9 июля

— Феликс предложил переехать к нему, — как бы невзначай бросает Хёнджин, шумно клацая клавишами ноутбука в тщетных попытках пройти сложный уровень в игре.

— С чего это вдруг? — Минхо делает звук телевизора, на экране которого идёт какое-то очередное шоу с айдолами, потише.

Типичное для них соседское времяпровождение: работающий для галочки телевизор, чтобы разбавить фоновую тишину, и каждый занят своим делом. Минхо лежит на диване в гостиной, пролистывая всевозможного характера видео в интернете, от познавательных до развлекательных. Хёнджин же сидит за письменным столом неподалёку, откуда изредка доносятся ругательства в сторону лагающего вай-фая, роутер для которого они не могут сменить вот уже второй год то ли из-за лени, то ли из-за забывчивости обоих.

Хёнджин невольно вспоминает тираду блондина с различными ругательствами в сторону Минхо и решает тактично не говорить правду. Он и сам не знает, почему заводит разговор об этом, так как съезжать желания нет. С Минхо комфортно. Ну, в бытовом плане точно: он не шумный, не лезет с пустыми выматывающими разговорами для галочки, не разводит беспорядок (самый важный пункт в списке «качества идеального соседа» для Хёнджина), не трогает чужие вещи без разрешения и в целом имеет много положительных «не». Но при этом у него есть одно «не», которое может разом перечеркнуть весь список до этого: Минхо не определил для Хёнджина статус их отношений.

Это могло бы быть забавно, прямо как в том меме:

— И кто мы с тобой теперь — друзья или любовники?.. Кем бы ты хотел быть?

— Космонавтом.

Но Хёнджину это не кажется забавным. Не кажется смешным. Не кажется тем, о чём можно пошутить за ужином, поедая спагетти, мол: «А помнишь, как два месяца назад у нас что-то началось, а потом ты вернулся к Джисону и мы после этого с тобой о нас не разговаривали?» А Минхо бы непременно посмеялся в ответ: «Да-да, помню. Я тогда назвал это возникшим недоразумением, но всё равно поцеловал тебя через пару дней снова. Ну и умора!» Ха-ха. Ха-ха-ха…

Хван поджимает губы, чуть ли не физически ощущая, как обида прибывает волной до самого горла, болезненно сжимая. Хочется вывалить всё это вслух, но что-то не позволяет ему это сделать. Они всегда были такими: закрытыми, несмотря не возникшую за годы крепкую духовную связь; с кучей недосказанностей, словно чувствовать друг друга — достаточно. Оказалось, что нет. Оказывается, «понимать друг друга без слов» не равно «уметь читать мысли».

Хёнджин вдруг осознал, что совсем не понимает Минхо. Сынмин, скорее всего, тоже не понимает его. Джисон делает вид, что понимает, что он «такой же», но на деле… Даже Минхо себя не понимает. Наверное, Минхо не понимает себя больше всех остальных.

Хёнджин с самого начала наблюдал за отчаянными порывами Хана доказать Минхо, что они «родственные души», с некоторой жалостью и снисходительностью. На тот момент, когда Джисон появился в их компании, у них уже был устоявшийся состав. Хёнджин, Минхо и Сынмин учились в одной школе, поэтому и в универ поступили один и тот же, хоть и на разные специальности. Там Хёнджин встретил Феликса, с которым оказался на одном факультете, а тот, в свою очередь, подружился с Чанбином. На вечеринке для первокурсников Хёнджин познакомил нелюдимых Минхо и Сынмина со своим новым знакомым в лице Феликса. Сам же Феликс познакомил их с Чанбином, который привёл уже своего нового знакомого — Чана. Так и затусили вшестером, пока в следующем учебном году Феликс, со своим экстравертным шилом в одном месте, не притащил «забавного человечка с первого курса», которым оказался Джисон. Ну и, как по эстафете, Хан тоже оказался не с пустыми руками, совсем скоро приведя своего одногруппника Чонина.

