— Этот! — воскликнула Лидка, тыкая в очередной цветок в обрезанной бутылке, полной воды, в которой стояли нужные растения.
— Колокольчик крапиволистный! — тут же ответил я, подмечая и характерную форму венчика, и крупные листья с пильчатым краем.
Поганые растения все никак не хотели укладываться в голове, особенно в такой хороший вечер, теплый и свежий после долгожданного похолодания. В блоке энтомологии с заучиванием всех латинских названий жуков и определительных признаков я справился сам за пару часов, это было мне интересно, но ботаника, напротив, не шла от слова «совсем», пришлось даже пригласить подругу, чтобы вместе было не скучно и проще сохранять концентрацию на материале. Мы бились над цветами уже час: сначала я гонял Лидку по наименованиям, затем она отыгрывалась на мне, и так много-много раз по кругу. Все было бы отлично, если бы Лидка не схватывала все на лету, а я не маялся бы дурью, думая совсем не о том. Преподаватель по ботанике волновал меня гораздо больше изучаемого предмета.
— Стоячий жесткий облиственный стебель. Чем ближе к земле, тем длиннее черешок у листа и… ммм… воронковидный венчик из пяти сросшихся лепестков… Декоративный вид, — продолжил я, с трудом подбирая слова. Влада бы такой ответ не устроил, даже на троечку бы не потянул. Но на большее вымотанный я был уже просто не способен.
— А латынь? — строго напомнила Лидка, прижимая к груди раскрытую тетрадь, в которой были написаны все ответы. Я закатил глаза, без энтузиазма пытаясь погрузиться в свою память и вычленить из нее нужное заклинание.
— <i>Pulmonária</i>…? — ляпнул я первое, что пришло в голову. Я не был уверен в том, что произнес правильно, да и вообще что прыгнувшее на язык название относится к колокольчику, а не какому-нибудь лютику или вообще злаку.
— <i>Campánula trachélium</i>! Валька, ну пожалуйста, сосредоточься уже! — возмущенно воскликнула Лидка, даже не взглянув на тетрадь с ответами — она и так уже наизусть знала все виды. — Компонуем трахею — запоминай фразами, так проще, — строго приказала она, хмуря очерченные ярким контуром широкие брови.
Её звенящий от раздражения тон для моей изголодавшийся сабмиссивной сущности сработал как яркий триггер. Захотелось тут же подобраться на стуле и начать честно вникать в названия цветов, заучивать её бредовые фразы и в конце концов получить от неё сдержанно «молодец». Образ Лидки в тематической прикиде с каким-нибудь изящным стеком в тонких наманикюренных пальчиках показался мне занятым — ей бы однозначно пошло. Я даже с дуру подумал о том, чтобы невзначай намекнуть ей про БДСМ, но вовремя одернул себя, только представив себе, что за это со мной сделает Влад. Это уже будет не наглая провокация от голодного нижнего, а то, что вполне можно расценить как измену, а значит, и индульгенцию на убийство. Причем как меня, так и бедной Лидки — с взбешенного Влада станется.
— Лид, ну я честно пытаюсь, но скажи на милость, с чего вдруг мне запоминать, что колокольчик — это трахея? — фыркнул я как можно более нагло в надежде на то, что Лидка выйдет из себя, начнёт бестолково истерить и потеряет в моих глазах флёр Доминантрикс.
— <i>Trachélium</i> — это прилагательное, дурень. Колокольчик на латыни — это <i>campánula</i>. Романыч тебя убьёт за офигительное знание латыни, — все же сорвалась Лидка, чем помогла мне выдохнуть и не бросаться на неё, как изголодавшийся хищник на кусок парного мяса.
Я мыслил категориями «на безрыбье и рак тоже сойдет», потому что совсем без подчинения хоть кому-то готов был чуть не на стену лезть. Влад после той жаркой ночи исчез, ни ответа, ни привета: снова строгий препод на парах, равнодушно-вежливый и до зубовного скрежета правильный, ни единой улыбки в мою сторону. Я, уже наученный горьким опытом, не позволил себе страдать долго и уже через день написал ему огромное сообщение о том, как сильно его хочу, и вообще, если он в ближайшее время не выдерет меня на столе, то может лишиться своего «любимого мальчика», на что мне строго сказали не капризничать и смирно ждать наказания. Сроки не уточнили, как бы я ни просил, что тоже доводило до ручки. Шли дни, летела к концу полевая практика, сдавались зачеты, а я все так же оставался ненаказанным и чувствовал себя от этого на редкость погано.
Ник, которому я написал от безысходности, надеясь получить поддержку хоть от кого-то и, если совсем честно, через более опытного товарища повлиять на своего потерявшего берега Доминанта, сказал, что игнорирование — тоже часть игрового воспитания, нечего ныть. Рассказал про свой опыт нижнего, посоветовал использовать предоставленное Владом время, чтобы подумать о своем поведении, но сильно не зацикливаться на этом и постараться отвлечься на жизнь вне Темы. «Терпи, солнышко. Поверь, Влад тоже изнывает по возможности выдрать тебя — уж я-то знаю», — сказал он тогда заносчиво, в ответ на что и без того нервный я едва не сорвался спросить, с чего бы ему знать и что у него за странные мутки с Владом — чудом сдержался и не стал скандалить. Я вообще огромный молодец, только Влад не хочет этого замечать.
— Валя, ау-у! Ты меня вообще слушаешь? — заголосила Лидка, нервно помахав у меня перед глазами. Я поморщился и ничуть не нежно откинул ее руку. — Я говорю, что Романычу ты с такими знаниями не сдашь! Он прям обожает латынь, за перепутанные окончания сожрет! — с ноткой паники в голосе продолжила она, даже не догадываясь, что я совсем не против того, чтобы строгий Романыч меня сожрал. Возможно, даже не метафорически.
— Да все уже, пофиг, все равно не выучу, пусть хоть расстреливает, — плюнул я, резко поднимаясь с места. Мне было тошно и от ненавистных цветов, и от игнора Влада, а теперь, после того, как подруга впала в истерику и перестала напоминать мне сексапильную строгую учительницу, еще и от ее нравоучений. От всего этого хотелось сбежать как можно скорее.
— Нет-нет, погоди, Валик, не психуй! — мгновенно сменила гнев на милость Лидка, резво перехватывая меня за рукав. — Выучим. Энтомологию же выучили, значит, и это выучим, — уверенно заявила она, усаживая меня обратно на стул.
— Да все, хватит, не могу. Давай уберем лабу и пойдем на костер? — разнылся я, ожидая, что Лидка считает манипуляцию и строго поставит меня на место, но она только кивнула с полным отчаяния видом и принялась собирать свои вещи и складывать учебники на место.
— Завтра утром повторим, да? Романыч на вечер зачет поставил, как раз чтобы было время доучить, — опомнилась она, когда я, совсем не ожидая такого лёгкого согласия, несколько подвис с тетрадью в руках.
— Да, Влад молодец, — фыркнул я, не успев отсечь свои мысли и не сказать вслух то, чего вообще-то говорить не стоило.
Лидка замерла и несколько раз тупо моргнула, пытаясь осознать с какой такой стати я называю Романыча Владом, но вскоре, равнодушно пожав плечами, как ни в чем не бывало продолжила собирать учебники в стопку. Уж не знаю, что она для себя решила, но не стала расспрашивать, а я воспользовался этим и соскользнул с темы, предлагая свою помощь с тяжелыми книгами и стульями, хотя и сам не отличался большой физической силой. Я снова оказался в ловушке извечного «она же девочка» и, к тому же, чувствуя себя должным за отсутствие подозрений по поводу моих особых отношений с преподом, не мог отказать ей ни в одной просьбе.
Не сказать, что Лидка этим нагло пользовалась, скорее она даже не осознавала, насколько глубоко в душе я сабмиссивный, и потому не дозировала воздействия так искусно, как Влад. Мой любимый Влад, который уже больше недели заставляет меня сгорать от чувства вины и голода до Темы. Который разом будто бы стал слепоглухонемым или равнодушным ко мне. Я уже и не боялся наказания, пустота во мне, накопленная в результате тотального игнора, вытеснила все, включая здравый смысл и какие-либо остатки терпения. Поэтому, когда мы с Лидкой справились с уборкой в лабе и уже закрывали дверь, собираясь быстро занести ключ Романычу и после с чистой совестью отправиться на костер, я не выдержал и взял подругу за руку.
