Как однажды сказал один умный человек: «Сложнейший урок, который приходится выучить в юности, — ты не являешься главным героем в истории окружающих — лишь в своей».
Поэтому Кристоферу Чану никогда не казалось, что он главный герой всего мира или хотя бы Южной Кореи. Окружающие же считали иначе.
Чан не думал, что он хороший человек. Отказывался в это верить, будто заставляя себя стать хуже, чем он есть на самом деле. Потому что разбивать людям лица в кровь было намного спокойнее, если не считать себя спасителем всего человечества. Просто так сложилась жизнь. Просто он никому не рассказывал о своём прошлом.
Кроме покойного Минхо.
— Типа Робин Гуда? Или какого-нибудь Лайта Ягами?
— Я не убиваю.
— Мы лишь крадем?
— И отдаём на благие дела, включая наш сегодняшний ужин.
Родители Чана не умерли в детстве, но в какой-то момент детская травма превратила его в косплеера Бэтмена. Бей плохих парней. Не сочувствуй тем, кто причинял боль другим. Не вспоминай почему уехал из Австралии. Пей успокоительные. Найди себе сайдкика, дворецкого и не доверяй больше никому.
Крис не боялся смерти. По крайней мере, своей. Он волновался каждый раз, когда Минхо прокрадывался в дом очередного зажравшегося политика, бизнесмена или министра. Сначала лишь за деньгами, а потом за ноутбуками и документами, а иногда и вовсе вырубал этих самых политиков с затылка, чтоб не мешались. Он волновался каждый раз за Сынмина, когда тот сливал в интернет всю подноготную, махинации и оффшорные счета тех людей, которых никогда бы не обвинили и не посадили без помощи ребят Чана. Просто потому что они могут. Просто потому что они хотели, чтобы люди знали, что они не плохие парни. Они лишь обкрадывают плохих.
Крис никогда не убивал. Минхо всю жизнь что-то крал.
Говорил же, что люди не меняются.
Крис почти обоссался от страха на месте, когда однажды Ли сказал: «Меня тут какой-то пацан встретил с пушкой в руке в кабинете своего папочки. Мне попытаться ему сломать что-нибудь или… Ай, понял, так делать нельзя, не надо мне орать в наушник. Тебе дать самому с ним пообщаться?».
Ум Криса был как алмаз — твердый, холодный и блестящий.
Именно поэтому они дали Чанбину двадцать четыре часа, чтобы предупредить своего отца. Именно поэтому Чанбин впервые узнал о том, как же его папочка пришел к такой власти и нажил состояние. Именно поэтому на следующий день Чанбин украл ноутбук отца, сбежал в какую-то грязную кофейню на окраине Сеула и стал ждать. Знал, что за ним придут. Знал, что собирается сказать.
— Так это вы играете в Робин Гудов?
И стоило лишь пожать Чану руку, ещё молодой, неопытный и наивный Со Чанбин понял, что нельзя переходить дорогу этому человеку.
— Хочешь стать бродячим ребенком?
Тогда Чанбин ушел из дома. Это звание подходило ему, как никому другому.
Крис никогда не боялся смерти. Три года назад он начал бояться огня.
— Снова кошмар?
Крис моментально расслабляется, когда его лба касается чья-то мягкая рука. Открывая постепенно глаза, он вспоминает, где находится. Нет больше сгоревшего дома в Сеуле, есть лишь выкупленный дом из детства на другом конце Земли. Тут спокойнее, роднее.
Крис никогда не хотел играть в защитника обиженных и обездоленных, просто так сложились обстоятельства. Поэтому он и не считал себя хорошим человеком — он начал воровать, чтобы проложить путь домой, обратно к семье. Все остальное случилось само по себе.
Именно поэтому Крис далеко не главный герой.
Феликс говорит на английском. Чану кажется, что лишь на этом языке он может говорить что-то личное.
— Снова пожар. Ничего страшного, я привык.
На кухне пекутся оладьи, рядом с плитой стоит кленовый сироп. Кихо привез, когда из Канады заезжал на пару дней. Хороший парень. Крис как раз таких и собирает.