Никто не знал, как их случайно образовавшаяся компания из настолько разных людей смогла просуществовать столько времени, но все так или иначе были этому рады. Разбавлять тяжёлые учебные будни, с постоянным стрессом, дружескими посиделками и совместными каникулами было не только полезно, но и безумно приятно. Разумеется, совсем без ссор не обходилось, но до серьёзных конфликтов разногласия ещё не разрастались, во многом благодаря Чану и Чонину, которые зачастую выступали нейтрализаторами разладов между другими.

Хёнджин боялся, что Минхо и Сынмин будут так или иначе держаться сбоку от ребят, но, к его удивлению, Минхо с Джисоном быстро нашли общий язык (тогда ещё образно), а Сынмин отчего-то полюбился Чанбину, который так и норовил по-доброму поиздеваться над Кимом, напрашиваясь на ответные издёвки в свой адрес. Тогда Хёнджин стал спокоен за своих близких людей и смог позволить себе больше проводить время с Феликсом, совместимость с которым была на каком-то ином, уютным только для них, уровне.

Джисон и Минхо всё испортили. В компании их отношения открыто не обсуждались никогда, но эта мысль отчётливо прослеживалась на лице каждого. Четвёртый учебный год для старших и третий для младших начался с их первого расставания, каким-то образом затронувшего всех. Именно с марта и началось самое весёлое: ставший ещё более невыносимым Джисон; Минхо, который заперся в свой эмоциональный пузырь и не пускал в него даже Сынмина; Феликс, которого откровенно достали чужие эмоциональные горки, продолжающиеся всю весну; ничего не понимающие Чан, Чанбин и Чонин; Сынмин, что старался придерживаться мнимого баланса в общении со всеми, но в итоге всегда выбирал шатания где-то с Минхо; и Хёнджин, которому было абсолютно всё равно на неразбериху, пока в начале мая он сам не угодил в эпицентр событий. Иронично вышло, однако.

Феликс долго извинялся перед Хваном, что привёл Джисона в их компанию, потому что «не знал, что всё так обернётся». Хёнджин не понимал, почему друг делает из Хана козла отпущения, потому что для него вины Джисона в этом не было. В конце концов именно Минхо, после каждой их ссоры, принимал того обратно. Почему-то многие считали, что это Джисон весь такой негодяй-агрессор, который терроризирует Ли своими безбашенными выходками и провоцирует конфликты. Да, пацан и взаправду был порой слишком эмоциональным и не следил за выражениями, но Хёнджин, в отличие от других, был слишком хорошо знаком с Минхо, чтобы не догадываться об истинной подноготной их крайне не однозначных взаимоотношений.

Минхо и Джисон как кофе с молоком: проверенное годами сочетание, работающее всегда. Так думают о них другие (даже они сами), наблюдая за их взаимодействиями. Ментальная связь, схожесть во многих жизненных аспектах и всё в этом духе. И только спустя время для всех вдруг выясняется, что, оказывается, Минхо вредит кофе, а у Джисона непереносимость лактозы, на которую тот упрямо продолжает закрывать глаза.

Минхо и Хёнджин — это что-то «неправильное» и «извращённое», как зелёный чай с молоком. Никто не воспринимает это сочетание всерьёз, пока не попробует тот же матча-латте, удивившись, как, на самом деле, оба компонента дополняют друг друга. Они — это облачное умиротворение и спокойные солнечные завтраки в компании друга друга, комфортные для обоих. Они — это травяной окрас и молочное послевкусие, оседающее на языке одним единственным словом уют.

— Я тоже не понял, с чего вдруг, но, возможно, в этом действительно есть смысл, — как при повседневном обсуждении невозмутимо отвечает он на вопрос Минхо, прекрасно осознавая, какой неприятной данная тема для того может быть. Хёнджин не со зла, но от разъедающей обиды всё же добавляет: — Всё-таки осенью начнётся последний семестр перед выпуском. А там и работу искать. Не хочется во взрослой жизни путаться в ногах и мешаться.

— Ты не мешаешь, — раздражённо цедит Минхо, пропуская остальное мимо ушей.

— Сейчас, может, и нет, но потом буду. Съедешься со своим парнем как раз. Не придётся по отелям кататься.