Без какого-либо подтекста. По крайней мере, тогда я совсем не планировал, что таким образом снова нарвусь на гнев Влада и, может быть, хотя бы этим выведу его из равновесия. А может, в тот момент я был уже настолько доведен до ручки, что нуждался хоть в каком-то тепле, хоть от кого-нибудь. Да только Лидка, помня о том, как некрасиво все вышло неделю назад с неловким признанием в любви и абсолютно неправильными поцелуями, моим вялым сопротивлением и ее пьяной самоуверенностью, не стала отвечать мне взаимностью. Отпрянула на полшага, но ладонь из хватки не выдернула, даже сжала мою в ответ и улыбнулась с видом полного замешательства, будто не веря своему счастью. Я посчитал это за знак согласия, притянул девушку ближе и повис у нее на шее.
— Ты чего, Валь? — пискнула она, но меня так и не оттолкнула, напротив, ласково погладила мои плечи, пытаясь успокоить.
— Ничего, — сквозь ком в горле выдавил из себя я, прижимаясь ещё ближе, едва не раздавив девушку в объятиях.
Ее тело было мягким и податливым, не чета каменному торсу Влада, в руках которого я больше всего на свете хотел бы оказаться в эту самую минуту. Чтобы меня просто сжали, как я сейчас отчаянно сжимал Лидку, и сказали, какой я молодец. Самый послушный, терпеливый, верный и прочую чушь. Ну или в сердцах отругали и приложили тяжелой ладонью по заднице — все лучше, чем игнор. Кажется, именно тогда я нащупал свое новое табу, хоть и сомневался, а можно ли вот так: ставить стоп-сигнал не на конкретную практику или девайс, а что-то совсем нематериальное. Можно ли вообще запрещать своему Доминанту не действие, а БЕЗдействие, не превращают ли Влада такие капризы в какой-то ходячий удовлетворятор для меня?
Все эти вопросы определенно стоило задать Нику, но это потом. Пока в моих руках была ничего не понимающая девушка, которая вроде от всей души хотела помочь, но одновременно и не знала как. Ее сердце колотилось за сто ударов в минуту, что, на удивление, прекрасно ощущалось даже сквозь объемную грудь. А я снова чувствовал себя жутко виноватым за то, что веду себя слишком странно и подаю лишние надежды Лидке, которой всего неделю назад разбил сердце. Зачем, чтобы собрать его и причинить ещё более сильную боль? Но в тот момент меня едва ли заботило, что будет потом — я остро нуждался в поддержке и чувствовал, что без этого меня просто напросто разорвет на куски.
Мы постояли так несколько минут, пока я окончательно не успокоился. Тогда Лида мягко отстранила меня, положила обе ладони мне на щеки, посмотрев прямо в мои голубые глаза своими зелеными — совсем как у Влада. Я не плакал; по крайней мере, надеялся на это, хотя лицо у меня горело так, что руки Лидки на контрасте казались ледяными, но все равно приятными. Ее губы в розовом блеске дрожали, а я зачем-то думал о том, что вкус ее помады приторно-сладкий и липкий. Я ни за что не стал бы целоваться с ней, но не мог не отметить, что момент для этого сложился самый романтичный из возможных. Снова рыжий закат, и мы одни. Ее ладони холодные, но ласковые, трогали мое лицо и губы, пока я постепенно приходил в себя, а Лида, наоборот, все больше расстраивалась, чувствуя и понимая, что она для меня друг — и только.
— В чем дело? — спросила она наконец, будто очнувшись от дурного сна. Отпустила меня, отступила на шаг и даже головой тряхнула как-то нервно, тут же вместо проникновенного сочувствия, в котором купала меня всего секунду назад, натягивая на лицо маску черствой Снежной Королевы.
— Мой парень видел фотки, как мы целовались. Я все объяснил ему, он вроде понял и простил, но с тех пор мы не общались. Я думаю, он все еще злится, — признался я, предварительно нервно оглянувшись по сторонам. Мне было абсолютно не нужно, чтобы кто-то из однокурсников грел уши на мою личную драму. Но вокруг не было ни души, все ускакали на костер или спортплощадку, только мы с Лидкой, сумасшедшие ботаны, до ночи торчали в лабораторном корпусе.
— Я уже сказала, что была не в себе, напилась и… Мне жаль, что все так получилось, — быстро забормотала Лидка, приложив кончики пальцев к вискам. Она была расстроена, и это еще мягко сказано. Скорее ей было жутко стыдно вспоминать события того вечера, а я как-то совсем не по-дружески давил в эту больную мозоль, лишь бы не думать о собственной вине.
— Мне тоже жаль. Я не должен был вести себя так странно, потому что… Я понятия не имею, что это было, и мне стыдно перед ним, а особенно перед тобой. Прости за сегодня, я в последнее время сам не свой, — неловко стал оправдываться я. Не выдержав прямого и несколько укоризненного взгляда Лидки, отвернулся, делая вид, что мне невероятно интересны крыша дальнего жилого корпуса и верхушки сосен за ним.
— Все нормально, — тщетно попыталась успокоить меня Лида, даже снова взяла за руку, но мне это совсем не помогло: я хотел оказаться сейчас рядом с другим человеком, насытиться его теплом и поддержкой, а попытка заменить его объятиями с подругой была заведомо провальной. — Эй, Валь, все хорошо… — сама не веря своим словам, повторила она. — Ну хочешь, я поговорю с Мишкой и объясню ему все? Он поймет… — в полном отчаянии заныла она, осторожно хлопнув меня по щеке, чтобы не убегал, а наконец смотрел прямо на нее и слушал.
— Ой, да при чем тут Мишка?! — вскипел я, снова почувствовав укол совести за то, что такой властный, ни с какой стороны не уместный, жест подруги всколыхнул во мне волну удовольствия. — Я встречаюсь не с ним, и вообще… не надо тебе с ним говорить, это ничего не исправит, — быстро закончил я, отступая на шаг. Я мог сколько угодно думать о том, каковы на вкус губы Лидки и почему девушки в сексуальном плане для меня все равно что камни, а значит, поцелуи с ними не считаются за измену, но позволять кому-либо, кроме Влада, доминировать надо мной — та грань, которую никогда нельзя переходить, иначе мне и правда не сносить головы.
— Ну и, значит, дурак твой НЕ Мишка, если продолжает обижаться на тебя за это. Я вообще считаю, что строгая моногамия — это прошлый век, — фыркнула Лида, комично закатив глаза. Я нервно засмеялся, только представив, как говорю что-то подобное Владу и что после этого он со мной сделает. Или не сделает, ведь с недавних пор я понял, что самое страшное наказание — это игнорирование.
— О да, у нас с ним еще та строгая моногамия, — хохотнул я, особенно выделив голосом слово «строгая», хоть Лидка совсем не поняла подтекста, который я сам с таким весельем тут отыскал.
— И это же была случайность. Твой парень поймет, не сегодня, так завтра, а если ты не разрешаешь мне с ним поговорить, то тогда тем более переживать не о чем. Мы ничего не можем сделать, смирись и пойдем на костер, — строго осадила меня Лида, снова нацепив на себя маску властной училки.
— Очень обнадеживающе, — ответил я, перебрав с сарказмом, но Лида не обиделась. С улыбкой притянула меня к себе, повиснув на шее и снова поцеловав, теперь уже конечно невинно в щеку, исключительно как друга, но пиликнувший входящим сообщением телефон в моем кармане был с этим категорически не согласен.
«Что ты творишь?» — прочитал я на экране гневное сообщение от Влада. Сухим текстом, без всякого привет и смайликов — он точно взбешен не на шутку. Я очень хотел извиниться. Не знаю, за что и почему, я просто хотел написать «Простите, сэр», чтобы получить в ответ любимое «Хороший мальчик», но сдержал себя. Каким бы я ни был голодным сабмиссивом, минимальное чувство гордости во мне еще оставалось, а ничего предосудительного я пока не сделал. «Она просто подруга», — быстро набрал я и кивнул Лидке идти за мной, в сторону реки, на полпути к которой был поворот на костер. Вообще перед этим следовало занести ключ от лаборатории Владу, но так как завтра утром занятий нет, это вполне могло подождать. В конце концов, если бы Влад хотел, уже не разглядывал бы нас издалека, а подошел и спросил про свой драгоценный ключ.
