И Н Т Е Р Л Ю Д И Я

Д О М

Йоджу

Этот дом стоял здесь всегда, по крайней мере, согласно документам. Но когда Бэкхён спрашивает об этом у Сонми, она улыбается и говорит ему не глупить.

— Это не был всегда один и тот же дом. Я перестраивала его пару раз.

— Надо же, всё сама? — спрашивает Джэхван, не отрывая глаз от газеты.

Сонми поджимает свои красивые губы.

— Ну, возможно, кто-то сделал это за меня. Для чего ещё нужны магические способности?

Джэхван прикидывается обиженным, и разговор превращается в притворный спор, который, вероятно, закончится тем, что они станут обмениваться слащавыми фразочками. Бэкхён строит мину, крадёт последнюю порцию омлета и уходит прежде, чем до этого дойдёт.

Это хороший дом, несмотря на то, что он немного отличается от городских домов, в которых живут все его одноклассники. Бэкхёну нравится запах дерева и бумаги, качели во дворе и прекрасная павловния с её бледными цветками. Ему нравится дорожка, ведущая в горы, и деревья, ему нравится пение ветра, хоть ему и запрещено за ним следовать.

Его не волнует, что ближайшая автобусная остановка находится в двадцати минутах ходьбы через лес. Каждое утро Сыльги заходит за ним, и они вместе идут к остановке и ждут, пока приедет маленький автобус, который отвезёт его в школу. Когда он возвращается, его уже ждёт Минсок.

— Это потому что он ленивый, — объясняет Сыльги. — Он всегда долго спит.

Время от времени Минсок приходит с Сехуном. Из всех Кумихо-друзей его матери, Сехун нравится Бэкхёну больше всего. Сехун — самая юная Кумихо в стране и единственный, кто станет играть с Бэкхёном часами напролёт. Они играют в догонялки в лесу, и иногда Сехун принимает животное обличие — красноватой лисы с игривым блеском в янтарных глазах — и бегает за Бэкхёном. Он полчаса притворяется, что не видит Бэкхёна, и затем ловит его и щекочет своим длинным языком.

Сыльги говорит, что Сехун ведёт себя как ребёнок, но он лишь смеётся ей в лицо.

— Я могу быть серьёзным, только что в этом весёлого?

Сыльги цокает языком. Минсок ничего не говорит, но он бы молча одобрил всё, что Сехуну захочется — настолько он очарован им. Когда Сехун возвращается в человеческое обличие, он выглядит восьми- или девятилетним мальчиком, одного возраста с Бэкхёном. И Бэкхён вопит от счастья и тащит его играться с машинками и рисовать на бумажной двери цветными карандашами.

Иногда Сехун принимает обличие молодого человека двадцати с лишним лет и сажает Бэкхёна себе на плечи, чтобы помочь ему достать до веток дерева в саду.

— Возраст не имеет большого значения для Кумихо, — объясняет он, когда Бэкхён спрашивает, сколько ему лет. — Мне тысяча с чем-то, так что по нашим стандартам я очень юн. Я что-то вроде Кумихо-младенца. Но я всё равно гораздо старше тебя, Хённи.

— Так как ты выглядишь по-настоящему? Старым или молодым?

Сехун ухмыляется и превращается в лису. Он с лёгкостью взбирается на дерево и присоединяется к Бэкхёну в месте, где ветка встречается со стволом.

Вот моё настоящее обличие, говорит он. Бэкхён слышит его голос в своей голове. Он звучит молодо и старо одновременно, и он похож на голос Сехуна.

Когда Сехун спускается, он становится подростком.

— Видишь, я могу выбрать любой возраст, какой захочу. Но тебе больше всего нравится, когда я выгляжу одного возраста с тобой, так? Потому что мы можем вместе играть.

Бэкхён обдумывает это.

— Мне кажется, тебе этот возраст тоже нравится больше всего, потому что так ты можешь играться со мной, и люди не будут думать, что ты ведёшь себя по-детски. Хотя Сыльги всё равно так думает.

Сехун притворяется обиженным и сталкивает Бэкхёна с дерева. Тот даже не кричит. Он знает, что Сехун снова поможет ему забраться. Что он и делает. Он уже не первый раз проделывает с ним этот трюк.

— Очень по-взрослому, О Сехун, — говорит Сыльги, упираясь руками в бока.

— Ах, наша Сыльги злится. Может, тебе уже пора парня найти? — советует Сехун.

— Типа твоего? — фыркает она. — Кстати, а где он?

— Минсок уехал вчера в Пусан, чтобы поговорить с Йесоном-хёном, — объясняет Бэкхён.

Лицо Сыльги мрачнеет.

— Значит, он правда собирается это сделать? — спрашивает она Сехуна.

Он лишь пожимает плечами, но его лицо тоже мрачнеет.

— Мне тоже это не нравится, как и Йесону, но ты же знаешь его. Он кивает, выслушивает твою точку зрения и...

— И игнорирует её, — заканчивает она за него. — Сонми тоже волнуется, хоть она и не предпринимает ничего, чтобы его остановить. Будем надеяться, он не попадёт в большие неприятности.

Бэкхён терпеливо ждёт, пока они закончат разговаривать. Они думают, что он слишком маленький, чтобы понять, что происходит, поэтому они ему ничего не рассказывают и просто ожидают, что… он ничего не поймёт.

