— Тсу-кун, в школу опоздаешь! — напомнила Нана, призывая поскорее спуститься на кухню, позавтракать.

— Уже подхожу, — сообщил Савада. За два года ему удалось привыкнуть к новому имени и новой жизни. Не каждому выдаётся второй шанс. Да и время нынче было спокойное — можно просто жить, а не выживать.

— Как тебе в средней школе? Интереснее, чем в начальной?

— Прошла всего неделя, как тут можно судить?

Савада сел за стол и принялся за еду. Готовила женщина отменно, не то что его жена из прошлой жизни. Гораздо лучше у неё получались яды. Готовить изысканные блюда не было ни времени, ни необходимости. А когда настало время научиться, как-то обходились без того, сводя раз за разом отсутствие навыков в шутку. Мысль о любимой поубавила аппетит, вернее воспоминание о её смерти.

— Что-то не так? — забеспокоилась Нана, заметив перемену в настроении.

— Нет, всё в порядке… Хотел бы я век кушать таковые кушанья.

— Так это не проблема. Только попроси! — радостно произнесла Нана, прижав ладони к сердцу. Савада не так часто хвалил её.

Савада же не мог озвучить все свои мысли. Как сказать доброй и милой женщине, что когда-нибудь подобные дни закончатся? Умрёт ли она, или же они просто разъедутся, но всему придёт конец. Савада не мог сказать, что сталкивался с потерями не раз, им не было конца. Вначале родители и старший брат, затем жена и маленький ребёнок, после — те немногие, кого мог назвать друзьями, а под конец — надежда, честь и жизнь. Но в чём смысл сожалеть о прошлом, когда настоящее с ним никак не было связано?

В школе Савада знакомств не заводил — да и мало кто хотел общаться со странным мальчиком с необычной речью, — а всё свободное время проводил в клубе искусств, рисуя всё время одну и ту же девушку. Каждый раз новое место, каждый раз новая ситуация, каждый раз новая одежда. Неизменным оставалось только одно — безмятежное счастье.

— Савада-кун, пообедаем во дворе вместе?

Нередко в обеденный перерыв поступали ему подобные предложения. Симпатичная одноклассница поддалась шарму парня ещё в первый день. Спокойный, умный, нелюдимый. Уверенно стоя перед классом, твёрдым голосом он произнёс короткую приветственную речь. Замысловатая манера разговора и акцент ещё больше привлекали внимание.

— Я ведь уже просил не приходить ко мне с этими нелепицами.

Дописав предложение в тетради, Савада достал бенто, заботливо приготовленный Наной, и вышел в коридор. Одноклассница увязалась следом.

— Я просто посижу рядом! — взволнованно воскликнула девочка, пытаясь заполучить своё небольшое счастье. — Я тихо, мешать не буду, обещаю!

— Ты уже мешаешь.

Обидеть Савада никого не хотел, но не видел другого способа отвадить от себя воздыхательницу. До тех пор, пока он не причинял никому вреда, всё было в порядке. Так и не определившись со своими планами на будущее, он считал, что будет во благо всем не заводить какие-либо отношения. Прошлая жизнь всё ещё тяготила, склоняя к тому, чтобы вернуться в мир мёртвых. Смысла в самоубийстве Савада не видел. Более того, он презирал самоубийц. Да и убивать-то не любил, но был вынужден: сам когда-то поймал себя в ловушку бесконечных смертей.

Дверь на крышу была заперта, что для бывшего наёмника не являлось проблемой. Воспользовавшись булавкой как отмычкой, Савада отпер дверь. Он всю неделю искал место, в котором никто не побеспокоит. В конце концов нашёл его. В средней школе Намимори было две крыши — западного и восточного крыла. Одну из них всегда обходили стороной, да и закрыта она была постоянно, как выяснилось. Вторая — открыта для общего пользования. Своим особым местом Савада и выбрал первую.

Сев под баком с водой, Савада приготовился к обеду. На белом рисе соевым соусом было нарисовано число двадцать семь. За два года смысл её мальчик так и не разгадал, а спросить не мог, ведь, по идее, знать давно должен был: язык не поворачивался сказать добродушной Нане, что вовсе не своего сына она видела каждый день. Маринованные овощи и сосиски-осьминожки дополняли скромное, но вкусное блюдо. Завершала трапезу пачка молока. Из всего этого успел съесть только пару комочков риса, прежде чем на крышу наведался ещё один посетитель, которого Савада одарил ревностным взглядом. Вошедший брюнет посмотрел на него с не менее недовольным видом, скорее даже угрожающим.