Хван знает, как опасно балансирует на остром лезвии своим не менее острым языком, но впервые решается сделать ответный ход, жертвуя ферзём.

— Не съедусь, — от Ли исходят первые нотки зарождающейся агрессии. — Не решай за меня.

Хёнджину хочется усмехнуться и ответить: «Ты же решил за нас обоих». Но инстинкт самосохранения (или, скорее, сохранения их хрупких дружеских отношений) умоляет этого не делать.

— В любом случае я подумаю над его предложением. Не сейчас, но, может, после диплома всё-таки перееду.

По комнате продолжают разноситься клики мышкой и обрывки фраз из телевизора. Единственное, чего больше нет, так это звуков видео из телефона. Минхо молчит, обдумывая не нравящиеся ему новости.

— Вы с Феликсом не уживётесь, и ты прекрасно это понимаешь. Поэтому не делай вид, будто и правда собрался к нему, — выпаливает он прежде, чем успевает задуматься над сомнительностью фразы.

Минхо, вообще-то, не совсем уверен в этом, поэтому сказанное — не более, чем блеф. Эта, в какой-то мере, бессознательная попытка удержать Хвана, словно тот соберёт вещи уже завтра, тихим ужасом врастает в солнечное сплетение Ли, поселяя первые ростки будущего осознания.

— Не решай за меня, — повторяет те же самые слова Хёнджин, начиная раздражаться не меньше. Он, может, и принял молча тот факт, что его задвинули в самую дальнюю полку, как ненужную вещь, но хоть какого-то подобия самоуважения не растерял. — Я не лезу к вам с Джисоном, и ты не лезь ко мне с Ликсом.

Эфемерная пощёчина отрезвляет Минхо, существенно снижая градус его пассивной агрессии в сторону Хёнджина. Он приходит в некую растерянность, рассматривая профиль парня, сидящего к нему боком. Хёнджин даже не поворачивается, не отвлекаясь от ноутбука на текущий диалог, будто ему вовсе нет дела до происходящего. И это злит побольше, чем ранее услышанное.

— Вы не в тех отношениях, что мы с Хани, чтобы сравнивать, — Минхо и сам не понимает, что хочет этим сказать. На адекватный аргумент явно не тянет, поэтому можно подумать, что ему просто нужно было хоть как-то возразить. Как будто в разговоре установлен таймер, и каждый должен отвечать как можно быстрее.

Хёнджин наконец-то выражает заинтересованность, отворачиваясь от экрана в сторону соседа. Минхо натыкается на незнакомый холодный взгляд тёплых карих глаз, который за много лет их дружбы видит впервые, и на хлёсткую полуулыбку на искусанных губах. Выражение лица друга порождает в нём смешанные эмоции и мысли, которые, как ветви, ведут к одному единственному корню — глупой догадке.

— Или в тех?

Хван откровенно теряется. Подумать о том, что их с Феликсом может связывать нечто большее, чем окрепшая с первого курса дружба? Да как вообще… Хотя. Это он не может даже представить подобного, но Минхо, кажется, может? Хёнджину где-то внутри смешно с того, как по-своему интерпретировал всего один его жест Ли, выдумав невесть что. В действительности слова парня проехались по самому больному, и Хёнджин хотел хотя бы попытаться улыбнуться, словно его это никак не задело, но, видимо, вышло не очень.

Хёнджин спешит опровергнуть нелепую мысль, но резко передумывает, ведомый неясным желанием проверить чужую выдержку на прочность:

— Неважно, в каких мы отношениях. Тебе в любом случае не стóит в них лезть, даже из лучших побуждений.

Срабатывает мгновенно, как клубок ниток для игривого кота, мимо которого тот не сможет пройти спокойно. Минхо громко усмехается, и для Хёнджина это означает одно: проверка удалась. Осталось лишь пережить последствия.

— Мне всё равно, стóит или не стóит. Если я замечу что-то подозрительное, я влезу.

— И что подозрительного, интересно, ты нашёл в Ликсе?

