— Валечка, солнышко, просыпайся, — шептал Влад, осторожно потрепав меня по плечу, и я заскулил, уткнувшись ему в колено.
Я спал, уложив тяжёлую голову на его ноги, и не собирался шевелиться до самого вечера. Я был уставшим, я был измученным и выжатым до последней капли. Своей крапивой Влад вынул из меня душу и зря рассчитывал на то, что я быстро приду в себя и мы сможем заняться чем-то более интересным, чем объятия. У меня не было ресурсов ни на что, даже на то, чтобы шевелить языком и сказать Владу что-нибудь кроме возмущенного «м-м-м». Но меня настойчиво продолжали трясти за плечо и не успокоились, пока я не удосужился сесть, насилу разлепив глаза. В голове гудело от недосыпа, нескольких часов, что выделил мне Влад на восстановление, явно было мало для восполнение суток без сна.
Еще и после экшена накатила слабость и плаксивость, я чувствовал себя маленьким и беспомощным, и Влад совсем меня не жалел. Вместо того, чтобы качать в своих объятиях и успокаивать, закопался в сумке, отыскивая термос и пакет с бутербродами — и это тоже была своего рода забота с его стороны, ведь время обеденное, а у меня с пяти утра во рту ни крошки, но меня на тот момент это как будто не волновало. Я послушно жевал безвкусные, словно сделанные из ваты, бутерброды, запивая сладким чаем, и думал о том, что предпочел бы этому занятию буквально что угодно другое. Например, снова закутаться в спальник и лежать-лежать-лежать… Я уже не новичок, знал, что после экшена бывают откаты, но не такой же силы. Из меня словно дементор высосал всю радость.
— Как ты? — спросил Влад, будто не замечая моего странного состояния.
— Нормально, — солгал я, не имея ни сил, ни особого желания осмыслять, что конкретно со мной.
— Точно? — переспросил он, по интонации подмечая мой удрученный настрой. Я лишь неопределенно махнул рукой с бутербродом в воздухе. Нет, не точно, но и не катастрофа, о которой стоит немедленно сообщить Владу. Просто необычайно сильный откат. — Тут рядом озеро. Хочешь искупаться? — предложил Влад, все не унимаясь, а я лишь молча помотал головой. Я сейчас не хотел ничего. — Тогда ешь спокойно, не торопись, и пойдём обратно, — совсем мягко и не приказал даже, а попросил Влад, но я все равно прикрыл глаза и мысленно застонал, представив себе долгую дорогу до биостанции.
Мне было тоскливо, и еда совсем не поправила данное обстоятельство. Булка с колбасой и сыром тяжелым комом легла в желудок, и горячий чай из термоса впитался в нее, вызывая еще большую дурноту. Влад ел вместе со мной, но его тоже, видимо, совсем не мучил голод, и основную часть припасов он скормил мне, причитая о том, что после экшена у меня совсем нет сил и их срочно надо восполнить. Я пропускал его сердобольный треп мимо ушей. Я чувствовал себя таким уставшим, что не мог не то что внимательно слушать, но даже думать что-то более осмысленное, чем «Боже, как хочется спать» — как мантру, по кругу. Не стоило темачить после ночи на ногах, да и вообще все как-то странно вышло, неправильно.
На мне не осталось и следа, Влад мастерски обработал раздражения и возвращал меня почти в том же виде, как я пришел к нему на встречу. Но внутри царила какая-то каша. По всем канонам мне бы радоваться, что экзекуция закончена и все мои грехи отпущены, но на душе было так тоскливо, не больно, не горько, а именно тоскливо и пусто. Влад, чувствуя это, вел себя со мной крайне обходительно, постоянно держал за руку и не отпускал ни на минуту, так и выводил из леса, приобняв за плечи — и это немного привело меня в норму. Не до конца, понятное дело, откат навалился непривычно сильный, чуть не прижимая меня к полу, но близость Влада, его безусловная поддержка и любовь, помогла мне расслабиться и поверить в то, что даже с моей накатившей хандрой мы сможем справиться, главное — вместе. Но все мои надежды испарились, когда Влад потянулся к ошейнику.
— Не снимай, — тихо заныл я, перехватывая его руки, но Влад не собирался меня слушать, уже расстегивая бляшку. — Оставь, пожалуйста, — совсем жалобно захныкал, впившись в шейник в отчаянной попытке оставить его на месте.
— Ты что, надо снять, будет много вопросов, — беспристрастно растолковывал Влад, по одному отгибая мои пальцы, и это стало последней каплей для переполненной чаши моего терпения. Противный ком поперек горла и сжавшаяся грудная клетка выдавила первые слезы. — Ну-ну, мой мальчик, не надо. Я предупреждал, что сниму, это только для игры, — забормотал Влад, поглаживая меня по плечам, но я его уже не слушал, меня несло в истерику. — Валя, пожалуйста, мы обязательно поговорим об ошейнике, но позже. Сейчас у нас обоих зачет — как ты представляешь себе явиться на него в ошейнике?
— Да не в ошейнике дело, а потому что ты…! — выкрикнул я в запале, не зная, как и продолжить свой уверенный выпад. Мне просто было плохо, и корень всех проблем я видел во Владе, ведь это он главный, он все решает.
— Ну-ну-ну, тихо, — еще мягче залепетал Влад, расправившись с ошейником и тут же сжимая меня в объятиях. — Это все от гормонов, сильный откат, тш-ш-ш… — стал объяснять он мне, но в тот момент мне было так глубоко фиолетово, с чего во мне столько боли, что слова Влада летели мимо ушей. — Мой хороший, золотой мальчик, пожалуйста, успокойся и пойдем ко мне в комнату. Полежим, побудем рядом, тебе надо выдохнуть и хорошенько отдохнуть. Плохой идеей было тащить тебя в лес после бессонной ночи, каюсь, виноват. Сейчас в интересах нас обоих чтоб тебя не дропнуло, а для этого надо взять себя в руки на пять минут. Потом снова можешь расклеиться, я буду рядом, обещаю, — тихо и ласково уговаривал Влад, и это подействовало на меня отрезвляюще.