— Что ты здесь делаешь?

Юноша был на несколько лет старше, одет был в другую форму, нежели остальные ученики: чёрные брюки, белая рубашка с короткими рукавами и чёрный жакет, накинутый на плечи. Красная повязка с вышитой надписью «дисциплина» объясняла отличную от других одежду парня — член дисциплинарного комитета.

— Ем. Тихо и мирно, никому не мешаю. Снаружи слишком шумно.

Старшеклассник оценивающе посмотрел на Саваду. Он не был похож на тех травоядных, которых Хибари Кёя — глава дисциплинарного комитета — обычно отправлял на больничную койку. Пока мальчик был один, Кёя не имел причин прогонять его.

— Разбудишь — загрызу до смерти, — предупредил юноша. Он подошёл к центру крыши и лёг, подложив руки под голову и согнув ноги в коленях.

Понаблюдав немного за брюнетом, Савада вернулся к еде. Свежий воздух и хорошая погода положительно влияли на аппетит.

* * *

Школьные дни тянулись необычайно долго. Узнавать что-то новое было интересно, но слишком утомительно. К тому же Савада предпочитал рисовать. Всё ту же самую девушку. Она не была красавицей, обычной европейской внешности, однако заполняла всё сознание Савады. Он никому не говорил, кто она такая, хотя каждый член клуба и просто случайный гость считал делом чести спросить. Довольно быстро по школе расползлись слухи о талантливом художнике-первогодке, любящем уединение, милом и печальном на вид. Поклонниц стало намного больше, а вместе с тем появились и ненавистники.

За короткий промежуток времени Савада привык к компании вечно спящего главы дисциплинарного комитета. Сам уважал его желание отдохнуть от школьной суеты в тишине. О том, что причиной отсутствия других посетителей на облюбованной крыше является черноволосый юноша, Савада догадался ещё после первого предупреждения. Чаще всего приходил первым Савада, тогда вежливо здоровался с главой дисциплинарного комитета, но тот его игнорировал. Если же Кёя уже находился на крыше, то Савада просто тихо проходил к своему обычному месту.

— Это правда, что дисциплинарный комитет распоряжается здесь всем? — однажды спросил Савада после обеда. Молчаливый собеседник не спал, поэтому грех было не воспользоваться возможностью разузнать интересующую информацию.

Кёя отвечать не торопился. Он смотрел, как по небу медленно плыли белоснежные фигурные облака. Савада терпеливо ждал. Юноша вызывал у него уважение своим спокойствием и умением пользоваться властью.

— Не всем, но многим, — наконец ответил Кёя.

— Меня больше интересует денежная сторона, — признался Савада. Кёя приподнялся и посмотрел на наглеца, осмелившегося запросить денег у самого главы дисциплинарного комитета. Безумец, без сомнений. — Клуб искусств находится в весьма плачевном состоянии: ни единого холста, одна картонка, живых мольбертов нет, все разваливаются, краски страховитые, из инструментов только кисти, — не упоминая другие аспекты, перечислил Савада.

— Скоро будет собрание представителей клубов. Там всё это и повторишь.

Кёя лёг обратно. Он был немного разочарован, так как думал воспользоваться случаем, чтобы опробовать странного парня в бою.

— Ладно, того стоит, — поморщился Савада. Лишний раз выделяться он не хотел, но ради красок был готов пожертвовать покоем. Ради того, чтобы образ девушки стал ещё живее. Вот только никакие краски не позволят оживить картину. Разве что…

Обед подошёл к концу. Попрощавшись с Кёей ради приличия, Савада поймал себя на том, что улыбается, что получает некое удовольствие от мимолётных встреч с юношей — настолько привык. Правда от этого только грустно стало. Савада избегал каких-либо связей, но всё равно умудрился привязаться к мальчишке. Возможно из-за того, что почувствовал в нём родственную душу, жаждущую одиночества, но ему захотелось назвать Кёю другом. Или же совсем без общения было тяжко. Даже в самые тёмные минуты своей жизни Саваде было с кем поговорить. Перекинуться парой слов и посидеть рядом молча.