— Бинни написал, что они с Чонином и Сынмином летят сюда. Предположительно часа через три-четыре будут.
— Зачем? Сынмин с Чонином же сейчас в Америке должны быть, а Чанбин… Что там вообще с Чанбином?
— Долгая история. Они расскажут потом. Это будет не последний сюрприз, поверь мне.
Феликс не говорит вслух имя сюрприза. Мало, что может сказать вообще. Он не был знаком с Минхо, присоединился к Чану лишь после пожара.
Знал только, что парень продолжает сниться Крису.
Сынмин говорил, что Чан и Минхо похожи — лучше подставятся под пулю сами, чем подвергнут опасности кого-то другого. Не дай бог, кого-то близкого.
У Кристофера Чана на подкорке мозга высечена фраза
Они все мертвы из-за тебя
Чан не боится своей смерти. Боится лишь, что однажды эта фраза станет реальностью.
Минхо уверен, что разобьет кому-то ебало даже со связанными руками, если его сейчас реально попросят взять этот ебучий торт в руки и спеть «с днём рождения, дорогой Чанни». Кринж. К тому же, кто-то точно не улавливает вайбы нынешней ситуации.
Весь этот словарный запас, кстати, пришел от Хенджина.
Блять, Хенджин.
— Я бы с удовольствием развязал тебе руки, да ты меня изобьешь, я же знаю.
«Ни черта ты не знаешь, Со Чанбин», — думает Ли. Чанбин нихуя не знает ни про отданного в заложники Хенджина, ни про самого Минхо, который за эти три года изменился до неузнаваемости. Волосы покрасил, пить стал больше, перестал ежедневно держать пистолет в руках. Почти почувствовал себя нормальным человеком, особенно тогда — в Италии.
Рядом с бедным Хван Хенджином.
Да блять.
— Ручки вот так перекидывай, ага, торт держи, давай покрепче, ещё упадет.
— Ему может рот тоже завязать? — шутит Чонин, наблюдая за абсурдностью ситуации.
— Не надо, — тихо говорит Сынмин. — Он поёт красиво.
Этой фразы не слышит никто. Да оно и к лучшему, такие разговоры оставляют на после водки, смешанной с пивом. Ну, или соджу, смотря что лежит у Чана в холодильнике.
— Happy birthday to you, happy birthday to you!
Крис довольно улыбается и смеётся, когда слышит открывшуюся позади дверь и громкое (возможно, чуточку фальшивое) пение. Ему в этом году двадцать шесть, Сынмин наверняка во время поздравления будет шутить, что ему уже «половина от пятидести двух», уставший Чонин сбежит к Феликсу за массажем и сочувствием, Чанбин подрубит популярную музыку из страны, откуда он вернулся, а Минхо
— Happy birthday, dear Chan.
А Минхо жив.
— Happy birthday to you.
С праздником.
— Руки ему развяжите, не относитесь к нему, как к заложнику.
Глаза и голос Чана ровно такие же, как и его ум — холодные, твердые. Понимают, что стоящий перед ним человек — совершенно чужой, не тот, что умер три года назад.
Зато сердце у Чана живое, горячее и слишком уж большое для такого роста. Не может же он просто взять и делать вид, что это не его Ли Минхо.
— Как там твои детки, хён? Завёл себе, как хотел? — Минхо довольно потирает свободные руки, бросая взгляд на стоящего позади Криса парня. — Или детки начали заводить тебя?
За последние двадцать четыре (плюс-минус четыре) часа в Минхо уже третий раз наставляют пистолет. Что-то подсказывает ему, что это далеко не последний раз.
— Прояви побольше уважения, — сквозь зубы говорит Феликс, нацеливая глок прямо в лоб Минхо.
— Боюсь спросить каким образом ты проявляешь ему это уважение.
А потом все происходит как-то быстро. Чонин слишком громко смеётся над шуткой, Феликс снимает пистолет с предохранителя (что, в общем-то, больше не пугает), Чанбин бросается перед Минхо, защищая только что ожившего друга, сам Минхо лезет в карман джинсов Чанбина, чтобы спиздить его пистолет, но Сынмин больно бьет по рукам и смотрит очень-очень разочарованно.
