Ты словно соль,

бегущая по ручьям моей крови;

в моей голове ты звенишь, как вино.

— Мардж Пирси, “Тело моей матери”

Как я могу научить её

хоть как-то походить на человека,

не уничтожив при этом её?

— Маргарет Этвуд, отрывок из “Стихотворения о солнцестоянии”, сборник “Двуглавые стихотворения”

Г Л А В А 5

2 4 0 1 2 0 1 8

Ч А Н Ё Л Ь

мама

как дела?

опять поругались с бабушкой?

[Отправлено: 18:32, 24.01.2018]

Тишина мягко спускается на лес, словно шёлковая вуаль — такая мягкая на ощупь и такая хрупкая.

Пак Чанёль — единственный, кто видит, как сияние магии Кумихо медленно ослабевает, проносясь меж деревьев, будто лесной призрак, и полностью исчезает. Оно оставляет за собой лишь тьму и непроходящее чувство страха.

Он поднимает Бэкхёна на руки и замирает, когда тот стонет от боли. Рана на его боку глубока и налита кровью, но Чанёль чувствует, как ей уже занимается магия, медленно сшивая плоть.

— Чанёль! — раздётся пронзительный и слишком громкий голос Чимин, разносясь зловещим эхом по внезапно воцарившейся тишине леса. Она беспощадно направляет свой фонарь прямо Чанёлю в лицо, на мгновение ослепляя его, а затем на Бэкхёна. — А это что за чёрт?

— Где машина? — спрашивает Чанёль вместо того, чтобы ответить, сильнее прижимая Бэкхёна к своей груди. Он не знает как, но ему удалось усмирить магию внутри него. На время. — Нам нужно отнести его в мой дом. Или дом шамана. Не знаю, стоит ли ещё мой дом.

— Погоди-погоди! Кого его? — снова спрашивает Чимин, но Чанёль просто проходит мимо неё, пытаясь найти дорогу в лабиринте деревьев.

Они неподалёку от деревни. Он видит, как сияет сквозь ветки свет домов. Ярче него сияют, словно маяк в ночи, красные огоньки тотемных столбов, виднеющиеся на склоне горы, гораздо выше их уровня глаз. Ему не добраться туда пешком, Бэкхёну нужно оказать помощь сейчас же.

— Ёлли! — окликает его Юра из леса.

Чанёль слышит её шаги на снегу и шорох тонких веток, преграждающих ей путь. Побитая и дрожащая, завёрнутая в пальто Чимин, она возникает из темноты, являя больше света. Чанёль закрывает глаза прежде, чем её фонарь может снова его ослепить. Она останавливается и какое-то время безмолвно смотрит на него.

— Боже мой, ты ходишь… Ты правда ходишь! — и затем она замечает тело на его руках. — Погоди, это Бэкхён? Что здесь делает Бэкхён?

— Спасает нас, полагаю, — бормочет Чанёль, но Юра его не слушает, уставившись на кровь на животе Бэкхёна.

Она ахает и подносит руку ко рту.

— Он ранен! Я звоню в скорую, я звоню...

— Не надо никому звонить. Его раны уже заживают сами по себе. Но нам нужно отнести его в дом, с его магией что-то не так. Мне нужно поговорить с бабушкой...

— Погоди, это что, Кумихо?

Они оба оборачиваются на Чимин, которая вцепилась в свой фонарь так, будто он может превратиться в оружие и защитить её от злого монстра. Её глаза мечутся между кровью на груди Бэкхёна и его блестящими серебристыми волосами. Чанёль инстинктивно прижимает его ближе к груди, но отвечает ей Юра.

— Это мой зять, — говорит она, становясь между Чимин и Чанёлем, — и мы отнесём его домой, несмотря ни на что.

Чимин глядит на Юру с раскрытым ртом, затем поднимает руки в капитуляции и кивает:

— Ладно. Ладно, за мной.

Её подруга-призрак в белой погребальной одежде и на сей раз с ярко-рыжими волосами ведёт их через лес к пикапу, бросая любопытные взгляды в сторону Бэкхёна.

— Ты в порядке? — спрашивает Чанёль, глядя на свою сестру. — Где бабушка?

— Она должна быть в доме Ким Нари. Как только я очнулась, я позвонила Чимин, и она предупредила шамана. Они отправили за нами кого-то из новичков, но мы с Чимин остались, чтобы найти тебя.

На её лице синяки и грязь. У неё разгорячённый вид, будто у неё на лбу сейчас выскочит кровеносный сосуд из-за стресса. Такой же вид у неё был во времена университета, когда ей нужно было закончить очень важный проект: 50% адреналина, 50% жажды убивать и 100% желания надрать задницу любой проблеме. С ней всё будет хорошо.

— Она собиралась тебя убить, — тихо произносит Юра. — Когда я очнулась, я увидела её, Кумихо, и она собиралась тебя убить, но вмешалась другая лиса и спасла тебя. И это был Бэкхён. Не знаю, как, блядь, ему это удалось, но конечно это был Бэкхён. Кто же ещё?

Да, кто же? Только Бэкхён настолько глуп и безрассуден, и так храбр. Только Бэкхён может быть таким тупым. Тупым в самом великолепном, вдохновляющем, ослепительном смысле. Такие тупые умирают ужасной и героической смертью. Таких тупых будут помнить и почитать на протяжении веков. Кровь этого тупого засыхает на руках Чанёля.

— О да, — говорит он едва слышно. — Он вмешался, и она чуть не убила и его. Когда он очнётся, я надеру его глупую задницу.

— Но с ним всё будет хорошо, да?

Чанёль не отвечает. Его рука инстинктивно тянется к волосам Бэкхёна, оставляя лёгкие следы крови на его щеке и виске. Чанёль проводит пальцами между прядями, такими светлыми, что они кажутся почти белыми. Даже кожа Бэкхёна неестественно бледна. Он всё ещё выглядит так, будто сияет, горит изнутри, несмотря на мороз. Магия ещё свирепствует внутри него, плещется в его груди, как морские волны во время бури.

— Ты можешь его спасти? — спрашивает Юра.

Чанёль не знает, может ли, но он его спасёт. Он должен. После всего, что произошло, он не позволит Бэкхёну умереть у него на руках. Это было бы нечестно.

— Так, давай-ка ещё раз, — говорит Чимин с водительского кресла. — Вот этот вот парень — одна из лис, которые сражались в лесу на наших глазах. И вы оба его знаете.

— Ты тоже его знаешь, — говорит Юра, — или типа того. По разговорам. Он тот печально известный парень Чанёля. Который бросил его пять лет назад.

Чимин испускает удивлённый вздох.

— У меня нет слов, Пак Чанёль! Ты же Самджокгу! Как ты можешь… кувыркаться с врагом?

— Чиминни, — молит он, — сейчас не время...

— Нет, самое время. Нам нужно обсудить это прямо сейчас, потому что мы почти у дома Нари, и божественные хранители ни за что не пропустят Кумихо.

— Ещё как пропустят, — еле слышно произносит Чанёль. — Я сделаю так, чтобы пропустили, даже если мне придётся снести каждый тотемный столб в этой деревне.

В ответ на его упрямство Чимин лишь мотает головой, и машина начинает медленное движение, осторожно перемещаясь по толстому слою снега. Свет её фар мерцает на сизых голых стволах дубов и куцых ветках сосны. Что-то издаёт крик из выдолбленного бревна. Вероятно, всего лишь животное, которое спряталось во время сражения и теперь думает, можно ли уже выходить, но они всё равно подпрыгивают от испуга. Машину слегка ведёт, но Чимин удаётся вовремя повернуть руль, чтобы едва избежать столкновения с большим ясенем. Когда они наконец снова оказываются на дороге, она шепчет что-то миленькой девушке-призраку, сидящей рядом с ней на пассажирском сидении.

— Я отправляю её по следу Кумихо, той другой, — поясняет она. — Если она решит вернуться, мы хотя бы будем предупреждены.

— Погоди, кого ты отправляешь? — спрашивает Юра, и одновременно с ней Чанёль восклицает:

— Ты чего? Суён опасна! Скажи ей, чтобы возвращалась!

— Не волнуйся, Чоа — призрак. Ну то есть она уже мертва… Что ещё с ней может случиться?

— Призрак? — переспрашивает Юра, но её снова все игнорируют.

— Просто скажи ей, чтобы была осторожна, — настаивает Чанёль. — Я не знаю, на что способна эта Кумихо, особенно если она вернёт себе все свои силы. Даже призраку может грозить опасность.

Призрак, Чоа, шепчет что-то на ухо Чимин и затем тихо исчезает, словно облако дыма.

— Она сказала, что просто обойдет округу и проверит границы.

Юра фыркает на них за то, что они её игнорируют, но времени на объяснения нет, потому что Чимин уже объезжает сандаловое дерево и тормозит перед домом шамана. Она бросает беглый взгляд на Бэкхёна, бледного, лихорадочного и в крови.

— Я всё ещё не уверена, что тотемные столбы пропустят его. Если он Кумихо… Ты же знаешь, что они защищают дом от монстров, и технически он...

Чанёль на даёт ей закончить. Он толкает дверь машины и медленно выбирается из неё с Бэкхёном на руках. Он взывает к своим силам Самджокгу, и реальность перед его глазами погружается во тьму.

Два тотемных столба перед домом шамана светятся бледно-красным цветом, будто тени затухающего уголька, но они загораются, словно факелы, как только Чанёль делает шаг им навстречу, всё ещё крепко прижимая к себе Бэкхёна.

И затем они начинают кричать. Если это вообще можно назвать криком. Кажется, будто кто-то пронзает голову Чанёля раскалёнными железными иглами. Он морщится и чувствует, как тело Бэкхёна напрягается в его руках. Даже находясь без сознания, он ощущает, как их магия сверлит дыру в его голове. Чанёль издаёт глухой стон и делает шаг назад в попытке уйти от пронзительных криков. Стоящие рядом с ним и ничего не ощущающие Юра и Чимин просто смотрят то на него, то на пару тотемных столбов у ворот.

— Видишь? Я же говорила, — произносит Чимин, но Чанёль рычит на неё — он не знает, что на него нашло, рык просто вырывается из него — и снова поворачивается к двум хранителям.

Они не говорят на каком-либо языке — просто кричат и кричат — и когда Чанёль пытается подойти поближе, их голоса становятся громче, сродни скрежету ногтей по доске и ржавого металла по стеклу, такими громкими, что у него начинает кружиться голова и бессознательный Бэкхён начинает скулить, и Чанёль чуть не роняет его.

— Он со мной, — говорит он, но тотемные столбы лишь усиливают свой визг, и тогда Чанёль срывается.

— Я ебучий Самджокгу, — кричит он на них в ответ достаточно громко, чтобы подавить их, — и вы обязаны мне подчиняться! Если вы не пропустите меня и моего гостя, я вырву ваши столбы из земли и высосу всю вашу магию, пока от вас не останутся лишь призраки. Вы знаете, что я на это способен.

Божественные хранители тут же замолкают, и только эхо их крика всё ещё звучит в ушах Чанёля. Как же здорово быть проклятым богами. Он делает пробный шаг в их сторону, но они молчат. Они лишь шепчут — злобным, язвительным шёпотом — когда он наконец проходит через ворота и заходит во двор дома Ким, но один сердитый взгляд от него, и они снова затихают.

— Сторожите ворота, — говорит он. — Никто больше не должен пройти мимо вас.

Он замечает, как Юра и Чимин обмениваются взглядами.

— У меня есть к вам просьба, — говорит он, поворачиваясь к ним. — Я оставил свой телефон в нашем доме, скорее всего на кухне. С Бэкхёном что-то не так, и мне нужно связаться с его матерью или какой-либо другой Кумихо как можно скорее. Может, вы могли бы сходить…?

— Я схожу, — говорит Юра.

— Не, погоди, тебе нужно отдохнуть и позвонить Мёнхуну, сказать ему, что ты в порядке, — говорит Чимин. — Я пойду.

— Пойдём вместе, — настаивает Юра. — Я заодно захвачу записную книжку дедушки. Телефоны Бёнов тоже там есть, они могут пригодиться. До дома меньше трёх минут, мы справимся.

Он вздыхает.

— Только будьте осторожны. Если призрак скажет вам, что Суён где-то поблизости, немедленно возвращайтесь обратно, хорошо? И скажите всем сидеть по домам. Тотемные столбы защитят нас, если она вернётся...

Чанёль недолго смотрит, как они спешно идут к сандаловому дереву, и затем подходит к дому.

Дверь открыта, так что он заносит Бэкхёна в дом, сбрасывая с себя обувь перед тем как войти. Парочка жильцов бросают любопытные взгляды на него и парня у него на руках, но он игнорирует их и движется в сторону парадной комнаты, где глава семьи принимает своих самых важных гостей.

Там его ждут две женщины. Одна из них — Ким Нари, первый шаман Чун­ма­ыля. Другая, сердитая и дрожащая, бледная и слегка потрёпанная — Хон Га­рюн. Они обе выдыхают с облегчением, когда видят его, но затем их внимание переключается на парня у него на руках. Хотел бы Чанёль, чтобы это произошло по-другому, но выбирать не приходится.

— Бабушка, — говорит он, — это Бён Бэкхён. Мой парень.

босс-дэ

не хочу тебя беспокоить но

если ты не возьмешь трубку мён отправится на твои поиски в андон

я серьезно

[Отправлено: 18:49, 24.01.2018]

Они кладут Бэкхёна на мат в комнате для гостей, и обе женщины продолжительно осматривают его, попросив всех оставить их.