— А зачет? — переспросил я, повиснув в руках Влада. Только представив себе, как буду пытаться хоть что-то выдавить перед строгим преподом Романычем, я сжал губы и чуть снова не разрыдался.
— Уложу тебя спать и постараюсь как можно скорее управиться. В конце концов, если нужно, немного опоздаю, преподавателю простительно, — хмыкнул Влад, утягивая меня в ласковый и нежный поцелуй. — А тебе сейчас не до этого, поставлю просто так, в первый и последний раз, — прошептал он чуть слышно, как что-то очень постыдное и гораздо более запретное, чем то, что мы вытворяли в лесу.
— Поставь неуд, я и так ничего не знаю, это будет честно, — огрызнулся я, глотая новую порцию слез. В обычном своем состоянии я бы обязательно как-нибудь подколол Влада на тему того, что я у него такой бесстыдник, сплю с преподом за оценки; но сейчас предложение с легкой руки подмахнуть мне зачет показалось унизительнее некуда, будто я ни на что, кроме постели, уже не годен.
— Вот уж нет, ты отлично сдал сессию и заслужил стипендию. Я никогда не делал тебе поблажек из-за наших отношений, а сейчас, когда это последний мой курс у тебя и последний экзамен, я хочу сделать подарок. И он не обсуждается, — чуть тверже надавил Влад, и для в конец расклеившегося меня этого оказалось более чем достаточно, чтобы развалиться на куски, превратиться в бесформенную лужицу, способную лишь подчиняться чужой воле.
— Как скажете, Владислав Романыч, — отозвался я на автомате и лишь чудом устоял на ногах, не рухнув на колени. А может, все заслуга Влада, который невзначай поддержал меня за локоть и повел в сторону биостанции уже совсем в молчании.
Не знаю, как никто не заметил, что мы идем в обнимку, не пристал с вопросами и не довел меня тем самым до нового витка истерики. Как бы то ни было, Влад благополучно довел меня до преподавательского домика и впихнул в свою каморку — иного словом и не назвать эту крошечную комнатку, в которую еле влезла односпальная кровать и тумбочка, и те впритык, оставляя совсем узкий проход, который Влад тут же завалил сумками. И поэтому, только ступив шаг за дверь, мы в обнимку повалились на постель. Прикрыв глаза, я прямо в одежде пополз под одеяло, и Влад позволил мне это, лишь подтянув за плечи вверх, чтоб уложить меня головой на подушку. И все равно вскоре я обнаружил себя, уткнувшись носом в ключицы Влада, пока он положил подбородок мне на макушку — и так мне было спокойнее всего.
Я дышал его дезодорантом, и все равно чувствовал запах леса, сырости и пыли, рассохшихся от жары досок в преподском домике и сладкий, самый родной запах тела любимого мужчины. Меня затрясло всего, я почувствовал себя таким маленьким, слабым, ничтожным, который вопил под крапивой и отчаянно клялся, что больше не станет вести себя дурно. Я ведь и правда так больше не буду, я это понял еще на подходе к болоту, когда Влад строго отчитал меня словами, все остальное — веревки, крапива — точно было лишним, меня это надломило. И Влад тоже прекрасно это чувствовал, поэтому без лишних слов положил руку мне на шею, поглаживая затылок и ероша отросшие, мокрые от пота, волосы. Я думал, что разрыдаюсь, как только смогу расслабиться, но, в итоге, забота Влада, его энергия и сила, затянули меня в ласковый и теплый омут, и я почти сразу заснул без лишних мыслей.
Проснулся, когда Влад, всеми силами стараясь не разбудить меня, пытался выбраться из постели, но так как спал я практически у него на груди, обхватив руками и ногами, сделать это у него конечно же не получилось. «Спи, мой хороший. Телефон твой выключил, носа из комнаты не показывай, на зачете тебя не жду. Отдыхай, я вернусь, как только смогу. Не расстраивайся», — шепнул Влад, и я, не удержавшись, в последний раз с силой притянул его к себе, чтобы клюнуть в губы. Он совсем не был против, чуть углубил поцелуй, после чего резко отстранился, понимая, что ещё минута, и первокурсники останутся без зачёта, поскольку преподаватель не может выбраться из постели. Это последнее, что Влад должен сделать в этом универе, проставить оценки за последний читаемый курс, освободиться от давления преподавательской этики и быть отныне для меня только Владом, отношения с которым перестанут быть запретными.
Я это прекрасно понимал головой, но не сердцем. В тот момент я был подавлен настолько, что одна мысль остаться одному приводила меня в ужас. Но это же состояние активировало во мне все сабмиссивное, и ради Влада я был готов хоть в огонь, хоть в воду, хоть в холодную постель без родных крепких рук. Поэтому я толкнул его в грудь и коротко кивнул, отвечая на ещё не заданный вопрос. «Да, иди, со мной все будет хорошо», — пообещал я без слов, одним взглядом, и, как только дверь за Владом закрылась, завернулся в одеяло по самую макушку, чтобы поймать остаток родного запаха, запеленаться, как младенец, и снова провалиться в сон, чтобы ожидание было не таким томительным.
