Жизнь никогда не идет по плану. Хенджин узнает об этом, когда они возвращаются из Индианаполиса в Нью-Йорк, а у их отеля стоят три полицейские машины. 

— Блять, сдавай назад! 

И, возможно, жизнь арт-дилера выглядит немного иначе, чем показывают в фильмах. Возможно, Хенджину стоило просто продолжать качественные подделки. Возможно, Минхо не должен был быть настолько хорош в краже оригинальных экземпляров и их подмене. Возможно, он всё же не так хорош, но полиция лишь опомнилась спустя три дня, а это о чем-то говорит. 

Спрятаться в Америке не так уж сложно — всегда можно уехать в какой-то никому не нужный Огайо или даже Техас и встречать гостей с оружием в руке. Потому что там так принято, потому что это совершенно нормально. 

Но Минхо остается в Нью-Йорке. Минхо говорит «у меня здесь есть дом» и не объясняет откуда он взялся, где он находится или что им делать дальше. Минхо проезжает по дороге Нью-Саус, указывает на ресторанчик индийской кухни и говорит, что не ел карри вкуснее, чем здесь. Обещает накормить Хенджина ужином там, как только эта ситуация пропадёт из новостей. 

А потом он заворачивает на Филд-Авеню, паркуется у какой-то церкви, перекрещивается и ведет Хенджина в домик напротив. Ключей у Минхо, естественно, нет. Интересно, это действительно его дом или помимо подделок картин они теперь ещё занимаются и кражей с проникновением? 

Ах да, вспоминает Хенджин Академию Каррара в Бергамо, этот пункт уже вписан в их список преступлений. 

— Дом оформлен на Ким Уджина, упокой Господь Бог его грешную душу, — бросает Ли, прежде чем начать вскрывать дверной замок. 

И это первый раз, когда Ли Минхо упоминает незнакомое Хенджину имя — клиентов он всегда называет по их отличительным чертам, но имена — табу. 

А потом дверь резко открывается и к голове Минхо оказывается приставлен пистолет. 

«Кольт сорок пятого колибра», — думает Минхо. Не страшно, могло быть намного хуже. А потом думает, что парню не хватило денег на девятнадцатый глок, очень жалко, Минхо бы такого не допустил. 

— Чем обязан? 

— А ты кто вообще? 

Минхо ни капли не смущает приставленный ко лбу ствол. Как будто ему впервые, ей богу. Жив ведь до сих пор, значит и эту ситуацию переживет. 

Хенджину кажется, что Минхо не боится ничего. 

— Черт, как же там было? — Ли шепчет себе под нос. — Бродячие дети по всему миру? 

— Правильно «Мировое господство бродячим детям», утырок. 

И вот теперь пистолет снимается с предохранителя. И вот теперь Минхо понимает, что возможно лучше было держать рот на замке и сказать, что они неудачные грабители и свалить побыстрее в ебаный Огайо. 

Но самое худшее ещё впереди. 

— Минхо? 

Этот голос он не слышал три года. Люди не меняются, их привычки и убеждения тоже. Минхо искренне верит в это утверждение, доказывая его своим примером. И всё же в Минхо целится второй пистолет — девятнадцатый глок, Ли хочется рассмеяться. 

— В прошлый раз, когда мы виделись, Ким Сынмин, ты не умел держать оружие в руках. 

— В прошлый раз, когда мы виделись, Ли Минхо, ты считался мертвым. 

Ах да, это. 

Упс. 

— Заведи обоих сюда, обыщи, и не спускай прицел с молчаливого парня, — спокойно говорит Ким, убирая свой пистолет обратно в кобуру.  

— Не лучше ли держать твоего друга? — искренне интересуется второй парень, забирая у Минхо его единственный оставшийся пистолет. 

— Минхо скорее сам прыгнет под пулю, чем позволит кому-то получить её вместо себя, не так ли? 

И черт бы побрал Ким Сынмина, который умеет читать Минхо, как открытую книгу. Даже мертвого Минхо. 

— Что за парень? — спрашивает Сынмин, кивая головой в сторону Хенджина. 

— А твой? 

— Конфиденциальная информация. 

— Мой ответ тот же. 

Они оба упертые, как бараны, — не зря их никогда не ставили в пару. Слишком много перебранок было в наушниках, а отключить было нельзя — никто не хотел похерить план. 

Бан Чан всегда переживал за нервы своих подопечных. 

— Что тебе здесь нужно, Минхо? 

Сынмин звучит настолько же устало, насколько отчаянно. Он живет в США уже четвертый месяц, ходит по воскресеньям в церковь, приглашает соседей на бранч и терпеливо улыбается, когда они смотрят на них с Чонином и говорят: «Бог любит всех своих детей, не переживайте».  

Ким Сынмин — атеист. Ян Чонин — гетеро. Они сдерживают своё желание засунуть соседям вилку в глаз, пока в спальне деньги продолжают отмываться по намеченному плану. Черт, Сынмин вроде бы забыл перекинуть долю Феликсу. 

— Залечь на дно на пару дней, съесть карри и умотать в другую страну на пару лет. Ну, или месяцев, как получится. 