— Что ты притащил в мой дом? — спрашивает Ким Нари с сердитым взглядом на Чанёля, когда они остаются одни.

Тон её голоса близок к выговору, и несколько лет назад у Чанёля от этого задрожали бы коленки, но теперь он Самджокгу, и у него практически наивысший магический ранг в этой комнате, в этой префектуре да и во всей стране, так что он отвечает ей сердитым взглядом.

— Это сын Сонми? — спрашивает Гарюн, изучая его черты лица. — Он совсем на неё не похож. Но от него веет её магией. Лунным светом и...

— И полевыми цветами, да, я знаю, я же Самджокгу. Если кто-то и знает, как пахнет магия Бэкхёна, то это я.

— Как он прошёл сюда? — спрашивает Ким Нари.

Она женщина средних лет, совсем маленькая и каким-то образом производящая очень сильное впечатление. Чанёль не виделся с ней много лет, но теперь, когда он Самджокгу, он видит вокруг неё едва уловимый и неприметный ореол силы, словно легчайшее подрагивание с отблесками.

— И что он вообще такое?

— Он сын Кумихо, которая стала человеком, но насколько я знаю, у него никогда не проявлялись никакие силы, — говорит Гарюн, но Чанёль мотает головой.

Это не совсем так. Бэкхён всегда обладал магией, даже если он об этом не знал и не мог ею пользоваться. Но это… Это совсем другой уровень.

— Думаю, он похитил источник силы своей матери. Я не знаю, что случилось или как ему это удалось. Когда я его нашёл, он был уже без сознания.

Гарюн неодобрительно цокает языком.

— Глупый ребёнок. Хоть он и сын Сонми, он всё ещё наполовину человек. Его тело не выдерживает это внезапное ужасающее обилие магии.

— Что ты имеешь в виду?

— Магия поглощает, Чанёль. Она портит тело и ещё больше — разум. Он призвал слишком много магии и потерял контроль. Ему повезло, он мог потерять гораздо больше. О чём он вообще думал?

— Он пытался спасти меня, — говорит Чанёль.

Губы его бабушки сжимаются в тонкую линию.

— Ты должен вытащить лисью жемчужину Сонми до того, как она убьёт его. Она не предназначена для него.

Чанёль вновь мотает головой.

— Я не могу. Я уже пытался. Это первое, что я предпринял, как только понял, что магия причиняет ему вред, — он смотрит на грудь Бэкхёна, где потоки его магии переплетаются с потоками магии, исходящей от лисьей жемчужины Сонми. Все они опутывают его рёбра своими лентами, сотканными из силы, связывают его воедино и одновременно затрудняют его дыхание. — Но магия Кумихо спуталась с его собственной, и когда я тяну за неё, вслед за ней тянется и магия Бэкхёна.

— Ты не можешь вытащить обе? — спрашивает Гарюн, но Чанёль мотает головой.

— Не могу. У Бэкхёна нет лисьей жемчужины. Никогда и не было. Магия внутри него… она его собственная.

Он покусывает свои губы, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить это тому, кто не может видеть магию, пульсирующую в груди Бэкхёна, вторящую медленному расширению его лёгких, биению его сердца. В какой-то степени магия Бэкхёна и есть он сам. Его душа, его магия, его воспоминания, его чувства, вся его жизнь — они все часть единого потока. Чанёль не знает, как отделить магию от всего остального. Он даже не знает, как отделить магию Сонми от магии Бэкхёна. Ему было бы так легко разорвать Бэкхёна на части: как сорвать цветок и вырвать всего его лепестки во время самой жестокой в мире игры в “любит/не любит”.

— Сонми, — произносит Гарюн, обращая свой взгляд к потолку, — ты произвела на свет дурака. А я бабушка другого дурака.

Ким Нари подходит ближе, опускается на колени рядом с Бэкхёном и кладёт руку ему на лоб.

— Это немного напоминает экзорцизм, — говорит она Чанёлю. — Иногда, если сущность, мучающая человека, слишком сильна и засела слишком глубоко, единственный способ избавиться от враждебной сущности — пожертвовать хозяином.

— Да, но это не вариант, — говорит Чанёль, ни на секунду не сводя глаз с Бэкхёна.

Внутри него бушует целый океан силы; Чанёль бы даже не знал, с чего начать.

— В таком случае, боюсь, мы не можем ничем помочь, — говорит бабушка Чанёля. — Ты у нас Самджокгу, Ёлли, ты единственный, кому это под силу. Я всего лишь колдунья, и меня учили охотиться на Кумихо, а не спасать их. Кроме того, он наполовину человек, так что с ним всё по-другому. Тебе стоит поговорить с Сонми, но я не знаю, жива ли она ещё, и в сложившейся ситуации, когда этот парень оказался здесь со всей её магией, я в этом сомневаюсь.

Чанёль закрывает глаза и делает глубокий вдох. Думай, думай, думай. Ему нужно связаться с кем-нибудь. С Сонми. Или Минсоком. Возможно, Чунмён знает, что делать.

— А Чимин вернулась? — спрашивает он, внезапно осознавая, что девушки должны были уже вернуться. — Я отправил её в наш дом, чтобы она забрала мой телефон. Я могу позвонить Стражу и попросить его о помощи. Мы также должны предупредить Совет Ковенов. Если Суён вернёт себе свои силы, она в первую очередь отправится к ним. На охоту.

Повисает момент напряжённого молчания, и затем Гарюн заговаривает тонким и твёрдым голосом:

— Что ты имеешь в виду под “вернёт себе силы”? Я думала, её лисья жемчужина у тебя.

Чанёль замирает, словно олень в свете автомобильных фар.

— Чанёль… Что ты натворил?

Его бабушка никогда в жизни не злилась на него. Даже после того, как он сбежал, рассерженный, обиженный и глупый, после их ссоры на могиле деда. Но сейчас она злится, её магия вздымается и лопается вокруг них, словно пузырьки лавы, и он не знает, как реагировать. Он отказывается отвечать, и молчание становится ещё более напряжённым, пока Ким Нари это не надоедает, и она поднимается на ноги.

— Пойду проверю барьер, — внезапно произносит она. — Кажется, твой внук запугал моих божественных хранителей.

Она слегка кланяется Чанёлю, спеша удалиться, и он кланяется в ответ. Она покидает комнату, оставляя их одних. Он слышит, как медленные шаги его бабушки становятся ближе, и ожидает, что она что-нибудь скажет, но вместо этого он чувствует прикосновение её ладони к своему лбу. Он ощущает боль. Похоже, там синяк.

— Надо, чтобы кто-нибудь тебя подлатал, — говорит она. — Она здорово тебя поколотила.

— Позже. Сначала мне нужно помочь Бэкхёну.

— Чанёль, — произносит она таким серьёзным тоном, что он не может не слушать. — Этот парень — последнее, о чём мы должны сейчас беспокоиться.

Чанёль едва не разражается горьким и отчаянным смехом, потому что это утверждение не могло бы быть ещё дальше от истины. Мир вокруг может сгореть в огне, а его будет волновать только Бэкхён.

— Ну так, — продолжает Гарюн, — ты действительно отдал Суён лисью жемчужину?

Чанёль почёсывает голову и снова ничего не отвечает, но его молчание само по себе довольно красноречиво.

— Ты понимаешь, — вздыхает она, — что твой дедушка пожертвовал своей ногой, чтобы остановить её? Что все мы рисковали своими жизнями, чтобы остановить её, а ты просто… отдал ей всё, что ей нужно, чтобы снова стать неукротимой?

— Она собиралась убить Бэкхёна, — отвечает он попросту. — Я не мог этого допустить.

Ему больше нечего добавить.

— Ты понимаешь, скольких людей она убила? Скольких убьёт ещё, если вернёт свои силы? Это твой долг, Чанёль, ты несёшь ответственность за свои силы...

— Эти силы — моё проклятие! — срывается он, и свет мерцает из-за его гнева.

— Возможно, так оно и есть! Но ты не можешь просто игнорировать их, как ребёнок!

— Я люблю его! — говорит Чанёль, ударяя кулаком по полу и оставляя отпечаток на дереве. — Что я должен был сделать? Дать ему умереть? После того, как он спас мне жизнь? Я люблю его, я, блядь, люблю этого тупого идиота, который готов противостоять четырёхтысячелетней богине, просто чтобы помочь мне...

Он перешёл на крик, и, вероятно, его все слышат, но ему плевать. За последние десять лет любовь к Бэкхёну была для него единственным неоспоримым фактом. Чего его бабушка ожидала?

— Вы привели его ко мне, — говорит он внезапно тихим голосом. — Это сделали вы. Ты и дедушка, вы положили его прямо передо мной, и мы стали друзьями, и потом мы влюбились друг в друга, и теперь ты мне говоришь, что он не важен? Он важен для меня!

Он прикусывает свою нижнюю губу, чтобы не закричать. Как он может донести до неё, кто такой Бэкхёна, и то, как он смеётся? Как он может передать его любовь к пицце и ненависть к огурцам, и его дурацкие пародии, и его нелепый талант к игре в шутеры, и его негласную одержимость щенками корги, и то, что он улыбается так, будто кто-то зажёг новогодние огоньки в его чёрных глазах? Как он может уместить тринадцать лет дружбы, любви в одно-единственное предложение, чтобы заставить свою бабушку понять, почему одна лишь мысль о том, чтобы позволить Бэкхёну умереть, для него богохульна?

— Я просто… очень сильно его люблю.

Она не знает, что ответить, и он не знает, что ещё сказать. Он дрожит в тёплой комнате, смотря своей бабушке прямо в глаза, и затем задаёт вопрос, который он всегда хотел ей задать.

— Зачем его семья поселилась рядом с нашей? Почему вы вдруг решили, что нам нужно подружиться?

Она опускает взгляд на неестественное бледные волосы Бэкхёна. Хотел бы он, чтобы она смогла увидеть его в сознании, с его смертельным обаянием и лучезарной улыбкой. Не таким, как сейчас, поглощённым магией, терзаемым её волнами.

— Твой дедушка попросил Сонми переехать, — говорит Гарюн. Она не смотрит на Чанёля. — Ну, он, вероятно, её чем-то шантажировал, ведь, я уверена, Сонми не горела желанием переехать в Сеул. Он всё организовал сам.

— Но зачем?

Годами Чанёль думал, что это была просто жалкая, жестокая шутка. Возможно, наказание. Проклятие. Всё было бы проще, если бы он не повстречался с Бэкхёном. Всё было бы унылее — бесчисленные серые дни без смеха Бэкхёна, без безумных затей Бэкхёна и без его нежных, элегантных рук вокруг запястий Чанёля.

— Потому что он был полон сожаления. Всю свою жизнь он охотился на Кумихо. И вероятно, многие из тех Кумихо, на которых он охотился, заслуживали смерти, но были и другие. Вроде группы Сонми в Йоджу или общины в Кванджу, которые пытались мирно сосуществовать с людьми. Ему потребовались годы, чтобы признать, что это возможно. Я была против этого, но потом однажды он встретил молодую Кумихо по имени Минсок, одного из ребят Сонми. Он пришёл в наш дом и чуть не обрёк себя на смерть. Но Кён­сан не убил его. Он с ним поговорил. Он выслушал его.

— Я знаю Минсока. Он приходится Бэкхёну… Не знаю, Бэкхён называл его дядей, но...

— Минсок — активист, борющийся за права Кумихо. Ему удалось убедить Кён­сана, что времена меняются, и нам тоже нужно меняться. Вот почему он пошёл на это. Он хотел, чтобы у тебя было больше шансов на другое будущее. Он надеялся, что, возможно, ты мог бы всё изменить, ведь для него уже было слишком поздно.

— Ну, в конечном счёте ничего не изменилось, — говорит Чанёль. Он звучит озлобленно даже в своей собственной голове. — Я всё равно чуть не убил Кумихо. Бэкхён всё равно бросил меня, потому что я Самджокгу.

Гарюн не знает, что ему ответить.

Их прерывает тихий стук в дверь, и в комнату прокрадывается Чимин и отдаёт Чанёлю его телефон. Экран разбит, но он всё ещё работает. На нём около трёх сотен непрочитанных сообщений.

— Тебе нужно передохнуть, — говорит он бабушке после того, как поблагодарил Чимин. — Поговорим позже.

Она безмолвно уходит, пользуясь помощью молодого шамана.

Чанёль смотрит в свой телефон и листает контакты, пока не находит Ким Чунмёна. Но прежде чем он нажимает на вызов, телефон начинает вибрировать и играть популярную песню известной девичьей группы.

Чанёль не думал, что когда-либо увидит это имя на своём телефоне.

Сехун

[ВХОДЯЩИЙ]

[19:01, 24.01.2018]

На экране телефона Чанёля появляется имя Сехуна.

Оно не сопровождается фотографией — естественно, у него никогда не было фотографии Сехуна или с Сехуном, потому что они не друзья. Они даже не знакомые, судя по тому, как Сехун упорно игнорировал попытки Чанёля поговорить с ним в течение последних пяти лет и что он дал ему свой номер только после того, как Чанёль настоял, на всякий пожарный.

Ну вот как раз такой случай...

Чанёль проводит пальцем по экрану и отвечает нетвёрдым, неуверенным “Алло?”.

