Птице кажется, что что-то не так.

Вроде и пристанище их с Олегом временное — то же самое, часы на стене дурацкие тикают, ноутбук выкидывает уведомление об очередном обновлении операционной системы, но ощущение подступающей куда-то к горлу тревоги не покидает ни на минуту. Птица злится. Он — защитник, сильная личность, слабостей не терпит в себе ни в одном из её проявлений, но руки отчаянно трясутся так, будто телом каким-то образом завладел Тряпка. Это просто бесит.

Птица вскакивает на ноги, вылетая в коридор, который кажется отчего-то бесконечным. У них не так много комнат, чтобы коридор был таким длинным, но...

Так. Нужно срочно найти Олега. Олег в этом плане опытный, Олег поможет ему не натворить лютейшей дичи, если это всё началось вновь, Олег...

Да где же, блять, этот Олег.

Птица хватается за первую попавшуюся дверную ручку и распахивает дверь. Библиотека. У них что, всё это время была библиотека? Вообще-то, очень в Серёжином стиле, конечно.

— А я вас уже заждался, голубчик. Присаживайтесь, — кто-то подкрадывается к нему со спины, шеи касается что-то холодное, металлическое. Спасибо, что не нож. На плечо ложится тяжелая рука. Голос кажется Птице смутно знакомым. Где он мог его слышать?..

— Я искал кое-кого, — зачем-то начинает он, — я пойду, пожалуй...

— Ну куда же вы пойдёте? Вам нельзя уходить. Для начала нужно пройти небольшое обследование...

Птица резко разворачивается. Первое, что он видит — чёртов белый халат и зажатый между пальцев маятник на железной цепочке, и его сердце начинает колотиться так, что отдаётся диким гулом в ушах.

Нет-нет-нет.

Только не снова.

— Ну что ты? Посмотри на меня, мы ведь неплохо поладили, правда?

Птица сжимает зубы и наконец поднимает глаза. Перед ним стоит Олег. Олег Волков собственной персоной. Он одергивает белый халат, перекладывает в другую руку маятник, и, обхватив двумя пальцами подбородок Птицы, заставляет смотреть в глаза:

— Ну что, продолжим курс лечения?

— О-олег?

— Ты уже проснулся, что ли?

Птица распахивает глаза, едва не подпрыгивая на месте, и понимает, что прямо над ним стоит Волков. Никакого халата на нём нет — естественно, и быть не могло — только чёрный свитер с горлом, и взгляд его совсем не насмешливо-язвительный, хотя и от доброго и ласкового далековат.

Это был просто дурацкий сон.

— Очень вовремя проснулся. У меня к тебе предложение.

— Раздевайся, ложись, — Птица, пытаясь угомонить бешено бьющееся сердце, садится, подгибая под себя ноги. Волков удивлённо выгибает бровь.

— Дошутишься. Предложение звучит так: как насчёт чуть поменьше выёбываться?

— Да что случилось-то?

— На, сам посмотри.

Олег протягивает ему телефон с открытой новостью. Птица бегает глазами по строчкам, пытаясь хотя бы поверхностно выцепить информацию на иностранном языке — прошёл традиционный бал, присутствовала местная аристократия...

— А в чём проблема? Да и откуда у них там вообще папарацци, закрытое же мероприятие?

— Не знаю я. А ты не текст читай, я в нём ничего не понял, — хмыкает Волков, — ты на фотки смотри.

Птица прокручивает страницу и открывает фотоальбом с мероприятия. На самой первой фотографии — на обложке, считай — их танец, который со стороны выглядит ещё более завораживающим.

— Фотка — просто вау, Волче, сорри, но я сохранил.

— Ну да, наслаждайся фотками и жди, когда за тобой — за нами — придут. В мире же много рыжих длинноволосых маньяков в международном розыске, одевающихся, как попугай, — вздыхает Волков.

— Ничего и не как попугай. Красиво.

— Единственное, что тебя смущает?

— Скинь мне ссылку на эту статейку в личку. Я скачаю себе нужные фотки, а потом просто хакну сайт и аккуратно вырежу их оттуда, будто там и не было ничего, и не разводи истерику на пустом месте, — Птица зевает и тянется к ноутбуку. — Вряд ли там мощная защита стоит.