Во мне кипел непонятно откуда взявшийся гнев. Нестерпимое желание во что бы то ни стало кинуться Владу на шею, так мучившее меня всего пару минут назад, вдруг трансформировалось в такой же силы раздражение. Ведь он, весь из себя строгий Доминант, видел, в каком я был состоянии, но так и не подошел, мог только ругаться сухими буквами в сообщениях, как и неделю назад — единственное обращение, которого я удостоился за целый месяц на этой поганой полевой практике. «Отойди от своей «просто подруги» и больше не трогай ее. Мне надоели твои случайные поцелуи с ней», — пришло незамедлительно, и я оглянулся, надеясь застать Влада забавно подглядывающим за нами из-за угла, но ничего так и не увидел. Его способность знать обо всем, что происходит со мной, в который раз вызвала у меня мурашки.
Я не стал испытывать судьбу и отказался от протянутой руки Лиды, хоть она посмотрела не меня в ответ так, словно этим я ее глубоко оскорбил. А я улыбнулся, пожав плечами с видом полного замешательства, даже завел какой-то разговор, лишь бы сгладить неловкость, но мыслями все еще был в диалоге с Владом. Думал о том, стоило ли ответить «Как скажете, сэр» или, наоборот, продолжить гнуть линию, что Лидка всего лишь подруга и нечего указывать мне, как с ней общаться. Тем, что снова вывел Влада из себя, я приблизил свое наказание или же, наоборот, отдалил его? Мне не хватало опыта БДСМ-отношений и четкого понимая, как на каждую мою фразу реагирует Влад, и вообще, кем он себя сейчас чувствует: строгим Доминантом, рядом с которым мне надлежит смотреть в пол и не отсвечивать, или просто моим парнем, с которым можно и пошутить, и побесить его немного?
«Ты специально ведешь себя так? Еще раз увижу, как ты обжимаешься с ней, любое фото, даже слух — все закончится. Я измену терпеть не стану», — пришло спустя минут пять, когда мы с Лидой добрались до костра и примостились на свободные места в полупьяной компании. И мне бы пропустить его предостережение мимо ушей, отключить телефон и вернуться к выяснению отношений утром, на свежую голову, но любое, даже такое негативное внимание от Влада, казалось мне даром небес, его нужно было использовать, чтобы напитать свою сабмиссивную сущность. «Она просто подруга», — заупрямился я, надеясь вытащить из Влада хоть что-нибудь кроме ледяного раздражения, намек на то, что он тоже скучает и ищет любые возможности встретиться. Пока вся его ругань по поводу Лиды казались мне актом бессовестного собственничества. Будто Владу я нужен только тогда, когда мною интересуется кто-то еще.
— Что за «В»? — спросила Лидка, бесцеремонно заглянув мне через плечо и прочитав, наверняка, все последние сообщения.
— А любопытной Варваре… — разозлился я, но какой-то совсем беспомощной беззубой злобой, на которую только и был способен в присутствии Лидки. Она же девочка… Я снова оказался меж двух огней по самой нелепой причине.
«Еще раз ты мне это скажешь — выпорю», — совсем не вовремя прислал Влад, даже не подозревая, что Лидка в ответ на мою неловкую попытку воззвать к ее совести и не подумала отвернуться. Она читала, а я к тому моменту уже так устал и так хотел закончить этот цирк, что написал свое упрямое «Она просто подруга», заблокировал экран, не дожидаясь, когда доведенный до белого каления Влад допечатает новую угрозу, и сделал вид, что собираюсь запустить Лидке прямо в лоб зажатым в кулаке телефоном. Она истерично заверещала что-то о том, чтоб я не смел ее бить, но при этом гоготала так, что из всей компании на нашу шуточную потасовку никто даже не обратил внимания. Зато я хоть немного отстоял свою конфиденциальность и следующее успел прочитать уже без чужих любопытных глаз за плечом.
«Завтра в 5 за 3 корпусом. Допрыгался», — прислал Влад двумя сухими сообщениями, и я снова не смог понять, в шутку он это или серьезно собрался меня убить. «Утра?» — переспросил я просто на всякий случай. На пять вечера Влад поставил зачет, который ни за что не пропустит, даже ради того, чтобы наконец воспитать меня, но мало ли что пришло ему в голову — я перестал что-либо понимать примерно на моменте приглашения встретиться, о котором я мечтал все недели летней практики. Остальное, даже угроза порки, казалось мне интригующими декорациями к долгожданному свиданию. «Конечно утра, мой мальчик. И лучше бы тебе прямо сейчас отправиться в кровать, чтобы набраться сил», — пришло в ответ уже гораздо более ласковое. Так и представил, как Влад коварно улыбался, набирая это.
И, как назло, именно в этот момент все вокруг вдруг стали считать своим долгом отвлечь меня от телефона, наконец напоить и вручить в руки гитару. От протянутых стаканчиков с горячительным я уверенно отказался, но решил, что как-то некрасиво уходить, когда только пришел, тем более что вечер такой хороший и меня так просят сыграть… Я понял, что у меня какие-то капитальные проблемы с отказами, когда обнаружил себя в час ночи все еще бренчащим на гитаре по второму кругу все песни, которые только помнил наизусть. Мне подпевали, мне улыбались и шутили вместе со мной и, самое главное, никто и не подумал допытываться, что у меня с Лидкой. Все как-то приняли за должное, что всего неделю назад мы целовались у всех на виду, а сейчас она уже клеится к какому-то другому парню, а мне как будто наплевать на них обоих. А, может, это только мне, встречающемуся с мужчиной на десять лет старше, это кажется странным.
Я помнил о том, что в пять утра меня ждет разнос от Влада — еще бы я забыл о самом долгожданном событии за последний месяц — но в черной ночи, в желтом свете пляшущего искрами костра, в кругу пусть не близких друзей, но хороших знакомых и приятелей, я чувствовал себя так легко и свободно, что хотел, чтобы это никогда не кончалось. Единственное правило, которое я держал в голове — ни за что не пить, этого Влад мне точно не простит. В остальном же пошел в разнос, решив в этот день совсем не ложиться. А какой смысл, если через пару часов опять вставать и с тяжелой головой тащиться на казнь к Владу? Мне хоть и было сказано идти в постель, но это ведь был не приказ, а скорее пожелание… Этим я себя успокаивал, когда пьяная Лидка, потерпев неудачу на личном фронте, опять вернулась ко мне и, примостив свою дурную голову мне на плечо, невнятно ныла что-то о том, какие парни бессердечные, один я хороший и именно поэтому, наверное, и гей.
Я лениво брал аккорды чего-то вроде «Батарейки», чтобы не разбудить тех, кто не выдержал ночной пьянки и заснул кто как: полусидя на приспособленных под лавки бревнах, друг на друге и скатившись на утоптанную землю у тлеющего кострища. Честно сказать, и мне до рези в глазах хотелось их закрыть и проспать до самого обеда, благо, Влад сделал всем подарок, поставив зачет на вечер. Последний зачет, к которому я совсем не готов и непонятно на что надеялся, ведь Влад из-за наших особых отношений никогда не делал мне скидок; даже наоборот, цеплялся по мелочи и ругал за малейшую помарку, методично занижая мне оценки. Я тревожился, но когда Лида, такая теплая, пахнущая лавандовыми духами и определенно только подруга (!), прижималась ко мне и неспокойно дремала, то проваливаясь в сон, а то вздрагивая и продолжая рассказывать что-то бессвязное, все проблемы забывались.
— Пойдем домой? — заныла она, имея в виду, чтобы я, как неделю назад, дотащил ее на себе до кровати.
— Нет, — отказался я, сгорая от неуместной вины. Мне нужно было постоянно напоминать себе, что Лида не моя девушка и я уж точно ничего ей не должен. — Мне нужно на первый автобус в город… купить кое-что, — неловко стал лгать я, поглядывая на ее наручные часы: полпятого, уже пора собираться.
— Но мы же готовиться хотели… — возразила она спустя длинную паузу, когда я уже было решил, что она снова уснула.
— Я вернусь к обеду. И буду повторять в дороге. Все сдадим. Энтомологию же сдали, и это сдадим, — пообещал я, вторя присказке, которую все последний сутки методично вбивала в меня Лидка. — В конце концов, пересдача — тоже не приговор, — а это сказал уже, скорее стараясь убедить себя. Я все равно живу у Влада на полном его содержании, и потерянная стипендия больше не означает для меня голодную смерть. Разве что меня сильнее выпорют за двойку, но именно этого я, кажется, и хочу.