Проходит секунда молчания, и затем мальчишеский голос выкрикивает:

— Поверить не могу, сработало!

И потом более низкий:

— Бэкхён с тобой?

— Да.

— Он в порядке?

Чанёль замолкает в нерешительности. Он бегло осматривает Бэкхёна. Его губы чуть приоткрыты, и он до сих пор не издал ни одного привычного щенячьего звука, которые исходят от него, когда он спит, но его лицо приобрело немного краски. Магия всё ещё искрится внутри него, то там, то здесь, как прилив. Нависающая угроза.

— Ну не совсем, но… я работаю над этим.

Вздох, полный облегчения.

— Смотри мне! Он может говорить?

Чанёль мотает головой и затем вспоминает, что Сехун не видит его.

— Нет, он… без сознания. Но он выжил.

Сехун хмыкает.

— Что насчет неё? Суён? — выдавливает из себя он, словно ему сложно даже просто произнести её имя.

— Она убежала… — Чанёль снова делает нерешительную паузу, но какой смысл это скрывать? — Со своей лисьей жемчужиной… Вскоре она вернёт себе все свои силы.

— Ну молодец, о могучий Самджокгу. По крайней мере ты спас Бэкхёну жизнь, — ну, скорее Бэкхён спас ему жизнь, — и выжил сам. Вы оба можете нам пригодиться, если она начнёт убивать. Теперь послушай меня. Это прозвучит немного странно, но не обращай внимания, ладно? Какого цвета на нём трусы?

— Какое это вообще имеет… Зачем тебе?

На другом конце слышен шорох, и кто-то берёт телефон. Чанёль узнаёт глубокий голос Чонина.

— Пожалуйста, скажи ему, чтобы он перестал сомневаться в моих способностях!

Чонин? Чем Чонин занимается с Сехуном Бэкхёна?

— Чёрного, — медленно произносит Чанёль.

Вдалеке он слышит “Я же говорил!” от Чонина, но Сехун лишь фыркает.

— Чёрный — распространённый цвет для трусов, я считаю, это совпадение!

— Почему ты такой недоверчивый? Спроси у него про цвет его футболки!

— Тёмно-бордовый, — медленно отвечает Чанёль. — Что-нибудь ещё?

— Нет, — бормочет Сехун. — Я уже и так получил слишком много информации, но мне нужно было проверить. Этот странный парень набросился на меня в метро, наговорил мне всякого и попросил меня сделать пару вещей, чтобы спасти Бэкхёна. Я был в достаточном отчаянии, чтобы попробовать, но не могу поверить, что это правда сработало.

Чанёль слышит, как Чонин что-то жалобно высказывает Сехуну — вероятно, недовольство тем, что его назвали странным парнем и что ему не верят — но его перекрывает шум машины или, возможно, автобуса, судя по громкости.

— Так вот, — продолжает Сехун, прочистив горло. — У меня для тебя сообщение от Сонми.

— Ты с ней говорил? Так она жива! Моя бабушка пыталась связаться с ней, но она не отвечала, и мы боялись, что она...

— Суён напала и на них, вчера ночью. К счастью, все целы. Парочка других Кумихо подключились к бою, и им удалось дать ей отпор, но она кое-что забрала.

— Половину своей лисьей жемчужины.

— Именно. И потом она стала искать вторую половину, и Бэкхён немножко поехал и украл магию своей матери, и отправился к тебе.

Чанёль кивает, когда все кусочки пазла соединяются, воссоздавая картину глупости Бён Бэкхёна.

— Он спас мне жизнь, — говорит он.

— Он правда сразился с ней? — спрашивает Сехун с явной обеспокоенностью, а также неверием и даже лёгким восхищением в голосе. — Насколько сильно он проиграл?

— Довольно сильно.

Сехун выдаёт красочное ругательство, которое заставляет покраснеть даже Чанёля.

— Ну конечно. О чём он думал?

Чанёль слышит в телефоне, как он делает пару вдохов в попытке успокоиться. Он не может не отметить, как это невероятно: у него с Сехуном происходит полноценный разговор, несмотря на его прошлое нежелание даже смотреть в его сторону. Может, светские беседы и приятны, но у него нет на это времени.

— Слушай, прости, что перебиваю, но мне очень нужен номер Сонми. С Бэкхёном что-то не так, и думаю… вся её магия… это слишком для него. Она его чуть не убила. Мне удалось его стабилизировать, но я не знаю, что делать, если это повторится, так что мне нужно с ней поговорить.

Он слышит, как где-то рядом с Сехуном Чонин бормочет:

— Ты не сможешь поговорить с Сонми, она в Пусане.

— Странный парень прав. Когда я ей звонил, она уже уехала, чтобы поговорить с лидером общины на юге, как только Бэкхён ушёл, — продолжает Сехун. — Я точно не знаю, что они пытаются сделать, так как я обязан оставаться в Сеуле, и, знаешь, даже по меркам Кумихо я довольно молод. Так что никто мне ничего не рассказывает. Так или иначе, я позвонил ей, как только этот странный...

— Меня зовут Чонин! — вскрикивает Чонин, и Сехун слегка ворчит в знак недовольства.

— Как только Чонин нашёл меня! Счастлив? Я позвонил ей, как только меня нашёл Чонин, и сказал ей то, что он сказал мне — прикинь, он всё предсказал — и она передала тебе сообщение. Она сказала, что Бэкхён скорее всего не сможет контролировать её силы, потому что у него нет по крайней мере двух тысяч лет опыта, так что единственный способ укротить эту необузданную магию, это избавиться от неё. Тебе нужно вытащить её!

Да ну. Очень полезно. То же самое сказала его бабушка.

— Я не могу этого сделать. Лисья жемчужина застряла слишком глубоко, если я потяну за неё, я могу его убить, — возражает он, но Сехун перебивает его прищёлкиванием языка.

— Нет, ты неправильно мыслишь. Тебе не надо забирать всю его магию сразу, как ты сделал это со мной, — добавляет он с лёгким ядом в голосе (не то чтобы Чанёль этого не заслуживал). — Не трогай лисью жемчужину, сосредоточься на магии. Только на магии.

— Я понятия не имею, как это сделать, — говорит Чанёль, но что-то щёлкает у него в голове, когда он вспоминает, как укусил Суён за руку на своей кухне, как сила, золотистый свет наполнили его. Она всё ещё пульсирует в его пальцах, когда он сгибает их в неверии.

— А ты точно Самджокгу? — спрашивает Сехун на другом конце. — Воу, тысячелетия эволюции, и всё зря. Как ты можешь не знать, как забрать магию Кумихо? От тебя же, типа, вообще больше ничего не требуется. Это твоя единственная задача. Ты же, типа, рождён для этого, как ты можешь не знать, как это делается?

— Я не был рождён для этого! Это проклятие, проклятие!

— Ты был рождён, чтобы заполучить это проклятие, — говорит Чонин не к месту, и Чанёль стонет. Он будто разговаривает с детьми.

— Послушайте, я не знаю своих способностей. Я никогда их не использовал, — спорит Чанёль. — Кроме как на тебе, — быстро добавляет он, предвосхищая колкий ответ от Сехуна. — И это травмировало меня до такой степени, что я больше никогда не хочу делать этого снова, и теперь вы хотите, чтобы я сделал это с Бэкхёном? Да ни за что!

— Забудь о том, что ты сделал со мной! Забери лишь столько, сколько нужно, чтобы его стабилизировать. Маленькими порциями, Пак Чанёль. Ты должен помочь ему её контролировать, как можно сильнее облегчить процесс.

Чанёль слегка кивает, его внимание уже переключилось на что-то другое. Пальцы Бэкхёна подрагивают, его дыхание становится более беспокойным, и Чанёль в секунду забывает о телефонном звонке и бросается к Бэкхёну, опускаясь на колени рядом с ним и медленно поглаживая его запястье.

— Сонми сказала ещё кое-что, — добавляет Сехун после затянувшегося молчания на стороне Чанёля. — Она сказала, что магию можно украсть, но магию также можно даровать. Процесс необязательно должен быть насильственным и болезненным. Она также сказала, что Кумихо и Самджокгу необязательно быть врагами и что она надеется, что ты сможешь хорошо позаботиться о её сыне.

Чанёль не даёт Сехуну закончить звонок.

— Подожди, сделай кое-что для меня. Можешь, пожалуйста, предупредить Стража о возможном присутствии Суён в городе?

Сехун смеётся сухим и полным притворного веселья смехом.

— Пусть этот ублюдок подавится, — говорит он.

— Эй! — врывается Чонин. — Этот ублюдок — мой брат!

— Пусть твой брат подавится!

— Эй! — громкий голос Чанёля прерывает их обоих, и он чувствует, как они сердятся. — Если не хочешь этого делать, то ладно, но можешь попросить об этом Чонина? Это важно… Им нужно знать о Суён.

Но Сехун лишь фыркает.

— И что с того, что они узнают? У них нет никаких шансов одолеть её без тебя.

На глазах у Чанёля Бэкхён раскрывает рот в глубоком, хриплом стоне. Он открывает глаза и медленно моргает, его зрачки настолько расширены, что радужки почти не видно.

— И поэтому они должны дождаться меня, прежде чем предпринимать что-то против неё. Я что-нибудь придумаю, хорошо? Но позже, Бэкхён приходит в себя! Мне пора.

Он наблюдает, как Бэкхён снова медленно-медленно моргает, привыкая к внезапно яркому освещению комнаты, к боли — Чанёль видит, как её вспышки проходят по нему, как магия пробегает по его позвоночнику, будто электрический разряд — и к страху.

Он едва улавливает последние слова Сехуна — “Позаботься о нём, Пак Чанёль, или я уничтожу любую волшебную печать и надеру твой щуплый зад!” — и бросает трубку. Бэкхён наконец-то смотрит на него. Он издаёт усталый звук облегчения и улыбается своей самой лучезарной улыбкой.

От: Хунни

Кому: Сок

он очнулся

[Отправлено: 19:06, 24.01.2018]

Первое, что произносит Бэкхён:

— Боже, цвета выглядят так странно.

Его голос глухой и хриплый, а когда его губы смыкаются, они издают странный звук, похожий на шорох наждачной бумаги. Его волосы в беспорядке, и на его боку и груди,а также на мате и на полу, засохшая кровь, и он выглядит просто кошмарно, но Чанёль готов его расцеловать прямо сейчас.

Он почти решается на это, но в конечном итоге останавливается на:

— Ну, добро пожаловать в мир магии.

— И ты видишь это всё время? Дерьмово.

Чанёль сдерживается, чтобы не рассмеяться ему в лицо. В его груди будто воздушный шар, который надувается всё больше и больше с каждой секундой, и вскоре он начнёт давить на его рёбра и лёгкие, и он лопнет, потому что что-то да должно дать трещину, и весь страх, беспокойство, полное отчаяние, усталость, и боль накроют Чанёля, и он, вероятно, нахуй отключится. Но прямо сейчас всё, что он видит, это Бэкхён. Бэкхён в сознании, живой Бэкхён. Отпускающий шутки Бэкхён. Бэкхён.

— Точнее не скажешь, — говорит он. Его руки не покидали руки Бэкхёна, и он видит, как напрягаются мышцы, когда он пытается сжать её в кулак. — Эй, погоди, не...

Бэкхён его не слушает. Как только он начинает шевелиться, из него вырывается крик. На мгновение он замирает в напряжении и затем снова опускается на мат.

— Ёбанный ты ж нахуй, — шепчет он, тяжело сглатывая.

— Ты дурной? Лежи спокойно, или я сам тебя вырублю.

Бэкхён, идиот, имеет наглость дуться.

— Меня просто реально заебало просыпаться таким образом. Как этим утром… Это было сегодня утром? Какой сегодня день? Погоди, а где… где эта сука? Кумихо?

Он пытается подняться снова, но в этот раз Чанёль помогает ему, поддерживая его своей рукой.

— Ушла, — говорит он. — Теперь ты доволен?

Бэкхён пытается поёрзать. Ему всё ещё больно, но по крайней мере он не сможет навредить себе в попытке самостоятельно встать.

— Более чем, — говорит он, морща нос.

— Отлично. А теперь будь хорошим мальчиком и не шевелись. Если твоя рана откроется, я буду попрекать тебя до конца твоих дней.

— Хорошим мальчиком? Разве это не твоя работа, Пак Чанёль? Ты у нас пёсик. Я лиса. Мы умные, ехидные и немного злые.

— И тупые, — говорит Чанёль. — Пиздец какие тупые.

Бэкхён, да помогут ему боги, снова дуется. Он, вероятно, не знает, но в такие моменты он напоминает свою мать.

— Даже если я и сделал какую-то глупость, разве ты не должен перестать меня ругать, потому что я чуть не умер?

— Бэкхён...

— Я умираю у тебя на руках, Пак Чанёль, как ты можешь быть таким бессердечным и ругать меня? У тебя что, нет никакого сострадания? Сочувствия? Где твоя человечность, Самджокгу?

Он улыбается. Чанёлю даже не нужно на него смотреть, чтобы знать, что он улыбается, но он всё равно смотрит. Его глаза поднимаются, и вот оно. Бэкхён всегда выглядит таким юным, когда улыбается. И кажется, будто последних пяти лет и не было вовсе. Чанёль пять лет не видел эту его прелестную улыбку: ясную, озаряющую и заразительную, напоминающую о красных шариках и сладкой вате в парке аттракционов. Чанёль пять лет не чувствовал счастья, нежности и сладкой, вязкой любви, которые поднимают уголки его губ кверху. Не так, как сейчас. Не вот так.