— На статье уже пятнадцать тысяч просмотров. Во-первых, тебя уже могли заметить, а во-вторых, даже если ты удалишь с сайта фотки сейчас, то какая вероятность, что не придут к фотографу и он не выложит всё, как на блюдечке?

Птица прикусывает губу, задумываясь. Олег, кидая на него быстрый взгляд, пытается оценить обстановку. На напуганного он не похож — ну, этого и ожидать было глупо, он вчера чиновника жечь собирался, а сегодня будет фотографий каких-то бояться, что ли? Нет, конечно же, нет. Но мыслительный процесс у Птицы — сам по себе штука пугающая.

— Есть у меня идейка. Тебе не понравится.

— Жечь или арматурой? — хмыкает Олег. Птица расплывается в довольной улыбке.

— Ну, наконец-то ты разговариваешь на моём языке, дорогой! Короче, слушай, имя фотографа там указано, пробить адрес — сложно, у меня баз местных нет, но часа мне хватит, я тебе перешлю во Vmeste, на полке у меня возьми наушник...

— Так-так, стоп, я пошутил. Ирония, слышал такое?

— Я только хотел сказать, что, видимо, ошибался на твой счёт, а ты...

Олег улыбается, смотрит на обиженного, растрепанного Птицу и помечает мысленно — шутки про презентацию такими темпами перестанут быть шутками.

— Давай так. Находишь мне на него всё, что сможешь. Что с этими данными делать, решим потом. Фотку с сайта удали.

— Идёт, — кивает Птица. Всё-таки это в его интересах — второй опцией является экстренный переезд, а идея тащить в другой город, а то и страну весь хлам, который насобирал Разумовский, заманчивой ему совсем не кажется.

Олег возвращается спустя полтора часа, ставит на стол тарелку с яичницей и тостами и отбирает ноутбук.

— Так, перерыв пятнадцать минут. Ты ешь, я смотрю видео с котами. Это нам обоим для успокоения нервов.

— Да мне там осталось всего-то и мы его разнесем в щепки!..

— Ешь, кому говорят.

Птица глаза закатывает, но тарелку забирает. Олег включает подборку видео с домашними животными, чтобы работало на фоне, но сам с Птицы взгляд не сводит и почему-то улыбается.

— Что? — с набитым ртом бубнит он, когда наконец понимает, что всё это время Олег смотрел на него, а не на экран.

— Так и знал. Ты ручной ведь, как Серёжа, только против шерсти... Ну, перьев, в смысле, гладить нельзя.

— Волков, — вздыхает Птица, — то, что я молчу — не значит, что я не пропишу тебе по твоему замечательному лицу.

— Перестань делать вид, что ты плохой. Тебе не идёт, — Олег переставляет ноутбук на столешницу и, не оборачиваясь, выходит из комнаты, давая понять, что спорить на эту тему не намерен.

Перестань делать вид, что ты плохой.

Птица отставляет в сторону тарелку. Делать вид? Ему не нужно делать вид. Он — ночной кошмар, русский дьявол, существо, наводящее страх и ужас на всех, кто оказывается рядом, даже самых близких ему людей. Даже на Серёжу, с которым они, чёрт возьми, делят жизнь и тело. Всю жизнь ему твердили о том, какой он отвратительный и как от него нужно избавиться, и тут появляется какой-то Волков, который вдруг решил, что понимает его? Да хера с два.

— О, давно не видел тебя таким потерянным, — у уха слышится довольный голос. Птица оборачивается.

— Тьфу ты. Ты можешь хотя бы предупреждать, когда появляешься?

— Не-а, — мотает головой Серёжа, — ты меня не предупреждал, и я не буду. Расскажи лучше, какие мысли думаешь, а то я всё утро достучаться не могу.

— Такая ты сволочь мстительная, горжусь тобой, солнышко, — выдыхает Птица. — Не думаю, что тебе понравится информация, которую я тебе сообщу, но лучше я, чем Волков.