— Ну что за глупости… — простонала Лидка, после чего снова провалилась в сон.
Я аккуратно переложил ее на лавку, сделав подушку из чьей-то куртки. Она хоть и не моя, но все-таки девушка, причем совсем мне не чужая — я не мог просто испариться, не проследив за тем, чтобы с ней все было хорошо. В идеале бы вообще довести ее до постели, но третий — девчачий корпус, а мне совсем не нужно, чтобы Влад снова злился, видя меня ковыляющим в обнимку с Лидой. Я мог сколько угодно изводить его упрямым «просто подруга», но никогда не довел бы его до критической точки кипения, это просто не в моих интересах. В моих — как можно скорее добраться до комнаты и, захватив свежую одежду, добежать до душа, чтобы, как минимум, не пахнуть лавандой, а как максимум, подготовиться вообще ко всему, в том числе возможному сексу. Я хотел Влада целиком, даже раздраженного и с ремнем на перевес. А возможно, особенно раздраженного и с ремнем на перевес…
Холодный летний душ в полпятого утра — совсем не то удовольствие, о котором я мечтал, но что поделаешь, иногда приходится идти на жертвы. Я надеялся, что Влад не заметит моих красных глаз, тем более что я собирался пойти ва-банк, надев белую рубашку. Естественно, мятую, ведь откуда взяться утюгу на биостанции, но учитывая, что она мне немного велика, должно смотреться очень мило. Я знал про фетиш Влада на образ школьника-отличника и не стеснялся играть на нем, тем более что и мне самому это тоже нравилось. Так я чувствовал себя увереннее и мог надеяться на некоторое снисхождение. Я вроде и хотел, чтобы Влад обходился со мной построже, но только на словах, действительно сильную боль я никогда не любил.
Меня возбуждала сама идея Влада с ремнем, который не станет меня жалеть и выбьет всю дурь, но прекрасно понимал, что стоит моей сладкой фантазии воплотиться в жизнь, как я сам же и попрошу скорее все остановить. О некоторых вещах лучше только мечтать. Именно поэтому я мог бесконечно перечитывать игривое «Допрыгался» от Влада, но идти на заклание все равно было страшно, мне были нужны хоть какие-то козыри, чтобы меня не убили по-настоящему за то, что я успел натворить за дни летней практики. Честно сказать, было за что. Но я надеялся, что за белую рубашку и жалостливые, полные раскаяния, глаза Влад остановится на нежно-розовом цвете ягодиц, не доводя их до лилового. Ехать домой со следами от его руки будет невыносимо, слишком много напоминаний.
Я зря вспомнил, что это наши последние дни вместе, именно перед наказанием. Если бы не мое упрямство, мы могли бы не тратить время на порку, сразу обняться и заняться любовью. Легким эротическим наказанием, чтобы насытить садо-мазохистские души нас обоих, я мог бы отделаться после первого инцидента с Лидкой, но после сегодняшнего, то есть уже вчерашнего, вечера, я имел полное право трястись, как липка, и бороться с желанием спрятаться от Влада и учить ботанику, как все нормальные люди перед зачетом. Не спать с преподом по ботанике! Хотя о последнем я мог только мечтать, ведь наказанные сабы удовольствия не получают. Мне повезет, если после всего, что я натворил, я не уеду в родную Тьмутаракань с поясом верности. И я бы даже не сильно возмущался, отнесся бы с пониманием к желанию Влада поставить меня на место за попытку измены. Но он же не такой изверг?
Я ни в чем не был уверен, когда вытирался насухо и, колотясь от холода, втискивался в свежую одежду. От волос все еще тянуло костром и лавандой, но за мокрую голову в такое ледяное утро Влад бы точно убил меня на месте, а так будет лишь допрос с пристрастием, из которого я смогу выкрутиться. Я искусал все губы, собираясь с духом и мысленно репетируя свои оправдания. Естественно, неубедительные, которые только раззадорят Влада и добавят мне мучений. Логические размышления приводят меня к тому, что лупить он меня будет до тех пор, пока попросту не убьет. Убьет и закопает тело в средневозрастном, мать его, смешанном лесу, где на моей могиле вырастут мелкие белые цветочки, скрыв свежий холм. Кажется, эта ползучая гадость под ногами из семейства лютиковых и называется как-то вроде Anemóne nemorósa. Я бы знал точно, если бы удосужился нормально выучить все к зачету.
Тот факт, что после, с больной задницей, мне придется еще и тащиться к Владу на последний экзамен и там снова неизбежно его расстраивать и опять заслуженно получать по свежим синякам вместо тусовки у прощального костра, на которую он меня скорее всего не отпустит, совсем меня расстроил. Тащился я на встречу с предвкушением, но именно с тем мандражом, который можно назвать скорее плохим, чем хорошим — откровенно нехотя, и поэтому вид Влада, все еще бесконечно любимого и желанного, совсем меня не воодушевил. Он совсем не нарядился, разве что сменил футболку на свежую и собрал большую спортивную сумку с пыточными инструментами. Я надеялся и одновременно очень не хотел, чтобы там оказались веревки и любимые флоггеры. Лучше бы просто вытянул меня ремнем, приказав держаться за стол — это гораздо прочнее ассоциируется у меня с наказанием. Но если не ремнем, я боялся, что будут розги.
Я прекрасно понимал, что не заслужил мягких флоггеров и ласковых хлопковых веревок. Гадкий колющий джут и розги — самые подходящие инструменты, чтобы раз и навсегда вправить мне мозги. И я почти смирился с этой перспективой, пока шел на казнь. Не удержался и помахал Владу издалека — он ответил мне сдержанной улыбкой и кивнул, приглашая скорее подойти. Но я, напротив, засмущался и опустил глаза в пол, почувствовав еще больше стыда. Лучше бы смотрел чернее тучи и раздраженно указывал на наручные часы. Я не опоздал, но был очень близок к этому. И вообще, это я должен с замиранием сердца ждать своего Доминанта, а не он меня. И пять утра после бессонной ночи — совсем не оправдание отсутствию у меня должного энтузиазма.
— Здравствуйте, сэр, мне… я очень рад и… — что-то стал мямлить я, как только оказался рядом, и не мог понять, стоит ли мне сразу кинуться Владу на шею, как очень хотелось, или это прямо сейчас неуместно.
— Я тоже, пойдем, — шепнул Влад, твердо стиснув мое плечо и, нервно оглянувшись по сторонам и, видимо, не заметив ничего подозрительного, повел меня в сторону дорожки в глубь леса. Тут я еще ни разу не ходил, но с Владом был готов хоть в огонь, хоть в воду, хоть в непроходимую чащу, в которой совсем не ориентируюсь.
«Влад меня любит», — повторял я про себя, чтобы не поддаваться иррациональной панике. Он хоть и мечтательно улыбался, пока уводил меня все глубже в лес, но делал это хищно, совсем не по-доброму. Это добавляло приятного мандража, и, что уж греха таить, у меня встал, но страшные картинки с джутом и розгами никак не хотели покидать мою голову. Затем, когда убедить себя в безобидности Влада так и не удалось, я напомнил себе о том, что у меня все еще есть стоп-слова: самые простые «желтый» и «красный» — иного мы не придумывали за ненадобностью, быстро привыкнув к стандарту. Сейчас у меня на языке крутился «желтый», потому что то, как близко ко мне прижимался Влад, конвоируя все глубже в лес, не проронив больше ни слова, меня пугало. А когда он вдруг развернул меня спиной к толстому стволу дуба, едва не приложив затылком о жесткую кору, я тихо пискнул, прикусив язык. Даже так далеко от девчачьего корпуса меня не отпускало чувство, что нас могут услышать.
— Ты просто прелесть, — шепнул Влад, тут же затыкая меня поцелуем. Я застонал, прижавшись к нему всем телом, и тяжесть внизу живота стала совсем невыносимой. Казалось, я был готов отдаться ему прямо там, не обращая внимания на такие мелочи как смазка и презерватив. Прелюдия с пыточными инструментами из его огромной сумки тоже, по большому счету, нам обоим уже была не нужна. Но не тут-то было. — Тише, мой мальчик, не так быстро, — строго одернул меня Влад. — Не хватает одной детали.
— Какой? — переспросил я, блестящими от желания глазами наблюдая за тем, как Влад лезет в карман. Как показалось одуревшему от возбуждения мне, за презервативом, но другой предмет в его руке вызвал во мне не менее живейший интерес.