Хёнджин вопросительно поднимает бровь. Находясь в азартном предвкушении, он даже выключает игру, опуская крышку ноутбука, и разворачивается на стуле всем корпусом к дивану, где Минхо следом переходит из лежачего положения в сидячее, предварительно выключив телевизор. Установившаяся обстановка предполагает, что этот разговор кончится, скорее всего, плачевно.

— Я не доверяю безответственным и эмоционально нестабильным людям, — со всей серьёзностью произносит Ли, чем вызывает у Хёнджина внутренний истерический смех.

— И это мне говорит тот, кто встречается с Джисоном?

Минхо начинает потряхивать от раздражения, но он стойко держится, не позволяя эмоциям взять верх.

— Феликс ветреный. А ты сильно привязываешься к людям.

«А ты сильно привязываешь людей к себе», — горько проскакивает в мыслях, но Хёнджин заботливо проглатывает невысказанное, жертвенно отравляя себя, лишь бы не Минхо. Ли точно будет чувствовать себя виноватым и отдалится ещё сильнее, если услышит это в свой адрес. Хван зол и обижен, но даже так он не позволяет колкостям вылетать из своего рта. Чёрт бы побрал эту его заботу обо всех вокруг в ущерб самому себе. Почему пока одни думают о других, эти самые другие думают только о себе? Хёнджина понимание всё никак не настигнет, как бы не старался.

— Моя привязанность — это только моя ответственность. И только мне решать, стóит оно того или нет, — настойчивый взгляд говорит больше нужного, почему в словах отчётливо сквозит двусмысленность, игнорировать которую невозможно, как бы не хотелось.

— Импульсивные порывы ни к чему хорошему не приводят. Это в моменте тебе может казаться, что оно того стóит, но что потом? — Минхо щурится, пугающе понижая голос.

— А что потом?

Хёнджину терять нечего. Он с вызовом вглядывается в тёмные глаза Ли, выискивая в них так давно и так глубоко запрятанное. Но даже если достанет до дна, найти не сможет. В этой тьме ориентироваться подвластно лишь хозяину, что Минхо в очередной раз и доказывает:

— Неоправданные ожидания и разбитое вдребезги сердце.

Хван от обиды прикусывает губу. Сколько он будет припоминать прошлое? Это случилось давно, в середине старшей школы. Теперь они заканчивают универ, но Минхо всё так же упоминает печальный опыт первой влюблённости, ставшей для Хёнджина настоящей катастрофой. Сейчас он понимает, что катастрофой это не являлось, а казалось, ввиду подростковой эмоциональности и излишней драматичности. По крайней мере, ему проще думать так, чем признать тот факт, что ему, по сути, безжалостно разбили сердце, поиграв с ним, как с уличным котёнком, и оставив умирать возле мусорных баков на растерзании холодным погодным условиям и голоду.

Сынмин и Минхо тогда были рядом каждый день, всячески успокаивая и поддерживая, за что Хёнджин до сих пор был безгранично им благодарен. Успокаивал больше Сынмин — вечерними разговорами по телефону до самой ночи, умело подбирая слова так, что после них становилось вдруг легче. Минхо же просто не отходил от него в школе, принося каждое утро какую-нибудь шоколадку с вкусным напитком, а потом в течение дня закидывал смешными видео и картинками в сообщениях. Хёнджина это трогало до самого сердца, потому что он знал, как тому трудно даётся говорить. Минхо было сложно передать своё сочувствие и оказать словесную поддержку, но он старался делать это хотя бы так, говоря на языке купленных вещей и отправленных изображений из интернета с подписью «это ты» или, что ещё значимее, «это мы».

— Перестань вести себя со мной так, словно я не могу о себе позаботиться. И забудь уже о прошлом: прошлый я не имеет ко мне нынешнему никакого отношения.

— Прошлое имеет свойство повторяться, — настойчиво продолжает гнуть свою линию Минхо.

— Намекаешь, что я снова стану чьей-то заменой, пока меня не выкинут за ненадобностью? — Хёнджин не без удовольствия ехидствует в вопросе, мысленно отмечая, что, как бы, его уже.