Ситуацию он обрисовывает вкратце, не вдаваясь в детали: он уверен, что даже того, что он скажет, Тряпочке хватит, чтобы схлопотать инфаркт, а мотаться по местным больницам у него сегодня планов не было. Однако Серёжа лишь внимательно слушает, иногда хмурясь, затем спрашивает:

— И что ты планируешь делать?

— Не знаю.

— Хочешь сказать, Чумной Доктор, внушавший страх и ужас жителям Петербурга, сейчас не знает, что делать с одним несчастным фотографом? Теряешь хватку, родной, — фыркает Серёжа.

— А ты не говоришь "пойдём сдадимся федералам", а сидишь и слушаешь мои злодейские планы, так что один-один, — пожимает плечами Птица.

— Не такие уж они и злодейские. Говорю же, сдулся.

— Ой, завали ебало.

— Да я даже не сказал ещё ничего! — возмущается стоящий на пороге Олег. Птица поднимает глаза.

— Не тебе, — бурчит он и краем глаза замечает, как исчезает Тряпка.

— Я не вовремя, я так понял.

Олег думает, что, если он и дальше будет слушать их разговоры между собой, он и сам двинется. Причём очень скоро.

— Нет-нет, наш общий рыжий друг нас уже покинул, а всё нужное я нашёл. Всю инфу в одном документе сейчас отправлю в печать и на всякий случай продублирую тебе в личку.

— Окей, но по адресу я пойду один. Твое лицо лишний раз светить не стоит, может выглядеть подозрительно.

Птица молча кивает. Ему и самому-то не особенно хотелось переться к фотографу — тем более, что особой его вины в происходящем нет, да и сжигать его не за что. Чувак просто делает свою работу, никому не мешает и банду в лице странного рыжего и сурового тёмного у себя дома явно не ждёт. Да и Олег прав — со страху ляпнуть лишнего может, если вдруг к нему и правда пожалуют спецслужбы с портретом Разумовского.

Наушник, правда, перед выходом он Олегу всучить всё равно умудряется. Может, рядом его и не будет, но на связи он быть обязан.

— Ты хоть язык-то знаешь? — вздыхает Птица.

— Мы на международном пообщаемся, — обещает Волков.

— Какой суровый, сразу видно, что наёмник.

Наушник Олег отключает сразу, как выходит из дома. Не хватало только того, чтобы Птица каждый его шаг контролировал — выскажет ведь потом за каждое слово и к каждому действию доебется. Если будет нужно — включит. По ситуации.

В голове Олега почему-то проносится, что тревожный Серёжа, позволь он себе такое выкинуть с ним, по возвращению домой просто прижался бы к нему хотя бы потому, что Волков вернулся с задания живым, а вот от Птицы он, скорее всего, отхватит знатно. Снова улыбается. Угораздило же связаться.

Олег возвращается быстро. Фотограф оказывается на редкость сговорчивым товарищем, а за определённую сумму соглашается даже забыть, что вообще видел Волкова на территории своей квартиры. Фотки Олег даже хвалит — но удалить все равно заставляет со всех носителей. Выложенному на стол пистолету предпочитают не сопротивляться — со стороны по Волкову не заметно, что стреляет он сейчас так себе, да и незнакомый суровый мужик с пистолетом в квартире — это незнакомый суровый мужик с пистолетом, и в этот момент примерный уровень его умений узнавать не особо-то и хочется.

Когда Олег заходит домой, он готов ко всему, включая скандал за отключенный наушник, но натыкается только на Птицу, загадочно курящего в форточку.

— Ты не куришь, — Олег выхватывает у него сигарету и затягивается сам. Птица закатывает глаза и достаёт новую, прикуривая с той, что отобрал Олег.

— Серёжа не курит, — раздражённо бросает он, — а у меня как-то выбора не было.

— Боюсь спросить, от чего ты прикуривал в первый раз, если ни спички, ни зажигалки тебе при себе иметь нельзя.

— От плиты, — пожимает плечами Птица.

— Тогда, надеюсь, мы сейчас не кухню поминаем стоим с грустными мордами? — настораживается Олег.