Кумихо могут притворяться детьми — Сехун в этом очень хорош — но они никогда ими не были, и поэтому они не имеют ни малейшего понятия, как работает мозг ребёнка. Иногда у Бэкхёна создаётся отчётливое впечатление, что они думают, что он глуповат: как новорождённый детёныш, который не может охотиться и ходить и который полностью полагается на своих родителей. Но в маленьком Бэкхёне много ума, и он подслушал достаточно разговоров, чтобы понять, что происходит.

Минсок-хён пытается направить сеульскому Совету Ковенов петицию о признании прав Кумихо. И чтобы сделать это, он хочет поговорить с кем-то очень важным, кто живёт в Андоне. С кем-то, видимо, очень опасным, потому что в последние дни его мать была крайне неспокойной, играла на каягыме в случайное время, днём или ночью, ходила хмурая и забывала о важных вещах, вроде родительского собрания в школе Бэкхёна. (В последний момент пришлось пойти Сехуну в одежде тридцатилетнего под видом дяди Бэкхёна. Вот уж забавный был денёк.)

— Ладно, неважно. Чем вы тут вдвоём занимаетесь? — спрашивает Сыльги. — Не хотите зайти в дом? Я привезла сливочный хлеб из города.

— Да! — кричит Бэкхён, и ему вторит Сехун, снова ставший девятилетним мальчиком.

Они бегут к дому, задерживаясь у порога, чтобы сбросить свои ботинки. Сонми слушает новости на кухне. Она улыбается. Он чувствует себя дома.

*

Район Инхон, Сеул

Инхон — это жилой спальный район на окраине столицы, расположенный ближе к сельской местности, нежели к блестящему лабиринту из небоскрёбов, коим является Сеул.

Дом с голубыми воротами большой, старый, и в нём немного холодно. Изначально он принадлежал дедушке Чанёля по отцовской линии, но после его смерти, его сын подумал, что дом слишком большой для их маленькой семьи из четырёх человек. Поэтому они разделили его пополам, сами остались в левом крыле, а правое решили сдать в аренду, чтобы покрыть расходы на ремонт. И так семья Бэкхёна стала жить в районе Инхон.

Сад слишком маленький, на кухне слишком тесно, а на потолке в ванной какие-то подозрительные пятна плесени. Комната Бэкхёна располагается на чердаке, и там пыльно и иногда бывают пауки. Ни Сехун, ни Минсок, ни Сыльги, ни любая другая Кумихо, которая была обычным гостем за их ужином последние десять лет, больше не могут к ним приезжать. Но здесь живёт Чанёль, и после инцидента у реки Бэкхён вроде как прирос к Чанёлю.

Чанёль… непостоянен. Его легко рассмешить, но поддаётся унынию он ещё легче. Он играет на победу или не играет вообще. Он мягок, ему легко угодить и его легко надурить. Иногда он проявляет ревность: его пухлые ребяческие пальцы впиваются в запястье Бэкхёна, когда кто-то крадёт его внимание. Он рассказывает Бэкхёну свои секреты и хочет знать его. Он делится с Бэкхёном своим кимбапом и даёт ему списывать свою домашнюю работу. Он готов врать ради Бэкхёна, и у него, вероятно, получилось бы очень плохо, потому что его видно насквозь, но он, по крайней мере, готов попытаться. Кажется, будто он выбрал Бэкхёна из всех мальчиков, с которыми он играет, чтобы тот был его лучшим другом, и так легко ответить ему тем же.

У Бэкхёна никогда не было лучшего друга, помимо Сехуна, которому было больше тысячи лет и который мог за несколько минут перевоплотиться из взрослого в ребёнка и вести себя ещё более по-детски, чем сам Бэкхён. У него были друзья в школе, но рядом с его домом у подножья гор не было других детей, и было неудобно возить его каждый день туда-сюда между городом и старым домом, только чтобы он мог играть с детьми своего возраста. До Чанёля понятие лучшего друга было Бэкхёну незнакомо.

Иногда ему бывает трудно, потому что Чанёль немного напоминает щенка. Его привязанность безгранична и навязчива. А Бэкхён привык к продолжительному молчанию и коротким периодам одиночества, но теперь за ним повсюду следует Чанёль, будто Бэкхён — единственный человек во всём мире, который ему нравится, и иногда это слишком отягощает. Но Чанёль ещё и умилительный, преданный и смешной. Чанёль чересчур хороший и очень талантливый, и они с Бэкхёном так подходят друг другу, будто они предназначены друг другу.

Комната Бэкхёна прилегает к комнате Чанёля — их разделяет лишь тонкая стена — и они изобретают свою собственную систему общения, состоящую из стуков по стене, и болтают часами напролёт вместо того, чтобы спать по ночам. Затем на следующее утро они просыпаются с опухшими и красными от недосыпа глазами, но их лица оживляются, когда они встречают друг друга, потому что есть ещё столько всего, о чём им нужно поговорить.

Бэкхёну не нравится Сеул, но Чанёль родился и вырос в столице, и когда Бэкхён жалуется, Чанёль хватает его за запястье, и они запрыгивают на первый попавшийся автобус и исследуют город.

Когда Чанёль впервые вытаскивает Бэкхёна посмотреть, как его друг детства Бёнхон танцует со своей командой на Хондэ, им четырнадцать лет. Бёнхон — самый младший в команде и выступает всего пару минут, но они смотрят выступление до конца, и один из танцоров постарше угощает их ужином в дешёвом подобии японской забегаловки с удоном.