Это был ошейник, но не такой массивный и грубый, как у Ника, — скорее чокер из двух тонких полосок черной кожи, соединенных с одной стороны металлическим кольцом, а с другой аккуратной застежкой-ремешком. Ничего особенного, но я все равно задохнулся, пока Влад надевал его на меня, не спеша подгоняя по размеру. Это был мой первый ошейник. Никогда прежде, даже в рамках игры, Влад не надевал на меня ничего даже отдаленно похожего. Никогда не говорил об этом, даже не заикался, а с переходом к более мягкому формату отношений без намеков на ДС и я перестал думать об этом. Тема исключительно в постели, а в жизни мы ванильная пара — эта формула крепко засела у меня в голове и оставалась непоколебимой истиной, даже если во мне иногда, в порядке бреда, возникала зависть к тяжелому, заметному издалека, ошейнику Ника, в котором его Верхний выразил всю свою привязанность и любовь.
Ванильные парочки не носят ошейники, даже если очень хочется. Это как-то странно, сразу намекает на неравноправие, и пусть пока я Владу очевидно не ровня, мы же договорились двигаться к тому, чтобы встать на одну ступеньку, и ошейник нам в этом только помешает. Но пока Влад так нежно касался моей сверхчувствительной шеи и гладил вдоль полоски черной кожи, проверяя, достаточно ли плотно сидит, в моей голове не осталось ни одной мысли, только утробное урчание и литр слюней. Наконец справившись с застежкой, Влад уверенно взял меня за подбородок и поднял голову, чтоб заставить посмотреть прямо в глаза. Мои были влажными от переизбытка чувств, а его блестели предвкушением — нас обоих повело уже от этого невинного жеста, фантазия пустилась в галоп.
— Снимешь, только когда я разрешу, — грозно рыкнул Влад, так и не отпустив мой подбородок, отчего мой мозг совсем отключился, растекшись по черепу бесформенным дрожащим желе.
— Не хочу снимать, — выдохнул первое, что пришло в голову. Я определенно был не в том положении, чтобы ставить условия, не после того, как заполучил долгожданный ошейник, и пальцы Доминанта совсем недалеко от моего горла.
— Сегодня не существует никакого твоего «хочу». Ты — мой раб, обслуживаешь все мои желания, даже не заикаясь о своих, — терпеливо разъяснил он правила игры.
И я бы непременно согласно кивнул, если бы Влад ослабил хватку на моем подбородке. Но вместо этого он лишь вцепился крепче, медленно переместив большой палец на мою нижнюю губу и надавил им так, чтобы я приоткрыл рот и впустил его в себя. Я прекрасно понял намек. Я становлюсь удивительно понятливым, когда едва не вою от эрекции и готов на все, чтоб мне разрешили кончить. Влад тренировал мое умение сосать, не касаясь зубами, ласково обводить языком и дразнить самым кончиком — все это я и сделал, дурея от солоноватого вкуса его кожи, твердости хватки и колючего, поедающего меня с потрохами, взгляда зеленых глаз. Я на этом месте уже дошел до полной готовности, мне можно было только сказать властное «кончи», и я бы спустил, даже не прикасаясь к себе; и поражался стальной выдержке Влада.
— От тебя до сих пор несет духами Лидии, — выдал он, поморщившись, и пошлым чпоком вынул палец из моего рта.
— Она просто подруга, — выдал я единственное, что пришло в голову. Вся моя кровь, видимо, утекла в пах, и мозг ушел в спящий режим, даже не думая тормозить первую же упрямую мысль, которая прыгнула на язык.
Реакция Влада не заставила себя долго ждать: его рука переместилась мне в волосы и с силой оттянула у корней — я зашипел и попытался вывернуться, но не тут то было, Влад держал крепко, мне оставалось лишь до ломоты в шее запрокидывать голову и выть от боли. Второй рукой мне прилетело по обеим щекам, не сильно, но унизительно, что одновременно и закинуло меня в горькие слезы, и сделало возбуждение совсем невыносимым. Влад при этом не злился, он смаковал мое положение насквозь виноватого и получившего заслуженное наказание сабмиссива. Вот теперь я понял, что Влад всю летнюю практику ждал именно этого: представлял, как надает мне по щекам за наглое «она просто подруга», а теперь без стеснения упивался воплощенной в жизнь фантазией.
— Повторишь это еще раз? — рыкнул он, ожидая продолжения банкета. Но я боялся, куда Влада занесет дальше, если я срочно не возьму себя в руки и начну хоть немного думать.
— Простите меня, сэр, — проскулил я, борясь с подступающим к горлу комом. Меня разрывало между желанием ляпнуть желтый или отдаться с потрохами воле Влада, надеясь на то, что он лучше знает, где находится мой предел. Я всегда жалел себя и боялся гораздо сильнее, чем стоило бы.
— Ты без моей руки совсем распустился: зажимаешься с какими-то девчонками, гуляешь ночами, хамишь мне — не сабмиссив, а позорище. Придется корректировать поведение. Физически, — пообещал Влад, наконец отпустив мои волосы, чтобы схватиться за кольцо в ошейнике. Избавил меня от боли, позволив сосредоточиться на чистом и мощном, придавливающем к полу, подчинении. Если Влад, как садист, все эти недели мечтал, как изобьет меня по щекам, то я, как сабмиссив до мозга костей, жить не мог без чувства принадлежности и унижения. — Сумку бери, пойдем, — бросил он напоследок, когда вдоволь насладился тем, как я едва не пускаю слюни на него, такого строгого и злого Доминанта.
Я даже не думал сопротивляться, поднял не очень тяжелую, но объемную сумку с земли, куда ее бросили, чтоб не мешала процессу воспитания, и поплелся за Владом, который без груза в руках стал идти быстрее и будто веселее. Мы отдалились от биостанции еще примерно на полкилометра: пересекли и асфальтированную дорогу, ведущую в город, и какие-то старые железнодорожные рельсы, и все продолжали идти в гору, не сбавляя шага. Влад улыбался, как сытый кот, смакуя вид того как я в новом ошейнике безропотно волоку его вещи, а я все никак не мог прийти в себя и осмыслить произошедшее. Эрекция спадала медленно, учитывая, что объект моего нестерпимого желания маячил неподалеку и не переставал хищно скалиться. Меня все еще немного потряхивало так, будто Влад не убирал руку с моей шеи и продолжал держать за шкирку, бесконечно повторяя, что мое поведение необходимо корректировать физически. Как и то, что я не саб, а позорище.
— И никакое я не позорище, — обиженно пискнул я спустя добрых полчаса, когда Влад уже и думать забыл о том, что наговорил мне в порыве страсти.
Он даже споткнулся, услышав это от меня, напряженно кашлянул, пытаясь осмыслить, к чему я вдруг это сказал, а потом рассмеялся искренним, заливистым смехом. Меня передернуло. Я и понимал, насколько глупо выгляжу, цепляясь к словам, но и придержать и не высказывать свою абсолютно детскую обиду тоже не имел никакой возможности. Во мне кипела злость, а Влад смеялся, чем только больше унижал меня. И в этом не было уже ни капли возбуждающей игры, только закапывание меня в какую-то грязную яму. Непреднамеренное — понятное дело, Влад никогда не желал мне вреда, но вот этим смехом он меня не то что убил, он размазал меня по старым ржавым рельсам, которые мы только что прошли.
— Не смешно, блин, я серьезно! — вскрикнул я, когда почувствовал, что если мы прямо сейчас не поговорим, то я улечу в дроп и никакого чувственного наказания не получится. — Да, я натворил дел, особенно с Лидкой, и я понимаю, как это некрасиво, но это же было один раз и я сразу извинился! Для меня просто это не столько значит, как для тебя. Да и с девчонками вообще не считается, блин! И ночами я не гулял — это неправда! И тебе не хамил… почти, — стал оправдываться я, стараясь хоть чем-то отмыть свою репутацию. Мне было глубоко наплевать на то, каким должен быть идеальный нижний с точки зрения умных книжек о правильном БДСМ; сам факт, что мой, родной и любимый, Доминант называет меня позорищем, бил под дых.
— Валя, помолчи, пожалуйста. Ты сейчас мне врешь. Этой ночью ты не спал — это я точно знаю. И хамства «чуть-чуть» не бывает — запомни это. А бред про то, что «с девчонками не считается» я вообще не хочу слышать, — быстро поставил меня на место Влад, подталкивая в спину, чтоб скорее шел вперед по лесной тропе.