Спал я глубоко, без снов, чему был несказанно благодарен — в таком состоянии мне могла привидеться та ещё чушь. И когда проснулся, уже совсем отдохнувший, пусть и с лёгкой головной болью, не нашёл Влада рядом, лишь свой выключенный телефон и небрежно брошенные ключи на тумбочке. Глянув в окно, убедился, что солнце и не начинало клониться к горизонту, а значит, Влад ещё на зачете и не скоро вернется. Я честно, однако безуспешно поискал глазами часы, чтобы не трогать телефон, наперед зная, что он разрывается от сообщений. Уж Лидка, не видя меня на зачете, точно подняла панику, забросав меня гневными голосовыми, а затем ещё и звонками. Глянув на диалог с ней, я поморщился, только сейчас остро ощутив, что подпустил ее слишком близко и ревность Влада была совсем не безосновательная.
Я расслабился, опять не смог соблюсти границы и позволил первому встречному взять шефство надо мной — и за это было невероятно стыдно. Лидка пока не чувствовала себя моей хозяйкой, но уже явно была к этому близка. Как Дамир поначалу, осторожно исследовала грани дозволенного, чтобы, не встретив ни малейшего сопротивления в малом, уже всерьез вцепиться мне в глотку. Начиналось-то все безобидно, а закончилось тем, что она, будто мамочка, отчитывает меня за то, что не соизволил повторить вместе с ней билеты и так и не явился на зачет. Она не беспокоилась, а именно что отчитывала, с такой злостью и раздражением, как не позволяет себе даже Влад — а уж он страшен в гневе. Я сегодня на себе это испытал.
В этом потоке безрадостных мыслей я совсем забыл, зачем включал телефон (уж точно не для того, чтобы читать тирады Лидки). Мне нужно было только глянуть на время — начало восьмого, ужин в самом разгаре. У Влада перерыв, мог бы и зайти проверить, как я… Поймав себя на таком отвратительном капризе, я тут же в испуге затряс головой, стараясь выкинуть из нее всякий бред. Я не больной и не при смерти, и даже, кажется, не дропнулся, просто перегрузился и сильно устал — бывает, это уж точно не повод для паники. Влад заслужил спокойно поесть, не прыгая вокруг меня козликом, да и мне не мешало бы дойти до столовой и впихнуть в себя что-нибудь. За сегодня я съел только пару бутербродов, которые Влад сунул мне на болоте, и истощенному после экшена организму этого абсолютно точно было мало, чтобы восстановить силы.
Поэтому я схватил так заботливо оставленные для меня ключи и отправился на улицу. Показываться людям в мятой белой рубашке странно, это уж точно не самый подходящий лук для биостанции, но не топать же мне по пояс раздетым до комнаты, а брать что-то из вещей Влада еще хуже. Пусть смотрят. В момент, когда я, словно провинциальная фотомодель, дефилировал к столовой, собирая озадаченные взгляды, жалел только о том, что Влад не оставил мне ошейник — все равно лишнего внимания избежать не удалось, а так я бы еще гордился своим видом. Уж Ник своим ошейником очень гордится… Пришло в голову позвонить ему и рассказать о произошедшем, а еще спросить совета, что мне делать с желанием ходить под ошейником Влада при том, что тот терпеть не может выставлять все напоказ. Ванильные друзья уж точно ошейник не поймут, это Нику можно носить тяжелый, бросающийся в глаза, аксессуар, кося под панка, а я же в повседневности мальчик-зайчик, прилежный студент в отглаженных рубашках и мягких свитерах — в такой образ не впишется ошейник, даже в форме женственного чокера.
В столовой я пробыл недолго, не желая попадаться на глаза Владу, чтобы снова не ловить на себе показное пренебрежение и еще сильнее не расстраиваться из-за этого. Резво, за пять минут, впихнул в себя половину порции не аппетитного вида рагу с овощами, и на этом решил, что подвигов на сегодня предостаточно, тем более что сладкий чай меня взбодрил и придал еще больше нетерпения. Хотелось как можно скорее услышать друга, и на улицу я едва не бежал, на ходу набирая номер. Почему-то тогда я был на сто процентов уверен, что Ник возьмет, хотя его режим дня — это то, чего не существует в природе, особенно когда Александр на очередном дежурстве и не может призвать своего взбалмошного нижнего к порядку. Может, он вообще сейчас спит, или, что хуже, сорвался автостопом и теперь у черта на рогах без связи. Но гудки прошли, а уже через несколько секунд мне ответили.
— Привет, Валя, очень рад тебя слышать, — весело, но как-то слишком церемониально откликнулся Ник, и его голос тонул в оглушительном жужжании непонятного присхождения. — Я тебя на громкую поставлю, ничего? Я работаю, — тут же объяснился он, и подтверждением того, что меня переключили на динамики, не дождавшись ответа, стал стук в микрофон — телефон явно отложили подальше от стерильного рабочего места, где Ник корпел над очередной татуировкой.
— Привет! Я хотел бы поговорить с тобой по поводу Темы… — замялся я, не зная, как максимально нейтрально выразить свою мысль. Уж клиенту Ника точно не стоит знать о его странных увлечениях, все же личное должно оставаться личным.
— О, не переживай, у меня в кресле сегодня уникальный человек — Мастер Зорг — садист, Доминант, в активных практиках порка, бондаж, ножи… Есть что-то, что Вы не практикуете, а? — еще больше развеселился Ник, представляя таинственного третьего собеседника. Тот напряженно откашлялся, мне даже через трубку стало понятно, что очень не молодому мужчине совсем не по нраву чрезмерная активность Ника.
— Страпон, — наконец буркнул Мастер Зорг, и на секунду мне показалось, что его одолел свистящий сухой кашель, но, услышав заливистый хохот Ника в ответ, я понял, что это был смех. Я вежливо усмехнулся, поддерживая общее веселье, хотя этому таинственному Зоргу все еще не доверял. Мне хотелось поговорить с Ником наедине, повод был слишком личным.