Вокруг слишком много людей и слишком много огоньков, и какофония из разнообразных песен, доносящихся от живых выступлений, будоражит и немного сбивает с толку, и Бэкхёну это очень нравится.

— Поехали домой, — говорит он Чанёлю, дёргая его за запястье, чтобы привлечь внимание.

Но Чанёль лишь смеётся над его рвением, и когда он смотрит на Бэкхёна, все огоньки шумной улицы отражаются в его глазах.

— Маме не понравится, если мы пробудем на Хондэ слишком долго, — говорит он, но всё же обещает Бэкхёну, что они вернутся сюда на следующей неделе.

После они покупают мороженое в магазинчике и медленно бредут к станции Синчон вдоль старой, заброшенной линии Кёнъисон, на месте которой теперь стройка. Небо ясное, и звёзды отдают полированным блеском, который они приобретают лишь иногда во время жарких летних ночей.

— Я люблю Сеул, — говорит Чанёль. — В нём так много жизни, так много, чем можно заняться, что посмотреть. Здесь можно найти всё, что тебе нужно, чтобы быть счастливым.

Бэкхён фыркает. Он ненавидит Сеул. Он грязный и громкий, и воздух здесь пахнет жёлтой пылью, выхлопными газами и пьяными людьми, но он никогда бы не рассказал об этом Чанёлю, который любит этот город, будто он часть его души.

— Думаю, он не так уж плох, — говорит он, и Чанёль вознаграждает его ещё одной ослепительной улыбкой.

— Я правда очень рад, что ты переехал сюда, — говорит Чанёль, уставившись на свои ботинки.

И Бэкхён не может удержаться от того, чтобы приблизиться к нему и слегка толкнуть его, чтобы прикрыть тот факт, что он чувствует тепло, и сладость, и прилив сил, или что он смотрел на Чанёля так долго, что его мороженое превратилось в липкую лужу, медленно стекающую с его ладони на тротуар. Он доедает его за три укуса и оставляет деревянную палочку во рту, чувствуя себя каким-то дурацким четырнадцатилетним капитаном корабля с трубкой в зубах.

— Наперегонки до остановки? — говорит он, уже слегка подпрыгивая в готовности сорваться с места.

— Проигравший платит за фруктовый лёд в следующий раз? — спрашивает Чанёль, но Бэкхён стартует прежде, чем он может закончить.

— Эй, так нечестно! Так нечестно, Бён! Не буду тебя больше никуда брать!

— Давай, Ёль, погнали домой!

*

Университет Ёнсе, Сеул

Комната Бэкхёна находится на четвёртом этаже одного из двух больших общежитий университета Ёнсе. Она крохотная, в ней царит беспорядок и стоит запах парней, стресса и чёрной магии. Только два из этих трёх пунктов имеют отношение к Бэкхёну.

Чондэ учится на маркетолога. Он никогда не убирает свою половину комнаты, иногда засыпает в ду́ше и говорит голосом на шесть октав выше, чем у любого нормального человека. Он будто уменьшенная, более громкая и крутая версия Бэкхёна. Как ему удаётся выглядеть круто, будучи самым ботанским ботаном, которого Бэкхён когда-либо знал, остаётся загадкой. Возможно, дело в чёрной магии.

Бэкхён не должен был знать о чёрной магии. Или о магии вообще. Просто… так получилось. Они сидят зубрят перед экзаменами, и Girls’ Generation начинают орать here comes trouble! вот уже в шестой раз за последние сорок минут. И прежде чем Бэкхён может его остановить, Чондэ поднимается, шагает к двери комнаты рядом с ними и говорит их соседу — высокому парню, который, вероятно, нуждается во сне больше, чем они вдвоём вместе взятые — выключить музыку с жуткой, истеричной и крайне вежливой улыбкой на лице.

Когда он отказывается, Чондэ щелчком пальцев превращает его в настольную лампу. Очень действенно.

После этого он потирает руки, разворачивается, чтобы вернуться в их комнату, и видит Бэкхёна, который смотрит на него так, будто он только что стал свидетелем незаконного использования колдовства — а так и есть — и делает самое неловкое и неубедительное виноватое лицо, которое когда-либо делал человек, пойманный с поличным.

— Так… ты это видел?

— Типа того, чувак.

— И это тебя не пугает?

Теперь у Бэкхёна есть два варианта. Сказать правду и признаться, что он наполовину Кумихо и слегка привык к тому, что люди могут превращаться в гигантских лис с девятью хвостами, или… притвориться невеждой.

— Думаю, у меня пока ещё не наступил шок, — произносит он в конечном итоге.

Из всех людей. Его сосед по комнате оказался колдуном. Это бы точно заставило Чанёля лопнуть от смеха, только вот Чанёль ничего не знает о магии, колдунах и Кумихо, так что Бэкхён не может ему рассказать.

Чондэ смотрит на него оценивающе. Он скорее всего решает, следует ли ему стереть Бэкхёну память. Бэкхён надеется, что до этого не дойдёт, потому что это на нём скорее всего не сработает, учитывая, что он наполовину Кумихо и всё-такое. И его мать донесла до него более чем ясно: никто не должен знать, что он не совсем человек.

К счастью, Чондэ не видит в нём угрозы и просто просит Бэкхёна пообещать, что он никому не расскажет о том, что увидел.

— Если расскажешь, — предупреждает он Бэкхёна, — я просто сотру память тебе и всем остальным.