Короче, небольшой хаос. Интересно, и когда торт исчез из рук?
— Все в порядке, — спокойно говорит Чан, ставя торт на украшенный стол. — Это его защитная реакция. Ему легче вывести меня на злость и драку, нежели взять ответственность за свои поступки и разобраться с проблемой, как взрослые люди.
— Это никогда не было его сильной стороной, — тихо смеётся Сынмин, усаживаясь за стол с Чаном. Под правую руку, как и положено.
Спустя мгновения остальные тоже переводят дыхание, убирают оружие, натягивают приветственные улыбки и садятся за стол. Будто специально оставляют свободным место слева от Чана.
Ждут лишь Минхо.
— Вы правда думаете, что я буду сидеть тут с вами и развлекаться, пока те ебанутые малазийцы делают не пойми что с Хенджином?!
— Кто такой Хенджин? — поднимает бровь Чан.
— Парень Минхо, мы обменяли его на Чанбина у мафии.
— Чанбин был у кого?!
И всем снова плевать на Хенджина. Узнавшие о ситуации Крис и Феликс волнуются лишь за Чанбина, попутно ругаясь как он мог быть таким неосторожным. Никому нет дела, что совершенно левого и непричастного человека бросили на растерзание мафии, он ведь не важен никому, кроме Минхо.
Хотя это неправда. Минхо он тоже неважен. Просто Ли чувствует ответственность за чью-то разрушенную жизнь, а ему такого хватило. Глупо было полагаться на Сынмина, глупо вообще было доверять кому-то, кроме себя.
— Перестань загоняться там у себя в голове и сосредоточься на происходящем здесь, — почти дружелюбно говорит ему Чанбин. — Знаешь ведь, что не уйдешь отсюда, пока мы не позволим.
— Сначала поговорим о твоей поддельной смерти или о том, что с тобой делать дальше? — Чан пытается казаться серьезным, осторожным, холодным, но Минхо знает лучше — знает, что его не убьют; знает, что сколько бы боли он ни причинил, Чан никогда не пошлет его и всегда простит.
Минхо почти совестно за эти три года.
— А о чем говорить? — Минхо наконец садится за стол, не смотрит ни на кого, кроме Чана, будто не замечает, как Сынмин протягивает ему кусок торта. И как они только могут есть в такой ситуации? — Случился пожар, вы все выбежали через главный вход, я через черный, вы почему-то решили, что я остался в доме и умер, я решил не опровергать ваше предположение.
— Ты ебанутый?! — в одно мгновение дружелюбность Чанбина улетучивается, он вскакивает из-за стола, готовый разбить Минхо ебало за такие поступки и объяснения. Успокаивается лишь из-за сидящего рядом Сынмина, который быстро берет его за руку.
— Это вполне объяснимо, — вздыхает Чан, наконец замечая перед собой тарелку с тортом. Почему-то он не кажется сладким. — В отличие от Чанбина, ты был со мной, чтобы заработать денег и уехать жить в деревню в одиночестве. Логично, что ты свалил при первой возможности — тебя ничего не держало рядом с нами.
И Чан, и Сынмин знают, что это неправда. Знают, что всё намного сложнее, им лишь интересно скажет ли об этом вслух сам Минхо.
Но он улыбается, молчит и принимает любое объяснение, которое выдвинет Крис. Потому что так легче. Потому что он вновь не хочет опровергать их предположение. Пусть думают, что хотят, может сами и придумают объяснение, которое успокоит их.
— Он не похож на жителя деревни, — вмешивается в их разговор Чонин.
— Ты бы знал, сколько стоят домики в деревне, мне тупо не хватило.
Минхо познакомился с Чаном ещё когда им было по 15-16. Уже тогда Ли рассказывал, что как только всё их дерьмо закончится, он уедет в маленькую деревеньку, заведет трех котов и будет жить, как нормальный человек. Возможно, откроет свою танцевальную студию, чтобы хоть чем-то занимать свободное время.