— Вот — Верхний широкого профиля, ответит на любые твои вопросы. Я столько на свете не живу, сколько он практикует, — с гордостью закончил представление Ник. — А на том конце провода, — это он уже начал, обращаясь к Зоргу, — Валя — юный нижний, непубличный, хозный Влада Ботаника (может, знаете?), совсем начинающий, в основном подчинение, немного СМ, — представили меня, и я до скрипа стиснул зубы, лишь бы не вмешаться в происходящее, с порога показывая свой «дурной характер», как выразился бы Влад.
Этот церемониал из сообщества извращенцев, открытое обсуждение предпочтений в постели и выдуманные клички — все это мне категорически не нравилось, поэтому, даже победив свою глупую ревность и желание всем угодить, я так и не согласился на совместное посещение клуба с Владом, вся эта субкультурная движуха не для меня. Что с того, что я люблю веревки и строгого Влада с ремнем наперевес? Это не роднит меня с загадочным Мастером Зоргом «широкого профиля», в гробу я видел знакомство с ним. Наверняка еще бы и смотрел на меня как на свежее мясо, если бы не телефон — знаю я этих извращенцев. С Ником-то мы сошлись вовсе не на почве Темы, а из-за обычных социально приемлемых увлечений: музыка, кино, прогулки до стертых ног — и никакого обсуждения постели. Я только в страшном сне могу представить, что Александр творит с ним за закрытыми дверями.
— Сколько годиков-то? — спросил Зорг с насмешкой, снова в своей странной хрипло-кашляющей манере.
— Восемнадцать, вот через месяц девятнадцать — говорю, зеленый совсем, хорошо, что Влад подобрал, а то бы пропал мальчик, — вклинился Ник прежде, чем я успел сказать что-либо. И это меня тоже злило. Я вроде как и в диалоге, а вроде мне не дают и слова вставить, перемывая кости, особо и не скрываясь.
— Да-а, молодеют новички! И чего их в восемнадцать в Тему тянет? Натрахайтесь на свободе, потом уже лезьте под ошейник, несчастные, — протянул Мастер Зорг с иронией, явно без укора, только с некоторой досадой ко мне. Слова про ошейник мазнули по живому, именно это я и хотел обсудить, но не мог перейти к волнующей теме вот так, со случайной шутки.
— Валечка у нас строгих нравов, у его один единственный и на всю жизнь, — с некоторой гордостью поправил Ник. — Как у вас, все наладилось? Ты говорил, Влад совсем зажестил с игнорированием, — подтолкнули меня к рассказу, а я все ещё не мог раскрыться и без стеснения говорить о своих проблемах.
— Он утром вытащил меня в лес и наказал. Были веревки и крапива, — без лишних подробностей выдал я, чувствуя стыд за то, что меня дропнуло от такого лайта. У Зорга в активных практиках ножи, а у меня истерики от какой-то травки — засмеют.
— Кайф! — уверенно заявил Ник. Ну вот, ему, прожженному мазохисиу, ещё и крапива в кайф, меня точно не поймут. — Экшены на природе всегда какие-то особенные, самые яркие. Александр тоже как-то вывез меня в лес, к речке. Он потом меня в ней и топил… — мечтательно протянул Ник, а я поперхнулся от неожиданности. Успокаивало меня лишь то, что он, живой и невредимый, так легко говорит со мной об этом. Может, и ничего страшного. Но я бы точно не позволил себя топить, игры с дыханием в полном табу.
— На прошлом Фишинге? — вклинился Зорг, и смысл последнего слова я совсем не понял.
— И там тоже, — совсем не растерялся Ник. — Но я про другой раз, тет-а-тет, можно считать, генеральная репетиция, — усмехнулся он с ещё большей лаской в интонациях. То воспоминание явно было одно из его любимых, избранные моменты из совместной жизни двух суровых тематиков.
— Но мальчик-то сказал, что его наказывали. Ещё и игнором — страшное дело для саба, — с укором проворчал Зорг, возвращая диалог в конструктивное русло. — За дело или так, в игровой форме? — спросили меня уже совсем серьёзно.
— За дело… не хочу сейчас об этом, — буркнул я совсем не вежливо. Распространяться о своих похождениях с Лидкой у меня не было никакого желания, особенно после того, как меня представили очень верным. — Наказание правда суровое, было неприятно, ещё и откат не слабый, чуть не дропнуло, хорошо, что Влад побыл рядом и успокоил, — выдал я на одном дыхании, не желая дольше тянуть резину. — Не знаю почему: вроде и воздействие слабое, и без следов, и Влад действовал мягко, слушал «желтый», а меня вот так выбило, до сих пор не по себе. Я совсем неженка, — с усмешкой закончил я, пытаясь самоиронией смягчить возможные укоры.
— Вот уж нет, ты молодец. Если это Влад сказал такое, позови-ка его к телефону, я быстро ему мозги на место вставлю. Мало ли с чего может дропнуть, скорее всего он тебя психологически передавил: месяц почти не разговаривал, а потом крапивой отпиздил — совсем ебу дал, — взвился Ник, с остервенением защищая меня, при этом совсем забывая контролировать язык. Зорг напряженно кашлянул, призывая разошедшегося друга к спокойствию.
— Расскажи, как это было, вместе подумаем. Хорошо бы ещё твоего Верхнего к телефону позвать, но это уж как тебе лучше, — совсем мягко предложил Зорг, и в его голосе мне послышались нотки отеческой заботы.
— Тем вечером Влад опять поймал меня на проступке, сказал в пять утра явиться на казнь. Я ночь не ложился, был на взводе, потом меня повели в лес. По дороге отчитали, набрали крапиву, я испугался, просил без неё, но Влад сказал, что это наказание, оно должно быть неприятным. Раздели, привязали к дереву, долго пугали маленькими листиками по торсу. Я испугался крапивы на сосках, попросил желтый, Влад услышал, успокоил и попросил разрешения добить стеблем по животу. Под конец накатила апатия, я даже плакать не мог, сразу вырубился, — сухо перечислил я, не останавливаясь на деталях. И того, что уже было сказано, было достаточно Зоргу, чтобы раздраженно цокнуть, сделав свои выводы.