— Почему ты просто не сделаешь это… сейчас? — спрашивает Бэкхён, потому что он не очень умный и любит играть с огнём.

— Потому что у меня хреново со стирающими память заклинаниями, — признаётся Чондэ. — Для них нужно много мастерства. Знаешь, они очень хорошо получаются у моего старшего брата, но вот у меня совсем нет, у меня выходят только взрывы и прочее. Скорее всего я стану следующим Стражем города.

В его словах звучит некая гордость. Бэкхён знает лишь, что городские Стражи — это люди, которые отлавливают Кумихо, проникнувших в столицу, так что он мысленно аплодирует себе за то, что решил не рассказывать ничего Чондэ. Когда-нибудь в будущем они даже могут стать врагами.

Но будущее ещё не наступило. Они в настоящем, и Бэкхён с Чондэ становятся не разлей вода. В какой-то степени они похожи: у них схожие интересы, схожие взгляды, они оба маленькие, громкие и гиперактивные. Они становятся друзьями даже несмотря на то, что Бэкхён раздражает и крадёт обед у Чондэ каждые три дня, а Чондэ постоянно ноет и засоряет слив душевой, и Бэкхёну приходится спускаться вниз и просить направить кого-нибудь из персонала общежития, чтобы они его прочистили. Время от времени они выпивают вместе в четыре часа утра под брезентом какого-нибудь потрёпанного уличного фургона, потому что такова студенческая жизнь.

Бэкхён естественно знакомит Чондэ с Чанёлем.

— Так, — говорит он однажды, открывая взгляд от полного отчаяния сообщения от Чанёля. Чондэ смотрит на него, вопросительно подняв брови. — Можно мой парень переночует у нас?

Чондэ брызжет слюной.

— У тебя есть парень?

Бэкхён пожимает плечами.

— Помнишь высокого парня, который постоянно приносит мне книги на пары?

Чондэ требуется некоторое время, чтобы вспомнить. Он прищуривает глаза и затем широко распахивая их, говоря:

— Это твой парень? Твой? Бён Бэкхёна? Как ты заполучил… этого Адониса? Мы с тобой могли бы встать друг на друга и всё равно бы не сравнялись с ним.

Бэкхён с ухмылкой облокачивается спиной о стену.

— Мы с ним друзья с детства. Я влюбил его в себя до того, как он вытянулся.

— Выходит, тебе даже не понадобилась стремянка, когда ты признался ему в любви?

— Он признался мне первым.

Впервые с момента, как они встретились, он видит в глазах Чондэ истинное восхищение.

— Воу, бро, респект. Он прям. Горяч, — он снова прищуривает глаза. — Я запрещаю тебе заниматься с ним сексом в этой комнате, Бён. Я тебя сожгу. Ты знаешь, я могу.

Бэкхён пытается сдержать самодовольство.

— Расслабься, Дэ. Он придёт не за этим. Он забыл свои ключи у сестры, и возвращаться уже слишком поздно. Он просто поспит на полу или ещё где.

Он дожидается, когда Чондэ вернётся к последней серии “Наследников”, и затем наносит последний удар.

— К тому же у него своя однокомнатная квартира. Обычно мы занимаемся сексом там.

Когда Чондэ снова ставит сериал на паузу, смотрит на него и мотает головой, он пытается не рассмеяться своему соседу в лицо.

— У него своя однокомнатная квартира? Реально? Он богат? Поверить не могу, Бён Бэкхён: горячий, высокий и богатый. Надеюсь, он либо ужасно стеснительный, либо у него пахнут ноги, потому что ты не заслуживаешь столько хорошего.

Чанёль приходит минуты две спустя, промокший и милый, и трясёт головой, словно маленькая собачка, пока снимает ботинки. Он ненадолго останавливается у кровати Чондэ — дождевая вода капает с его мокрой куртки на пол — набирается смелости и представляется.

— Привет, — обращается он к Чондэ. — Я Пак Чанёль.

— Ким Чондэ. Приятно познакомиться.

*

Район Синчон, Сеул

После двух месяцев выпрашивания, нытья и беспрестанных увещеваний родители Чанёля сдались и сняли ему однокомнатную квартиру недалеко от университета.

По правде говоря, Чанёлю не очень-то и нужна квартира. Он живёт в Сеуле, он с лёгкостью мог бы ездить туда-сюда каждый день, но Бэкхёну — который каким-то образом всё ещё официально зарегистрирован в Йоджу — полагалась комната в общежитии, и он переехал туда, как только начался семестр, заставив Чанёля совершать ежедневные разъезды в одиночестве.

Кроме того, как Чанёль говорил своим родителями бесчисленное множество раз, не то чтобы Паки не могли позволить себе снять для него комнату. Они сделали это для Юры, когда она пошла в университет и съехала, так что он потребовал к себе равного отношения, и его отец наконец уступил.

Эта квартира не такая уж и классная. Всего лишь одна просторная комната с маленькой ванной и кухней, зажатой в угол. В ней нет места для полноценной кровати, поэтому он покупает хлипкий футон и решает, что образ “бедного студента, живущего вдали от дома” нравится ему больше, чем домашняя еда и сон в своей постели. (Это неправда, он всё-таки больше любит домашнюю еду и свою постель, и он заезжает домой каждые три дня или около того, а когда у него не получается, его мама пользуется своим новообретённым свободным временем, чтобы лично доставить ему домашнюю еду и посетовать на то, что он исхудал.)

