот же Разумовский со своим прорывным приложением «VMeste» мельтешил перед глазами не так сильно, как хренов Вадик.

И ведь адекватность твердила, что он совсем не виноват в своей популярности. Просто, наверное, был слишком ярким. Слишком хорошим.

Слишком интересным, чтобы люди обсуждали его, как никогда не обсуждали скандалы вокруг Аллы Борисовны.

— А тебе он кто? Брат? — Не выдержал Алтан, вырубая своим персонажем персонажа Леры в один из выходных вечеров.

Лера протяжно завыла, откинув голову на спинку дивана — это был не первый её проигрыш. А затем оглушительно чихнула. Алтан шепнул пожелание здоровья и передал ей салфетки. Лера, кажется, долго не выдерживала в его обилии цветов, и часто шутила, что он «Ликорис» перетащил к себе.

— Нет, — всё-таки хмыкнула она, недовольно выбирая локацию для следующего раунда. — Сын маминой подруги.

Оно и ясно. На его смешок Макарова только цокнула, но глаз от экрана не отняла и продолжила:

— Я серьезно. Наши мамы дружат, особенно после того, как у Вадика отец за хлебом ушел, — первые удары её персонажа Алтан успешно блокировал. — Они часто к нам с Киром, ну, моим мелким, в гости приходили.

— А мелкому сколько? — Алтан нанес свой микс, слушая её вполуха.

— Киру пятнадцать, — Лера продула первую треть XP. — В общем Вадик у нас как член семьи, до наших родителей ещё наши бабули дружили. Бабуля Надя, бабуля Вера, бабуля Люба и бабушка Вадика — тетя Зина, что-то типа питерской мафии, ни один наркоман не пройдет незамеченным, — шутка про «уже прошел» осталась неозвученной, Дагбаев закашлялся и нагнулся вперёд, понимая, что, если отвлечется ещё раз, то впервые за вечер проиграет ей.

— И что, — бросил он максимально незаинтересовано, — он весь такой молодец? Золотые руки?

Апперкот, удар с вертушки — персонажу Леры откровенно мало осталось. Солнце уже село, в комнате лампочки не горели, только монитор освещал переливчатыми цветами лица игроков. Сосредоточенный, Алтан двумя руками водил по кнопкам джойстика и Лера не уступала ему в скорости.

— Ага, типа того, — отвлечённо кивнула она, замерев, пока играла кат-сцена ультра-атаки. — Вся комната дома в медалях и грамотах. Не гений, как Разум, но схватывает налету. Раньше меня раздражало, как нас сравнивали, но Вадик в принципе заслужил всю эту похвалу и прочее…

— Как кто? Разумовский?

— Да, у них своя атмосфера. Не скажу, что часто видела его с Разумовским, но с Волковым часто. Они пару раз с Киром вместе сидели. Видел того мрачного рядом с Сережей?

Алтан в попытках припомнить тень местного гения, пропустил несколько ударов от Леры, но успешно нанес свои. Насколько он помнил, был один такой. Не то чтобы мрачный, просто словно слишком серьёзный, чрезмерно взрослый тип.

— Кажется да, видел, — кивнул он.

— Вот они с Вадиком биба и боба, две половинки одного долбаёба, — её смех потонул в оглушительном стоне, когда Алтан вытащил сердце её персонажу и бросил себе под ноги; Дагбаев коротко ухмыльнулся очередной победе, гордо откинулся на спинку дивана. — В общем, если что ещё захочешь узнать, — продолжила Лера, потирая уставшие глаза пальцами, — то спрашивай у Олега. Он ходячая вадикопедия.

Алтан, хоть и не понимал, с чего Лера взяла, что ему интересен Вадик, но всё-таки кивнул. Мало ли.

***

Первые дни в университете проходили сплошными лекциями. Алтан уже читал про теорию государства и права, и в целом ничего из того, что ему рассказывали, не было новостью.

Будучи в некотором смысле одарённым, Алтан хорошо запоминал все, что его интересовало вне зависимости от того, хотел или нет, а СДВГ — синдром дефицита внимания и гиперактивности, который в его семье дружно игнорировали последние четыре года — не позволяло запоминать то, что, собственно, было важно запомнить. Дела у Алтана с концентрацией проходили не очень.

Марихуана, которую он в зависимости от ситуации, курил, принималась приятнее, чем психостимуляторы. И расслабляла его подольше. Алтан, не склонный к зависимости, свою дозу знал и соблюдал её лучше, чем предписания Будды, даже несмотря на то, что сам был буддистом.