Об Минхо можно спичку зажечь, если поднести: искры ощущаются даже на расстоянии трёх метров. Хван нагло пользуется чужой запинкой, подначивая:

— Ликс со мной так не поступит никогда.

Минхо акцент на имени улавливает. Фраза попадает прямиком в яблочко, отчего он не успевает притормозить, на скорости выпаливая:

— Ты не был заменой.

Хёнджин с удовлетворением отмечает про себя, что сумел-таки отыскать брешь в воздвигнутой между ними, благодаря Минхо, стене и добраться до небольшого островка честности. Но этого по-прежнему недостаточно.

— Хуже, — он горько усмехается, надломленным взглядом скользя по чужому лицу. — Я был недоразумением.

— Это не… — Минхо замолкает, вспоминая, что действительно сказал это. — Я не называл так тебя, я имел в виду другое.

— Что ты имел в виду, Хо? — Хёнджин морально устал: от недосказанности, от неопределённости, от себя и от своих чувств к Минхо; от которого он тоже устал, как и от мельтешащего Джисона с их чёртовой любовью, когда на деле им двоим давно пора к психотерапевту, а Хёнджину — к психологу. — По-моему, ты ясно дал понять, что у нас «возникло недоразумение». Или такая формулировка всё резко меняет?

— Ты можешь не доёбываться до меня, как Джисон? — Ли с видом мученика принимается тереть переносицу, прикрыв глаза.

— Без проблем, — от резвого тона так и веет наигранностью — Могу вообще с тобой не разговаривать. Ты только не целуй меня по пьяни больше, и вообще всё замечательно будет.

Минхо поднимает тяжёлый взгляд на Хёнджина, и того это, без преувеличений, пугает не на шутку. Он понятия не имеет, чего можно ожидать от Ли, имеющего огромные проблемы с гневом. Однажды он после экзамена на втором курсе, на котором его специально завалил недолюбливающий его преподаватель, разбил себе все костяшки, голыми руками боксируя о внешнюю кирпичную стену здания. С ним тогда был только Сынмин, который, пребывая в шоке, насильно потащил парня в травмпункт, чтобы сразу выявить возможные переломы. К счастью, обошлось сильными ушибами, заживающими потом несколько месяцев. Но с тех пор каждый в компании старается отслеживать эмоциональное состояние Минхо, чтобы не допустить подобного. Чан вскоре повёл Ли в спортзал, самолично вручив в руки боксёрские перчатки и взяв с того обещание приходить в гневные порывы сюда и никуда больше. Минхо, конечно, пообещать пообещал, но Хван продолжал замечать свежие раны на его руках, спрашивать о которых было себе дороже: честно ему всяко не ответят.

Не то чтобы Хёнджин допускал вероятность того, что Минхо станет чесать свои кулаки об кого-то, тем более об него (он в жизни никого и пальцем не трогал, только если в качестве самозащиты). Хёнджин боялся, что парень снова навредит себе, если его сейчас вывести на сильные негативные эмоции. Логическая часть мозга спокойно напоминает, что это не его, Хёнджина, ответственность, что Ли не контролирует проявление своих эмоций, но эмоциональная часть жалобно шепчет о том, что самое время остановиться, пока всё не стало набирать обороты. Хван из тех, кто совершенно не желает, чтобы кто-то из его близких испытывал боль, а особенно — быть её причиной, даже косвенно.

— Договорились, — сдержанно проговаривает Минхо, выглядя при этом, как готовый к извержению вулкан. А после, вставая и направляясь к двери, отчуждённо добавляет тише: — Я больше к тебе не притронусь.

— Ты куда? — Хёнджин встрепенается, глядя на то, как Минхо снимает с крючка чёрную кожанку и быстро натягивает массивные ботинки, что как бы намекает: возвращаться в ближайшее время он не планирует.

Вместо ответа — звук взятой с тумбочки связки ключей и хлопнувшая следом дверь.

«Вот и поговорили», — думает горестно Хёнджин, нечитаемым взглядом обводя опустевший диван.