— Передавил Ботаник. Закошмарил сверх меры, ещё и неотдохнувшим в экшен потащил. Ничего, будет вам обоим урок, — вынес неутешительный вердикт Зорг, но я был согласен с каждым его словом. — Ты главное запомни, что долгая сессия с детальным обсуждением, что, как и куда, тщательным закошмариваем, совместным выбором девайсов — не твоё совсем, перегреешься раньше времени, сам экшен уже и не нужен будет, — озвучил он в точности то, что я успел понять, пока валялся в объятиях любимого Доминанта. Мне хватило словесных угроз, физические воздействия оказались лишними и буквально убили меня.
— Занятно. Меня всегда прикалывает заранее знать, ждать, фантазировать, «греться», как Вы говорите. Так сессия кажется более целостной и тогда Александр может меня добить, не перегибая палку физически, — задумчиво протянул Ник, вовсе не переча словам Зорга, лишь сравнивая и удивляясь различиям между нами.
— Это потому, что у тебя темперамент сильнее, тебя хер пробьешь голой болью, и если морально не закошмарить, проще будет тебя убить, чем вывести в спейс, — хмыкнул Зорг, терпеливо растолковывая все Нику, как совсем несмышленому ребёнку. — Мальчик меланхолик — слишком впечатлился и сам себя довел, бывает, не страшно, — это было уже мне, успокаивающей мантрой, которую можно будет повторять себе каждый раз, как без всякой причины покачусь в истерику.
— Был ещё момент… Не знаю, как объяснить… Вы сказали, что я у Влада под ошейником, но вообще-то без ошейника, я ничего такого не ношу, никаких украшений от него. А сегодня на него что-то нашло и он надел мне ошейник перед началом, а по окончании снял, и меня от этого ещё хуже переклинило, стало совсем грустно… — осторожно стал раскрываться я, напряженно оглянувшись по сторонам. Но вокруг, или по крайней мере в опасной близости от меня, чтобы подслушать, никого не было, всех больше манила столовая.
— Он предупреждал, что снимет? — нетерпеливо перебил меня Зорг, устав выслушивать моё нытье.
— Да, это очевидно, мы же на биостанции, тут к такому аксессуару сразу появятся вопросы! — с возмущением стал оправдываться я, защищая ещё и Влада от обвинений в полной некомпитентности как Доминанта. Ведь такой вопрос Зорга родился не на пустом месте: подарить мне долгожданный ошейник, а затем так же быстро его отнять — в высшей мере жестоко, в духе какого-нибудь неадекватного Господина, совсем не ценящего свою пару. Но уж точно не похоже на Влада.
— Ага, но ты привязался к нему. Вы говорили об ошейнике до этого? Что твой Верхний думает по этому поводу? — без обиды мгновенно переключился Зорг. Его явно тянуло скорее разобраться в ситуации, не компостируя мне мозги по поводу нарушения негласного этикета. И все же с этим дядечкой, пользуясь его добротой и тем, что по телефону он не может окатить меня выразительным тяжелым взглядом, я вёл себя недостаточно почтительно, а ведь этот Мастер Зорг наверняка крупная шишка в БДСМ-тусовке, если им так откровенно восхищался Ник.
— В том-то и дело, что не говорили. Не о чем говорить. Я не могу, как Ник, носить постоянный ошейник, не в моём стиле, и Влад прекрасно понимает это, даже не предлагает, — впервые высказал я свою боль.
— Ну, всегда же остаётся вариант игрового ошейника только на время сессий. Поверь, мальчик, Ник и Александр — скорее исключение, чем правило; большинство могут позволить себе знаки принадлежности только на тематических встречах, где их поймут, — ласково будто даже уговаривал меня Зорг, но я все это знал и все равно не мог найти себе место от тоски.
— Я так не смогу. Каждый раз получать его и каждый раз словно от сердца отнимать до следующей сессии — невыносимо. Я бы хотел носить что-то постоянное, но достаточно ванильное, чтобы люди вокруг поняли. Мне скоро уезжать в родной город на все лето, мне нужно какое-то напоминание, знак, что я все ещё его… — такую пламенную речь оборвал на высокой ноте, не рискнув произнести стыдное «его мальчик». Это было слишком личное, не для безликого Мастера Зорга.
— Ну не обязательно же носить собачий, как у меня, это может быть что-то лёгкое: тонкий чокер, цепочка, медальон… — задумчиво протянул Ник, пытаясь найти подходящий вариант. На все я лишь молча мотал головой. Чокер и все женственные украшения были совсем не в кассу, брат не поймёт, да и Владу такие безделушки чужды.
— Обручальных колец в вашем мире не существует, дети? — хохотнул Мастер Зорг, прерывая бесполезные излияния Ника. — Сразу видно, что пидоры, ни разу не водились с женщиной, — это он сказал с гораздо большим презрением, и меня передернуло от гомофобных словечек, которые звучали абсолютно неуместно сейчас, как привет из безрадостного прошлого с другими понятиями морали. Однако Мастер Зорг не проявлял враждебность к нам, даже наоборот, взял на себя символическую отеческую роль, все без конца разжевывая и наставляя на путь истинный. Очевидно, что его колоритный лексикон — всего лишь привычка возраста, которую он уже не изменит, нет смысла втолковывать ему новое, более корректное, «гомосексуал». — Ванильный аналог нашего ошейника, не вызывающий подозрений, — это кольцо. Можно сделать с гравировкой под заказ, и носи не хочу, — добавил Зорг.
— Не думаю, что Влад согласится так скоро обменяться обручалками, это очень серьезный шаг, — резонно заметил Ник, и я был очень благодарен ему за то, что не мне пришлось озвучить это. Полгода чего-то похожего на нормальные отношения — совсем не срок для того, чтобы обмениваться такими серьезными клятвами о «долго и счастливо». Даже я пока был морально не готов назвать Влада своим мужем.