— Да на месте, вроде.

Дальше Олег диалог вести считает бессмысленным, поэтому просто тушит сигарету прямо о оконную раму и выбрасывает окурок в окно.

— Всё прошло нормально, кстати. Фотки мы удалили.

— Окей, спасибо.

Волков пожимает плечами и собирается уже выйти, как до него доходит. Его только что... ну... поблагодарили? Не нахамили, ни разу не подкололи, к чёрту не послали — поблагодарили? В таком случае, он точно не хочет знать, почему Птица драматично курит у окна.

Уйти, впрочем, Олег не успевает. Уже на пороге он слышит за спиной голос, такой же ехидно-насмешливый, как раньше.

— Будь готов к семи, mon amour. Хочу прогуляться, одному скучно.

— Мне иногда кажется, что даже в твоей башке есть кто-то ещё, — вырывается у Олега, — уж слишком разное поведение.

— Будь в нашей с Серёженькой башке кто-то третий, я бы об этом знал, так что уверяю, — фыркает Птица. — Прохожу адаптацию к вашей этой жизни. Забей.

— Как скажешь, — кивает Олег.

Олег выходит в прихожую ближе к семи. Он решает даже переодеться — мельтешить в том же, в чем он ходил навещать фотографа, ему кажется неразумным. Он, конечно, не параноик, но лучше перестраховаться, чем снова пытаться выбраться из тюрьмы. Вдвоём будет уже сложнее.

Птица вылетает в коридор через несколько минут.

— О, ты уже тут. Секунду, — он завязывает волосы в хвост, затем, чуть не падая, натягивает кроссовки. — Всё, можем идти.

— Ты не думал о том, что сегодня не стоит лишний раз светиться? — сомневается Олег.

— Мы в ту сторону не пойдём — это раз, гораздо подозрительнее будет, если мы забаррикадируемся дома — это два. Так что пошли.

— В другую тоже не пойдём. И жечь никого не будем, — на всякий случай напоминает Олег.

— Скукотища.

По его лицу, впрочем, заметно, что он и не собирался. Олег выдыхает. Это не повод расслабляться совсем, Птица от своих идей так просто не отказывается, но хотя бы сегодня они просто гуляют. И это хорошо.

Олег щурится от бьющего в глаза солнца. На улице сегодня почему-то почти безлюдно — в это время все обычно возвращаются с работы, поэтому даже маленькие улочки этого района переполнены людьми, однако сегодня подозрительно тихо. Олег, конечно, не против, им даже лучше, но это... Странно, по меньшей мере.

— Слышь, птички поют. Присоединиться не хочешь?

— Олег, нас тогда за пьяных примут и увезут.

— Тебя. Кто сказал, что я с тобой куда-то поеду?

Птица в ответ показывает язык, и Олег смеётся. В такие моменты ему кажется, что их детство ещё не закончилось — просто его поставила на паузу череда максимально ублюдских событий. Он просто хочет спокойствия. Такого, как они с Серёжей планировали в старших классах. Без фейковых пригласительных на роскошные балы, без угроз, без пистолетов, без постоянного страха быть разоблаченными... Так, как они планировали, уже, конечно, не будет, но пока даже Птица улыбается и в волосы веточку сирени вплетает — жить можно.

— Олег, следи за спиной.

— Что? — Волков даже осознать не успевает, что происходит.

— Следи, блять! — и Олега резко оттаскивают с тротуара, по которому через секунду проносится на велосипеде какой-то мальчишка с ножичком и явной целью подрезать сумку или кошелёк.

Олег сжимает зубы. Раньше он бы никогда такого не допустил. Это главное правило, которому их учили — если не следишь за тем, что происходит за спиной, считай, что ты уже труп. А тут его так легко переигрывает обычный школьник.

— Тут карманников много, — поясняет Птица, — в центре их отлавливают, а тут раздолье. Да и улов покрупнее отхватить можно, здесь люди побогаче.

Мальчишка почему-то останавливается и смотрит на Волкова ехидно, с вызовом. Олег больше раза в два и выше чуть не на три головы, а драться с детьми и вовсе считает последним делом, но сейчас почему-то очень даже хочется. Хотя он даже не уверен, что на пацана злится, а не на себя за беспомощность.

