Проснулся Дилюк мягко, солнечные лучи крайне неохотно тянули его за волосы, принудив подняться. Он сел, потянулся, проморгался и понял, что лежит под меховой накидкой, которой у него в помине не было и не могло быть: слишком дорого для охотника на чудищ, который перебивался даром что хлебом с солониной. Да и под головой - он вывернулся, чтобы посмотреть - лежал мягкий валик с двумя безвкусными кутасами по бокам. О костре напоминала горстка угольков, не источавшая даже дыма. Кэйи рядом не было.

Дилюк быстро взбодрился и, поднявшись, принялся хмуро озираться по сторонам: не мог ли этот хитрец, пока он спит, забрать его лошадь и уйти самостоятельно? Это было бы крайне глупо, учитывая то, что Кэйа вполне мог бы провернуть подобное и раньше, но лошадиное фырканье у одного из кленов позволило вздохнуть с облегчением.

– Как спалось, охотник? – промурчали со спины. Дилюк обернулся. Кэйа выглядел так, словно ночь эту он провел в гостинице, перед сном приняв ванну и изысканно отобедав. Волосы его лежали на боку, завязанные в незамысловатый, но оттого изящный хвост. Красивая мягкая накидка, окантованная мехом, белоснежная рубашка, подвязанный пояс, свисавший одним концом с васильковой вышивкой серебром и остроносые сапоги. Дилюк хмыкнул. С одной стороны он считал все это слишком напыщенным, ненужным хвастовством; с другой… Было действительно красиво. Он решил, что надоесть друг другу постоянными тычками и оскорблениями они еще успеют, а потому не стал ничего говорить. Лишь, зевнув, кивнул.

– Спасибо.

Окинув Дилюка хитрым взглядом, чудовище щёлкнуло пальцами, и накидка, под которой тот лежал, со звуком, с которым подушка падает на матрас, взорвалась сухими листьями. Дилюк тяжело вздохнул, поднялся и смахнул оставшуюся на ботинках листву.

– Всегда пожалуйста. Ты весь съежился от холода, мне стало тебя жаль.

Он смахнул с себя листву и, порывшись в сумке, достал вялое яблоко, пару раз поцокал, призывая к себе свою клячу. Кэйа, явно оскорбленный тем, что ему не ответили, вновь открыл рот.

– То есть, лошади ты своей яблоко дал, а мне нет?

– А ты, я вижу, расстроился.

Кэйа поджал губы. Вместо ответа он выхватил сумку под недовольное "Э" и запустил внутрь руку. Найдя ещё одно яблоко, он пихнул ее Дилюку в грудь и отвернулся. Дилюк услышал хруст и крайне устало вздохнул.

– Напомни, почему я не убил тебя ещё десять лет назад?

– Пошому, - Кэйа не стал ждать, пока прожует. – Што ты не жнаешь, как меня убишь.

Дилюк закатил глаза, пробормотал что-то про кольцо огня под три метра, в которое вполне можно кое-кого заточить, и произнес уже громче.

– Если ты закончил, то иди садись на лошадь, - Кэйа посмотрел на него с недоумением. – Что? Ты сам вчера просился. Или не умеешь верхом ездить?

– Умею, - задумчиво протянул он. – Просто не думал, что ты действительно согласишься.

Дилюк правда не собирался. Но подумал, что Кэйа все-таки прав: они планировали выйти на торговый тракт, а там подобная чехарда, когда богато одетый господин идет рядом с вооруженным человеком, сидящим на лошади, будет крайне заметна. К тому же, лучше пройтись пешком, чем слушать, как под боком канючат о своей непростой судьбе.

– А имя у нее есть? – Кэйа недоверчиво покосился на лошадь – та успела дожевать свое яблоко и теперь явно хотела оттяпать кусок от того, которое лежало в его руке.

– Есть, конечно же.

– Какое-нибудь "Яблочко", наверное, да?

– Нет. – Дилюк оценивающе осмотрел Кэйю, опасаясь, что тот поднимает его на смех, но, подумав, что скрывать смысла нет, вздохнул. – Морковка.

Кэйа оправдал все его ожидания, театрально и громко расхохотавшись и ехидно осмотрев его с ног до головы. С досадой послав его к чертовой матери, Дилюк пошел вперёд.

Свое яблоко Кэйа не отдал. Кляча противиться не стала. Животные Кэйю боялись, потому как чувствовали, какая сила исходила от того, кто предпочитал ходить на двух ногах и иметь красивое ровное лицо. Правда, забраться на себя лошадь не позволила по той же причине.

Успевший отойти от поляны достаточно далеко Дилюк сдержал ухмылку, когда после глухого удара с деревьев вмиг встряхнуло всех сидевших на ветках птиц.

***

Они шли, и в отдалении напоминали что-то крайне простое, обыденное, вроде бы виденное всеми и каждым хоть раз за свою жизнь: какой-нибудь богатый дворянин заплатил наемнику, чтобы тот сопроводил его через торговый тракт. Общее у них и правда было: они страсть как любили притворяться вот этими обычными странниками, идущими по дороге и время от времени бросающими друг другу пару ворчливых фраз.