Возможно только это держало его в узде от безумных поступков, очищало от грязных мыслей и позволяло принять свое истинное «Я» вместе со всеми потрохами.

Во время одной из таких «просветлений» полностью одетый Алтан, сидя в ванне, осознал почему же его так сильно выводило из себя одно упоминания Вадика.

Он был слишком… Слишком, блять, правильным. Слишком искусственным, на него смотреть становилось противно — Алтан не уверен, что сдержал бы рвоту при виде него, — создавалось ощущение, будто ты, весь такой прокаженный, собираешься дотронуться до Иисуса Христа сразу после его крещения.

Ни с кем не ссорился, сохранял нейтралитет, не разбил ни одно сердце, никого не побил, никого не убил. А, слушая Леру, можно было сказать, что даже дома у этого всемирного красавчика всё оставалось ровно — прекрасные отношения с мамой и бабушкой, с родителями друзей, с соседями, со сторожевыми бабулечками, да со всеми, черт возьми. Гордость семьи, надежда факультета, любимчик девушек, а, если верить слухам, ещё и превосходный любовник.

Такой хорошенький.

Избить бы.

Потому что сам Алтан нихуя не хорошенький.

С детства капризный, требующий слишком много внимания, властный и жестокий. Он ссорился с сестрой, с дедушкой, успокаивался только рядом с мамой, и то становился собой, когда покидал её объятия, и растил в себе жгучую ненависть ко всему клану.

Но беззастенчиво пользовался своим именем, приструнивая тех, кто раздражал своей правильностью. Подростком он часто говорил «Ты хотя бы знаешь, кто я такой?», и его одноклассники вкупе с детьми с параллельных классов больше не смели показываться в его поле зрения.

Алтан не знает, что было причиной подобной жестокости по отношению к одногодкам, особо не пытался узнать. Старался ли он хотя бы этим добиться одной несчастной похвалы со стороны старших?

«Здесь ты никто и ничего твоего в этом доме нет», — любили повторять ему дома.

Не имея возможности по-настоящему показывать характер там, он делал это в школе и лагере летом, наслаждаясь хотя бы подобной властью в своих руках.

Алтан думал, что вместе со школой и семьёй из его жизни ушла непереносимость хороших людей, исчезла необходимость зарабатывать элементарное «молодец». Но, чем дальше в лес, тем злее волки — никакие попытки убежать от себя вглубь своих мыслей не оправдывались, только усугубляли положение.

А Вадик не переставал преследовать, ни разу даже не появляясь поблизости.

***

Двенадцать часов дня, вторая неделя обучения, четверг.

В беседе курса обсуждают подготовку к «посвящению в первокурсники», Алтан молчит со всех сил. Как истинный ниндзя, читает всё, но ни с кем не общается, только иногда Юля Пчелкина пишет ему, максимально культурно намекая на то, чей Алтан сын и как много он мог бы сделать для университета, если бы только захотел. Алтан так же культурно игнорирует.

Полностью отвязаться от общения у него не получается. Во-первых, потому что люди — социальные животные, во-вторых потому Алтан общается с Лерой, Лера общается с Вадиком, Вадик общается с Волковым, Волков общается с Разумовским, а Разумовский общается с Юлей.

И это не говоря о том, что сама Юля «корешанит» с Вадиком и Олегом.

Поэтому, хочет Алтан или нет, но время от времени ему выпадает почетная роль почтовой совы, от которой отказаться не даёт неумение отстаивать личные границы. Хорошо, что такие моменты происходят очень редко по сравнению со всем остальным.

Вот и сейчас он «взялся», как тактично выразилась Лерочка, потребовать от Вадика ключи от архива, которые тот часто забывает возвращать на место.

Дагбаев входит в здание и его обдувает теплым порывом кондиционеров вместе с освежителем воздуха «Горная Свежесть». Светлое, довольно просторное здание, внутри обвешено мотивационными плакатами, с колонок прорывает скорость звука Эминем.

Борцы MMA, представляющие собой сочетание множества техник, школ и направлений единоборств., если он правильно понял, кто это, смотрели на него с этих плакатов не агрессивно, но настойчиво. Алтан бы сказал, что этот взгляд нацелен подбодрить. И, кажется, вполне справляется со своим делом — внезапно захотелось расправить плечи, поправить высокое горло водолазки, кинуть в кого-нибудь уничижающим взглядом.

Мимо прошли неизвестные парни в потных футболках, перекидываясь словами и передавая друг другу одну бутылку. Алтан поморщился на них.