Она совсем не классная и немного дорогостоящая, но рядом с ней аж три забегаловки с курицей на одной улице, что значит, что он не будет голодать, и от неё всего две минуты до метро и десять до университета. Но самое главное, она находится близко к Бэкхёну.

Чанёль заезжает в неё в начале мая, через несколько дней после дня рождения Бэкхёна. Его папа хотел перевезти его вещи на машине, но их было не так много, так что Чанёль с Бэкхёном управились с двумя рюкзаками, набитыми одеждой и домашней едой, и пакетом с туалетными принадлежностями, которые они захватили в магазине Daiso у метро. Лето ещё не наступило, но воздух изнуряюще влажен. И Чанёль не может отвести взгляд от того, как лёгкая футболка Бэкхёна липнет от пота к его ключицам, даже когда они уже укрылись в фойе, где прохладный воздух заставляет его кожу покрыться мурашками.

— На что смотришь? — спрашивает Бэкхён, закусывая губу, чтобы сдержать смешок.

Он знает, что Чанёль смотрит на него, но ему нравится изображать невинность, а Чанёлю нравится, когда он изображает невинность. Чанёль просто любит его, и невинность тут ни при чём.

Он фыркает и вводит секретный код для входа в квартиру, игнорируя Бэкхёна, который подсматривает цифры.

— Дата моего рождения? — говорит Бэкхён. В этот раз он издаёт смешок.

— Можно подумать, ты не ругался со своим соседом, чтобы сделать дату моего рождения кодом доступа к вашей комнате.

— Мой сосед даже не знает о твоём существовании. Я ему не настолько доверяю.

Ну и хорошо, думает Чанёль. Он ещё не знаком с соседом Бэкхёна, но он ему уже не нравится. Никто из тех, кому дозволено проводить так много времени наедине с Бэкхёном без присмотра, не избежит попадания в чёрный список Чанёля.

Они ставят все сумки на пол и плюхаются рядом с ними. Они слишком устали, чтобы разогреть еду или спуститься за жареным цыплёнком. Город за окном лениво купается в жаре, такой же усталый, как они. Солнце начинает садиться, и свет наполняет комнату сквозь единственное окно, окрашивая всё в красный. Чанёль закрывает глаза и наблюдает, как заходящее солнце оставляет следы на его веках.

Он почти готов лежать так вечно, но рука Бэкхёна ложится ему на грудь. Когда он открывает глаза, он обнаруживает смотрящего на него Бэкхёна, вспотевшего и растрёпанного, и такого прекрасного и неземного в этом красном свете.

— Ну привет, — тихо произносит Чанёль.

— Привет, — отвечает Бэкхён так же тихо.

Он улыбается, и его рука движется вдоль груди Чанёля, поднимаясь к плечам и обхватывая его шею. Он перебрасывает ногу через бёдра Чанёля, садится на него верхом, приближаясь к его рту. В глубине его глаз мелькает огонёк — затухающие угольки, готовые разгореться и вспыхнуть при первом же поцелуе ветра.

Комната пахнет по-новому, незнакомо, безупречной чистотой. Она не пахнет Чанёлем и Бэкхёном, она не пахнет домом, так что Чанёль притягивает Бэкхёна ближе, утопая в его теплоте, в солоноватом привкусе пота на его ключицах. Он тянет футболку Бэкхёна вверх до самой его шеи, и Бэкхён снимает её, вновь появляясь из ткани с растрёпанными волосами и стеклянными глазами. У него золотистая кожа, и оконная рама отбрасывает очерченную тень на его щеке, плече и бедре, когда он наклоняется вниз, чтобы снова поцеловать Чанёля. Медленно. Так, будто у них есть всё время мира.

— Я тут подумал, — говорит он.

Его голос так тих, едва слышный шёпот. Как когда они были дома, переговаривались приглушёнными тонами, чтобы никто не услышал, подавляли свои стоны и сдерживали вскрики, гнались за удовольствием резкими, неловкими, поспешными движениями по коже, пока их никто не прервал. Только вот сейчас не нужно быть тихими. В этой маленькой квартирке они одни. Бэкхён, Чанёль и море пылающего света. И Чанёлю хочется кусать Бэкхёна, пока тот не закричит.

— Подумал о чём? — вместо этого спрашивает он, спуская руки по бокам Бэкхёна, играясь с поясом его джинс, дразня, но не рискуя пойти дальше.

Бэкхён вздыхает, прикрывает глаза и отвечает шёпотом:

— Я подумал, что здесь только мы вдвоём.

Он прикусывает нижнюю губу, когда рука Чанёля обхватывает его задницу, и потирается о него, срывая стон с его губ.

— Забавно. Я тоже об этом подумал.

Бэкхён замирает. Они никогда не заходили так далеко. Они прикасались друг к другу, и они вместе кончали, и Бэкхён лишь однажды попытался ему отсосать, и Чанёль кончил неприлично быстро и пообещал когда-нибудь вернуть должок, но шанса так никогда и не представилось. Дом никогда не пустовал, и даже когда это случалось, всегда существовал риск, что кто-нибудь вернётся и обнаружит их вместе, но сейчас...

— Ты хочешь? — спрашивает Чанёль.

Потому что он хочет, он отчаянно хочет. Он так много раз лихорадочно мастурбировал с мыслью о Бэкхёне, что он удивлён, что его член до сих пор не отвалился.