* * *

После уроков Савада задержался в классе ненадолго, затем отправился в клуб. Оставив вещи, пошёл прогуляться: он собирался провести вечер, стоя перед расшатанным мольбертом, а после целого дня сидения спина требовала разминки. Чужое тело было довольно слабым, рефлексы оставляли желать лучшего, моторика оставалась неразработанная. Новому Саваде пришлось уйму времени потратить на разработку пальцев и рук, чтобы получались сносные рисунки. Зато зрение у Савады стало лучше. Теперь же, добившись толка от неуклюжих рук, он стал задумываться об общей физической подготовке. В своём времени ему приходилось заботиться больше о работоспособности тела, чем удовлетворении потребностей души. Последние годы жизни он совсем перестал рисовать, поэтому просто не мог оторваться от любимого занятия теперь.

Большинство учеников покинуло пределы школы, часть разбрелась по клубам. Гуляя под шелестящими на ветру листьями деревьями, Савада пытался проникнуться умиротворяющей атмосферой, но ему помешали пятеро заблудших нерадивых учеников со второго года обучения, бродивших по территории школы.

— Вы только поглядите, кто воздухом вышел подышать! — начал один, явно главарь шайки. — А мы-то думали, ты опять весь день мариноваться будешь, собирались компанию составить, — мерзко улыбнулся тип. Его собратья достали кастеты, а главный вытащил биту из-за спины.

Савада смотрел на пятёрку с тоской. Вполне ожидаемо, что зависть переросла в ненависть и агрессию, но от этих знаний легче не становилось: ситуация как была отвратительной, так и оставалась. Глядя на молодое поколение, помня о таких же взрослых, Савада пришёл к выводу, что люди совсем не растут, а взросление — миф. Дети порой бывают намного умнее и ответственнее взрослых.

— Ты слишком самонадеянный для такого коротышки, — вперёд вышел другой парень. Его подружка решила, что Савада её идеал. Подруги девушку поддержали.

— Тогда к чему вы собрались такой братией за-ради одного «коротышки»?

Спокойная жизнь закончилась. В младшей школе ученики ещё наслаждались жизнью, не унижая других, но с возрастом появлялось стремление к насилию, плохое начинало выглядеть привлекательнее. Только попав в это время, новый Савада получил вместе со второй жизнью и надежду на возможное светлое будущее. Вот только несмотря на детское тело, он смотрел на мир взглядом взрослого. Надежда исчезла не сразу, но довольно быстро.

— Не дерзи старшим!

Первым напал парень с битой. Уклонившись, Савада недовольно поморщился: «И кто здесь старший?»

С трудом избегая ударов, Савада стал задумываться об использовании своих привычных — профессиональных — методов борьбы, чего делать никак не желал из-за риска серьёзно навредить. Реакция в теле мальчика была не выработана, отчего и возникали сложности. Пропустив пару атак, Савада решился. Жестоко или нет, старшеклассники сами были виноваты в своей глупости.

Получив удар в живот, Савада опустился на колено, закашляв. Главарь банды занёс биту, собираясь добить зазнавшегося мальчишку, но удар не прошёл, столкнувшись со стеной оранжевого пламени.

— Что за?!

Испугавшись, парни отскочили в сторону. Главарь уставился на биту — не обгорела. Вокруг Савады тоже больше ничего не виднелось. Пламя исчезло так же быстро, как и появилось. Малолетние бандиты растерянно переглянулись: если бы только одному привиделось, тогда ещё можно было сослаться на обман зрения.

— Было бы ладнее, пойди вы сейчас по домам, — вставая, произнёс Савада. Он что-то держал в правой руке — у противников не было возможности рассмотреть.

— Поставили на колени один раз, поставим и другой!

Мимолётный страх уступил место безумию и гневу — главарь твёрдо настроился завершить начатое. Его сподручные также поддались его желанию.

Вновь вспыхнуло пламя. Оно уже было другого оттенка всё того же оранжевого цвета, только от него теперь бросало в дрожь. Противники Савады ещё никогда не испытывали такой ужас, благо мучиться им пришлось недолго: взмахнув несколько раз рукой, Савада сбил врагов с ног мощной волной пламени. Парни ничего не успели понять, всё произошло слишком быстро. Всего несколько секунд — и они уже лежали без сознания.