Где Минхо научился танцевать Крис до сих пор не знает.
В общем, Ли всегда преследовал одну единственную цель — спокойная, размеренная, обычная жизнь.
Возможно, поэтому они и сошлись с Сынмином — он желал того же.
— Ты же понимаешь, что просто так не уйдешь от нас? — наконец Чан прерывает неловкое молчание. — Ты знаешь слишком много, чтобы бегать свободно по миру.
— А то есть Сынмина можно было отпускать на другой конец света с его дружком, а меня нет?
— Сынмин никогда не притворялся мертвым и не обманывал меня.
И они оба прекрасно понимают, куда зайдет этот диалог. Минхо начнет бросать, что прошло три года, он ни разу не упоминал их имен, никогда не звал на помощь, никогда не рассказывал никому о своей причастности к бродячим детям. С чего бы ему сделать это сейчас?
Крис логично оспорит, что никогда не знаешь в какой ситуации ты окажешься завтра и, возможно, единственным способом будет сдать их личности. Во-первых, их ищет вся Южная Корея. И Китай (спасибо, Джексон, что вообще остались живы). И, возможно, Япония. Они там, конечно, ничего не делали, но вряд ли японцы примут их с распростертыми объятиями. Во-вторых,
а во-вторых Чан знает, что Минхо не справляется в одиночку. Не хочет терять то, что только вернул.
— Но у нас есть хорошее предложение.
И это звучит как некое «Добро пожаловать домой». К сожалению, Минхо никогда не рвался обратно. К сожалению, теперь он несет ответственность не только за себя.
— Отпусти меня в Малайзию за Хенджином и тогда я соглашусь.
— Нет, — Сынмин даже не удостаивает его взглядом, когда отвечает вместо Чана. Крис все равно спросил бы только «Кто такой Хенджин?», только бы ещё раз проехался всем по нервам. Это говно заварил Ким, ему и разгребать. В отличие от некоторых, он умеет брать ответственность за свои поступки.
— Твоя ревность может стоить кому-то жизни, — сквозь зубы шипит Минхо.
— Твоя чрезмерная самоуверенность может стоить намного большего, — парирует Сынмин.
Сынмин не глупый, не бесчеловечный и не холодный, как может показаться на первый взгляд. Минхо любил говорить: «Всегда имей запасной план, Ким Сынмин, он может спасти либо твою, либо чужую жизнь». И даже за всеми перебранками и ссорами Ким всегда слышал и запоминал чужие слова.
— Злость приводит к тупости, а тупость приводит к смерти.
Чанбин и Чан одновременно удивленно переводят взгляд на Сынмина, потому что это не его слова. Это слова, которые Минхо повторял перед каждым ограблением, в лицо каждой проблеме и мудаку, который недооценивал их. Ким слушал эти слова через наушник и запоминал, будто знал, что однажды они сделают порочный круг и вернутся к владельцу.
Минхо лишь закатывает глаза.
— Мы отправимся в Малайзию вместе, так будет легче разобраться с численным преимуществом твоего бывшего.
Ли громко смеётся.
— Почему ты предполагаешь, что я трахал каждого своего знакомого?
— Сужу по опыту, — улыбается ему Сынмин. — Это же в твоем стиле — привязывать к себе людей, а потом сбегать в другую страну.
Они будто не замечают звенящей тишины и четыре пристальных взгляда, направленных на них. Чан никогда не лез в их отношения, Чанбину никогда не рассказывали, что на самом деле происходило между этими двумя, а у Феликса и Чонина итак сложилось не лучшее первое впечатление о Минхо. Становится ещё хуже, если предположить, что Ли бросил их друга немного в другом ключе.
И сейчас бы поговорить, как нормальные люди, оправдаться, извиниться, но нет. Минхо так не умеет. Минхо так не любит. Пусть Сынмин считает, как ему угодно, все равно скоро вновь расстанутся, только уже на всю жизнь. Минхо так даже лучше.
— В холодильнике есть соджу, виски и пиво. Разбирайте. Сегодня всё равно мы ничего не сделаем. Отправимся в Малайзию, как только будет план.