— Но это правда! Они мне не нравятся от слова «совсем»! Я их даже как сексуальные объекты не котирую! Ты же меня к столбам не ревнуешь? И я тебя там, не знаю, к цветам, например… — стал выгораживать себя я, хотя только недавно думал о том, что уж эти свои мысли точно не стоит высказывал Владу. Он в лучшем случае не поймет, а в худшем — посчитает меня каким-то ветреным и в принципе не достойным доверия. Ведь если секс с девушкой для меня — это и не секс вовсе, а какое-то странное действие без возбуждения, то мне ничто не стоит изменить. Логика кривая, но вполне достойная собственника Влада.
— Ну-ну… И не смотришь на меня волком, когда я говорю с каким-либо студентом, кроме тебя? Не ври, что не устроил бы мне истерику, если бы увидел фотографию моего поцелуя с той же Лидкой, — хмыкнул Влад, закатив глаза. Он то ли не воспринимал этот разговор и заодно меня всерьез, то ли играл легкость и равнодушие, чтобы потом, уже в одиночестве, придумать себе всякого и вырастить в голове тараканов размером с кулак. Знаю я его.
— Да, но… — попробовал хоть как-то возразить я, но крыть было нечем, только лгать, что Влад мне строго настрого запретил, и не раз. — Это потому, что я знаю, что для тебя это не просто так. Если бы ты поцеловался с Лидкой, это бы для тебя что-то значило, а у меня… Она была пьяна и лезла ко мне, а мне было стыдно отбиваться, ведь «девочек обижать нехорошо» — так ты мне сказал, а я привык тебя слушаться… Я понимаю, как это глупо, и я очень виноват и не устану извиняться за это. Но только пойми, что это не измена, а какая-то дурость. И я от этого не становлюсь «позорищем» — просто косячным нижним. С кем не бывает, — все же решил раскрыться я, только под конец замявшись, пытаясь донести до Влада разницу между «позорищем» и просто плохим сабмиссивом.
— Понимаю. Я это, мой любимый косячный нижний, прекрасно понимаю, иначе бы мы в тот же вечер с тобой и расстались. Измен я не терплю, — очень серьезно пообещал мне Влад, но без угрозы, только сообщая факты. — А сейчас я просто тебя накажу, чтоб впредь неповадно было, и начнем все заново. Лидию ты больше не трогаешь, даже за ручку с ней не держишься. Я бы вообще запретил тебе с ней общаться, но вы одногруппники — будет сложно, — и правда с разочарованным вздохом стал рассуждать Влад, а я содрогнулся от того, с какой легкостью он отобрал контроль за частью моей жизни.
— Как скажете, сэр. Я поговорю с ней и скажу, чтоб больше не приставала, обещаю. И исправиться обещаю, честное слово, это в первый и последний раз было, больше никаких измен, — раскаялся я, ощутив в горле липкий комок слез. Очень правильное чувство: стыд за свой проступок и жгучее желание как-то загладить вину перед своим Доминантом. Меня больше не кидало в дроп и было хорошо, даже несмотря на скорое неотвратимое наказание. У меня появилось даже какое-то предвкушение, хотелось поскорее ответить за все, с головой погрузиться в боль и вину, чтобы стать для Влада лучшим.
— Ну вот сейчас и проверим. Дай мне из переднего кармана перчатки и пакет, — усмехнулся Влад, резко остановившись.
Я сначала и не понял, что он от меня хочет, полез в передние карманы джинс, но видя, как Влад закатил глаза, догадался, что искать требуемое стоит в сумке. Мне было страшно даже представлять, зачем ему могло все это понадобиться. Первой мыслью было, что он меня этим пакетом с цветастым логотипом деревенского магазина прямо тут и придушит, а строительные перчатки нужны для того, чтоб не оставить отпечатков; но вовремя вспомнил, что асфиксия у меня в абсолютном табу, причем с подачи самого Влада, мол, слишком опасно, он не возьмет на себя такие риски. И я выдохнул, выкидывая из головы всякий бред. Молча отдал все Владу прямо в руки и стал наблюдать за тем, как он быстро надел перчатки и резво полез в ближайшие заросли крапивы, чтобы надрать побегов посвежее.
— Зачем тебе крапива? — ахнул я, отказываясь верить в очевидное.
— Суп буду варить, — ответил Влад слишком серьезно, чем вогнал меня в еще больший ступор. — Валя, не корчи из себя идиота. Буду воспитывать тебя. Подручными средствами, — фыркнул он, тщательно осматривая каждый листик, чтоб непременно не помятый и не вялый — самый жгучий. Садист.
— Не надо крапиву… — пискнул я, вспомнив, как несколько дней назад случайно задел голым коленом эту гадость и как потом долго и неприятно горела нога. Повторения я совсем не хотел.
— Надо! — невозмутимо парировал Влад, хищно оскалившись и продолжая назло мне набирать целый пакет крапивы — и куда нам столько? В голову пришло лишь то, что в такое количество крапивы меня можно завернуть целиком, по самые уши, и эта мысль мне ни капельки не понравилась.
— Нет, нет, Влад, пожалуйста… — захныкал я, собираясь, если он меня не послушает, лезть за ним в заросли и отнимать пакет. — Влад, да ну не надо! — взвыл я, когда понял, что все всерьез, а Влада только забавляют мои мольбы. — Я больше так не буду, не надо крапиву… Можно ремень? Я не могу, мне страшно… — продолжил ныть на одной ноте, хоть уже и смирился с неизбежным.
— Это правильно, — с пониманием отозвался Влад. — Больно, страшно — это суть наказания, Валюш. Не наворотил бы дел — не было бы крапивы, верно? — стал любовно вправлять мне мозги он, когда уже вылез из кустов с полным пакетом. Я нервно сглотнул, кивнув. — Мне нужно, чтоб ты хорошенько запомнил, что бывает, если меня не слушаться, хамить и девчонок по углам зажимать, — в который раз напомнили мне.
— Девчонка была всего одна. И это она меня зажимала, — автоматически огрызнулся я. Чувствовал, что этим себе делаю только хуже, но никак не мог заткнуть бьющий из меня фонтан ехидства.
— Это незначительные детали. В любом случае получишь за это крапивой по рукам, — ожидаемо разозлился Влад, наверняка преувеличивая степень грядущего наказания, но я был не в том положении, чтоб не принимать его всерьез.
— Не надо по рукам! Извини, прости, пожалуйста, прости, только не надо трогать руки! — мгновенно запаниковал я, чуть не падая на колени, чтобы вымолить себе снисхождение. — Крапивой по рукам — это красный! — взвизгнул я, когда Влад в ответ только помотал головой, отказываясь принимать мое раскаяние.
— Валя, давай без паники. Я не буду трогать твои руки, это слишком интенсивные ощущения… Послушай, ты веришь мне? — мгновенно переменился Влад, но злосчастный пакет с крапивой так и не выкинул и вообще сохранял ту же траекторию движения, несмотря на упавшее дерево на нашем пути. Я как раз, с тяжелой сумкой наперевес, пытался перелезть через него, когда Влад задал мне этот вопрос. Я подал ему руку, надеясь, что ответ будет понятен без слов. — Тогда скажи, я похож на человека, который станет играть с огнем? Я люблю тебя, мой мальчик. И хочу преподать урок, а не поиздеваться над тобой. Наказание будет неприятным, но посильным тебе, — пообещал он, подхватывая меня под локоть. Мне оставалось только смиренно кивнуть.
Смешанный лес сменился березовой рощей, над которой явно потрудились рука человека, раскидав там и тут дорожки из досок. Влад повел меня как раз по одной из них. В воздухе тянуло влагой, а под ногами хлюпало, несмотря на то, что за целый месяц на биостанции мы так и не удостоились дождя. На кудрявой траве под ногами блестела роса, и, присев, я заметил, что это и не обычный для этой местности горец птичий, а настоящая росянка: тонкие листья усажены железистыми волосками, и когда я коснулся одного из них кончиком пальца, он медленно свернулся, приняв меня за муху. Я хоть и не большой любитель ботаники, но был счастлив, как ребёнок, видеть такое вблизи. Пока я развлекался, Влад меня не торопил, лишь ненавязчиво наблюдал за мной с лёгкой улыбкой, будто дядюшка, который впервые привёл любимого племянника в зоопарк.
