«Весной один дикий гусь улетает к северу, где ждёт его новая жизнь; другой, опечаленный, остаётся на старом месте» - Нинель вряд ли смогла бы вспомнить, откуда она знает эти строки, ей это не важно. Она смотрит в спину уезжающего в путешествие брата, видит его развивающиеся тёмные волосы и вспоминает все прожитые вместе годы. Детские игры, раскрытие способностей, исследования территорий и разрушенную башню. Утренние туманы, спелые сочные яблоки, искры от рыжих костров. Сила струится по телу, ластится, как домашняя кошка, к ладоням, зовёт вдаль. Самой девушке путешествия доступнее – стоит только пожелать, и вот она уже в дальнем лесу, захочет – у ручья, в городе. Мир радуется, что может показать своей дочери всю красоту природы, за руку водит её в пространстве, не давая потеряться.

Гаспар так не может. Ему доступно другое знание. Сколько лесного зверья он излечил по доброте душевной. Нинель не может, да и не хочет, забывать, как его широкие ладони окутывает зеленоватое сияние, ловкие пальцы прощупывают больные места, совмещают и сплавляют раздробленные кости, как срастаются разорванные сухожилия и повреждённая мякоть плоти. У него не было учителя, врачебной степени, даже уровень силы был малым, но это с лихвой окупалось искренним желанием помогать другим. В детстве это были приходящие сами звери, потом к Гаспару стали обращаться соседи – у кого корова заболела, у кого овца либо кто ещё. Последние пару лет к молодому магу началось паломничество людей.

Мало кто знает, как каждый раз переживает её брат. Как подавлен, когда сделать ничего не может. На семейном совете после последнего такого случая было решено отпустить Гаспара в путешествие по миру. Терра Котта слишком удивительна, чтобы не желать её познать. Начались сборы в долгий путь: запасы еды, тёплой одежды, прочих нужных путешественнику вещей. Отец написал старому другу письмо, в котором просил обучить его сына магии целительства, в которой сам был не силён. Гаспар планировал заехать к учителю на обратном пути.

Нинель улыбнулась, вспоминая, как светились карие глаза её брата от предвкушения путешествия. Доехав до поворота дороги, Гаспар обернулся, поднявшись в седле, и помахал рукой в последний раз. Его высокая стройная фигура была отчётливо видна на фоне розовеющего неба. Счастливо рассмеявшись, девушка ответила ему тем же.

Начиналось новое время. Время взрослой жизни. Ожидания редких писем, наполненных до краёв впечатлениями, запахами горьковатого дыма костра, полевого вольного ветра, криков диких птиц. Уже сложно вспомнить, в каком из множества писем в первый раз появился кусочек старинной легенды. Тогда Гаспар писал, что услышал этот отрывок в таверне, где он остановился на ночлег. Один кусочек был дополнен вторым, третьим, пока не стал увлекательным сборником легенд.

В семье вслух читали живые письма и будто путешествовали вместе с ним, узнавали новое, заочно знакомились с разными людьми. Путешествие длилось два года. Последнее обычное письмо было датировано прошлым месяцем, когда Гаспар направлялся уже к другу отца. Оно было пронизано жаждой новых знаний и совсем немного тоской – за всё время он успел соскучиться по своим родным. Письма летали с невероятной частотой туда и обратно, но их было мало. А через неделю пришла краткая записка:

«Жив, здоров, на месте. Скоро отправлюсь домой. Очень скучаю»

В один из летних вечеров Гаспар внезапно объявился на пороге родительского дома. Нинель радостно взвизгнула, бросаясь брату на шею, отец успокоено выдохнул, пожимая руку возмужавшему сыну, счастливо смеялась мама, обнимая своего ребёнка. Гаспар светился тихим счастьем встречи. Но в какой-то момент он ненадолго замер, прерывая охи-ахи, восторги и шуточные упрёки, что не написал о своём возвращении. А потом, попросив немного подождать, вышел на крыльцо, где всё ещё оставались неразобранные сумки с вещами, и через пару минут вернулся, крепко держа за плечо худого и жилистого паренька, почти ребёнка. Тот, тихо сопя, оглядывал из-подлобья замерших от удивления магов, неосознанно закрываясь и ёжась ещё сильнее. Случилась, как это называется, немая сцена.

Уже поздно вечером, когда ребёнок был накормлен, обласкан и отогрет в лучах душевного тепла, Гаспар тихо и отстранённо начал свой рассказ. Когда он въехал в людское поселение, ему в первую очередь бросился в глаза тёмный, опустевший и заколоченный старый двухэтажный дом. Люди в трактире за кружку эля охотно рассказали, что старик-маг, к которому ехал Гаспар, ушёл из мира после долгой изнуряющей хвори ещё весной. На попытку выяснить что-то ещё, чужака отправили к старой повитухе, которая последние месяцы одна навещала умирающего. Старик вёл замкнутый образ жизни и имел довольно тяжёлый характер. Наутро Гаспар отправился в гости, надеясь узнать больше, чтобы потом передать отцу, который в молодости крепко дружил с умершим.