Бэкхён притворяется, что обдумывает это, но он слишком сильно улыбается и раскраснелся, и потому выглядит неубедительно. Чанёль щипает его за бедро, заставляя взвизгнуть.

— Ладно, ладно! Конечно хочу!

Он пытается казаться таким смелым, но Чанёль своими руками чувствует, как его трясёт от предвкушения. Или, может, Бэкхён спокоен, а трясёт Чанёля.

— У тебя есть что-нибудь? — спрашивает Бэкхён.

Чанёль смотрит на него в изумлении, пытается заговорить и мотает головой с жалким видом. Он с тяжестью вздыхает, потому что ну конечно, конечно! Ему следовало подумать об этом.

Бэкхён наклоняется и целует его в уголок рта, хихикая.

— Не волнуйся, я был уверен, что ты не подумаешь об этом, так что сам принёс.

Чанёль мог бы его сейчас расцеловать. Забудьте. Чанёль может его расцеловать. Чанёль целует его.

*

Район Самсон, Сеул

Ким Чунмён настолько предсказуем, что живёт в Каннаме. Ну конечно. В одном из тех высоких зданий с консьержкой у входа, камерами видеонаблюдения, частной парковкой и прекрасным видом на город. Конечно.

— Чем занимаются твои родители? — спрашивает Чанёль, бросая взгляд на блестящую столешницу. У его семьи денег в достатке, он это осознаёт, но в данном случае речь идёт о деньгах масштабов злодея из драмы.

Чунмён пожимает плечами.

— Моя бабушка руководит вторым по влиятельности ковеном в столице, — говорит он. — Моя мама ей в этом помогает. Мой папа — сын колдуньи, но у него нет никаких магических способностей. Он адвокат. Но все деньги — со стороны моей матери.

Он показывает Чанёлю квартиру и провожает его к дивану.

— Мои родители здесь не живут, — поясняет он. — Мы владеем тремя этажами в этом здании, и они живут прямо под нами, так что тебе не нужно беспокоиться, что они вернутся домой и обнаружат, что ты здесь ночуешь. Здесь только я и мои братья. Не то чтобы для них это станет проблемой. Твоя ночёвка, я имею в виду.

Чанёль согласно мычит и напоминает себе, почему он здесь, на супер-дорогом кожаном диване Чунмёна. Они вместе патрулировали улицы в поисках банши, потому что, как сказал Чунмён, “думаю, ты единственный, кто может её легко найти, и, насколько ты знаешь, это я буду принимать окончательно решение о том, что делать с той Кумихо”.

Та Кумихо — это Сехун, лучший друг Бэкхёна. Чанёль навещал его пару раз. Было неловко, и Кумихо — Сехун — не обращал никакого внимания на его присутствие.

Было немного странно видеть этого высокого одичалого парня, который выглядел то слишком юным, то слишком старым, и пытаться соотнести его образ с тем, что Бэкхён рассказывал ему о Сехуне, кузене Бэкхёна, который был ему скорее как брат. Сехуне, который, вроде как, рос вместе с Бэкхёном.

И Чанёль не знает, делает ли он это ради Бэкхёна или ради себя, но неожиданно для себя он принимает предложение Чунмёна вместе изловить эту банши, всего один раз, если это поможет ему вытащить Сехуна из клетки, в которой его заперли.

Патрулировать с Ким Чунмёном невесело и неприятно. Чунмён самодоволен, совершенно убеждён, что он всегда прав, и вдобавок к этому ему недостаёт социального восприятия, так что их ночные прогулки по большей части проходят в неловкости. По крайней мере, они находят банши. Чунмёну удаётся оглушить её своей магией, и они доставляют это существо на базу. Потом становится уже слишком поздно, чтобы сесть на автобус до дома, и Чунмён предлагает Чанёлю переночевать у него. Вот так он здесь и оказался.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спрашивает Чунмён, открывая мини-бар и демонстрируя коллекцию дорогостоящих французских вин.

— У тебя есть соджу? — чуть ли не с отчаянием спрашивает Чанёль в ответ. — Не отказался бы выпить. Моя голова меня убивает.

— Ты не особо привык к своим способностям, да?

Нахмуренный Чунмён подсаживается к Чанёлю. К ним подлетает бутылка соджу с рюмками. Чанёль дожидается, пока бутылка волшебным образом разольёт напиток, и затем хватает рюмку и осушает её одним глотком.

— Нет, не привык. Потому что, как я много раз тебе говорил, я не намерен их использовать.

— Почему? Тебе выпал шанс спасти так много жизней.

Но Чанёль уже использовал свой шанс, и он не знает, сколько жизней разрушил, напав на всего лишь одну Кумихо.

— Почему это так тебя волнует? — спрашивает он.

Чунмён поджимает губы.

— Мой дед был убит Кумихо, когда я был ещё совсем маленьким. Я его даже не помню. Предыдущему Самджокгу в конечном итоге удалось её прикончить, но его уже нельзя было спасти.

Он не выглядит грустным. Он выглядит злым. Так дело в личной трагедии. Это по крайней мере объясняет, почему он всегда ведёт себя так, будто борется со всем миром. Чанёль может очень легко себе его вообразить. Маленького Чунмёна, слушающего истории об истории его семьи, о злых Кумихо, которые могут отнять у тебя тех, кого ты любишь. Маленького Чунмёна, который хочет победить зло. Его так легко понять. С ним так тяжело согласиться.