— Олег, моя очередь напоминать, что детей бить — плохо?

— Я и не собирался. Проведу воспитательную беседу, — пожимает плечами Волков и направляется к мальчику.

Птица скучающе провожает Олега взглядом и достаёт из кармана телефон — хоть ленту полистать, что ли, пока Волкова ждёт, и утыкается в экран. Он даже за временем не следит особо — они все равно никуда не торопятся, а так, глядишь, Олежа направит мальца на путь истинный. Хотя раньше Птице казалось, что направить он может только в травмпункт.

— Сам своим советам не следуешь, значит, — на его плечи ложатся мужские руки, и Птице кажется, что его сердце останавливается. Перед глазами всё плывёт, ноги предательски подкашиваются.

В голове мелькает только одно: он нашёл меня.

— Нет-нет-нет, отъебись, — Птица закрывает лицо руками, не найдя в себе сил обернуться.

— Ты чего? — Волков пытается развернуть его к себе, перехватить, но, как только он убирает руки с чужих плеч, Птица резко отталкивает его и пускается в бег.

Только этого ему, блять, и не хватало. Так, для полного счастья.

Благо, Олег быстро понимает — он бежит домой, поэтому бежать за ним, спотыкаясь, чтобы он не замёрз в какой-нибудь канаве, Волков считает необязательным. К тому времени, как Олег придёт домой, он, наверняка, уже успеет остыть, а возможно, и рассказать, что это за нахуй вообще было. В последнем Олег, правда, немного сомневается, но сегодняшний день уже не сможет удивить его абсолютно ничем.

Птица бежит, не оборачиваясь.

Возможно, этот спор с Олегом был максимально тупой идеей. За то время, что доминирующей личностью был Серёжа, этот образ в его голове не возник ни разу. Серёжа ничего не помнит — Птица постарался по максимуму удар на себя взять — а значит, и бояться ему нечего.

Только вот Птица, к сожалению, помнит всё.

Ключом в замок он попадает раза с седьмого — руки трясутся так, как никогда в жизни. Когда он наконец попадает в дом, даже дверь изнутри закрыть забывает — залетает напрямую в ванную и падает на пол, откидывая голову на холодный кафель на стене и больно ударяется головой. Это даже помогает ему немного прийти в чувство, но ненадолго. Птица хватает с пола упавший тюбик с зубной пастой и запускает в стену. Легче не становится.

Он даже вдохнуть нормально не может, кажется, ещё секунда — и умрёт. Это была бы слишком нелепая смерть. В голову Птице приходит только одна мысль, чтобы этот кошмар наконец закончился — поменяться с Серёжей прямо сейчас и не высовываться ещё лет пять, но что-то внутри не позволяет ему выкинуть Серёжу вот в это состояние их организма. Волков бы сказал, что совесть. Серёжа бы сказал, что нет у Птицы совести.

Он же знал, что ни до чего хорошего его всё не доведёт; жить в человеческом мире — значит обрастать человеческими качествами, достоинствами, недостатками. В вакууме развиваться, как личность, не особо-то получается — даже мысли он делит с Серёжей, а поводы его загонов и вовсе считает дурацкими. Думать, что когда-то он может по другую сторону этой баррикады оказаться? Бред собачий.

И вот, он здесь. На полу холодной ванной, пытающийся хоть как-то прийти в себя после того, как ему просто положили руки на плечи. Выглядящий абсолютно жалко и уж точно не похожим на личность, которая именуется защитником. А всё из-за дурацкой самоуверенности. Думал ведь, что справится. Никогда больше не вспомнит про тот этап, сможет абстрагироваться. Не смог.

Он слышит, как домой заходит Волков; хлопает одна дверь, другая — видимо, всё же ищет его. Дотянуться до двери ванной и закрыть её на защёлку сил тоже не хватает. Чёрт.

Олег распахивает дверь с явным желанием на него наорать и предъявить за всё хорошее — за эти три дня он ему вымотал нервов больше, чем Серёжа в среднем делает за три года — но, оценивающе его осмотрев, он осторожно садится рядом и взгляд мягче становится.