Старуха хорошо приняла вежливого молодого человека, сразу согласившись на обстоятельный рассказ. Из дальних комнат за незваным гостем наблюдала пара колючих глаз. Их обладатель – двенадцатилетний мальчишка, что, как посетовала за травяным настоем старуха, остался совершенно один после смерти своего дядюшки и оказался подобран старухой, заинтересовал Гаспара. Ребёнок был насторожен, но всё равно с интересом смотрел, что и как делает этот необычный взрослый, который, кажется, всерьёз решил подружится с ним, никому не нужным.

Старая повитуха пригласила гостя остаться у неё на недельку-другую. В такой глуши было довольно скучно и тихо, а Гаспар понравился ей сразу. Молодой человек принял её приглашение, оплачивая чужую доброту своим искренним интересом и помощью по небольшому хозяйству. С возрастом хозяйке стало сложнее поддерживать милый её сердцу порядок, и по углам притаился неумолимый дух разрушения.

От старого мага остались древние книги и личные записи. Для хозяйки они интереса не представляли, и она с радостью отдала их Гаспару. А тот, желая наладить контакт с подростком, привлёк племянника мага к разбору этих древностей. Астер, как звали ребёнка, поначалу ершился и дичился, а потом вовлёкся в процесс и стал рассказывать. О своём воспитателе, старом доме и своих наблюдениях. Истории получались интересными, мальчик отличался большой наблюдательностью и умением связывать разные кусочки, пытаясь по-своему делать выводы.

Как-то вечером, когда в сгущающихся сумерках приближалось время вечернего чаепития, старуха, вздыхая каждые несколько минут, неотрывно следила за привычными уже движениями Гаспара. Он насыпал сорванные недавно Астером и промытые листья мяты и ягоды смородины в щербатый глиняный чайник, поправлял фитиль масляной коптящей лампы и опускал аккуратно зашитую штору от назойливой мошкары. Когда все эти приготовления были завершены, пришло время тишины. На этот раз тишина имела заметный привкус ожидания. Старуха цепко вглядывалась в фигуру сидящего рядом молодого человека, а затем внезапно принялась что-то искать в своих карманах. Достав большой носовой платок и промокнув лоб, она начала говорить.

«Я уже стара. Сколько мне осталось, Хронос-весть, год-два? Детей у меня нет, а дом так же стар и хочет покоя. А Астер живее живых, куда ему с такой старухой жить… Опять же, магёнок он, я ничем здесь помочь ему не могу, не разумею я всего этого махания руками. Поглядела я, он тебе приглянулся. Ты намедни рассказывал, у тебя семья осталась там. Может, не будут они против мальца? Я подсоблю монетами, осталось немного, мне-то деньги не сдались. А так… Подумай»

Застывший от неожиданности Гаспар даже не нашёлся, что сразу ответить. Пар от горячего настоя поднимался вверх, наполняя свежий воздух летом, даря расслабление после долгого дня, прогоняя прочь переживания. Смотря в чашку, гость ответил, что он и его семья будут рады Астеру.

«Но сам он захочет уйти со мной?»

«А это мы сейчас и узнаем. Эй, малец, иди-ка сюда!»

Довольная старуха окликнула притаившегося в тени перил на втором этаже подростка, который к этому времени уже должен был спать. Пойманный на подслушивании Астер дичился, не смотрел на Гаспара, тихо отвечая на расспросы старухи. Пришедший в себя молодой человек достал из шкафчика ещё одну чашку, наливая мальчику ароматный горячий напиток.

«Ты готов уйти со мной к новой семье? Хочешь этого?»

Получив в ответ невнятное бурчание, что мало кому нужен ничейный ребёнок, Гаспар тихо, но уверенно ответил:

«Мне нужен. И моей семье»

Довольная старуха, щурясь, допила чай и тяжело поднялась.

«Вот и прекрасно. А теперь, молодые люди, спать. Идите-идите, мне надо подумать»

Когда Гаспар закончил свой рассказ, какое-то время было слышно, как стрекочут цикады и где-то в саду глухо падают поспевшие яблоки.

Время вернулось к своему размеренному течению. Гаспар загорелся идеей отстроить заново старый отцовский дом, от которого остались лишь живописные развалины. Нинель, как маг-пространственник, взяла основную магическую составляющую на себя. Очертить контуры участка, разобрать завалины и мелкий неизбежный мусор, укрепить силой чудом сохранившийся фундамент – всё это было привычно и легко. Мир вокруг тихонько напевал, помогая своей дочери.