А пока что у Криса все ещё идет день рождения.
Феликс предлагает танцевать.
Сынмин курит одноразки, потому что так удобнее. Потому что Чонин ненавидит запах табака, а самому Киму лень каждый час выходить на улицу. Удобнее сесть перед ноутбуком, включить новый эпизод пятого сезона «волейбола» (потому что Феликс обещал отстать с аниме, если Сынмин посмотрит волейбол) и закурить, чтобы комната пропиталась запахом сладкого попкорна. Или вишни. Или персика.
Или мяты, которая сейчас у него в руках.
— Меня собираются селить в этом отеле или отправят спать на улицу? — с раздражением спрашивает Минхо, вытаскивая из джинсов пачку сигарет. Минхо курит с пятнадцати лет. Минхо впервые видит, как курит Сынмин.
Во двор дома Криса приходит ночь. Пьяный Чонин валяется в спальне Феликса, сам выпивший Феликс с неподдельным интересом слушает как Чанбина повязала малазийская мафия, а Крис напряженно смотрит в окно. Туда, где курят Минхо и Сынмин.
— Тут ограниченное число кроватей, — равнодушно отвечает Ким.
— Намекаешь на троп «у них была одна кровать»? — удивленно поднимает бровь Минхо.
Потому что у них вечный шаг вперед и три шага назад. Потому что они кружатся в вальсе уже который год, и каждый раз, когда Сынмин шагает вперед, Минхо сбивается с ритма, теряет равновесие и сбегает от стыда. Иногда на ограбление, иногда в Малайзию, иногда в могилу.
Потому что Сынмин до сих пор не понимает Минхо. Он любит его? Хочет его? Ненавидит его? Боится?
— Я уйду спать к Чану, чтобы ты не надумывал себе лишнего. Свободное место останется с Чанбином или на диване в гостиной. Твой страх привязанности сегодня будет спать спокойно, не переживай.
Потому что, возможно, Сынмин все же видит больше, чем другие, просто отказывается это признавать. Потому что Минхо не холодный, без эмоциональный или злой — он просто напуганный. Ему страшно доверять, страшно привязываться, страшно думать, что кто-то увидит его со всех сторон — даже тех, которые он тщательно скрывает.
— Я спал с Хенджином.
— Хорошо.
Минхо вновь делает шаг назад. Пытается оттолкнуть, пытается сказать «смотри, я двинулся дальше, у меня уже кто-то есть, ты здесь лишний, мне хорошо без тебя». Только вот Сынмин не слышит. Знает больше, чем ревновать из-за секса.
Не ревнует вообще, честно говоря. Люди говорят держаться подальше от вещей, которые тебе не принадлежат. Ли Минхо не принадлежит никому, кроме самого себя. Сынмину даже немножко жалко Хенджина и Джисона — они не знали на что подписываются, когда связались с Минхо.
Только Сынмин прекрасно всё знал и понимал. И он бы давно ушел, правда, но всё, что было в его жизни — это американские горки. Возможно, ему будет просто скучно по-другому.
— Отправь потом своего друга туда, где его нашел. Он заслуживает лучшего, чем потратить жизнь на тебя.
Не договаривает, что лишь Сынмин такого заслуживает. Потому что кто ещё полюбит их таких поломанных, кроме их самих?
— Прежде, чем ты снова исчезнешь, — говорит Сынмин, выдыхая дым через нос. — Я бы хотел поговорить нормально. Не знаю, будешь ли ты готов к этому, но на мой взгляд это меньшее, что ты можешь для меня сделать.
— Ты не рассказал Чану? — удивленно спрашивает Минхо.
— Про нас?
— Про пожар. Я же тебе за это должен?
Минхо профессионально умеет уходить от ответа и делать вид, будто не понимает настоящего смысла слов. Притворяться стало второй натурой.
Сынмин ненавидит эту привычку сильнее всего.
— Спокойной ночи, Минхо.
Бычок обжигает руку. Сынмин не замечает, что Минхо курит чапман.