— Мы на грани ёбанной магической войны, по масштабам сравнимой с ядерной, с самой могущественной Кумихо в стране; войны, которую в некотором смысле развязали мы с тобой и, возможно, мои бабушка с дедом и твоя мама. За последние два дня мы оба столько раз чуть не погибли, что не пересчитать, и теперь магия внутри тебя может убить тебя в любой момент. И пять лет назад мы расстались, и я скучал по тебе каждый день. Бён Бэкхён, где ты только находишь силы, чтобы шутить? — спрашивает он, и улыбка Бэкхёна лишь расширяется и затем перерастает в смех.

— Я люблю тебя, — говорит он, и когда он это произносит, кажется, будто его магия искрится, всё его существо искрится, весь мир искрится только для глаз Пак Чанёля. Он ослеплён.

— И я так рад видеть тебя снова. Я так, так-

Чанёль прерывает его нежным, коротким, чистым поцелуем, прикосновением губ к губам. Он прерывает поцелуем его улыбку, и недовольную гримасу, в которую она потом превращается, и глухое “Эй, я не закончил”. Своим поцелуем он вытягивает из Бэкхёна хриплый стон и заставляет его прикрыть глаза в блаженстве и отдаться поцелуям полностью.

— Ты до смерти меня напугал, — произносит он тихо, чувствуя, как трепещут ресницы Бэкхёна, когда он делает вдох, и как трепещет магия вокруг него, словно тусклый ореол из лунного света и цветов. — Я думал, ты умрёшь, и последнее, что я сказал тебе, было бы “уходи”, и…

— Я не мог умереть, не сказав тебе ещё раз, что люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — отвечает Чанёль, спотыкаясь о каждое слово.

Он так долго держал эти слова на кончике своего языка, что теперь они кажутся почти чужими, поэтому он повторяет их:

— Я люблю тебя, Бён Бэкхён. И мне плевать, плевать, Кумихо ты, или дракон, или грёбанный Токкэби, и мне плевать, что я Самджокгу, и если ты снова бросишь меня, я отыщу тебя, и посажу в свой карман, и больше никогда не отпущу, понял меня?

Бэкхён снова смеётся и прислоняется к груди Чанёля; его голова занимает впадину между его шеей и плечом. Чанёль чувствует его мягкое дыхание на своём горле.

— Я никуда больше не денусь. Я… так устал. И мне грустно. Жизнь без тебя — дерьмо.

— Это точно. Жаль, нам пришлось пару раз пережить околосмертный опыт, чтобы это понять.

Бэкхён хихикает и прижимается плотнее.

— Ну, учитывая, что мы всё ещё живы, я бы сказал, что у нас, милый мой, всё сложилось прекрасно. Не считая того факта, что я…

Он цепенеет и начинает дрожать, его глаза округляются и наливаются янтарным светом, его лисьи уши подрагивают. И в этот момент Чанёль тоже это чувствует — сдвиг в равновесии, будто вся магия отступает, как при отливе, будто мир делает вдох и задерживает дыхание, и даже ветер стихает на мгновение.

Затем она вырывается наружу.

Магия накрывает его, их обоих; золотистая и кроваво-красная магия, словно эхо ужасного смеха, воющая с ветром и вздымающаяся к небу. Все тотемные столбы деревни начинают кричать одновременно, как только Суён возвращает себе все свои силы.

Ореол магии Суён лишь проносится по телу Чанёля, будто тупая боль или дурное предчувствие, но тело Бэкхёна содрогается, когда она настигает его.

Чанёль наблюдает за происходящим, как в замедленной съёмке: бесконтрольная магия вырывается из лисьей жемчужины в груди Бэкхёна, и он подаётся вперед, тяжело дыша, в попытке сдержать её. Он смотрит на Чанёля глазами, полными паники, не в состоянии объяснить чувство внутренней наполненности, то, как магия ударяется о его грудь, раздвигая границы его тела, пытаясь избавиться от этих оков, заставляя его бороться, бороться, бороться.

— Нет-нет-нет-нет, Хённи, эй, — говорит Чанёль, пытаясь заставить Бэкхёна сфокусироваться на нём, на его руках на лице Бэкхёна. — Эй, я с тобой. Я здесь, будь со мной, будь со мной, Бэкхён!

Это происходит инстинктивно, понимает он. Это магия Сонми реагирует на магию Суён; магия против магии. Как там говорил Чондэ? У магии есть воля. У магии есть гордость. Магия мыслит, и растёт, и желает. Как там сказала его бабушка? Магия поглощает. Тело и разум.

— Бэкхён, ты должен сосредоточиться, не позволяй ей взять верх. Я знаю, что она пугает, но...

— Полегче, ты говоришь о магии моей матери, — произносит Бэкхён задыхаясь.

У него на лбу проступил пот, и от него исходит свечение — лиса пытается захватить контроль.

— Ну, твоя мать пугает, — говорит Чанёль, и это выжимает улыбку из искажённого болью лица Бэкхёна.

— И то верно.

Бэкхён пытается сглотнуть, и Чанёль чувствует, как прилив внутри него меняет направление, а магия всё нарастает и нарастает и грозит снова его захлестнуть.

— Нет-нет-нет, Бэкхён, послушай, сфокусируйся на мне. Всё будет хорошо, я обещаю. Я поговорил с… Сехуном, — он игнорирует удивлённое лицо Бэкхёна и продолжает, — а он поговорил со многими другими, в том числе с твоей матерью. По всей видимости, я могу тебе помочь. Я понятия не имею как, но я могу тебе помочь.

Это, кажется, сдерживает Бэкхёна. Во всяком случае пока.

— Мне сложно, — говорит он, — оставаться здесь, удерживать фокус.

Чанёль это знает. Он видит. Лиса внутри Бэкхёна растёт, царапает когтями грудь Бэкхёна, чтобы выбраться наружу. Она ранена и напугана, и она находится в доме шамана вместе с Самджокгу — врагом, врагом, врагом — и окружена магией Суён — вражеской. Её естественная реакция — бороться и спасаться, напасть и сбежать как можно быстрее, но Бэкхён не может уступить.

— Знаю, знаю, но ты не можешь сдаться. Не дай ей себя контролировать, Бэкхён… Мы разберёмся с этим, хорошо? Вместе.

Чанёль берёт Бэкхёна за руку и сжимает её.

— Будь со мной.

— Я никуда не ухожу, — говорит Бэкхён, закрывая глаза и готовясь к очередному наплыву магии.

Вот и хорошо, потому что Чанёль действительно готов приложить все усилия, чтобы отыскать его, если он снова уйдёт.

От: 010-0***-****

Кому: 010-1***-****

Это Хон Гарюн.

Не знаю, прочтёшь ли ты это, но твоему сыну больше ничто не угрожает.

[Отправлено: 19:26, 24.01.2018]

Дело в том, что Чанёль не имеет ни малейшего понятия, как использовать свои способности.

Есть инстинкт, а есть практика. Он подавлял первый и так никогда и не перешёл к последней, и всё, что у него есть сейчас, это смутное представление о том, как это должно работать.

А ещё есть Бэкхён, который словно бушующее море, уходящий под воду остров, затопленный и сотрясающийся; Бэкхён, который одновременно похож и на подводный вулкан, и на цунами, и на все прочие природные катаклизмы, сливающиеся в этом гигантском водовороте силы внутри него.

Бэкхён сглатывает боль и крепко сжимает ладонь Чанёля, и тот стискивает зубы и не отпускает его руку. Магия ползёт по венам под кожей Бэкхёна, закручиваясь в белые завитки. Благодаря своим способностям Самджокгу он видит, как она расталкивает, растягивает и ревёт, и он не знает, что делать.

— Как это работает? — спрашивает Бэкхён тонким и натянутым голосом, и у Чанёля нет для него никакого ответа, так что он притворяется, что не слышит его.

Он замеряет, прощупывает магию, которая просачивается сквозь его пальцы так же неуловимо, как дым. Она обжигает, не оставляя ожогов; боль в основном в его голове. Она действительно признаёт в нём врага.

Нет, думает он, я не враг. Он следует вниз по реке силы от её источника — грудной клетки Бэкхёна, в которой пульсирует лисья жемчужина, сокрытая в его сердце и распространяющая свою силу по всему его телу. Магия движется внутри плоти Бэкхёна. От сердца, по его утончённым ключицам и линии его шеи, по шири его плеч и затем ниже и ниже по мягкой светлой стороне его руки к кончикам его пальцев. Они горят.

Чанёль раздвигает их один за одним, нащупывая узелки магии между пальцами Бэкхёна, похожие на клубы тумана.

— Я делал это лишь однажды, — признаётся он, — пару часов назад.

Бэкхён издаёт скептический, нервный смешок и опускает голову обратно на плечо Чанёлю, закрывая глаза.

— Воу, это обнадёживает. Что именно тебе нужно сделать?

— Забрать у тебя магию? Но не трогать лисью жемчужину.

Он видит, как Бэкхён морщится от его слов, пока его магия готовится к обороне, усиливая свою власть над ним.

— Вот именно поэтому я не могу забрать твою лисью жемчужину, — объясняет он, сочувственно нахмурившись. — Должно быть, ты очень ей нравишься. Не думаю, что она позволит мне прикоснуться к себе.

— Даже не знаю, как чувствовать себя по этому поводу. Ну так, как ты это сделаешь?

Как Чанёль это сделает? Это… хороший вопрос. В случае с Суён, он лишь укусил её. Он укусил её за руку, и магия хлынула в него. Он понимает, что это, возможно, действительно имеет смысл, и вспоминает легенду о Таджи и Самджокгу. Как там было? Самджокгу укусил Кумихо, и она превратилась обратно в лису и умерла. Звучит как безумие, но это его единственная подсказка.

— Эй, — говорит он, и Бэкхён моргает, стараясь изо всех сил сохранить концентрацию, — послушай, у меня есть кое-какая идея. Она немного безумная, но наберись терпения. Посмотрим, сработает ли.

Бэкхён только кивает и сглатывает, снова прикрывая глаза.

— Просто сделай это, Чанёль, и побыстрее, потому что грядёт новая волна, и я не уверен, что смогу ей сопротивляться… Она разрывает меня на части.

— Ладно-ладно, можешь дать мне знать, когда она вот-вот ударит? Можешь сделать это для меня, Бэкхён?

Бэкхён кивает, наморщив нос. Он пытается улыбнуться, но получается слишком натянуто.

Чанёль берёт его за руку, поднимает её и целует суставы его пальцев и их кончики, чувствуя, как дыхание Бэкхёна стремительно учащается.

— Чанёль, кажется, она...

Он хватает ртом воздух, обрывая предложение, но и так всё понятно. Чанёль видит, как серебристый свет проходит по телу Бэкхёна, подсвечивая его изнутри.

Он подносит запястье Бэкхёна к своему рту и кусает.

Это действие пугает, и наделяет могуществом, и приносит удовлетворение. Как магия. И Чанёль имел личный контакт с магией лишь два раза в своей жизни: когда он украл лисью жемчужину Сехуна и когда он укусил Суён — и ничто из этого не смогло его подготовить к ослепительному хаосу, коим является магия Бэкхёна.

Он видит момент рождения вселенной и момент её смерти; генетическую информацию, заложенную в каждой мельчайшей частице силы. Он видит воспоминания: двух детей, держащихся за руки по дороге в школу, поздние тренировки по бейсболу, университетские учебники Бэкхёна, все покрытые заметками, с загнутыми и потрёпанными уголками страниц. Он видит дом в Йоджу, дом, который сгорел, и он даже не видел этого, но знает об этом, будто он только что там побывал, чувствовал запах пепла, горящего дерева и умирающих воспоминаний. Он слышит зов горы, как она манила Бэкхёна: как магия, чистая, концентрированная магия каким-то образом приобрела волю и воззвала к Бэкхёну, привела его в горящий дом и предложила ему себя. Магия выбрала Бэкхёна, и она его не отпустит, но Чанёль тоже выбрал Бэкхёна — и, самое главное, Бэкхён выбрал Чанёля — и его власть над Бэкхёном всеобъемлюща, несравнима. Абсолютна.

Сехун сказал: “Маленькими порциями”. Но магии слишком много, и Чанёль всё забирает, и забирает, и забирает, чувствуя, как магия наполняет его, будто он точка, где сходятся все вселенные, и каждая мысль — это маленькое начало и маленький конец. Он забирает, пока Бэкхён не издаёт стон, и ему приходится отпустить.

Они вместе падают на пол, тяжело дыша, потные и до смерти уставшие, но когда Чанёль смотрит на Бэкхёна, он видит, что худшее уже позади. В нём всё ещё безумное количество магии, но теперь она спокойна и послушна в его руках, в целости и сохранности внутри его тела.

Он вздыхает с облегчением.

— Поверить не могу, что ты реально меня укусил, — произносит Бэкхён вполголоса, и Чанёль ощущает, как чувства Бэкхёна отдаются в нём эхом, чувствует невидимую связь между ними.

— Ну, это сработало! У тебя были ещё мысли? — бормочет он в ответ, но Бэкхён просто шмыгает носом и переворачивается на бок лицом к нему.

— Что ж, это было рискованно. Есть вероятность, что в следующий раз у тебя получится лучше, — раздаётся голос из дверного проёма.