— Я просто пытаюсь поступать правильно, Чанёль. Возможно, для тебя это слишком, но ты должен пытаться делать то же самое. В основном потому что в мире много колдунов и колдуний, и не имеет значения, если кто-то из нас не хочет убивать Кумихо, но Самджокгу всего один. И это ты. Ты не можешь сбежать от своих обязательств.

Чунмён всё говорит и говорит, но бутылка продолжает наполнять рюмку Чанёля, и через какое-то время он перестаёт слушать, заглушает голос Чунмёна алкоголем и своими тяжёлыми мыслями.

Даже несмотря на то, что он ненавидит всё это — сидеть здесь, выслушивать нравоучения Чунмёна — он рад, что он сейчас не дома. Он ненавидит этот дом, ненавидит, что мама продолжает спрашивать, что он хочет делать со своей жизнью. Что она хочет от него? У него болит нога. У него болит в груди. У него всё болит. Он ненавидит, что Бэкхёна больше нет рядом, и он мог бы ночи напролёт настукивать по стене я люблю тебя, но так и не получить никакого ответа.

— Но ты бы поладил с моим братом, — говорит Чунмён, и Чанёль слегка оживляется. — Он в чём-то похож на тебя. Он против обязательств. Знаешь, он тоже должен был стать Стражем, таков был план, но в последнее время он стал говорить, что ему эта затея не очень-то нравится. Он хочет открыть кофейню… Представляешь? Такая трата его таланта.

Кто бы ни был этот загадочный брат, Чанёлю он уже нравится больше, чем Чунмён. Ему назло.

Он прикрывает глаза всего на мгновение, и когда открывает их снова, рядом с ним уже не Чунмён, а высокий симпатичный парень, сидящий на другом конце дивана и уставившийся на него.

— Ты уронишь рюмку, если не будешь осторожен, — говорит он, и Чанёль поворачивается, чтобы понять, о чём он, и при этом роняет рюмку.

Парень нахмуривается и вздыхает.

— Ну спасибо, — говорит Чанёль.

— Не за что. Я Ким Чонин. И через пять минут тебе поступит предложение о работе. Обязательно скажи да.

— Что?

Чанёль моргает, не зная, как ему реагировать. Должно быть, он слегка опьянел, раз он не понимает ни слова из того, что этот милый парень сказал.

— Тебе нужно сказать да, если ты хочешь снова увидеть Бэкхёна, — говорит Ким Чонин, и глаза Чанёля округляются, но прежде чем он может что-нибудь сказать, парень, сидящий рядом с ним, затыкает его, закрывает глаза и подносит палец к его губам. — Погоди-погоди, ещё чуть-чуть. Так, хорошо, твоя судьба ворвётся через три… две… одну...

Входная дверь открывается, и они слышат доносящееся оттуда хныканье.

— Богом клянусь, это последний раз, когда я пил...

Даже Чунмён высовывается из другой комнаты с одеялом, подушкой и чистой одеждой для Чанёля.

— О, ты уже познакомился с моим младшим братом, Чонином. Этот прожигатель жизни в дверях — мой второй брат, Чондэ.

Чондэ? Это имя звучит как-то знакомо. Раздаётся очередное хныканье, громкое и полное боли. Это тоже звучит знакомо. Чунмён неодобрительно цокает.

Новопришедший заходит в помещение, бросает взгляд на Чонина, затем на Чунмёна, затем на Чанёля. На его лице написано недоумение, его глаза округляются, и недоумение лишь усиливается.

— Не хочешь ли мне объяснить, дорогой братец, что бывший парень моего бывшего соседа делает на нашем диване в состоянии явного опьянения?

Глаза Чанёля округляются, когда он наконец узнаёт бывшего соседа своего бывшего парня.

Повисает неловкая тишина, и затем Чонин произносит с улыбкой:

— Он здесь, потому что он будет работать в твоём кафе, хён.

*

Район Синчон, Сеул

Дом не кажется домом, пока его порог не переступает Бэкхён с своими слишком короткими волосами, широкими плечами и тонкими пальцами, вцепившимися в лямку камуфляжного рюкзака. И волшебного ореола, окружающего его, словно пелена. Он промок, они оба промокли, и его глаза всё мечутся в сторону двери, будто он дикое животное, оказавшееся в ловушке. И Чанёль видит, как едва заметно шевелятся его губы, будто он пытается приободрить себя, будто он пытается убедить себя, что ему нужно уйти.

Он всегда такой, когда приходит: пугливый и нерешительный. Своими глазами Самджокгу Чанёль видит, как Бэкхён прижимает свои лисьи уши, делая последний шаг внутрь дома Чанёля. Бэкхён не осознаёт это действие, оставаясь в вечном неведении относительно силы, пульсирующей прямо на поверхности его сознания. Это инстинкт, атавистический и непреодолимый инстинкт. Добыча, хищник и прочее дерьмо. Но Чанёлю хочется верить, что они выше этого. В конце концов Бэкхён сам сказал, когда они впервые встретились после его возвращения из армии, что здесь они просто Чанёль и Бэкхён. Никаких Самджокгу. Никаких Кумихо. Никакой магии и безумных сверхъестественных штучек. Чанёль и Бэкхён. На то малое время, что у них есть.

— На сколько ты здесь? — спрашивает он.

В комнате темно, но магия Бэкхёна наполняет её серебристым светом с вкраплением бледных пастельных тонов, словно цветы в лунном сиянии. Его хвосты подрагивают. Вероятно, из-за чувства вины. По отношению к его семье или к Чанёлю — трудно сказать.