В конце концов, он пришел сюда совершенно не для разглядывания незнакомых мужиков, хотя уже и сомневался в правильное ли место попал. Вывеска тренировочного зала, должно быть, манила сюда людей агрессивных и несколько жестоких, а Алтану не улыбалось оказаться среди двухметровых качков, каждый из которых может переломать ему хребет мизинцем.

Для своих восемнадцати Дагбаев был обучен достаточно, мышечная масса слегка сдавала позиции, но тычковый нож на поясе под лёгким пальто обнадеживал и, начнись массовая драка, за себя постоять он точно смог бы.

Но один на один в рукопашную — к сожалению, нет.

И раз уж Алтан, с детства подвергающийся тренировкам, чувствовал себя не очень в подобном заведении, разве смог бы заучка-Вадик с его большим сердцем и не менее большим человеколюбием комфортно устроиться в месте, где разбивают носы, выбивают зубы, бьют ногами по ногам.

— Эй! — Алтан обернулся на оклик, сохраняя гордо поднятую голову.

Прямо на него со стороны ринга шел высокий парень, может старше на пару лет, с каштановыми растрепанными волосами и ярко-голубыми глазами. Отрывистая походка, покрасневшее лицо, вспотевшие ладони — только недавно снял перчатки? — он не выглядел дружелюбным. Особенно учитывая, что за его спиной прямо сейчас неизвестный в красных спортивных шортах и в такого же цвета шлеме довольно удачно атаковал своего соперника, загоняя в один из углов. На это было забавно смотреть. Как один отбросив промедления, но искусно играя, словно уверенный в себе хищный зверь, получал удовольствие от слабости второго. Завораживающее зрелище отшлифованной агрессии. Такому фас скажи — набросится и на кусочки порвет, не жалея.

— Оглох, сопляк? — Оклик голубоглазого парня прямо перед собой вырвал Алтана из оцепенения; он прочистил горло и четко произнес:

— Я к Вадиму.

Собеседник нахмурил забавной формы брови:

— К Вадику что-ли?

— Да, я…

— От Юлии Пчелкиной?

Вопрос слегка застал врасплох. Алтан ещё не до конца привык, что в СПбГУ все друг друга знают, но он совершенно не помнит видел ли подобного типа рядом с главой студгазеты.

— Да, — кивнул Дагбаев, складывая руки на груди, когда незнакомец приблизился и в силу роста слегка склонился над его ухом.

— Вот даже думать о ней не смей, — шепнул он, оценивающе проходясь взглядом по всему телосложению Алтана, скрытому пальто. — Дракон! — Внезапно крикнул он, обернувшись к спаррингующимся.

Алтан тоже обратил на них внимание. Зверь в красном сидел, широко разведя ноги, на своем сопернике, заламывал ему руку в плече, но делал это так расслабленно, будто каждый день пытал людей.

— Чё надо, МакКуин?! — Отозвался тот, не подняв взгляда на «МакКуина» рядом с Алтаном.

Неожиданно пронеслась мысль а не Вадик ли сидит на человеке в раздумьях сломать ему кость или пусть живёт? Дагбаев слегка качнул головой, не мог этот представитель больших и плюшевых со спокойным лицом ожидать пока противник сдастся.

— Тут к тебе от Юли! — «МакКуин» бросил последний взгляд на Алтана прежде чем оказать первую помощь проигравшему, активно бьющему ладонью по рингу.

Зверь в красном встал с насиженного места, не подал руки сопернику, а спрыгнул с ринга и уже стащил шлем с перчатками, сверкнув белозубой улыбкой. Солнышко-Вадик собственной персоной: те же светлые волосы, высокий рост, только на теле непонятные линии, обвивающие его шею и грудь.

— Твоя ревность не знает границ, — усмехнулся он вслед «МакКуину». — Отстань от мальчика, какие у него шансы с Пчелкиной? — Алтан вовремя проглотил язвительную шпильку, только зациклился на очертаниях татуировки Дракона, на каплях пота, стекающих по голому торсу под тренировочные шорты.

Дагбаев готов молиться, лишь бы не покраснеть прямо сейчас и сохранить серьезное лицо, когда перед глазами открытая бронзовая кожа с проступающими на руках крупными венами, с бугрящимися от каждого движения напряжёнными мышцами.

— Прости за него, — отвлёк Вадик, резко обратившись напрямую к Алтану. — У этого придурка гиперфиксация на Белочке.

— На… Юле? — Уточнил на всякий случай Дагбаев, периферийным зрением наблюдая, как Вадик раскрывает зубочистку, зажимая её между своих акульих клыков.