Они оба вскакивают и оборачиваются — то есть они пытаются вскочить, но Бэкхён тут же падает обратно на пол, а Чанёлю удаётся лишь поднять голову. Над ними стоит его бабушка, глядя на них обоих, как на идиотов.

— Похоже, ты справился, Ёлли. Твоему другу теперь ничто не угрожает.

— О да, боже, спасибо. Я хочу проспать как минимум неделю.

— Боюсь, не получится. Там Кумихо у ворот. Думаю, она хочет побеседовать с тобой.

От: Сокки

Кому: Йесони

я поговорил с самджокгу

он сказал что подумает

[Отправлено: 19:38, 24.01.2018]

Божественные хранители всё ещё переговариваются между собой злобным шёпотом, который растворяется при первом же порыве ветра. Чанёль останавливается перед воротами, в пределах барьера, создаваемого тотемными столбами. Кумихо спокойно сидит на белом ковре из снега в жёлтоватом свете старых уличных фонарей. Кажется, она ждёт Чанёля, судя по тому, как при виде него её уши навостряются и взгляд её больших янтарных глаз обращается к нему. Затем это создание приближается к воротам, держась на расстоянии от божественных хранителей, готовящихся закричать, как аварийные сирены. Оно стройное и сильное, его мех красноватого цвета. Его магия напоминает нечто холодное и влажное, как ковёр из опавших листьев, медленно разлагающихся под дождём. Это уж точно не Суён.

Кумихо моргает и плавно трансформируется в своё человеческое обличие. Возникает стройная и сильная фигура с рыжими волосами и большими тёмными глазами. Минсок — или, как он зарегистрирован в человеческих документах, Ким Минсок — из тех Кумихо, что могут сойти за человека даже в глазах самых опытных колдунов и колдуний. Лишь Самджокгу может видеть сквозь магию, которая сидит на нём, как влитая.

— Это так вы здесь встречаете своих гостей? — спрашивает Минсок. И прежде чем Чанёль может ответить, он добавляет:

— Где он?

— В доме. Он в порядке.

— Ну разумеется. Твой друг-прорицатель сказал, что так будет. Интересно, как долго он ещё будет в порядке, потому что, клянусь своей почившей честью, я изобью его до смерти, как только он выйдет наружу.

— Занимай очередь, друг, — слабым голосом произносит Чанёль.

Минсок мотает головой и скрещивает руки на груди. Он почти не изменился с их первой встречи, когда Чанёль с Бэкхёном отправились в путешествие после выпуска из школы, в их грандиозный отпуск. Они хотели поехать на Чеджу, но Бэкхён оставил рюкзак со всеми их документами и деньгами в туалете маленькой кафешки на обочине чёрт-те где, и тогда они решили, что пора обратиться за помощью ко взрослым. Чанёль собирался проглотить свой стыд и позвонить сестре, но в конечном итоге Бэкхён позвонил Минсоку.

— Потому что, — аргументировал он, — у Минсока на любую проблему найдётся ненасильственное решение. У Сыльги похожая способность, но её решения всегда сопряжены с насилием.

Так что они позвонили Минсоку, и он приехал за ними на своём уродливом пикапе.

— Вам повезло, что моя смена в заповеднике закончилась, — сказал он.

В глазах Чанёля Минсок выглядел, как тренер по йоге с упругим задом, а не как кто-то, у кого найдётся решение любой проблемы. Но это впечатление сохранялось лишь на пару минут, пока Минсок не открыл багажник машины и не достал из него рюкзак Бэкхёна с документами и деньгами внутри.

(— Как ему это удалось? — спросил у Бэкхёна ошарашенный Чанёль пару часов спустя, когда они уже были на пароме до острова Чеджу.

Бэкхён громко и несдержанно рассмеялся в оранжевом свете заката.

— Магия.)

Второе воспоминание Чанёля о Минсоке не было таким уж положительным. В нём Минсок бьёт его по лицу со всей силой, доступной ему в человеческом обличие — а её было немало — и затем говорит ему держаться от них подальше и утаскивает Бэкхёна обратно в Йоджу. Тогда же Чанёль узнал, что Минсок — Кумихо, а парня, которого он чуть не убил несколькими неделями ранее, Минсок считает любовью всей своей жизни.

(Ударить Чанёля явно не было ненасильственным решением, но, если подумать, это ничего и не решило.)

— Итак, — говорит Минсок, — судя по тому, что сказал твой друг-прорицатель, мы все натворили дел и ненароком выпустили в этот мир самую могущественную и кровожадную Кумихо в истории.

— Звучит так, будто это катастрофа, — морщась говорит Чанёль.

— Это она и есть. Ты самый бесполезный Самджокгу за последние четыреста лет, и наше единственное оружие, способное одолеть Суён, застряло в теле получеловека-полулисёнка, силы которого ещё два дня назад были неактивны. Победить Суён? Чудо, что он вообще ещё жив! — хвосты Минсока яростно мечутся по земле, пока он продолжает. — Мы хотели отдать лисью жемчужину Сыльги, одному из наших сильнейших бойцов, но было уже слишком поздно. Магия выбрала его, и мы ничего не можем с этим поделать.

— Как это произошло?

— Никто не знает, это не был полностью сознательный выбор с его стороны. Как я сказал, магия выбрала его ещё до того, как он узнал, что вообще такое магия. А магия Сонми была сильна, так что можно предположить, что он тоже силён.

Бэкхён не просто силён — он обладает силой воли. Чанёль чувствовал её, когда забирал его магию — волю к жизни и волю к защите.

— А если Бэкхён не сможет победить Суён, то кто сможет?

Минсок наклоняет голову набок — манера, которую Чанёль уже привык ассоциировать с Кумихо.

— Если вы не сможете, никто не сможет. Так что вам придётся это сделать.

— Что? Нет! У него не получится.

Минсок усмехается.

— Получится у тебя. С нашей помощью.

— У меня? Ты меня видел? Я искалеченный бариста, — говорит Чанёль, мотая головой.

Глаза Минсока падают на его ногу, и в этот момент Чанёль вспоминает, что он теперь может нормально ходить. Но он всё равно не знает, как быть Самджокгу. Он не знает, что делает и как он это делает. Он не может вступить в войну.

— Кроме того, — добавляет он, — Бэкхён едва стоит на ногах. Он чуть не погиб сегодня.

— Мы все чуть не погибли, — говорит Минсок. — Сонми сейчас всего лишь человек, и она в одиночку пережила гнев Суён. Но разве ж она отдыхает? Нет. Она отправилась в Пусан, чтобы поговорить с Йесоном. Думаю, ты знаешь, кто такой Йесон. Я прав?

Чанёль знает, кто такой Йесон. Когда-то давно он чуть не лишил его деда глаза. И если Хон Гарюн считает кого-то сильным, то этот кто-то, должно быть, действительно силён.

— Сонми хочет убедить его вступить в войну. Она хочет уговорить всех Кумихо помочь вам.

Это заставляет Чанёля ненадолго замолчать.

— Это правда? Вы правда поможете нам? — затем он мотает головой. — Нет, колдуны и колдуньи никогда не примут вашу помощь. Ты знаешь, как работает Совет Ковенов.

— Да, к моему сожалению, я очень хорошо знаком с этими дикарями… Но правда в том, что у них не получится самостоятельно одолеть Суён. Ни у кого не получится. Особенно у тебя, с твоим несуществующим опытом, или у Стража — она, вроде, чуть не сожрала его живым два дня назад?

Чанёль вынужден признать, что Минсок действительно дело говорит.

— Даже твой дед не смог её одолеть, в одиночку или вместе со своей колдуньей, — продолжает Минсок. — Он одержал победу только благодаря помощи Кумихо. Именно это вам и нужно. Помощь Кумихо. Или нескольких Кумихо.

— И что бы Кумихо хотели получить в обмен на их помощь?

Минсок ухмыляется. Они подобрались к сути разговора. Он достаёт список, написанный неровным, нервным почерком на старой рисовой бумаге.

— Выполнение изначальных требований по правам, выдвинутых Ассоциацией Кумихо Кореи Совету Ковенов двадцать пять лет назад, — произносит полный гордости Минсок, расправляя плечи. — Которые Совет Ковенов тогда категорически отверг. Мы хотим, чтобы все требования были выполнены. Пропуск в столицу, прекращение охоты, признание волшебными существами. Всё изложено здесь. В обмен на это мы можем обещать помощь.

А с чего бы Совету Ковенов доверять Кумихо? Хочется спросить Чанёлю, но затем он понимает, что в этом нет необходимости. Это решать не колдунам и колдуньям, а Самджокгу. Вот оно изменение, вот он шанс сделать мир другим. И всё это началось давным-давно с Кумихо по имени Минсок.

В тщательно выверенной человеческой внешности Минсока есть нечто озорное и дикое. Блеск в глазах, по-лисьи хитрая улыбка. Двадцать пять лет назад он был среди тех, кто представил этот документ Совету, но тогда его лишь отвергли и высмеяли. Минсок также был той Кумихо, которая когда-то давно пришла поговорить с дедом Чанёля — что стало причиной встречи Чанёля с Бэкхёном.

И в самом деле, у Минсока всегда найдётся ненасильственное решение любой проблемы.

От: Юра

Кому: Ёль

Я побуду с Мёнхуном сегодня

Береги себя

[Отправлено: 19:52, 24.01.2018]

Тотемные столбы перешёптываются и впадают в озлобленное молчание, когда Минсок превращается обратно в Кумихо и ускользает в лес, оставляя Чанёля одного во дворе. Он не оставляет никаких следов, не создаёт шума, но Чанёль может проследить за его магией, за тем, как она вздымается среди деревьев. Лист бумаги, который дал ему Минсок, зажат в его кулаке.

Уже поздно. Время за полночь, и внутри дома шамана горят магические огни. Самый яркий из них — магия Бэкхёна.

Низкий шёпот разносится по просторным комнатам дома, принося с собою последние тихие слова дня. Охраняемые божественными хранителями жильцы дома отходят ко сну.

Чанёль замечает усталую и растрёпанную Чимин, которая говорит с одним из племянников шамана в пристройке. Они оба замолкают, когда сама Ким Нари открывает дверь и выходит наружу в толстом пуховике и тяжёлых ботинках. Они спешно кланяются ей, но она не обращает на них внимание, оглядываясь по сторонам, пока не встречается взглядом с Чанёлем. Она ловко спрыгивает с деревянного крыльца дома, несмотря на свой возраст, и её ботинки издают лёгкий звук при соприкосновении с мягким снегом.

Чанёль подаёт ей руку, но она отмахивается от неё и напяливает на него куртку.

— Прикройся, парень, — говорит она. — Даже самая сильная магия не сможет излечить обыкновенную простуду быстрее, чем она пройдёт сама по себе, а тебе завтра на войну.

Куртка старая и пахнет влагой и сеном, но Чанёль благодарен за дополнительное тепло.

— Где мои бабушка с сестрой? — спрашивает он.

— В постели. Гарюн свалилась сразу после разговора с тобой. Её магия всё ещё сильна, и у неё ещё ясный ум, но её тело ощущает на себе течение времени. Столкновение с Суён истощило её силы. Твоя сестра тоже спит. После воздействия чар Кумихо нужно ещё какое-то время, чтобы оклематься; я удивлена, что она продержалась на ногах так долго.

— Вам тоже нужно поспать, — говорит Чанёль, кланяясь в знак почтения. — Уже довольно поздно.

— Посплю, малыш Пак, не беспокойся, — говорит она. — Я просто хотела убедиться, что ты как следует проводил своего гостя. Мне хватает и одной полу-Кумихо под моей крышей.

Чанёлю остаётся лишь только поклониться ещё раз в качестве вялого извинения.

— Я благодарен за вашу помощь, — говорит он. — Простите, что принёс войну к вашему порогу.

Она смеётся.

— Война настигла бы нас в любом случае, здесь или где-то ещё. Моя семья жила здесь всё то время, что здесь жил Самджокгу. Нашим долгом всегда было защищать дом Самджокгу, но на протяжении многих лет деревня оставалась без Самджокгу, которого бы мы могли защищать. Я рада, что смогла быть полезна в последний раз перед тем, как моя дочь займёт моё место.

Он идёт с ней по двору, обходя дом, пока они не достигают крайней двери.

— Вы позаботитесь завтра о моей сестре?

Ей не нужно задавать дополнительных вопросов. Если что-то случится с Чанёлем, Юра станет следующим Самджокгу.

— Не беспокойся об этом, Чанёль. Ты отправляешься на войну не один. У тебя есть мы, у тебя есть помощь колдунов и колдуний Сеула, и, если визит небезызвестного Ким Минсока о чём-нибудь говорит, у тебя, возможно, ещё есть помощь Кумихо. Времена меняются.

Времена действительно меняются. Пару десятков лет назад война означала лишь борьбу с Кумихо. Завтра Чанёль проснётся и отправится на войну, где Кумихо, с которой ему предстоит сразиться, будет наименьшей из его проблем. Он не знает, как ему убедить Чунмёна довериться Ким Минсоку и принять его помощь, невзирая на всю ненависть, которая скопилась в Страже после смерти его дедушки. Он не знает, как ему убедить Бэкхёна остаться дома, где безопасно, где ничто не сможет ему навредить. Он не знает, как скрыть от жителей Сеула, что прямо под их носом разворачивается масштабное сражение. Это его работа, осознаёт он, Самджокгу веками занимались этим, а Чанёль даже не знает, с чего начать.