Определили так: доходят до Мондштадта, а там, переночевав в какой-нибудь гостинице или корчме, расходятся кто куда. Дилюк собирался в Фонтейн. Кэйа планировал задержаться в Монде, так как вспомнил, что одна из торговок волшебными товарами ему должна.

Шли в тишине: деревья в Ли Юэ от солнца не защищали, и то жестоко и бессердечно нагревало их головы, выгоняя все намерения поболтать. Даже банальное желание начать перебранку, и то спряталось куда-то в тень. С такими пустыми головами они прошли полдня, пока Дилюк наконец-то не очнулся от знойной дрёмы и не понял: что-то не так.

Путь, которым они шли, служил торговым трактом, и обычно на нем даже в полдень шли караваны и одиночки, направляясь из Ли Юэ в Мондштадт и обратно. Некоторые останавливались, разбивали свои лавки на обочинах и торговали всем необходимым. Сейчас же дорога была пуста, не было слышно ни цокота копыт, ни громких возгласов на трёх языках, подзывавших глянуть на товар, ни ругани, посвященной неуклюжести кого-то из возниц. Ничего этого не было; была лишь жара, жухлая жёлтая трава и душный ветер в ясном, мертвенно-голубом небе.

Кэйа это тоже почувствовал, а когда, глянув на Дилюка, заметил, как тот нахмурился и напряг желваки, то ещё больше убедился в неправильности окружавшей их картины. Они замедлились. Дилюк тихо проговорил:

– Если вдруг что, ты сможешь...

– Я слабее, когда солнце в зените, - перебил его Кэйа и равнодушно пожал плечами, когда охотник резко повернулся к нему.

Дилюк сощурился, осмотрев его острым взглядом, и тяжело вздохнул.

– Так-то, если подумать, то и встречались мы с тобой в основном по вечерам... А почему ты раньше молчал о том, что днём бессилен?!

– Во-первых, не бессилен! Да и не много ли ты просишь, охотник? Я тебе что, бестиарий, чтобы о себе рассказывать?

Дилюк усмехнулся.

– Если бы про тебя ещё в бестиариях писали.

Неожиданно Кэйа дёрнул плечами, выражая крайнюю степень возмущения, и спросил, неужели про него действительно ничего нет. Дилюк кивнул. Кэйю это оскорбило, и он принялся сетовать на эту крайнюю степень несправедливости.

Они пересекали небольшой холм, когда из кустов на вершине вышел крайне подозрительного вида тип с тряпкой, повязанной поверх рта, и направился к путникам. Он игрался с ножичком, подбрасывая его в воздух и ловя за лезвие, и за такой беспечностью скрывал то, что в кустах сидел явно не один. В недолгом молчании губы существа снова сломались в уродливой ухмылке.

– «Ты что, Кэйа, какие тут разбойники, Кэйа», - тихо передразнил он. Дилюк закатил глаза. – А я говорил гордыню поунять.

– Доброго дня вам и процветания, милостивый государь! - бандит обращался сразу к Кэйе, очевидно, не посчитав Дилюка достаточно важным и влиятельным. Кэйе такой расклад очень понравился, однако он скрыл свое удовольствие. - Я вижу, вы неместный. Как вам здешние края?

– Я, пожалуй, воздержусь от ответа, - равнодушно отчеканил он. - Скажу только, что местные деревни у вас крайне живописные.

Дилюк хмыкнул, за что разбойник крайне неодобрительно на него зыркнул. Кэйа же, притворившись, будто такая короткая беседа его утомила, спросил на выдохе:

– У вас есть ко мне дело, уважаемый?

– Вообще-то да. Видите ли, милостивый государь, это не простая дорога. По ней частенько проезжают торговцы, богатые люди, которые пользуются благоприятными условиям и безопасностью, а потому местное руководство решило взимать с них плату. Ну, чтобы было на что обеспечивать эту самую безопасность.

Кэйа надменно посмотрел на него, совершенно не впечатлённый услышанным. Ни один мускул не дрогнул на его руках, а в его взгляде разбойник, стоило тому случайно посмотреть ему в глаза, углядел что-то крайне зловещее. Дилюк выжидал.

– Вот, значит, как, - медленно произнес Кэйа и посмотрел на спутника. – Милый друг, у нас осталось что-нибудь, чтобы дать этим господам? Разве ты не покупал яблоки?

Дилюк скрыл усмешку, видя, как вытянулось разбойника, и покачал головой.

– Яблок я не дам.

– Тебе что, жалко? Они же, в конце концов, обеспечивают нам безопасный путь.

– Я их для лошади покупал, а не для оравы бандитов. К тому же, половину ты уже умял.

– Кобыла тебе важнее нашей безопасности? – с наигранным возмущением спросил Кэйа.

– На твоем месте я бы помалкивал. В конце концов, на этой кобыле сидишь ты.

– Хватит! – юноша напротив них потерял терпение. – Гоните все ценное, и тогда, может, мы вас пощадим!