— Ага, — усмехнулся он, — Игорь та ещё ревнивая сволочь, — хохотнул в точности как Лера и обратился обратно к Игорю: — Я прав, Гром?! Не ссы, наш договор ещё в силе! — Игорь молча показал ему средний палец.

Справедливо.

— Ну?

Дагбаев моргнул.

— Что?

— Что хотел?

Алтан посмотрел на Вадика, заметил крапинку зелёного цвета в серых глазах и только потом вспомнил, что приходил за ключами.

***

Музыка давила со всех сторон: Бейонсе не давала ни единого шанса остаться с хорошим слухом, оглушая. Было даже интересно, кто додумался заплатить диджею за Бейонсе, но не настолько, чтобы пробираться через толпу полупьяных — а некоторых совершенно пьяных — первокурсников, большинство из которых вообще впервые в жизни посетили ночной клуб.

Говоря откровенно, Алтан был одним из этого списка людей.

По натуре не терпящий шум, привыкший абстрагироваться от мира, он находился в отвратительной для себя среде, зажатый отовсюду. Разве только барная стойка за спиной дарила кое-какое ощущение безопасности, а безалкогольный коктейль переливчато-золотого цвета помогал занять руки.

Его чёрный с расшитыми ликорисами — иронично — хаори свободно висело на плечах, заплетенные волосы играли на свету золотыми застёжками, слегка подведенные глаза с черными линзами аккуратно подчеркивали белизну кожи.

Алтан сам не понимал для кого разоделся, но что сделано, то сделано.

— Хей, — Дагбаев обернулся на звук и заметил, как к нему подбиралась миловидная девушка в черном топе, — скучаешь? — Банально.

Он незаинтересованно окинул её взглядом: каштановые волосы средней длины, вероятно яркие глаза, низкий рост, сумочка-клатч в руке.

— Не знакомлюсь, — выдохнул он, сильно надеясь, что она отвалит сама.

Девушка фразу восприняла как вызов, улыбнулась ярче и запрыгнула на один из барных стульев, облокачиваясь на поверхность столика.

— Да ладно тебе, я…

— Я отойду, — бросил Алтан, отставляя коктейль в сторону.

Не то чтобы Дагбаеву действительно нужно было в уборную комнату, но так сложились звёзды, что для него молча свалить было легче, чем твердо сказать нет, особенно если настаивают.

Он скрылся в кабине, присев за дверью на корточки и протяжно вздыхая. Нахождение в этом месте становилось целым квестом, особенно учитывая, что его мысли уже некоторое время не покидал тот, кто, кажется, отстал от него в реальности.

Может о Вадике и правда перестали так интенсивно судачить, а может просто Алтан вновь уходил в мысли и не замечал щепотков, но факт оставался фактом — уйдя из реальной жизни, Вадим Дракон — как выяснилось, это был его псевдоним в мире бокса, — прочно засел в мыслях Алтана и уже оттуда уходить явно не собирался.

Не одно — так другое, мать его.

Судорожный выдох сорвался с его губ, когда он попытался прикрыть глаза. Перед веками так и стоял Вадик с его опасной напряжённостью, со звериной грацией и оскалом на всё лицо. Уже не такой плюшевый, хотя лучше бы оставался обычным добрым парнем.

Было в нем что-то, что читало Алтана, как открытую книгу, насмешка или наоборот повиновение. «Ты хочешь ударить меня, бей, не стесняйся», — гласил его миролюбивый взгляд, надетый маской на откровенную провокацию. Вслух он тогда ничего подобного не сказал. Порылся в спортивной сумке и отдал старые ключи на тряпичной связке, ни слова не проронив. Катал эту зубочистку блядскую и напевал под нос что-то из Леди Гаги, кажется, «Poker Face».

Алтан никогда не понимал других людей, и сейчас не понимал Вадика. Знал или прикидывался. Хотя что мог знать-то? Если сам Алтан ничего не знал.

Разве только, что сердце билось чутка агрессивнее, в дрожь иногда бросало ни с того ни с сего, лицо оставалось непроницаемым, но ладони потели, как проклятые.

Влюбился ли? Сам не до конца понимал, хотя пытался. Всю жизнь знал себя лучше всех, осознавал каждую часть себя, был в дружеских отношениях с каждым из своих демонов, иногда играя с ними на равных, кто кого.

И сейчас знал. Знал, только не понимал.

Так.

Он вышел из уборной более на нервах, чем заходил сюда. Возвращаясь к стойке, не увидел ту девушку, значит ждать надоело. Допил коктейль разом и направился прочь из здания, по дороге невольно замечая несколько знакомых лиц. Ну, как невольно, не совсем невольно. Но об этом пока нельзя.