А потом ноутбук из соседней комнаты издаёт какой-то слишком громкий звук. Сынмин бежит к нему, как собачка, виляющая от радости хвостом. 

За три года Минхо почти забыл, насколько ярко у Сынмина горят глаза. 

— Что ж, сегодня твой удачный день, — говорит Ким, рукой подзывая к себе Минхо. — Ты когда-нибудь был в Малайзии? 

— Да, меня местная мафия там до сих пор ищет. Я обидел их любимчика. 

— Ты обижаешь всех, кого встречаешь на своем пути. 

Сынмин — атеист, но ему правда хочется помолиться за бедного мальчика, который увязался за Минхо. 

— Ты едешь с нами в Малайзию, — Ким не спрашивает — приказывает, кидая сумку с оружием в руки Минхо. Почему-то знает, что Ли не использует его против него. 

— Нет. 

— Там Чанбин. 

А призраки прошлого продолжают подкрадываться, медленно обвивая шею Минхо, стараясь задушить так аккуратно и безболезненно, чтобы Минхо очнулся лишь на том свете. 

— И что? 

— Ты обязан ему, — отвечает Сынмин. — Он самолично установил тебе могилу в Сеуле. Он единственный, кому тогда было не похуй. 

— А тебе? 

Сынмин не вздрагивает и не реагирует — игнорирует Минхо, как последние три года игнорировал его смерть. Чувствовал третьим глазом, что этот засранец жив, просто не мог найти его следы. 

Просто, возможно, не хотел верить в его смерть. 

— Феликс вышлет нам самолет, Чонин сбегает тебе за карри и через два часа мы вылетаем. Все понятно? 

— Пусть возьмет две порции, Хенджин тоже голодный. Только не острый, он такое не переваривает. 

А на кухне Хенджин уже десять минут рассказывает Чонину как же на самом деле выглядит Эйфелева башня, не догадываясь, что однажды Чонин наблюдал, как его дружок Феликс застрелил человека прямо со смотровой площадки. 

И всё почти нормально. Насколько это вообще возможно, когда твоя поддельная смерть вскрывается бывшим друзьям. 

— Ты умеешь пользоваться оружием? 

Чонин протягивает Хенджину пистолет, впервые заговаривая с ним сам. Они летают частным самолетом, потому что так проще — потому что четыре года назад Минхо пошутил, что устал проносить оружие в анальной дырке и говорить охранникам, что это интимный пирсинг, а Чанбин потом месяц не мог нормально срать. 

Минхо действительно считает себя смешным. 

— Ну, там нужно просто на курок нажать, да? — осторожно спрашивает Хенджин, рассматривая лежащий в его руках пистолет. 

— Где ты его вообще нашёл? — устало вздыхает Чонин, принимаясь объяснять парню, как правильно держать пистолет, прицеливаться, а главное — снимать его с предохранителя. 

— Нам не понадобится больше одного пистолета, чтобы попасть к Чанбину, — внезапно говорит Минхо, пиная сумку с оружием в сторону. 

Чонину хочется разбить этому парню ебало. В этой сумке лежит оружие в десятки тысяч долларов. 

— С каких пор ты у нас ответственный за план? — наконец-то прекращает игру в молчанку Сынмин. Минхо даже не смотрит на него — видит перед собой только Хенджина и думает, черт, как же я проебался. 

— С тех пор, как я единственный, кто имел дело с наследником мафии. 

Минхо никогда не придумывал планы — этим занимался Чан. Минхо выполнял их, как преданная собачка, которой сказали «фас» и кинули косточку. Это смешно, потому что прозвище «щеночек» носил Сынмин. 

План Минхо не надежный, как швейцарские часы, и по большей части полагается на импровизацию, удачу и ностальгию. Возможно, извинения. 

Именно поэтому Ли заходит в первый попавшийся полицейский участок Куал-Лумпура, стреляет из автомата в потолок, бросает оружие на пол и говорит: «Сдаюсь». А потом ядовито улыбается и добавляет: «Мне кажется, Хан Джисон ищет меня. Не проводите?». 

Между Со Чанбином и Хан Джисоном можно было провести параллель длиною в жизнь.

Оба родились с серебряной ложкой в жопе, оба выросли в богатых семьях, оба должны были унаследовать огромное состояние и стать наследниками семейного бизнеса, оба росли в огромнейшей любви и заботе, ужиная прямо под огромной люстрой в особняке. 

Хоть в Корее, хоть в Малайзии — коррупция и преступность процветали везде, и неизвестно что хуже — глава малазийской мафии, который в страхе держит под своим контролем весь город, или влиятельный политик, погрязший во взятках и жажде власти. 

Параллель между двумя жизнями заканчивается в 18 лет, когда Чанбин уходит из семьи под крыло Бан Чана, решая поиграть в корейскую версию Робин Гуда, и потом в 23 года, когда глава мафии умирает и Хан Джисон занимает пост умершего отца. 

Именно из-за разницы в жизненном пути именно Чанбин стоит сейчас на коленях, прижимает связанные руки ко рту и, не доверяя своим глазам, молвит: 

— Ты жив?! 