– О, как. Ты слышал? Они нас пощадят. А если мы откажемся, вы нас убьете, или возьмете в плен? – Кэйа нагнулся к нему. – Просто если в плен, то, может, у вас будет что пожевать? Для моего спутника, разумеется. Он, бедный, ничего не ел со вчерашнего вечера, а жевать одни яблоки вредно для желудка.

– А как же ты? – Дилюк спросил специально, и Кэйа это понял. Он не повернулся к охотнику, направив всего себя одному мальчику в грязной рубашонке и неловком платке, скрывающем его лицо. В середине дня от его дыхания клубился пар, а глаза блестели, и только зрачок – горизонтально-узкий, затягивал в черное и склизкое.

– А что я? Я в любом случае наемся, - он моргнул, вмиг прогоняя морок. - Так что, господа? Каким образом вы хотите вытрясти с нас деньги? Возьмете в плен и потребуете выкуп?

Бандит повернулся к кустам. Дилюк сдержал смех – бандиты были крайне плохо организованы и явно не ожидали встретить кого-то, кому на их угрозы было настолько плевать, что он был готов поделиться с ними яблоками и обсуждал их глупость с наемником. Однако показавшиеся из кустов мужчины оказались во всеоружии, как если бы перед «господином» ограбили небольшой полк. Дилюк подумал о стражниках-дезертирах. Медленно и аккуратно он потянулся к рукояти меча.

– Не надо, - произнес сквозь зубы Кэйа, не отрывая взгляда. – Не думай даже. Их четверо, ты один.

– Ни когтей, ни яда, - так же тихо ответил охотник. – Я и с пятью справлюсь. Они не гули, и драться до последней капли крови не будут. Достаточно одного уложить, и остальные убегут.

– Пёс с тобой, - процедил Кэйа, и губы его презрительно дрогнули, когда двое разбойников двинулись к парню с ножиком, а оставшийся нацелил арбалет. Дилюк холодно хмыкнул; арбалет крайне осложнял дело, однако несильно, если занять правильное положение. Заскрежетал в руке меч, плавно вынимаемый из ножен. Он размял плечо, играючи вывернул запястье, отчего лезвие с кровожадным задором поймало солнечный свет, как вдруг Кэйа вновь подал голос, обращаясь далеко не к нему. – Господа, мы сдаёмся.

Дилюк чуть не выронил из рук свое оружие. Поперхнувшись воздухом, он развернулся к Кэйе и посмотрел на него широко раскрытыми глазами, но тот не обратил никакого внимания на охотника и молча наблюдал за тем, как один из громил подходит к лошади, как Кэйа с нее слезает и как, ударив разбойника по руке, сам тянется к серебряному украшению, висевшему на шее.

Не осталось ни единой мысли, которая была бы способна оправдать то, что сделал этот наглый прохвост; в голове роилось лишь одно. Кэйа ненавидел быть должником. Видимо, таковым он считал себя перед охотником, раз решил столь мерзким способом заставить ставку полностью перевернуться. Иного объяснения он не нашел, и от одной только подобной мысли что-то внутри охотника закипело, запузырилось, переливаясь через чашу терпения, милосердия и доброжелательности.

В ярости Дилюк не услышал требования убрать оружие, а когда почувствовал, как один из разбойников попытался его отнять, то дернул рукой с такой силой, что тот упал, не удержавшись на ногах. Там самым Дилюк вновь вернул к себе внимание всей шайки, но та вместо яростных ругательств и обнаженных сабель лишь взглянула на него, а точнее – ему за спину.

Недооценить врага очень легко, когда перед собой видишь не утопленников, полудениц, мертвецов или Кэйю, а вполне себе человечьи глаза и носы. Дилюк выразился до предела четко и ясно: обезвредит четверых, даже пятерых. При условии (которое он умолчал, естественно), что все пятеро будут находиться в поле его зрения. Когда же он почувствовал, как крепкая, большая ладонь хватает его за локти и лихо скручивает за спиной, то не успел ничего предпринять. Он охнул, когда, продолжая держать так, его подняли над землей и с грохотом, словно игрушку, уронили обратно с очевидной целью вытрясти мозги. На мгновение Дилюк оглох и ослеп от снопа искр; показалось даже, будто он потерял сознание на пару секунд, но, когда руки прекратили связывать, его подняли и потащили за собой. Кто-то продолжил угрожать ему и его «господину» кровавой расправой, если последний не перестанет болтать. Кто-то осматривал сумки, висевшие на боках лошади. Кто-то, вспомнив о Дилюке, стал проверять его карманы – тот заёршился, но притих, услышав угрозу перерезать глотку. Угроза, конечно, была пустой: разбойники догадались, что оставлять такого свидетеля на тракте нельзя ни живым, ни мертвым. Кэйа хмыкнул; за все время их «дружбы» он ни разу не видел, чтобы охотник позволил кому-то так просто себя обезвредить.

Видимо, он настолько на него разозлился, что позабыл обо всем остальном мире.

Кэйе это изрядно польстило.