Шаман хватает его за щёку, как она делала много раз, когда он был маленьким.

— Иди спать, — говорит она. — Тебе завтра предстоит тяжёлый день, но здесь мы все в безопасности, и всем нам нужен отдых.

Дверь осторожно закрывается, и тут же открывается другая.

Чанёль оборачивается и видит, как Бэкхён смотрит на него с любопытством. Кто-то одолжил ему чистую футболку и спортивные штаны, так что он больше не вымазан в крови. Он спрыгивает во двор и тихонько приземляется на снег. Чанёль замечает, что на нём нет обуви и он невероятно бледен и излучает лёгкое сияние. Его волосы блестят, они серебристые с розоватым, а может и лавандовым, оттенком. Лунный свет и цветы. Его хвосты нежно обвиты вокруг его тела, словно листья, дрожащие от малейшего дуновения ветерка.

Он подходит к Чанёлю тихими нерешительными шагами и обнимает его со спины.

Первый инстинкт говорит Чанёлю отправить его назад в дом, второй — спросить, не холодно ли ему. Он следует третьем инстинкту и поднимает Бэкхёна, чувствуя, как его руки обвивают его шею, а его ноги сцепляются на его бёдрах.

— Тебе не холодно? — спрашивает он, но Бэкхён лишь хихикает ему на ухо.

— Не волнуйся, у меня теперь есть волшебный мех. Плюсы жизни Кумихо. А вот тебе не холодно?

— Да куда там, когда ты вот так профессионально восседаешь на мне, — говорит он, припрыгивая, что заставляет Бэкхёна подскакивать у него на спине.

Бэкхёну приходится сдерживать громкий смех, уткнувшись в его плечо. Чанёль просит его быть потише, пока он не разбудил весь дом.

— А где мы, кстати? В доме твоей бабушки?

— Не-а, он на противоположном конце деревни. Но в попытке скрыться от Суён мы его немного подорвали, так что нам пришлось воспользоваться гостеприимством местного шамана.

— А, так вот почему здесь такой чистый воздух.

Да. Свежий, прозрачный и чистый. Словно белый холст, ждущий, пока Бэкхён раскрасит его своей магией.

— Значит, теперь ты ходишь, — задумчиво шепчет Бэкхён ему на ухо.

— А вот ты — нет.

Бэкхён пытается слезть с него из вредности, но Чанёль его не отпускает.

— Я же говорил тебе, врачи сказали, что это по большей части психосоматика. Думаю, отчасти дело было в чувстве вины и в некоем волшебном блоке? Он был снят, когда я украл магию у Суён.

— Да, я всё ещё чувствую её на тебе, — Бэкхён звучит недовольно.

Чанёль не видит лица Бэкхёна, но он уверен, что тот дуется.

— Не волнуйся, твоя мне больше пришлась по вкусу.

— Я всё ещё не могу поверить, что ты меня укусил, — говорит Бэкхён, мотая головой.

— Я не знал, что мне ещё делать, понятно? — он видит, как магия Бэкхёна кружит вокруг него, словно нити, сотканные из серебристого света. Он может их видеть, он может к ним прикоснуться, но когда он пытается их удержать, они распадаются в его руке и разлетаются, будто семена одуванчика. — Мне нужно было установить контакт. В легенде говорилось кусать, ну я и укусил.

— Плохой пёс, — Бэкхён размахивает своей рукой перед его лицом, демонстрируя красный след от зубов Чанёля, похожий на татуировку, и Чанёль хватает и целует её. — Ну ладно, хороший пёс.

Он чувствует вес головы Бэкхёна у основания своей шеи и целует его пальцы один за другим, исследует пространство между ними своими губами, пока не находит пульс Бэкхёна: медленный и стабильный, олицетворяющий движение крови и магии. Он ощущает вкус силы Бэкхёна на кончике своего языка; она липкая и вязкая, как сладкая вата, и на вкус похожа на нектар тех фиолетовых цветов, что растут у обочины — Чанёль срывал и ел их, просто чтобы почувствовать сладость, сокрытую среди их лепестков.

Он опускает Бэкхёна на землю, одержимый желанием снова поцеловать его, но Бэкхён опережает его. Его глаза закрыты, рот тоже. Быстрый как ртуть, своими губами Бэкхён прикасается к уголку рта Чанёля. Магия гудит у него под кожей, и Чанёль ощущает её вкус на задней стенке своего горла.

Кажется, будто Бэкхён говорит возьми её. Она вся твоя. Словно подношение, словно подарок, первый распустившийся цветок в году, и Чанёль может взять всю её себе. И он хочет этого, он хотел сделать Бэкхёна своим последние пять лет. Не так, как когда он напал на Сехуна — не как охотник, жаждущий добычу, а как завоеватель, жаждущий славы, как раб, борющийся за свободу, как влюбленный. С магией или без, Чанёль всегда желал Бэкхёна, когда тот был человеком, и он желает его сейчас, когда тот стал Кумихо.

— Ты думаешь о том же, о чём и я? — спрашивает Бэкхён.

Его глаза налиты жидким янтарём, его волосы пылают серебристым огнём. Его улыбка всё та же, что и тринадцать лет назад, когда маленький Чанёль повстречался с ним в саду у их дома в Сеуле.

— И о чём же думаешь ты? — задаёт он встречный вопрос с улыбкой, сильнее прижимая к себе Бэкхёна.

— Я думаю, что в этом доме слишком много людей, и я не способен сдерживать звуки.

Чанёль поцелуем прогоняет самодовольство с его лица. Завтра они отправятся на войну, но Бэкхён рядом с ним. Чанёль уже победил.

— Возможно, у меня найдётся кое-какое решение.

От: 010-0***-****

Кому: 010-1***-****

Это Хон Гарюн.

Не знаю, прочтёшь ли ты это, но твоему сыну больше ничто не угрожает.

[Отправлено: 21:18, 24.01.2018]

У Бэкхёна элегантные, птицеподобные запястья, его рука такая лёгкая, что кажется, будто у него полые кости. Его изящные пальцы утопают промеж пальцев Чанёля, но его хватка неожиданно сильна и крепка.

Они вместе идут ко входу на территорию владений, оставляя позади себя запутанную линию из глубоких следов и хруст снега. Когда они проходят между тотемных столбов с их подозрительным шептанием, Бэкхён ненадолго останавливается, чтобы им помахать.

— Не дразни божественных хранителей, — говорит Чанёль и дёргает Бэкхёна, из-за чего он спотыкается, но Чанёль не даёт ему упасть.

— Я не дразню, я проявляю вежливость. Они были добры ко мне. Они пропустили меня в деревню.

Неужели? Чанёль оборачивается и бросает сердитый взгляд на тотемные столбы за то, что мешали ему несмотря на то, что ранее дали Бэкхёну свободно пройти, и они начинают робко перешёптываться.

— Куда мы идём? — спрашивает Бэкхён, ускоряя шаг, чтобы поспевать за Чанёлем с его длинными ногами.

— В дом моей бабушки.

— Разве ты не сказал, что он был взорван?

— Мы развалили кухню, но с остальными комнатами всё должно быть в порядке.

Бэкхён с любопытством рассматривает дом, пока Чанёль оценивает ущерб от взрыва. Кухня знавала лучшие времена, но взрыв произошёл преимущественно в магической реальности, так что остальная часть дома цела.

— Интересно, что бы было, — говорит Бэкхён, — если бы ты правда пригласил меня сюда, когда мы были в старших классах.

Они иногда обсуждали это, когда Чанёль находился в Чунмаыле со своей семьёй и слишком сильно скучал по Бэкхёну. Он думал о том, чтобы позвать Бэкхёна на выходные, представить его бабушке и деду.

— Ты бы не смог пройти через ворота, — говорит он, и Бэкхён украдкой смотрит на тотемные столбы в саду, которые повалила Суён. — Это был бы полный дурдом.

— Хуже, чем сейчас? Сомневаюсь.

Возможно, было бы лучше знать всё с самого начала, узнать обо всём, о Кумихо и Самджокгу, вместе. Или, возможно, они бы не продержались так долго. Размышления о что если бесполезны, как пыль.

Алтарь Хона Кён­сана в гостиной, к счастью, всё ещё на месте, хоть и немного покосился. Бэкхён застенчиво ждёт у входа в комнату, пока Чанёль заходит и поправляет фотографию в рамке, поднимает упавшие свечи и снова ставит их перед алтарём.

Бэкхён делает осторожный шаг внутрь комнаты и смотрит на чёрно-белое лицо Кён­сана.

— Он совсем на тебя не похож, — комментирует он.

— Я больше похож на бабушку. Не считая роста.

— Знаешь, я поговорил с ней, — бормочет Бэкхён. — Она спросила, как моя мама, и сказала, что хотела бы, чтобы мы когда-нибудь пришли к ней на обед.

— Ну ничего себе развитие персонажа. Она была вроде как зла на меня. Ну ты знаешь. За то, что я отдал Суён все её силы.

Улыбка пропадает с лица Бэкхёна.

— Да, ещё она сказала, что мы оба идиоты.

Они ещё какое-то время глядят на фотографию предыдущего Самджокгу, и затем Чанёль нарушает молчание.

— Ты знал, что они всё это устроили, потому что хотели, чтобы мы подружились? Мой дедушка и твоя мама.

Бэкхён устало вздыхает.

— Да, кое-что я знал. Она рассказала мне после того, что случилось с Сехуном. Если честно, это меня ещё больше разозлило. Это был дерьмовый план.

— Ну, они добились своего, в конечном счёте.

Бэкхён усмехается.

— У них были благородные намерения, но они могли бы просто усадить нас и всё нам рассказать. И тогда бы ты не напал на Сехуна, и мы всё ещё были бы вместе, разве не так?

Чанёль не особо знает, что на это ответить. Он закрывает за собой дверь и следует к своей комнате.

— Сюда, — говорит он, открывая дверь для Бэкхёна.

Когда он нажимает на выключатель, свет дважды мигает и тухнет. Он пробует зажечь его снова, но безрезультатно. Магия, которую его бабушка использовала, чтобы остановить Суён, должно быть, сожгла всю проводку.

— Похоже, нам суждено провести ночь во тьме, — говорит он слегка поверженным тоном, и Бэкхён смеётся и протискивается в комнату мимо него.

— Глупости! Я лиса, — бормочет он, расхаживая по комнате и останавливаясь напротив полки с комиксами. — Я вижу в темноте. О себе беспокойся.

Чанёль даже не удостаивает его ответом. Бэкхён сияет так ярко, будто он стоит перед самой луной. Его магия, похожая на жидкий шёлк, порхает и кружится по комнате. Кому нужен свет, если есть Бэкхён.

— Иди сюда, — говорит Чанёль, плюхаясь на кровать и поглаживая место рядом с собой.

Улыбчивый Бэкхён со своими эфемерными лисьими хвостами запрыгивает ему на коленки. Когда Чанёль пытается их потрогать, его пальцы проходят сквозь них, будто они не более чем красочный свет. Но стоит Бэкхёну щёлкнуть пальцами, как они становятся осязаемыми, что он и делает с задорной искоркой в глазах.

Рука Чанёля утопает в мягком серебристом меху, и Бэкхён довольно мурлычет.

— Как это работает? — спрашивает Чанёль, поглаживая его.

— Понятия не имею, — говорит Бэкхён. — Это невероятно, но немного пугает. Мне всегда нужно сохранять концентрацию. Если я не буду осторожен, я не смогу думать. С ней слишком трудно совладать.

Он прикрывает глаза, обмякая сидя на Чанёле.

— Когда я впервые увидел тебя таким, я счёл тебя за ангела. Мы были прямо посреди улицы, помнишь?

— Ты пытался убить Сехуна.

Чанёль морщится и устало потирает своё лицо. Так они наконец поговорят об этом.

— Да. Я не пытаюсь оправдаться, но я особо не думал, когда напал на него. Я просто увидел Кумихо, и я был Самджокгу, я просто следовал инстинкту. Но когда я увидел тебя, казалось, будто...

Будто весь мир померк, только чтобы ты смог сиять. Как будто ты уже был ключом ко всему прекрасному на этой стороне вселенной, и если бы у неё была другая сторона, ты был бы ключом к красоте и там. Чанёль хотел бы сказать всё это Бэкхёну, но он чувствует себя слишком неловко, эти слова любви кажутся ему слишком большими и громкими.

Когда Чанёль впервые понял, что он влюблён в Бэкхёна, он был слишком маленьким и слишком толстым, слишком большим ботаном, слишком ревнивым и жалким. И как кто-то вроде него мог мечтать о ком-то вроде Бэкхёна? Со временем он научился чувствовать себя комфортно в присутствии Бэкхёна — и теперь это так просто, Бэкхён всё делает проще — но иногда он смотрит на Бён Бэкхёна, и правильные слова просто не находятся. Иногда Чанёль думает, как только он мог не за­мечать, что Бэкхён не от ми­ра се­го... В нём столько всего: свет и магия, взрывающиеся в его руках разноцветные звёзды, проходящий по его грудной клетке млечный путь, сияющие на его коже созвездия. Он без труда движет галактиками, и у Чанёля нет слов, чтобы его описать.

Он лишь говорит вполголоса:

— Если бы я не был Самджокгу, я бы подумал, что ты околдовал меня своей магией.