— А для этого есть не обручальные, а помолвочные кольца. Братья наши европейцы придумали дарить такое даме, чтобы доказать серьезность намерений, когда сама свадьба отложена на более поздний срок. Дама надевает кольцо на безымянный палец и становится обрученной, то есть верной и обещанной жениху. Думаю, вам такое подойдет, — еще медленнее, с расстановкой, объяснил Зорг.
— Да, отличная идея! Влада тоже можно окольцевать, чтоб не повадно было, — с энтузиазмом вклинился Ник, будто намекая мне на что-то, но по каким-то своим соображениям не рискуя сказать прямо. Я подумал, что это из-за внимательно слушающего Зорга, которого не стоит втягивать в наши с Владом проблемы, и решил уточнить позже, уже в приватном диалоге, что именно Владу должно быть неповадно.
— Окольцевать Верхнего… — с сомнением протянул Зорг, и я на расстоянии почувствовал, как презрительно он скривился, не приемля даже упоминание такой возможности.
— Ай, нет, Мастер Зорг, даже не начинайте, это старые установки, которые давно пора вынести на помойку, не забивая новичкам голову этим мусором, — с саркастичной укоризной оборвал его Ник.
— В общем, спасибо вам за советы, вы мне очень помогли. Думаю, Влад оценит идею, — как можно скорее выдал я, лишь бы пресечь спор этих двоих на почве истинно верных традиций БДСМ. Мне было искренне наплевать, что о Владе подумают в обществе извращенцев, если я его окольцую, это решение окончательно и обжалованию не подлежит. — Ник, позвонишь мне, как освободишься? — это добавил, чтобы позвать его на разговор исключительно как друга, без обсуждения извращений.
— Знаешь, не сегодня. Работа большая, закончу к ночи, и сразу после за мной заедет Александр — совсем нет времени поговорить с тобой, прости-и… — запричитал Ник с искренней досадой. — Но завтра с удовольствием, завтра у меня выходной, и вы с Владом будете в городе, мы можем даже встретиться, и я провожу тебя на поезд. Что скажешь? — нашелся он тут же, но случайно попал в еще одно больное место. Завтра мой последний день с Владом, и после нас ждет целых два месяца порознь — сущий ад.
— Да, думаю, да… но надо спросить Влада, может, у него какие-то другие планы, — как можно непринужденнее отозвался я, но голос все равно предательски дрогнул, и Ник, самый лучший друг, прекрасно это заметил, пообещав непременно позвонить мне завтра и узнать, как Влад воспринял идею с кольцами.
Клал трубку я, чувствуя себя уже гораздо лучше: ушла вина и тревога, теперь я хотя бы понимал, что со мной, и не корил себя за дроп; даже дышать стало легче, когда я скинул с себя ответственность. Я не плохой и не хороший, я просто вот такой, сверхчувствительный и пугливый — меланхолик, как выразился Зорг. Влад не подрасчитал с психологическим воздействием, но он и не мог знать мои границы, я должен был сам почувствовать и остановить, стоп-слова именно для этого и придуманы. Ничего, в следующий раз будем умнее, самое главное, что ничего страшного и непоправимого не произошло. Я отдохнул и чувствовал себя уже вполне сносно, даже рискнул бы явиться на зачет к Владу в образе Романыча, если бы только что-нибудь учил.
За несправедливо выставленный зачет все ещё было стыдно. Я совсем не против таких игр, с удовольствием примерил бы роль нерадивого студента, который старательно сосет преподу за хорошие оценки. Но когда вкусные дрочилки прорываются в жизнь, становится совсем не весело. А если кто-то узнает? Я ведь не просто что-то промямлил на троечку, а наглейшим образом вовсе не появлялся на зачете, а у Влада по этому поводу не возникло никаких вопросов — и слепому понятно, что мы спим. Как мне потом учиться, когда все будут знать, как я зарабатываю себе на стипендию? На зимней сессии все уже успели удивиться тому, что строгий Романыч без боя отдал меня самому мягкому преподу, хотя весь семестр драл три шкуры, играя откровенное раздражение моей персоной на грани с ненавистью. Теперь все точно догадаются, а ведь нам почти удалось сохранить все в тайне!
Чтобы как-то успокоить нервы, позвонил маме и брату, дежурно отчитался о том, что у меня все хорошо, экзамен сдал и вот отдыхаю, а поезд только завтра вечером, да, жаль, что поздно, но мне же еще спокойно собраться надо и привести себя в порядок после биостанции. Мама очень ждала моего звонка и долго причитала, как я там один с Москве и скорей бы приезжал домой. Боря же выслушал мои откровения без особого интереса, он давно съехал из родного дома и сейчас активно строил свою семью, собираясь пожениться в конце лета — приставучий младший братик был уже не его заботой. То, что он обещал встретить меня на вокзале, уже можно считать за счастье. От разговора с родней стало еще тоскливее, еще более отчетливо вырисовалась перспектива безрадостного лета без Влада, зато в компании гиперопекающий мамы и брата, который вовсе будет не рад обязанности нянчиться со мной. Даже друг детства Серега, с которым мы вместе поступили в Москву, запланировал на лето в путешествие куда-то в сторону моря, с ним я тоже вряд ли увижусь.
— Валя! — оглушительный визг догнал меня именно в тот момент, когда я уже собирался вернуться в комнату Влада и не показывать из неё носа до самого его возвращения. — Ну-ка стоять, не смей от меня бегать! — Лидка разозлилась не на шутку.
— Я от тебя не бегал, — честно ответил я, стараясь в противовес ей говорить как можно тише и мягче, чтобы погасить конфликт в зародыше.