«Хочешь пройтись? — предложил он искушающе, делая шаг в сторону с тропы, на прогнувшуюся под его весом мох. Я, уже осознав, что Влад привел меня на болото, тихо ахнул с ответ и испуганно замотал головой. Еще не хватало провалиться в трясину. — Тут безопасно, давай!» — подтолкнул меня Влад, красноречиво протянув руку, и мне, как бы ни было страшно, пришлось подчиниться. Он мой Доминант, я обязан ему верить.
Я знал, как устроено болото, уж эту лекцию Влада я изучил вдоль и поперек, но первый раз видел и чувствовал, как мягкий грунт проминается и идет волнами от под моими ногами. От каждого шага образовывалась небольшая лужа, затапливая мои кроссовки, что, впрочем, меня совсем не волновало. Казалось, что под нами находится глубокое озеро, прикрытое лишь тонким слоем торфа и мха, и стоит только резко подпрыгнуть (чего я делать никогда бы не стал), как он порвется и я провалюсь под грудь в воду, откуда уже не выплыву. Я умел плавать и рядом был Влад, да и это молодое болото, не из тех, которые можно назвать «непроходимой трясиной», но все доводы логики были бессильны перед иррациональным страхом.
Почва под ногами ходила ходуном, и я вцепился в руку Влада как в единственную крепкую опору. «Ты так мило боишься», — выдал он некстати, и я еще больше засмущался, закусив губу, лишь бы перестать отчаянно трястись и краснеть. Я представлял, как смотрюсь со стороны, и меня самого возбуждала эта картина, но в данный момент это было жутко неуместно. Влад не станет брать меня на болоте, для этого существуют более подходящие места, да и большая сумка с кучей всего внутри осталась лежать на досках. Но поцеловаться, стоя на дрожащей торфяной подстилке, нам никто не мешал: Влад взял меня за подбородок и раскрыл пальцем губы, приблизился и коснулся своими губами преувеличенно мягко и нежно, для садиста так тем более.
Мы целовались, и у меня подкашивались колени от переизбытка любви, тепла, искреннего счастья от того, что мой любимый рядом и нет никого постороннего, чтобы посмотреть косо на то, как двое мужчин счастливы друг с другом. Даже если это преподаватель и ученик. Влад не особо любит с языком, но ради меня, зная, как я нуждаюсь в чувстве принадлежности, разошелся и чуть ли не имел меня в рот, каждым движением доказывая, что никакая Лида не подарит мне столько страсти. У меня снова встал, в мошонке заломило от неудовлетворенности, а Влад обходился со мной преувеличенно невинно, не реагируя ни на какие мои вызывающие стоны и попытки приблизиться. Держал крепко, дисциплинируя воздержанием.
— Ты подготовился? — спросил он, повернув голову на бок и обдавая мое ухо горячим дыханием.
— Да-да-да, пожалуйста, — взвыл я, не в силах больше терпеть. Меня больше не волновал неустойчивый торф под ногами, все мое внимание сосредоточилось на Владе.
— Если б ты, мой мальчик, был образцом послушания в этом месяце, нам бы не пришлось тратить время на наказание, — фыркнул он, толкая меня обратно к дорожке. У меня от его раздраженного тона ниже пояса все еще крепче сжалось, страх и похоть усиливали друг друга. — Но ты вел себя просто отвратительно, будто напрашиваясь на то, чтобы тебя хорошенько выпороли, — рыкнул он еще более грозно, за плечо конвоируя меня к ближайшей березе.
— Я и напрашивался, — брякнул я, совсем не подумав. Я уже начал погружаться в измененное состояние, думать, как и тормозить первые пришедшие в голову мысли, становилось все сложнее. — Я так соскучился, надеялся хотя бы так получить Ваше внимание сэр, — добавил я, как раз тогда, когда меня подвели к дереву и приложили спиной о ствол. Я тихо охнул.
— О, моего внимания ты сейчас получишь предостаточно, — с ехидством заметил Влад, быстро раскрывая сумку. Я честно пытался не смотреть на ее содержимое, но от этого становилось только страшнее. — Джут, — похвастался он, помахав передо мной мотком грубой коричневой веревки.
— Ну не надо, пожалуйста! — заныл я, только представив, как она будет впиваться в кожу и натирать при каждом движении.
— Хмм… Джут не надо, крапиву не надо. Может, расскажешь, как лучше тебя наказать? — с сарказмом заметил Влад, заводя мои руки за ствол, чтобы после зафиксировать мои запястья в колючих наручниках.
— Ремень! — тут же выкрикнул я, замерев, как кролик, от страха. Влад с усмешкой прижался ко мне, обнял и положил голову мне на плечо, чтобы было удобнее связывать мои руки. Я дышал его одеколоном и даже не думал о сопротивлении, но не мог прекратить ныть: — Ремень приятнее крапивы. И чем плохи хлопковые веревки? Они мягкие, — рассуждал я так, будто бы у меня был выбор.
— Ключевое слово — приятнее, — усмехнулся Влад, осторожно, одну за одной расстегивая пуговицы на моих рукавах, чтобы закатать их до локтя и освободить себе площадь воздействия. Я напряженно сглотнул, когда кончиками пальцев он погладил меня по внутренней стороне запястья. От одной мысли, что скоро их заменит грубый ждут, мне становилось дурно. — Наказание не должно быть приятным, согласен? — спросил он, кладя первый колючий оборот.
— Но бывают же приятные наказания… — все стоял на своем я, стараясь повернуть руки так, чтобы хотя бы самая чувствительная тонкая кожа на внутренней стороне не касалась веревки. Влад не возражал, ему в голову тоже ударило гормонами и было совсем не до таких мелких деталей.
— Прекрасный план для следующего раза. Поиграем в приятное наказание, если будешь вести себя хорошо, — шепнул он, коротко целуя меня в щеку.
Он успокаивал меня, стараясь контролировать мое состояние и не дать мне преждевременно дойти до пика. На меня у него были грандиозные планы: это было видно в каждом жесте, взгляде и улыбке. Он не спеша, обстоятельно связывал мои руки в какое-то мудреное макраме, а я стоял и боялся лишний раз пошевелиться, чтобы не почувствовать, как веревка впивается в кожу. Затем, когда я уже никуда не мог деться, мне по одной расстегнули пуговицы на рубашке. Влад не торопился, явно смаковал момент, лаская меня мягкими поглаживаниями. И чем более нежно он со мной обходился, тем страшнее мне становилось: я ждал крапиву, и чем дольше Влад оттягивал момент боли, чем тщательнее меня готовил, тем больший ад я предвкушал.
Когда он потянулся к ширинке, я застонал одновременно от стыда и желания. Два месяца без оргазмов в моем возрасте, кажется, вообще невозможный срок, но я честно терпел, ни разу не нарушив запрет, о чем и хотел сказать Владу в надежде на снисхождение, но он без лишних слов приложил палец к губам и продолжил раздевать меня, чем еще больше пугал. Я закусил внутреннюю сторону щеки, лишь бы не скулить слишком громко, пока с меня снимали сначала джинсы, а затем, еще медленнее и чувственнее, трусы, спуская их до лодыжек. Мой член Влад пока не трогал, и хорошо, иначе у меня бы не было никакой возможности дождаться разрешения.
Я и так дышал прерывисто, странными всхлипами, все глубже и глубже отдаваясь чувству беззащитности, а когда пришла очередь плеч, живота и бедер (все несколькими петлями примотали к дереву, совсем лишив меня возможности шевелиться), я чуть не расплакался, на секунду поверив в то, что Влад теперь навсегда меня так и оставит. Обернет крапивой и оставит, перевозбужденного, воющего от боли и униженного на болоте, где меня никто никогда не найдет. Адекватная часть моего мозга понимала, как бредово все это звучит, но чувство страха не отпускало меня, несмотря на все доводы разума. А когда Влад, закончив с последним узлом, отошел к сумке, я против воли успел нарисовать себе картинку, как он собирает вещи и спешно уходит.
— Влад?.. То есть Владислав Романыч, я… — начал что-то спешно лепетать я до того, как заметил, что Влад все же возвращается, но с пакетом крапивы, и я никак не мог понять, рад этому или предпочел бы вместо этого остаться на болоте в одиночестве.
— Да, мой хороший? — переспросил он с дьявольской улыбкой, надевая перчатку. Я в панике стал дергаться в путах и шипел от жжения, причиняемого грубым джутом. И это ощущение вроде было терпимым, но до ужаса неприятным.