— Уйди, блять, пожалуйста.

— Всё нормально, тихо, иди сюда, — Олег пытается сгрести его в охапку, но тут же получает по лицу в ответ, а Птица лишь жмётся ближе к ванне.

— Не трогай меня, убери руки, убери, убери.

Олег послушно отодвигается и второй раз за день чувствует себя совсем беспомощным. Если честно, в разговорах словами он не очень хорош — Серёжа подтвердит — и в моменты, когда Разумовскому плохо, он активнее идёт на тактильный контакт, чем на вербальный. А здесь... А здесь трогать нельзя. Никак. Совсем.

— Так, я сейчас вернусь, — наконец выдавливает из себя он. — Я не бросаю тебя, просто ухожу за водой. Идёт?

Птица молча кивает. Отлично, шаг вперёд. Волков возвращается спустя пару минут, ставит на пол кружку с водой.

— Смотри. Я подвину её к тебе, ты возьмёшь сам, чтобы не касаться меня. Упадёт — ничего страшного, главное, постарайся не пораниться.

Птица дрожащими руками берёт кружку с пола, подносит к губам, пытается пить. Получается плохо, но и в этом уже есть определённый прогресс. Волков выдыхает даже.

— Теперь давай попробуем сконцентрироваться, — он озирается по сторонам, — так, давай считать вещи чёрного цвета. Называй по очереди. Вслух.

— Твой свитер, — неуверенно начинает Птица.

— Отлично. Дальше.

Он мотает головой по сторонам.

— Занавески душевой. Твой одеколон. Моя щётка...

На каждой перечисленной вещи его голос звучит всё ровнее, а взгляд уже не беспорядочно мечется по комнате, а вполне осознанно выискивает чёрные вещи.

— Всё, хватит, — удовлетворённо кивает Олег. — Легче?

— Да.

Заговорить полноценно не решается ни один из них. Птица пытается снова накинуть на себя образ обаятельной язвительной сволочи, но получается пока из рук вон плохо. Олег же просто молча переваривает происходящее. Затем всё же не выдерживает:

— Объяснишь? Или не сегодня?

— Объясню и забудем, — нехотя кивает Птица. — Так, небольшие последствия лечения у одного чудесного доктора, который ставил опыты на пациентах. Ничего необычного.

— Тебя трясёт до сих пор, какие небольшие?

— Не надо на этом внимание заострять. Есть ещё вопросы?

— Почему Серёжа так не реагирует?

— Это нормальная вещь, мы разные. Невротик у нас, если ты заметил, только Серёжа. А эту хуйню помню только я, поэтому и сказалась она только на мне. Всё, пресс-конференция окончена, — он поднимается с пола и отряхивает штаны. Волков поднимается вслед за ним.

— Точно всё нормально?

— Ага.

— Будет плохо — приходи на лоджию, я буду там. И знаешь что? Кем бы ты там изначально ни задуман, помни, что ни один боец не застрахован от травм. Ты не потеряешь свою важность для Серёжи, даже если позволишь себе не быть его защитником постоянно, даже тогда, когда помощь нужна тебе самому.

— Ты хоть сам-то об этом помнишь? — фыркает Птица.

Волков не отвечает, лишь поднимает кружку с пола и выходит.

— Мы похожи больше, чем тебе кажется, Волче.

Птица объявляется на лоджии через полчаса. Олег молча протягивает ему пачку сигарет, затем, опомнившись, просто аккуратно кладёт её между кресел. Птица поднимает её и едва заметно кивает в знак благодарности. Слова не нужны — их и так сегодня было слишком много.

Они молчат до утра, курят и смотрят на город, который никогда не спит — как выяснилось, это не только Москва, но и любой мало-мальски оживлённый городок. Кто-то ещё не спит и возвращается с тусовок, кто-то уже не спит и собирается на работу или учёбу... Будто муравейник. Это успокаивает.

Засыпают они лишь на рассвете, оба отчётливо понимая:

как раньше уже не будет.