— Тебя не было на зачете! — взревела девушка, и не думая прислушаться ко мне.
— Я позже… — замялся, совсем не зная, как оправдываться. Нагло заявлять, что не пойду, нельзя, иначе потом никак не объяснить хорошую оценку в ведомости, а пытаться убедить Лидку в том, что я был, просто она меня не заметила, бесполезно, в ней кипела самоуверенная злоба.
— Когда потом? Что с тобой происходит? Свалил среди ночи, в комнате тебя нет, по всей биостанции ищу — нет, даже на зачет не явился! — стали отчитывать меня, и уже этого давления я не выдержал. В конце концов, кто она такая, чтобы ругать меня за прогулы?
— Да отвали ты от меня! Чего пристала, придурошная? Не был и не был — не твоего ума дело, ты мне не мамочка! — теперь я тоже орал, переоценив устойчивость своего эмоционального состояния. Моё «вполне сносно» годилось только для того, чтобы дойти до столовой и обратно и снова лечь спать, но не для того, чтобы выдержать пламенную тираду от нарушающей все личные границы подруги.
Лидка как стояла, так и замерла с открытым ртом, не решаясь произнести ни звука. Это был первый раз, когда я твердо сказал ей нет, ещё и в такой грубой форме. Я вообще человек неконфликтный, всегда предпочитаю молчать и терпеть, чего бы мне это ни стоило, и Владу нравится, он дрочит на покладистого сладкого мальчика, но когда моя сабмиссивность проявляется и в отношениях с теми, с кем не следует показывать слабость, случается вот это — полная катастрофа. Я взрываюсь, неконтролируемо выплескивая свою боль, и тогда с меня слетает личина пай-мальчика. Сейчас роль сыграло и моё разбитое состояние после сессии, запас прочности нервов попросту исчерпал себя. Ещё и вспомнились слова Влада о том, что он не хочет, чтобы я общался с Лидкой — что ж, вот и прекрасный повод все закончить.
— Валентин, можно Вас на минуту? — в затянувшееся молчание вклинился Влад и, не давая мне вставить ни словечка, отбуксовал меня в сторону, чуть не в обнимку, придерживая за плечо. — Кому сказал не выходить из комнаты, м? — прошипел он, когда убедился, что мы в достаточном отдалении ото всех, чтобы вести такие диалоги.
— Даже на ужин нельзя? — буркнул я совсем не вежливо, и Влад напряженно выдохнул, едва сдерживая раздражение. Я снова нарывался.
— На ужин можно, а вот болтать по телефону и тем более устраивать сцены под крыльцом столовой — точно нет, — фирменным преподским тоном пояснил он, и мне осталось только согласно кивнуть. Я действительно сотворил глупость.
— Простите, Владислав Романыч, я виноват, — промямлил, опустив глаза в пол. Влад не возражал, хотя, будь мы наедине, наверняка бы взял меня за подбородок и отчитал ещё строже.
— Я очень устал, а у меня еще полгруппы в очереди на сдачу; я переживаю за тебя и тоже чувствую себя не в своей тарелке после сессии. И пожалуйста, сейчас мне нужно только то, чтобы ты меня слушался. Не требовал внимания, когда я при всем желании не могу тебе его дать, не капризничал, не устраивал сцен, а лег и отдохнул, пока я работаю. Я подойду к тебе, как только смогу, обещаю, — смягчился Влад, видя, как я весь сжался под его строгим взглядом. — Ты можешь пообещать мне, что я смогу спокойно поработать пару часов, не переживая о том, что с тобой и кого еще из своих друзей ты успел послать из-за того, что я бросил тебя в эмоциональном раздрае? — практически взмолился он.
— Вы тут ни при чем, а послал я ее потому, что она дура! — огрызнулся я, заупрямившись на пустом месте. И только когда горячие слова уже были произнесены, понял, какая это глупость.
— Ну-ну, — протянул Влад, в который раз за день насмехаясь над моей детскостью. — Мне, может, безумно приятно слышать это, но давай пока обойдемся без резких движений. Ты сейчас идешь спать, и это не обсуждается, понятно? — чуть строже, ловко впрыгивая в роль до зубовного скрежета правильного препода, приказал Влад. Я кивнул: не обуждается — так не обсуждается.
Может, меня и подбивало сказать, что я уже выспался и больше не хочу валяться в постели, но Влад, измученный долгим зачетом и переживаниями за меня, готов был едва не умолять, чтобы я заткнулся и сделал в точности так, как мне сказали. Поэтому, из уважения к его чувствам, я не стал спорить и честно собирался вернуться в комнату Влада, но как бы не так. Казалось, все преподаватели разом решили выйти погулять на крыльце отведенного им домика, и пробраться незамеченным мимо них у меня не было никаких шансов. Безуспешно потоптавшись вокруг, я решил не рисковать нашей тайной и пойти к себе. В конце концов, Влад отправил меня спать, не уточнив, где именно.
Демонстративно завалиться в постель, пока все вокруг бегали, экстренно пытаясь что-то доучить для экзамена у «суки Романыча», было неловко, но никто не задал мне вопросов, и хорошо. Оправдяваться, что-то выдумывать, отбиваться от сердобольных друзей, уговаривающих меня хоть что-то проблеять на троечку, у меня не было никаких сил. Пусть считают, что я прогуливаю и надеюсь на пересдачу в сентябре — в конце концов, это моё право, все мы взрослые люди. Никого не должно волновать, даже если меня соберутся отчислять из-за треклятой ботаники. В сентябре что-то никто не спросил, что у меня с рисунками! Я опять был обижен на весь мир, и в особенности на Лидку, с которой в самые тяжелые для меня времена начала студенчества мы даже не общались. А теперь, когда ее помощь уже совсем мне не нужна, стали общаться слишком близко, мда…
Спать мне ничуть не хотелось, и я, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, продолжил смотреть аниме, которое недавно посоветовал мне друг. Приключения очередного попаданца в волшебном мире, бравурное размахивантие мечом в несколько раз больше самого героя и победы над врагами одной левой — самое то для моей перегрузившейся психики. Минимум смысла и максимум красочного экшена — совсем не то, что обычно приходится мне по душе, это не тяжелая социальная драма и едва ли потянет на оскар. Но тогда я так пресытился своими личными проблемами, что не был способен сочувствовать ещё и чужим. Даже наоборот, мне нужен был непобедимый неунывающий герой, у которого все и всегда получается, чтобы поверить, что и я тоже так могу. Раньше для меня таким героем был Романыч, но теперь, когда он стал для меня просто Владом, таким же живым человеком, а не идеальным преподом… что ж, мне пора было взрослеть и самостоятельно брать ответственность за свои поступки.