***

Мир был серым. Нет, разумеется, яркие цвета из него никуда не делись. Трава была такой же зелёной, небо голубым, а солнце – золотисто-рыжим. Скорее, поменялось восприятие. Больше некому было показать маленькой Файгель, какое у птички красивое оперение, как легко нарисовать лёгкую стрекозу, как сказочно отражаются на водной ряби задорные солнечные блики. Папы больше не было. Мир не знал, как помочь своей маленькой дочери снова вдохнуть полной грудью, подсветить природу, и поэтому он плакал вместе с ней вечерами, укрывал по утрам вспаханные поля серыми одеялами туманов и проводил девочку туда, где она сможет побыть одной.

Слёзы скоро закончились. На место им пришла гасящая все чувства ватным коконом апатия. Ранним утром, заходя в незапертый папин кабинет и беря с собой несколько серых грубых листов и угольный карандаш, малышка тихо уходила из спящего дома, доверчиво направляясь туда, куда вело её пространство. Иногда это были лесные полянки, пологий берег ручья или сельская дорога. Изредка ей встречались случайные прохожие. Кто-то проходил мимо, не обращая внимание на тихого сосредоточенно идущего ребёнка, кто-то, видя хрупкую фигуру ребёнка спрашивал, где её родители. Некоторые давали ей яблоко или грушу. По вечерам её часто отводили домой. В такие дни мать устало смотрела в тёмные потухшие глаза дочери, расстроенно качала головой, но ничего не говорила. Изредка Файгель возвращалась домой сама. Так и жила бы она, потерянная в пространстве и не привязанная ко времени.

В один из дней в доме появился незнакомец. Мама присела на корточки, прищурила в фальшивой улыбке уголки глаз, погладила огрубевшей от работы ладонью свою дочку по растрёпанным чёрным прядям волос и, медово растягивая слова, объявила, что этот дядя – её, Файгель, новый папа, которого надо любить и слушаться. Не дождавшись почти никакой реакции, она убрала руку, спрятала улыбку, недовольно скривилась и поднялась на ноги.

«Не обращай на неё внимание, она всегда была такой странной»

Мужчина Файгель не замечал, за что девочка была ему благодарна. Малышка знала, что вечерами её мама плакала и жаловалась, что дочь у неё ненормальная.

Девочка предпочитала проводить всё своё время где угодно, лишь бы не дома. Снаружи ничего не давило на маленькую душу, легче дышалось и рисовалось. Когда был жив папа, он брал свою любимую доченьку на колени, вкладывал в маленькие пальчики забавно крошащийся и пачкающий всё вокруг уголёк и направлял детскую ручку, помогая рисовать ровные линии, складывающиеся в диковинных зверей, сказочных существ, а иногда деревья и дальнюю мельницу. Теперь же уголёк направлять было некому, и малышка пыталась сама изобразить окружающее её. Что-то получалось, что-то нет. Тогда Файгель рисовала это заново, как делал папа. Чаще всего у неё получались часы. Большие и маленькие, аккуратные и не очень, но обязательно песочные.

Сегодня был печальный день. Пробравшись, как обычно рано-рано к папе в кабинет, девочка не смогла достать новые чистые листы. Недовольно хмурясь, что на детском личике выглядело забавно, она взобралась на табуретку. Стол был пустой. Может быть, мама убрала?

Мама на кухне лишь покачала головой, витая в своих мыслях и жаря на огромной тяжёлой сковороде круглые золотистые блинчики.

— Нет, я не брала. Посмотри в столе.

В столе новых листов не оказалось.

— Значит, закончились.

Теперь Файгель могла лишь гулять по окрестностям. Время, как в насмешку, стало тянуться ещё медленнее. Как-то раз девочка набрела на незнакомые прежде развалины какого-то старинного дома. Высокие поросшие мхом валуны хорошо укрывали от пронизывающего ветра, трава мягко стелилась, приглашая уставшую девочку присесть и вытянуть ноющие маленькие ножки. Та не стала противиться тихим нашёптываниям и свернулась маленьким клубочком, в попытке сохранить ускользающее тепло – на дворе стояла весна, вязаная кофта, накинутая на платье не грела.

Тишина изредка нарушалась завываниями ветра, щебетанием птиц да еле слышным дыханием замершего ребёнка. Сколько прошло времени, Файгель не знала, только её уединение было прервано шуршанием чьи-то шагов по щебню раздробленных камней. Борясь с равнодушным оцепенением, девочка приоткрыла глаза и увидела коричневые ботинки. Они были кожаными и поскрипывали при каждом движении. Сверху ботинки прикрывала простая зелёная юбка. Поднимая взгляд выше, Файгель равнодушно отмечала, что незнакомка кутается в большой коричневый узорчатый платок, с которым заигрывал ветер в надежде забрать себе понравившуюся вещь. Кажется, у этих развалин всё же есть хозяин.