И он может поклясться, что видел, как сомнение промелькнуло в глазах Бэкхёна. Так он тоже об этом думал. Чанёлю интересно, сомневался ли Бэкхён в его чувствах, в их отношениях, во всём, что они всегда считали безоговорочным. Возможно, он думал, что всё было не по-настоящему. Чанёль тоже иногда так думал, и было бы проще, если бы между ними была только магия, но...

— Но я Самджокгу, — продолжает он. — Я единственный в мире человек, которого бы ты не смог околдовать, и я всё равно влюбился в тебя.

— Чонин сказал бы, что это судьба, — произносит Бэкхён, и они оба закатывают глаза.

— Я не очень-то верю в судьбу, но я верю в нас. Думаешь, это глупо?

Бэкхён сжимает его руку и поднимает на него свой взгляд из-под мягких бледных волос.

— Я думаю, что ты глупый, — говорит он, — но я тоже верю в нас.

От: Бабушка

Кому: Ёлли

Пожалуйста, не разрушьте дом.

[Отправлено: 21:35, 24.01.2018]

Они откидываются на кровать Чанёля и наблюдают за тем, как небо проясняется и на нём появляются бледные зимние звёзды.

Телефон Чанёля не перестаёт вибрировать, уведомления приходят от всех, кого он только знает. От Чунмёна, Кён­су, Сын­ван, родителей, Чондэ, Чонина, Сехуна. Все имена перемешиваются, будто в гигантском блендере, и он просто отключает вибрацию, бросает телефон в первый попавшийся ящик и продолжает играться с волосами Бэкхёна.

— Думаю, пришло время нам поговорить, — произносит он.

— С чего бы мне начать? — спрашивает Бэкхён с нервной гримасой на лице.

— С самого начала.

И Бэкхён начинает свой рассказ с событий вчерашнего утра. Чанёль мотает головой, целует макушку его головы и говорит ему начать с того, откуда всё действительно началось.

— Тогда ты начни, раз такой крутой, — говорит Бэкхён, и Чанёль начинает с самого начала.

Он рассказывает Бэкхёну о том, как ему нравились истории о Самджокгу, когда он был маленьким, как он хотел им быть, как он узнал, что у него были все шансы им стать. А Бэкхён, в свою очередь, рассказал ему о горах близ Йоджу, о Сыльги, которой был неведом страх, и Минсоке, который был слишком терпеливым, и Сехуне, который превращался в ребёнка, только чтобы играть с ним.

Они углубляются в прошлое, говорят о Суён, которая умерла до их рождения. И то, что они узнают друг от друга, соединяется, словно кусочки пазла, и наконец-то образует ясную картину того, что на самом деле привело к тому безумию, что они пережили за последние два дня.

Чанёль рассказывает Бэкхёну про парней, лежащих в морге, а Бэкхён рассказывает Чанёлю о дыре в своей груди, через которую Суён выпустила его магию, тем самым позволив ему увидеть её, прямо как Чанёль, Самджокгу. Они говорят о разрушенных домах, о секретах, которые слишком долго оставались сокрытыми.

Магия Бэкхёна вспыхивает, когда он рассказывает Чанёлю о том, как лисица заманила его в горящий дом, провела его меж языков пламени к маленькой коробочке с источником силы его матери. Она пузырится, когда Чанёль рассказывает Бэкхёну, как он пытался вытащить из него лисью жемчужину, пока она его не убила, и как у него не получилось, потому что магия слишком крепко держалась за Бэкхёна, с упрямством и отчаянием.

— Она как будто пытается стать чем-то единым с тобой, — сетует он.

— Думаю, это потому что она выбрала меня.

И это правда. Магия выбрала его. Магия хочет, чтобы он был её, и ревниво шипит на Чанёля, когда тот пытается подобраться слишком близко. Но Чанёль тоже хочет присвоить Бэкхёна себе.

— Я это понимаю, но это небезопасно. Нам удалось стабилизировать ситуацию, но в будущем нам нужно будет найти более надёжное решение. Ты не можешь жить с постоянным риском быть поглощённым своей магией.

— Мы найдём решение, но прежде мы должны остановить Суён.

Чанёль переворачивается лицом к потолку. Он чувствует тяжесть в груди. Хвосты Бэкхёна снова покинули физическую плоскость реальности, но он всё ещё ощущает, как они, ускользающие и сверкающие, обёрнуты вокруг него.

— Ты имеешь в виду, я должен остановить Суён, — говорит он.

Как и ожидалось, хвосты Бэкхёна отражают раздражение в его голосе.

— Я сказал то, что сказал: мы остановим Суён. Я ни за что не позволю тебе противостоять ей в одиночку. Ты просто погибнешь.

— А, ну да, ты же чётко знаешь, что делаешь. Ты столкнулся с магией как давно? Двенадцать часов назад?

— Ну, она всё равно даётся мне лучше, чем тебе, а ты обладаешь магией вот уже пять лет.

Чанёль хлопает его по бедру, хоть и знает, что Бэкхён прав.

— Минсок сказал, что Кумихо помогут нам. Если нам удастся уговорить Стража, у нас, возможно, есть шанс.

Бэкхён издаёт равнодушное хмыканье и пододвигается ближе, наполовину приобнимая Чанёля, наполовину забираясь на него.

— А удастся ли нам уговорить Стража? У него не лучшая репутация.

Это правда. У Чунмёна есть личная причина ненавидеть Кумихо, но после всех речей об обязательствах и защите человеческих жизней он не может просто решить слиться и поставить свои чувства на первое место. Чанёль никогда ему этого не забудет. Суён никого не оставит в живых, если они не объединят усилия.

— Если он согласится, и Кумихо помогут колдунам и колдуньям, всё может измениться, — медленно произносит он, чувствуя, как Бэкхён на его груди кивает. — И может быть, будет не так странно, если Самджокгу и Кумихо будут друзьями. Или чем-то бо́льшим.

Бэкхён меняет положение, переворачивается, чтобы встать, и Чанёля охватывает паника. Он пытается схватить его за предплечье, чтобы притянуть обратно, из внезапного страха, что он сказал что-то не то и разозлил Бэкхёна.

Бэкхён толкает его, прежде чем он может что-то сказать: извиниться, объясниться, что угодно. Он толкает его рукой в грудь и прижимает его к кровати с надутой гримасой и магическим сиянием вокруг себя.

— А это имеет значение? — спрашивает он с нахмуренным лицом.

— Что?

— Разве имеет значение, изменится что-то или нет? Что если они откажутся?

Тогда им всем конец, хочет сказать Чанёль, но он не думает, что это имеет какое-либо отношение к тому, что Бэкхён пытается ему сказать, судя по тому, как он дрожит от волнения.

— Что если ничего не изменится? — продолжает он, и его пальцы сжимают ткань футболки Чанёля, впиваясь в кожу над его сердцем. — Что тогда будет с нами? Кто мы друг для друга, Чанёль?

— Кем ты хочешь, чтобы мы были? — произносит Чанёль скорее утвердительно, нежели вопросительно, но от его слов Бэкхён хмурится сильнее.

— Я первым спросил, нет?

И Чанёлю приходится сдерживать смех, потому что не каждый день можно увидеть, как Бэкхён включает дурачка, но это так умилительно, даже несмотря на то, что его трясёт в ожидании последнего слова Чанёля.

Он медленно поднимает руку Бэкхёна со своей груди, переплетая их пальцы — Бэкхён наблюдает за ним со взволнованным и полным надежды выражением лица, его рот приоткрыт в немом “о” — и затем тянет его вниз, меняя их положение так, что он оказывается над Бэкхёном, и наблюдает с некоторой долей удовольствия, как тот подскакивает и приземляется на подушку.

И это немного похоже на месть — то, как в результате приземления Бэкхён оказался беззащитным и запыхавшимся, зажатым между рук Чанёля. Бэкхён хотел, чтобы они расстались, и они расстались. И Чанёль годами ждал, когда сможет вернуть его, но исключительно на условиях Бэкхёна — как всегда на условиях Бэкхёна. Чанёль собирается принять всё, что Бэкхён готов предложить, и всё же Бэкхён закусывает губу, как будто Чанёль может сказать ему нет. Как будто Чанёль позволит ему снова ускользнуть. (Он бы позволил, если бы Бэкхён об этом попросил, но он этого не сделал. Бэкхён спросил, кто они друг для друга, он спросил, захочет ли ещё Чанёль быть с ним завтра.)

— Мне совершенно наплевать на колдунов, колдуний и их правила, — шепчет он, притягивая руку Бэкхёна ко рту, целуя пульс на его изящном запястье и ощущая вкус магии на губах. Волосы Бэкхёна лежат на подушке, словно нимб из белого золота, и он выглядит очарованным, прям как Чанёль себя чувствует. — И мне плевать, что думает весь мир. Если бы решение было за мной, мы бы никогда не расстались. Я бы никогда тебя не отпустил. Я не отпущу тебя сейчас.

Нижняя губа Бэкхёна вздрагивает, его неосязаемые хвосты развеваются, магия отдаётся рябью и эхом внутри него, когда он вырывает свою руку из руки Чанёля, чтобы схватить его за шею и притянуть вниз. Чанёль не противится, и это похоже на прыжок со скалы: сердце прыгает следом, вжимаясь в грудную клетку, на одно мгновение ощущается невесомость, волнение и предвкушение — затем его губы соприкасаются с губами Бэкхёна, и они оба перестают дышать.

От: Сокки

Кому: Хунни

Я охуеть как скучюа по етеб

[Отправлено: 22:01, 24.01.2018]

Целуя Бэкхёна, Чанёль всегда чувствовал себя так, будто он тонет, но поцелуи с Бэкхёном-Кумихо похожи на выход на поверхность. Кажется, будто каждое соприкосновение их губ, каждый стон, каждая частица магии, которую Чанёль у него забирает, это глоток свежего воздуха после долгого нахождения под водой.

Чанёль чувствует вкус магии на своих губах, и своими ладонями он ощущает, как она пульсирует под кожей Бэкхёна, бьётся в его груди. Звёздная пыль, и лунный свет, и ночные цветы. Магия расцветает везде, где они соприкасаются, и расходится эхом от Бэкхёна внутри Чанёля. И он понимает, что пытается получить больше, глубже целуя Бэкхёна, вытягивая из него больше и больше силы, только чтобы ощутить трепет от того, как она искрится в его венах, вызывая радужную эйфорию.

Он задаётся вопросом, будет ли теперь так всегда: магия Бэкхёна бесконтрольно расплёскивается, словно необузданная волна, каждый раз, когда Чанёль прикасается к нему. Возможно, однажды Бэкхён научится её контролировать, и она перестанет отдаваться в нём эхом простой чистой ноты всякий раз, когда их губы соприкасаются.

Чанёль кладёт свои ноги между ног Бэкхёна и трётся об него, наслаждаясь близостью, трением ткани между ними, предвкушением и тем, как Бэкхён издаёт возглас в ответ, поднимая свои бёдра — магия вспыхивает, обращая всё в белый, который содержит в себе все другие цвета, и на мгновение ослепляет Чанёля — и падая обратно на матрац.

Чанёль скучал по этому — по тому, как ему удавалось доводить Бэкхёна до стонов на последнем издыхании и пронзительного визга, прижать его, задержать его, чтобы он никогда больше не смог сбежать. Каждый раз, когда они занимались сексом после их расставания, Чанёль позволял Бэкхёну вести, но теперь он наконец может придавить его, схватить его за челюсть в ещё одном поцелуе, быстром и неглубоком, пока Бэкхён неугомонно изворачивается под ним.

Под этой лавиной магии Бэкхён по ощущениям всё тот же Бэкхён. Слишком торопится, слишком часто использует зубы и язык, слишком сильно хватается за плечи Чанёля, чтобы он оставался там, где хочет Бэкхён. Издаёт слишком много звуков. Своевольный, требовательный, смеющийся сквозь отчаяние в попытках избавиться от футболки Чанёля, беспрестанно пытающийся выбраться из собственной одежды, трущийся о бёдра Чанёля, словно лисица в период течки.

Чанёль не может сдержать улыбку при виде этой нетерпеливости, беспорядочности движений — при виде того, как Бэкхён трясётся и трещит по швам, уже находясь на грани, напряжённый и натянутый, будто серебристая тетива лука. В повседневной жизни именно Чанёль не может контролировать себя: он злится, язвит и суетится. Именно Чанёль утрачивает уверенность в себе и терпение. Но когда они в кровати, когда Бэкхён находится в его руках, Чанёль любит устанавливать темп: решительный, и уверенный, и медленный, до безумия медленный. Он любит, когда Бэкхён начинает видеть звёзды в глазах.

Он не обращает внимание на руки, вцепившиеся в его покрытые тканью плечи, вдавливает Бэкхёна в постель и целует его снова, а затем на мгновение отдаляется, когда Бэкхён пытается превратить это в нечто лихорадочное и самозабвенное. Он же целует Бэкхёна до неприличия глубоко и уверенно, покусывая губы Бэкхёна, когда он стонет.

— Нет-нет, тебе придётся подождать, — говорит Чанёль, тормозя и останавливая его, чтобы хорошенько рассмотреть. Его зрачки так расширены, что чёрный застилает всё остальное, а его розовые губы набухли и блестят от слюны. Его лицо покраснело. Его полураскрытая грудь, с которой он пытался стянуть футболку, не подозревая, что тянет не в ту сторону, тоже красная. Чанёль, должно быть, тоже покраснел, потому что ему слишком уж жарко. — Мы не будем спешить.