— Не надо крапиву… — захныкал я, в очередной раз без всякой надежды, скорее по инерции, рванувшись в сторону. А тем временем Влад уже вынимал из пакета первый побег.
— Как на латыни, кстати, крапива? — спросил он, явно издеваясь. Второй рукой, без перчатки, в очередной раз провел вдоль веревок, чтобы проверить натяжение и удостовериться, что я своими метаниями не причиню себе вреда, затем просто погладил и отвел в сторону полы рубашки, чтобы открыть доступ к нежной тонкой коже на животе. А я в это время дрожал, тщетно пытаясь нарыть ответ в своей голове.
— Не знаю! — наконец с визгом сдался я, когда Влад оторвал от побега один единственный, маленький молодой листик и критически близко поднес к коже, лишь чудом не коснувшись.
— Что значит «не знаю»? Как ты зачет собирался сдавать? — стал ворчать он своим самым противным, типично преподским тоном. У меня на этот тон стояло безотказно и мышцы промежности рефлекторно сжимались.
— Я не… не… — силился сказать я, что не собирал крапиву в коллекцию, а значит, и не обязан ее учить. Я хоть и мазохист, но не сумасшедший, чтобы потом возиться с этой жгучей дрянью в попытке определить вид. Но Влад меня слушать не собирался, он весь был поглощен процессом издевательства надо мной, пугая крошечным крапивным листиком, но так и не касаясь им кожи.
Я выл и дергался, но когда рука в перчатке оказывалась слишком близко, замирал и как мог втягивал живот, чтобы убежать от прикосновения. А Влад смеялся, наглейшим образом наслаждаясь моими страданиями. Слезы подкатывали к горлу, но все не могли пролиться, я был как пружина, которая вот-вот готова была распрямиться, но только больше скручивалась, копила напряжение. В какой-то момент мне даже показалось, что меня попросту разорвет в тот момент, когда крапива окажется на моем животе, я сойду с ума от боли. Я помнил ощущения от крапивы, когда случайно жалил ею ноги, но на таких чувствительных местах как живот и грудь это наверняка будет в сто раз хуже. А о крапиве на члене я не хотел даже думать.
И все-таки это случилось, листик прочертил тонкую полосу по бедру, и я заорал. Это было не так уж больно, но в таком антураже и при осознании, что будет только больше и хуже, прошибало мозг насквозь. «Ну-ка тихо. Что за истерики?» — строго одернул меня Влад, продолжая водить листиком по ноге, в опасной близости от члена. Я всхлипнул, запрокидывая голову, но до катарсиса было еще очень далеко. Я лишь в угоду Владу старался быть тихим и смириться с неизбежным. В конце концов, пожар по всему телу от крапивы был не худшим из возможных исходов, это меня точно не убьет. Я снова и снова мысленно повторял себе, что сильный и со всем справлюсь.
Влад и не думал меня жалеть, разве что перестал пугать ожиданием и перешел к делу, взяв в руку уже целый побег и щедро проводя им уже по второму бедру. Я лишь выл на одной ноте, стиснув зубы до боли, безуспешно старался выровнять дыхание и все никак не мог заплакать, чувствуя, что именно этого Влад от меня и ждет, именно этого и добивается. Я был еще не на грани, но отчаянно не хотел идти в эту грань, я боялся, какие ощущения ждут меня дальше, но не мог сказать стоп. Я не имел сегодня права на стоп, это же наказание, оно должно быть неприятным. Я пытался прислушаться к своим ощущениям и найти в них хоть что-то хорошее, но не находил — Влад мастерски подобрал «девайс».
Я ждал, что меня снова отчитают за Лиду и прогулки по ночам, хамство и много чего еще, но Влад угрожающе молчал, погрузившись в свои мысли. Планомерно наращивал воздействие, затрагивая всю большую площадь, проводя по одному и тому же месту несколько раз и подбираясь все выше, к тазовым косточкам и животу. Осторожно обошел член стороной, за что я сто раз сказал ему спасибо, но снова сжался и задержал дыхание, когда ласковые прикосновения пальцами вдоль веревок вдруг сменились крапивным листом. Я снова закричал, больше от страха, чем реальной боли. Пожалуй, джут жалил не сильнее крапивы, просто это были другие, более непривычные и гадкие ощущения.
Если грубыми веревками Влад иногда связывал меня для удовольствия, и ассоциации с ними были смешанными, то крапива возвращала меня исключительно в моменты, когда я по глупости натыкался на нее в зарослях и потом страдал от высыпаний — ничего хорошего. А Влад, кажется, именно на это и рассчитывал, медленно ведя побегом вверх по торсу, опасно приближаясь к соску. Я взвизгнул и снова рванулся, но был зафиксирован крепко, и пара миллиметров, на которые мне удалось сдвинуться, все равно ничего не решили, я только усилил свои страдания тем, что гадкий джут чуть не снял мне кожу. Я висел в путах и не мог сделать решительно ничего, пока Влад подбирался к самым нежным эрогенным зонам.
— Желтый, желтый, желтый! — завизжал я, наконец разрыдавшись
Влад тут же убрал стебель, ласково погладив меня по щеке голой рукой. Стер дрожащие в уголках глаз слезы, провел по губам и сказал, что я хороший мальчик. Этого мне было вполне достаточно, чтобы немного прийти в себя и кивнуть, показав, что мы можем продолжить. Влад хоть и переживал за мое состояние, но был явно недоволен тем, как быстро я сдался. Я и сам не понимал, отчего меня так плавит, ведь боль была смешная, совсем даже не на грани, но меня доводило до ручки чувство беспомощности и страха. Мой собственный мозг издевался надо мной покруче любого садиста, но Владу удалось подобрать к нему ключик коротким ласковым поцелуем.
— По животу было нормально? — переспросил он, и я кивнул, не в силах выговорить ни звука. — Соски трогать не буду, хорошо? Никаких эрогенных зон, не надо нам такого экстрима, согласен? — продолжил успокаивать меня, и я снова кивнул. — Но я не откажу себе в удовольствии выпороть тебя крапивой. Вдохни поглубже, — добавил он уже совсем другим тоном, и кивнуть я уже не успел. Мне прилетело стеблем поперек живота, отчего я завопил в голос.
Я никогда не решался на розги, доверившись словам Влада о том, что это очень больно. И стебель крапивы был не такой жесткий, как ивовая ветка, но своими жгучими листьями причинял такую чудовищную боль при ударе, что у меня глаза на лоб полезли. Я орал, а Влад все продолжал бить, и чем дальше, тем больше спадал элемент неожиданности и краснела воспаленная кожа, не реагируя яркой вспышкой на новые соприкосновения с листьями — осталась только голая, ничем не замутненная, боль, и слезы кончились. Я обмяк в веревках, лишь поморщившись от боли, причиненной джутом — тоже, в общем-то, терпимой. И когда затем Влад отгибал рубашку, чтобы пройтись крапивой по бокам, мне на это уже было насквозь фиолетово.
Мои резервы страха исчерпались, реагировать больше было нечем, и мой разум, спасаясь от перегрузки, экстренно катапультировалось из тела, оставляя его само как-то справляться со сложившейся ситуацией. Я не потерял сознание, все чувствовал и понимал, но одновременно не мог отреагировать, как физически, так и морально. Я не мог думать ни о чем, даже банально хорошо это или плохо, у меня не осталось ресурса даже на то, чтобы ждать конца, я был в моменте и будто со стороны наблюдал за тем, как Влад осторожно отвязывает меня, подставляя плечо, чтобы я заваливался на него, а не в ближайшие кусты. Меня целовали и ласково укачивали, называли золотым мальчиком, и только тогда невидимая стена отступила и дала мне снова расплакаться, теперь уже с благодарностью и облегчением.
Влад взял меня на руки и отнес на доски, где расстелил что-то мягкое, но непромокаемое — крайне предусмотрительно (и когда только успел?). Мне не хотелось смотреть по сторонам и разговаривать, в целом, активные действия были не про меня, не в нынешнем моем состоянии. Я закрыл глаза и погрузился в свои ощущения. Послушно съел таблетку, которую Влад впихнул мне прямо в рот и, бережно приподняв голову, дал запить водой из бутылки. Стоически терпел, пока мне тщательно промывали все еще горящие места, которых касалась крапива, и наносили мазь, и не хотел ничего, только отрубиться и проспать сто часов в объятиях Влада. Что я и сделал, как только меня снова одели и укрыли пледом, спасая от утреннего промозглого холода на болоте.