За свою недолгую жизнь девочка уже поняла, что редко когда другие рады непрошенным посетителям. Хорошо, если будут просто кричать, хуже, если будут бить или тащить прочь за руку. После приходиться часто одёргивать короткие рукава в тщетной попытке скрыть некрасивые чернеющие отметины чужих пальцев.

К удивлению Файгель, её не стали ругать или бить. Незнакомка в удивлении приподняла брови, открыла красивый рот, закрыла его и сняла с плеч свой платок.

— Как тебя зовут?

Не дожидаясь ответа, девушка осторожно подошла ближе и помогла девочке подняться, укутывая её в большой платок и грея замёрзшие ладошки в своих тёплых ладонях. Зелёные глаза девушки светились таким теплом, что согревали быстрее ладоней.

— Файгель.

За развалинами Файгель заметила высокого молодого мужчину в клетчатом плаще и светловолосого мальчика в тёплом свитере.

— Посмотрите, кого я нашла! – крикнула им девушка.

Девочке вручили яблоко, посадили на тёплый плед, расстеленный на земле и стали осторожно расспрашивать, откуда она, где её родители, как она очутилась здесь. Когда взрослые услышали название дальней деревни, они в удивлении переглянулись и поспешили уточнить, не потерялась ли она, не отбилась ли от родителей, на что мальчик первый раз за всё это время пробурчал:

— Да не нужна она никому.

На него тихо шикнули. Девушка сказала, что она проводит Файгель домой. Файгель домой не хотела, но и сказать об этом не могла – нормальные дети всегда хотят домой, а она очень хотела быть нормальной, хотела, чтобы её любили. От внезапно нахлынувших ощущений защипало в носу, а в уголках глаз собрались маленькие капельки слёз.

Взрослые в очередной раз переглянулись и немножко напряглись.

— Ты не хочешь домой?

Не доверяя своему голосу, который обязательно будет дрожать, - взрослые этого не любят, - девочка помотала головой.

— А что ты хочешь? – продолжали у неё мягко выспрашивать.

Файгель боялась расплакаться – девочка не должна быть плаксой, - но мягкий мужской голос не успокаивал, а будто больше бередил маленькую детскую замёрзшую душу. Из груди вырвался приглушённый всхлип. В тщетной попытке подавить его, малышка прокричала в своей голове, в слабой надежде быть услышанной:

«Я не хочу домой! Я хочу остаться здесь!»

Мужские глаза в изумлении распахнулись, а брови поднялись выше, выражая сильное удивление своего обладателя.

— Хочешь остаться здесь? С нами? – повторил он вслух.

Начавшая успокаиваться девочка закивала головой. Её услышали. Раньше слышать, когда она говорила так мог только папа. Интересно, а эти знали её папу?

— Нет, малышка, боюсь, твоего папу я не знал… Но я хочу познакомиться с твоей мамой. Может быть, она разрешить тебе погостить у нас.

Путь в деревню был совсем короткий. Мальчика отправили домой. Девушка взяла Файгель на руки, её каштановые кудри приятно касались щеки девочки. Мужчина взял девушку за руку. Один шаг… От неожиданности Файгель сильнее ухватилась за мягкое плечо, но потом быстро успокоилась – иногда она тоже так шагала.

Оказавшись на главной улице, девушка спустила девочку с рук и попросила показать, где живёт мама. Их дом располагался дальше всех. На пороге их встретил нахмурившийся мужчина, который поспешил уточнить, не натворила ли чего Файгель. Девочка прошла в дом, пока шёл разговор. Мама была в комнате. Она устроилась в большом кресле и с умиротворённым лицом вязала маленькие носочки.

— Мамочка… – Тихо позвала женщину малышка.

— Да, милая?

— Можно я погощу у тех дяди и тёти? Они пришли спросить, можно? Можно же?

— Каких дяди и тёти?

— Дорогая, можешь подойти сюда на минутку? – в комнату заглянул мамин муж.

— Да, дорогой, – она отложила вязание и тяжело поднялась из кресла, – что-то случилось?

Мама против не была. Файгель радостно улыбалась, держа в руках своего любимого тряпичного зайца. Она разрешила погостить у дяди Гаспара и тёти Нинель. Сказала слушаться их и не доставлять лишнего беспокойства. Файгель не будет, честно-честно! Она будет послушной и тихой-тихой!

Старый родительский дом принимал под свою большую крышу уже вторую потерянную душу, которая получила шанс на обретение своего пути.