Минхо бросает быстрое «и я рад тебя видеть, Бинни», прежде чем его пинают в коленные чашечки и приставляют к голове автомат. Второй раз за день, черт, неужели Минхо и правда потерял хватку? 

— Видишь эту картину? 

Хан встает со своего кресла за десятки тысяч долларов, которое наверняка все ещё не выветрило запах предыдущего владельца, будто не желая принимать нового главу. Джисон тоже все ещё скорбит по отцу, но сейчас есть дела поважнее. 

— Я потратил семь месяцев на поиски оригинала по всему миру, а знаешь почему? 

Потому что два года назад Минхо сбежал с этой картиной в руках, ввязавшись в перепродажу произведений искусств. Мысль красть из музеев ещё не пришла на ум, а оригинал Мунка висел прямо в этой комнате без надзора. Кто бы не поддался такому соблазну? 

— Может быть вернемся к тому, зачем мы пришли? — влезает в их диалог Сынмин. — Нам нужен Чанбин, мы можем заплатить или просто увезти его из страны и проследить, чтобы он никогда не вернулся. 

— Да я даже не сделал ничего плохого! 

— Это потому что мои ребята сработали быстрее, — закатив глаза, ответил Джисон. 

Переговоры медленно, но верно катились к хуям. За переговоры отвечал Чан или иногда Феликс, но никого из них сейчас не было здесь. Не было в Малайзии вообще. Здесь были лишь Сынмин, Чонин, Хенджин и внезапно оживший Минхо. Они были в явном меньшинстве.  

Но три года назад умерла правая рука Бан Чана и Сынмин занял эту должность. В отличие от Минхо, Ким не выполнял приказы, а прислушивался к советам, анализировал обстановку и принимал решения самостоятельно. 

— Или же у нас есть другое предложение. 

Хенджин не успевает среагировать, когда тяжелая рука хватает его за рубашку и откидывает на пол в сторону Джисона. 

— Не знаю, что конкретно произошло у вас с Минхо, но мы можем обменять его бойфренда на нашего Чанбина. 

Минхо и Сынмин часто ссорились в старые добрые дни — они были настолько похожи, насколько различались. Разные позиции в команде, разные подходы к операциям, разные цели и ценности в жизни. Их объединяло лишь одно — уважение к лидеру. 

За все проведенные вместе годы Ли никогда не хотелось всадить Киму пулю в мозги настолько же сильно, как сейчас. 

— Он здесь вообще ни при чем! 

— Видите, как сильно он печется о своем парне? — равнодушно продолжает Сынмин, не обращая внимания на крики. — Хотите отомстить Минхо — сделайте это через него. 

И вот теперь переговоры возвращаются на правильные рельсы — Сынмин почти слышит, как в голове мафиози начинают крутиться шестеренки. Так все и работает в этом мире — око за око, зуб за зуб, близкие люди за проебы Ли Минхо. 

— Почему бы мне просто не забрать Минхо? — наконец-то прерывает тишину Джисон. 

— У него планы — семейное воссоединение. 

— Он говорил, что его семья мертва. 

— Не поверите, мы думали то же самое. 

И когда Ким улавливает сомнение в голосе Джисона, он понимает, что пришло время забить последний гвоздь в крышку гроба. Гроба Хвана Хенджина, видимо. 

— Как только мы закончим с ним, он сорвется за бойфрендом, и, вуаля, у вас будут они оба.  

Джисон громко смеётся, восхищаясь потоком мыслей Сынмина. Крышка гроба громко захлопывается, когда какие-то громилы оттаскивают плачущего Хенджина в соседнюю комнату. 

— И наш последний подарок, — с улыбкой говорит Сынмин, когда Чанбина отпускают в сторону прибывших из-за границы гостей. — Не желаете вырубить Минхо с ноги? Нам не помешает, чтобы он помолчал на ближайшие пару часов. 

Последнее, что видит Минхо, прежде чем теряет сознание — это безумную улыбку Хан Джисона. Где-то на фоне слышится громкий плач и смех. 

— Ты в порядке? 

Они сидят в том же самом частном самолете, меняется лишь компания и пункт назначения. 

— Я не был в порядке три года, Чанбин, — спокойно отвечает Ким. — Боюсь, сейчас все станет лишь хуже. 

Чонин молчит, Минхо валяется в отрубе, а Чанбин продолжает бросать обеспокоенные взгляды в сторону Сынмина, который глупо и по-детски отказывается смотреть на кровавое лицо Минхо.

До Австралии остается ещё семь часов. Им всем нужно хорошенько выспаться. 

— Чонин, приведи Минхо в порядок. Чанбин, напиши Феликсу, что мы скоро будем. 

— Думаешь он будет рад, что мы ввалимся на день рождения Чана с ним? — Чанбин кивает головой в сторону их ожившего друга. 

— Я думаю, мы привезем самый драгоценный подарок, — улыбается Ким. 

Застывшая на лице Ли кровь заменяет красный праздничный бант. С днём рождения, Чанни.