— Валик! — окликнули меня спустя пять-семь серий.
— Ау? — подал голос я, вздрогнув и чуть не выронив телефон. За несколько часов я успел так глубоко погрузиться в волшебный мир, что совсем забыл о соседях в комнате.
— Чего Романыч от тебя хотел? — правда искренне интересующегося и сочувствующего Сашку я совсем не ожидал услышать, мы и словом-то не обмолвились с января.
— Да, так… Слышал, как я ругался с Лидкой, а у него же пунктик «Девочек обижать нехорошо» и все такое, в общем, отчитал, сказал извиниться перед ней, — с уверенностью, граничащей с наглостью, заявил я. Сашка подозрительно сощурился.
— Изменяешь нашей братии? — протянул он с усмешкой, и меня словно током прошибло от одной мысли, что это кто-то мог услышать и не так понять. Но в комнате не было ни души, все уже успели свалить на вечерний костер.
— Нет конечно, она просто подруга, — фыркнул я, не сдержав раздражения. Полкурса уже думает, что мы с Лидкой пара — и как до такого могло докатиться?
— Ну и отлично, а то я уж думал тебя в натуралы записывать, совсем скучно стало бы на факультете, — признался Сашка со смущенной улыбкой, и я, не задумавшись, улыбнулся в ответ.
Вот так спокойно болтать после того, как нехорошо мы разорвали общение, было в высшей степени странно. Хотя сейчас, когда эмоции угасли и повод для ссоры не кажется таким уж значимым, наверное, самое время помириться. Но только как это сделать и нужно ли, если Сашка будто совсем забыл разногласия между нами? Все выходило так, словно мы поставили нашу дружбу на паузу и продолжили ровно с того же места, на котором остановились. Ну или не прям с того же, а чуть раньше, пока между нами не встал Дамир, а я не ушел с головой в свои проблемы, забыв о том, что в моей жизни есть ещё близкие люди, кроме Влада.
С Сашкой было просто, с Сашкой было хорошо без необходимости вечно скрываться и юлить при разговоре о личной жизни. Он хоть и не знает о нас с Владом и до сих пор называет его «твой на Р», но хотя бы не пытался сосватать меня с Лидкой и даже возмущался тому, как нагло она лезла ко мне с поцелуями и как, должно быть, мне было от этого мерзко. Рожи, которые он при этом корчил, вызывали во мне приступы неудержимого хохота. От вины, которую вселил в меня Влад, уговаривая не рубить с плеча, не осталось и следа; я все сказал Лидке правильно, может, немного грубо, но брать свои слова назад я теперь точно не собирался.
— На костер пойдешь? — спросил Сашка, когда лед между нами совсем растаял.
— Да нет… — протянул я в сомнениях. Костер стал бы самым логичным продолжением такого хорошего вечера, тем более что это последняя ночь на станции, все гуляют как в последний раз. Но я обещал Владу отдыхать и ждать, когда он закончит с работой, и он уж точно не обрадуется тому, что я опять гуляю вместо сна. Меня только-только за это строго наказали.
— Брось, пойдем! — возмутился Сашка, совсем не понимая моих колебаний. — Ты вон новую гитару с собой привез, а так на ней ни разу и не сыграл! — воскликнул он, кивая в дальний угол, где чернел чехол в ярких нашивках. Я с тоской повторил его жест, пытаясь найти в себе хоть какие- крупицы совести, чтобы тут же не убежать вприпрыжку в сторону костра.
— Ладно, — сдался я, не выдержав умоляющего взгляда друга. — Но недолго, и пить я не буду, — ухватился за последнюю соломинку. Ничего не случится, если я отлучусь на часок, сыграю пару песен и сразу вернусь к Владу, он и потерять меня не успеет.
Но прежде чем схватить гитару и, не помня себя, полететь в сторону костра, мне хватило ума все же взяться за телефон и предупредить Влада одним сообщением: «Со мной все отлично, иду с другом на последний костер», — только это, не уточнив даже время. «Точно все нормально?» — Я ждал ответа Влада, но уж точно не так скоро. «Да, все прекрасно, честное слово», — написал я, не сдержав улыбки. Мой любимый, заботливый Влад, пока я нагло нарушал его приказ, беспокоился только о том, как я себя чувствую после столь бурного утра.
«Хорошо, только не пей, алкоголь может плохо подействовать», — пришло спустя довольно длинную паузу. Влад сомневался, отпускать меня или нет? Мне сложно представить, что он чувствует при упоминании костра, учитывая какие фото с моим участием оттуда ему пришлось увидеть всего несколько дней назад. Но как бы то ни было, со вспыхнувшим в нем чувством собственничества он справился и отпускал меня с легким сердцем. По крайней мере, я на это надеялся. «Как скажете, Владислав Романыч», — нагло выпятил свое послушание я, хотя не имел на это никакого морального права. Влад же не подал вида, что чем-то недоволен, прислал в ответ лишь стикер с сердечком.