— Что? — пыхтит Бэкхён, отбиваясь от руки Чанёля и снова принимаясь стягивать с него футболку.

Чанёль вынужден схватить его за запястья и прижать их к кровати по обе стороны от его головы, чтобы он не шевелился.

— Ой, ну да ладно тебе, — хнычет Бэкхён, пытаясь выбраться из захвата Чанёля.

Чанёль отвлекает его очередным поцелуем.

— Куда ты спешишь?

— Почему ты не спешишь? — спрашивает Бэкхён, бросая Чанёлю сердитый взгляд, эффект от которого разрушается, когда Чанёль проводит языком по его шее. Он дрожит и задыхается.

— Мы были вынуждены делать всё в спешке последние три года, — говорит Чанёль, слегка кусая Бэкхёна за шею во время пауз между слов. — Всегда делали свои дела в темноте по-быстрому, потому что кому-то, — в этот раз он намеренно кусает очень сильно, и всё тело Бэкхёна вздрагивает, и его член прижимается к бедру Чанёля так сильно, что это, должно быть, причиняет ему боль, — нужно было уходить на следующее утро. Я устал от быстрых перепихонов, Бэкхён.

— Тебе не кажется, что ты сейчас вредничаешь?

Чанёль снова сильно кусает его и не замечает, как Бэкхён пытается испепелить его взглядом и затем сдаётся, когда правая рука Чанёля залезает под его футболку и задевает его спрятанные под тканью соски. Когда спина Бэкхёна выгибается, Чанёль чувствует, как взрыв наслаждения резонирует с магией внутри его.

Вскоре он осознаёт, что битва уже проиграна. Чем больше он старается не спешить, тем сильнее ускоряется Бэкхён. Его пульс, его дыхание, вдохи и выдохи магии вокруг них — они становятся всё быстрее и быстрее. Он обвивает своими ногами бёдра Чанёля, стараясь притянуть его ближе, жаждя контакта.

— Подними руки, — говорит он, и ему приходится повторить, потому что Бэкхён всё ещё в потрясении, с крепко закрытыми глазами. — Давай, Бэкхён, поднимай.

— И кто теперь спешит? — спрашивает Бэкхён. Он хихикает, когда Чанёль избавляется от его футболки и щипает его.

Грудь Бэкхёна мягкая на ощупь. Она была более твёрдой, когда он вернулся из армии, и во время их запрещённых, тайных встреч Чанёль наблюдал, как она утрачивала тонус по мере того, как Бэкхён всё больше переключался с ежедневных тренировок на безделье за регистрационной стойкой их семейной гостиницы. Чанёль не против этого изменения. Бэкхён действительно нравится ему в любом виде.

Поцелуи Чанёля спускаются ниже, от его шеи, к соскам — Бэкхён вцепился рукой в его волосы и тянет так сильно, что он ощущает приятное жжение на коже черепа — до его пупка, куда он опускает свой язык, заставляя Бэкхёна извиваться, и ниже, пока он не достигает очертаний члена Бэкхёна.

— Можно? — спрашивает он, наслаждаясь нетерпением на лице Бэкхёна: надутыми губами, тем, как он неистово кивает головой вверх-вниз и, словно загипнотизированный, следит, как рука Чанёля движется вдоль резинки трусов.

Его член поднимается, когда Чанёль разом стягивает его штаны и трусы, роняя каплю предэякулята на его живот. В руке Чанёля он ощущается полутвёрдым, тёплым и совершенным, и Бэкхён прикрывает глаза. Густая и тяжёлая магия засоряет воздух и липнет к их коже, словно летняя жара. Чанёль лениво массажирует член Бэкхёна, и тот обмякает, забывая о всякой спешке и сосредотачиваясь на запрокидывании головы и тяжёлом, громком дыхании открытым ртом.

Чанёль сжимает его сильнее, и тело Бэкхёна напрягается, его магия трещит и бурлит, когда его член вздрагивает в руке Чанёля.

— Ты никогда не реагировал так… чутко, — говорит он, придерживая Бэкхёна за талию одной рукой и используя другую для доставления наслаждения.

— Это всё магия, — испускает Бэкхён. — Она пиздец на меня действует...

Всё так. Кажется, будто всё, что Чанёль делает с Бэкхёном, расходится от них волнами, которые ударяются о стены комнаты и снова накрывают их.

— Интересно, что произойдёт, когда ты кончишь, — произносит Чанёль отвлечённо, и одни лишь слова заставляют член Бэкхёна дёргаться.

— Скажи мне, ты готов пойти до конца? — спрашивает он, и Бэкхён мотает головой. Он утратил рассудок, слишком заведён и уже на грани оргазма. — Ага, так и подумал.

Бэкхён выглядит так, будто он искренне жалеет, что не может пойти до конца, но ничего. Чанёль никогда не придирался к тому, как именно они занимались сексом, при условии, что они занимались им друг с другом. Он закидывает ногу Бэкхёна себе на плечо и вслепую оставляет поцелуй на его лице, слегка промахиваясь мимо его рта, пока он быстро и грубо дрочит ему.

Бэкхён сковывает свои руки за его шеей, притягивая его ради ещё одного грязного поцелуя. Они находятся под неудобным углом, и запястье Чанёля между ними работает изо всех сил, но Бэкхён вздрагивает, и всё вокруг заворачивается в спираль, магия всё быстрее и быстрее закручивается вокруг них с белыми обжигающими вспышками, и всё сжимается, и время замедляется лишь для них двоих. За схлопыванием следует взрыв.

Чанёлю приходится закрыть глаза, когда магия прорывается в комнату. Он всё равно видит, как взрывная волна — фейерверки, похожие на цветы из света — отпечатывается на его опущенных веках. Он всё равно чувствует, как взрывная волна раздаётся в нём и затем разносится по комнате, всему остальному дому, лесу. Он всё равно слышит, как она звенит, словно серебряный колокольчик. Магия застилает мир шлейфом из звёздной пыли, когда Бэкхён необычайно тихо достигает оргазма, закусив губу и утыкаясь лицом в шею Чанёля.

От: Хунни

Кому: Сокки

я блядь тоже скучаю

[Отправлено: 22:01, 24.01.2018]

— Когда ты сказал мне, что не способен сдерживать себя и молчать, я представил, что ты будешь кричать. А не… это.

Грудь Бэкхёна всё ещё тяжело вздымается, увеличиваясь и сокращаясь с каждым резким вдохом и выдохом. Он открывает один глаз, затем другой. Он внезапно выглядит взволнованным.

— Думаешь, твоя бабушка слышала нас?

— Думаю, во всей стране не найдётся волшебного существа, которое не ощутило бы твой оргазм, мой милый.

Бэкхён краснеет, жалобно вздыхает и пытается повернуться, чуть не падая с кровати. Чанёль хватает его, пока он не перевернулся, и притягивает обратно.

— Мне кажется, я больше никогда не смогу смотреть в глаза Минсоку или Сыльги.

— Если повезёт, никто не поймёт, что вся эта магия возникла, потому что мы занялись сексом. Только что магии было много.

Не похоже, что это убедило Бэкхёна, но он слишком устал, чтобы дальше это обсуждать.

— Ну, по крайней мере мы решили проблему с контролем над твоей магией, — говорит Чанёль.

Кажется, маленькая буря внутри Бэкхёна теперь окончательно успокоилась. Лисья жемчужина Сонми слабо сияет где-то в груди Бэкхёна, и томно бурлящие завитки силы вокруг Бэкхёна исчезли. Его всё ещё неосязаемые хвосты — не более чем волшебные проекции, которые может видеть только Чанёль — лениво обёрнуты вокруг них двоих.

В таком состоянии Чанёль мог бы забрать лисью жемчужину, если бы захотел. Если бы он был достаточно быстр, он мог бы вытащить её из груди Бэкхёна прежде, чем магии внутри Бэкхёна удалось бы ему навредить. Ему бы не пришлось сражаться завтра. А ещё он бы никогда не простил этого Чанёлю. Один из хвостов Бэкхёна вдруг материализуется на его коленях, и он поглаживает его, вызывая у Бэкхёна довольное мурлыканье.

— Ты слишком много думаешь, — говорит Бэкхён, пытаясь приподняться на локтях.

Чанёль снова толкает его на кровать и опускается сам, чтобы слизать пот с его ключиц. Утомлённый и разгорячённый Бэкхён извивается под ним, и Чанёль вздрагивает, когда внезапно вспоминает, что он пока не занялся своим всё ещё полувозбуждённым членом. Когда он увидел, как Бэкхён кончил, его собственная нужда стала не такой острой, и сейчас ему достаточного и того, что он лежит на Бэкхёне и наслаждается его теплом и лёгкой хрипотцой в его голосе.

— О чём ты думаешь? — спрашивает Бэкхён.

Он запускает свои пальцы в волосы Чанёля, почёсывая у корней, и Чанёль закрывает глаза и кладёт голову на плечо Бэкхёна.

— Я думал о том, что не хочу, чтобы ты завтра участвовал во всём со мной, — произносит он тихо, словно секрет.

— Ну, я тоже не хочу, чтобы ты в этом участвовал, — шепчет в ответ Бэкхён. — Но мы всё равно будем участвовать.

— Да?

— Разве у нас есть выбор?

Убежать. Вместе. Быть свободными. От обязательств, долга, предубеждений. От магии. От войны. Убежать и провести остаток своей жизни свободными. Но были ли бы они счастливы вечно в бегах и под гнётом чувства вины и стыда? Были бы они счастливы?

— Могу я задать тебе вопрос?

Он сожалеет о сказанном, когда губы Бэкхёна изгибаются в дразнящей улыбке, и он уже знает, что Бэкхён скажет.

— Ты уже задал.

— Ха-ха, очень смешно, Бён Бэкхён. Хитрожопый.

— Ты любишь мою жопу, — говорит Бэкхён, слегка ёрзая под ним, и Чанёль сдерживает очередной стон. — Задавай мне всевозможные вопросы, Чанёль.

У Чанёля нет всех возможных вопросов. У него есть только один.

— Если бы у тебя был выбор, ты бы выбрал жить сво­бод­но в нес­частье или быть счас­тли­вым в не­воле?

Он чувствует, как тело Бэкхёна напрягается под ним и магия осторожно обволакивает его.

— Я что-то не то сказал? — спрашивает Чанёль.

Бэкхён мотает головой.

— Нет, просто… Чонин задал мне этот вопрос, в день, когда ты стал Самджокгу. И вчера утром, когда я пришёл в Ка­фе Анык с Минсоком, чтобы спросить, знает ли он, где искать Кумихо. Он задал мне этот же самый вопрос и сказал, что мне пришло время найти на него ответ.

— Просто… я подумал: даже если нам удастся одолеть Суён и каким-то чудом выжить, что если колдуны и колдуньи решат, что всё-таки не хотят мира? Что если они признают тебя преступником? Ты и твоя мать скрывали, что вы Кумихо, так что Советов Ковенов всё равно мог бы преследовать вас по закону. И если бы тебе пришлось выбирать между тем, чтобы остаться со мной, и тем, чтобы быть свободным, что бы ты выбрал?

Бэкхён нажимает ему на нос.

— Я был прав, Ёль. Ты правда слишком много думаешь. Зачем мне выбирать между тобой и своей свободой, если я могу иметь и то, и другое? Ты Самджокгу, а я вторая по силе Кумихо в этой стране. Ты единственный, кто мог бы меня остановить, и единственный, кто не стал бы этого делать. Не позволяй колдунам и колдуньям решать за тебя. Ты Самджокгу. Ты и никто другой. Ты глав­ный в этой вой­не. Прекрати играть за пешку, когда ты — король.

— Если я король, то кто ты? Ферзь?

Бэкхён переворачивает их обоих и оказывается над Чанёлем посреди маленькой кровати. Его глаза недобро блестят.

— Ну, поскольку я, очевидно, здесь самый сильный, самый умный, самый быстрый, самый красивый… Ай!

Чанёль кусает его за нижнюю губу и ухмыляется.

— И самый громкий к тому же!

— Ну хоть не самый жалкий!

Он подмигивает, и Чанёль мотает головой.

— Однажды ты попадёшь в неприятности из-за этого грязного ротика, — говорит он, вызывая у Бэкхёна громкий смех.

— Знаешь, зачем ещё мне этот грязный ротик? Ты ещё не кончил, а ночь только началась.

На этот раз смех вырывается из Чанёля.

— А ты не устал? У тебя был такой сильный оргазм, что тебя, вероятно, слышали в соседней стране, и ты хочешь ещё? Посмотрите на него...

Он давится последним словом, когда озорная рука Бэкхёна забирается под пояс его джинс, и его полутвёрдый член внезапно становится насущной проблемой.

— Ты совсем меня недооцениваешь, о великий Самджокгу. Знаешь, что ещё я заполучил, помимо невероятных способностей, нависающей угрозы быть уничтоженным и самого взрывного оргазма в моей жизни?

Он наклоняется, чтобы прошептать Чанёлю на ухо, вызывая у него дрожь:

— Судя по всему, бесконечную выносливость.

— Не верю.

— Хочешь проверить?

Чанёль думает о завтра. Завтра они отправятся на войну. Но смех Бэкхёна слишком заразителен, и его тело слишком тёплое. Его магия слишком приятная. Пусть сегодня ночью царит мир. Пусть царит любовь.

...двигаются, взвесив всё на весах.

― Сунь-Цзы, “Ис­кусс­тво вой­ны”