Юля с уже знакомым Игорем что-то обсуждали сидя на укромных диванчиках подальше от суеты; она улыбалась, он выглядел в сотни раз мягче, чем при первой встрече. Не особо далеко неловко перебирался с ноги на ногу шестнадцатилетний мальчик, который, как Алтан заметил, пришел вместе с Громом. Тихий, светловолосый, абсолютный одуванчик, а не человек. Дима, или как его, только поступил в Полицейскую Академию. Они вроде бы знакомились, но это не точно.

Лера танцевала в центре, она предупредила Алтана об этом сразу, на всякий случай.

Даже Разумовский со своей ручной волчарой Олегом пришел, только подозрительно быстро уединился с ним. Дагбаев мог бы предположить самое очевидное, но не стал. Если лучший друг Вадика — гей или хотя бы би, очень вероятно, что и сам Вадик не прочь. А об этом думать совершенно не хотелось, не дай боже подсознанка станет надеяться на что-то.

По мере приближения к выходу, потихоньку наступало головокружение и слабость по всему телу. Стробоскопы раздражали чувствительные от долгого ношения линз глаза, появилось желание растереть их, но Алтан на опыте знал, что этого делать не следует.

Кое-как выбравшись и глотнув свежего воздуха, он отошёл на задний дворик, вытаскивая из заднего кармана брюк заказной портсигар, подхватил подвеску-зажигалку и жадно затянул смесь марихуаны с табаком два на восемь. С первым напасом сознание успокоилось и мысли встали в ровный ряд, взгляд слегка прояснился. Теперь он мог видеть, как из входа неизвестный рыжий бугай тащил сопротивляющегося пацана с белоснежными волосами, сокурсника Алтана, в сторону машины, словно чертов мешок картошки. Охрана у дверей клуба молчала, пацан брыкался и матерился на всех ладах, хоть сейчас бери и записывай, а бугаю хоть бы хны.

Алтан нахмурился на картину, только хотел потянуться за телефоном и вызвать втихомолку полицию — уж больно рожа у рыжего бандитская, — как с слева от него послышался знакомый голос:

— Да не ссы, это Мёрдок.

Он обернулся едва ли не со скоростью света. Вадик опирался локтями о перила этакого крыльца на несколько шагов дальше от Алтана, улыбался прямо ему в лицо и выглядел до ужаса расслабленным.

— Кто такой Мёрдок? — Спросил Дагбаев, приближаясь едва ли осознанно.

Дракон махнул ладонью:

— Инглиш у вас вести будет, — и уставился на сигарету в руке Алтана; следующий вопрос был очевидным. — Дашь стрельнуть?

— Своих нет? — Бросил это резко, резче, чем собирался, но отступать не хотел — прохладная ночь подстрекала на смелости. — Я думал спортсмены не курят.

Вадик пожал плечами:

— Хорошие спортсмены могут позволить себе сигаретку, — а затем хитро-хитро добавил, щуря серые глаза, — всегда хотел попробовать, что курят мажоры.

Такой спокойный, такой контролирующий ситуацию, он неимоверно бесил в своей закатанной по локти рубашке.

— Не называй меня так.

— Как скажете, ваше золотейшество.

Ответил, словно всю жизнь готовился для этого момента, ни на секунду не опоздал, бросив насмешливое «ваше золотейшество» Алтану в лицо. И с чего это обращение только взялось? Никакой этот придурок не плюшевый. Скользкий и хитрый, как ящерица, как дракон. Только кажется, что на хвост ему наступил — сейчас не улизнет, а он хвост отбрасывает и дальше по своим житейским делам идёт, сукин сын.

Алтан молча протянул ему исписанный гладиолусами портсигар. Вадик в два шага оказался напротив, вытащил зубочистку и подхватил мозолистыми от тренировок пальцами сигарету. А затем, пробуя на вкус терпение Алтана, склонился и поджёг табак его же миниатюрной подвеской-зажигалкой.

Аж голова закружилась от подобной близости. Десяток сантиметров их отделяли, не больше.

Полная луна вышла из-за перистых облаков, резво падая лучами на нижнюю челюсть Дракона, освещая его рубашку и давая Дагбаеву секунды на размышление.

Алтан размышления любил, но не сейчас, когда схватился одной рукой за мощную шею Вадика, второй отбросил его сигарету и, задерживая дыхание, неловко ткнулся своими тонкими губами в сухие и мягкие губы напротив.