— Я уеду первым поездом завтра с утра.

Чанёль пытается не показывать своё разочарование. Бэкхён всегда уходит с утра пораньше, отказывая ему даже в сладостной иллюзии того, что они могут проснуться вместе, лениво валяться в мягкой и тёплой постели, обниматься и обмениваться поцелуями со вкусом кофе. Всё это было у них раньше. Всё, что у них есть сейчас, это секс, и Чанёль предпочитает это, чем совсем ничего.

Он притягивает Бэкхёна в свои объятия, с ностальгией исследует его тело своими руками. Кажется, будто Бэкхён изменился: он худой, взвинченный и крепкий, шире и меньше одновременно, и под его кожей протекает магия, полупрозрачные призраки силы снуют между пальцами Чанёля, словно пугливые золотые рыбки. Но стон, который он издаёт, когда Чанёль прикусывает его нижнюю губу, звучит всё так же. Улыбка, в которой он расплывается посреди поцелуя, глаза, которые он закрывает, сдаваясь под натиском губ Чанёля, они тоже всё те же. Но в его глазах теперь есть некая настойчивость, отчаяние, нечто жидкое и жутко горячее, словно расплавленный металл, обжигающий Чанёля, когда Бэкхён бросает ему взгляд из-под ресниц. Это похоже на желание, но с примесью чего-то мрачного — голода, тоски — и Чанёль улавливает это, только потому что он, возможно, чувствует то же самое.

— Пошли, — говорит он, хватая Бэкхёна за запястье и ведя его к кровати.

И Бэкхён идёт за ним. Он одновременно податлив и напряжён, всегда разрываем между тем, чтобы отдаться, и тем, чтобы просто уйти, далеко и так быстро, как только ноги смогут позволить.

Дом не кажется домом, пока в его тишине не раздаётся голос Бэкхёна, который метит пространство каждым словом, высекает своё присутствие на жизни Чанёля каскадом воспоминаний, впивается своими прикосновениями в плечи Чанёля, оставляя своими короткими ногтями красные следы.

Они занимаются сексом, не издавая звуков громче тихого шёпота. Как когда они были ещё подростками и им приходилось прятаться. Как когда они хихикали друг другу в лицо, прерывали каждый вздох губами так, будто он был последним, всё быстрее и быстрее, в спешке, пока их никто не прервал. Кажется, будто они всё ещё прячутся: от мира, который не позволяет им быть вместе, или от себя — потому что не позволяют друг другу быть вместе. Кажется, будто они убегают, и чем сильнее они отдаляются друг от друга, тем сильнее они влюбляются. Их пальцы переплетены на подушке рядом с головой Чанёля, их ноги тоже, и всё же они так далеки друг от друга, будто застряли в разных плоскостях реальности.

Чанёль чувствует, как Бэкхён вот-вот кончит. Он чуть ли не ощущает сгущающуюся в его теле энергию на своём языке, всё сильнее и сильнее, так, будто он вот-вот схлопнется, а затем взорвётся, зажигаясь, словно маленькая сверхновая звезда. Он наслаждается ею, наслаждается магией Бэкхёна, физическим ощущением сжимающегося вокруг него тела Бэкхёна. Он пытается держаться, продлить это пылкое чувство, отодвигая удовольствие подальше в своей голове, но это невозможно. Его накрывает волной, он прижимается ближе к Бэкхёну, его бёдра горят, будто наполнены жидким пламенем, и они вместе падают на постель.

— Ещё, — просит Бэкхён через какое-то время. Он едва отдышался, и Чанёль видит, как вздымается его блестящая от пота грудь. Он кладёт на неё руку, чтобы чувствовать её движение.

— А ты не устал? — произносит он, но Бэкхён мотает головой.

— Завтра с утра мне нужно будет уехать, и я не знаю, когда вернусь, так что… Ещё.

— Имей совесть, — бормочет он, но уже перекатывается поближе к Бэкхёну, чтобы в темноте нащупать его руку и поцеловать запястье там, где чувствуется пульс.

Дом не кажется домом, пока Бэкхён не засмеётся, пиная ногу Чанёля своей потной ногой, и не переворачивается зевая, чтобы потянуться. Его плечи трещат от этих телодвижений, и он сворачивается комочком подле Чанёля, словно потерявшийся котёнок.

— Как тебе работается в кафе? — спрашивает он едва слышно, будто ему это не дозволено.

— Хорошо. Мы наняли новую девушку, колдунью.

— Она милая? — он прислоняется лбом к предплечью Чанёля и закрывает глаза.

Чанёль улыбается и гладит его по коротким волосам.

— Милая. Очень нравится нашим посетителям. Но, конечно, не такая милая, как ты.

— Я самый милый, я знаю.

— Так и есть.

Несмотря на все свои добрые намерения, Бэкхён так и засыпает, свернувшись под боком Чанёля, питаясь его теплом, подрагивая, потому что не накрылся. Чанёль натягивает одеяло и накрывает им их тела, последний раз проводит рукой по голове Бэкхёна и наслаждается его присутствием, пока и сам не засыпает.

Когда он просыпается, дождь уже прошёл, другая сторона постели уже остыла, и в квартире пусто и тихо. Жёлтый стикер с одиноким нацарапанным пока, приклеенный на холодильник — единственный признак присутствия Бэкхёна вчерашней ночью.

Дом не кажется домом после того, как Бэкхён уходит.