И ты попала

К настоящему колдуну,

Он загубил таких, как ты, не одну!

Словно куклой в час ночной

Теперь он может управлять тобой!

— Черт, черт, черт, черт! — истерично шепчет Нил, позволив панике слишком быстро собой завладеть. Руки бесцельно шарят по телу Эндрю, пока разум вновь не становится холодным и собранным. — Эн… Эндрю, держись, блять, держись…

Кое-как сопротивляясь ветру, который так и норовит сдуть его с поезда, Нил пытается взять Миньярда и лиса одновременно. «Нужен врач. Нет, не нужен, нас же тут же арестуют… аптечка. У меня есть аптечка. У него должна быть аптечка… он умрет, умрет, умрет, не должен умереть…»

Сосчитать до десяти не получается — все языки в голове путаются и оставляют вместо себя комок ужасной паники; Нил, кажется, держится на ногах только из-за состояния аффекта, когда пробирается по поезду, врезаясь телом то в одну стену, то в другую, до своего купе.

— Держитесь, — отчаянно лепечет он, и с губ вместе с этими словами срываются короткие всхлипы, — вы оба, пожалуйста, мы не можем прямо сейчас умереть, не можем…

— Я не умру, я в порядке, — вдруг дернувшись, доверительно сообщает Эндрю, а потом снова теряет сознание.

В купе они вваливаются, снеся хлипкий столик и одну из нижних полок. Боль Нил перестал чувствовать уже около часа назад, поэтому тут же поднимается и кое-как кладет Миньярда на спину, после чего закрывает дверь купе на замок. Зловещее темное пятно на черной футболке Эндрю увеличивается в своей площади с каждой секундой, и Нил даже на какое-то время забывает про лиса, оставшегося безвольно лежать на полу, потому что берет свой рюкзак с верхней полки и вытряхивает из него все содержимое. Пара бумаг, которые Нил сейчас игнорирует, батончики и вода, спички, зашифрованные карты, указывающие, где он может найти еще телефонные номера, аптечки или деньги, какие-то вещи — только перерыв все это, Джостен наконец-то находит плотную сумочку со всем необходимым и, споткнувшись о лиса на полу, мгновенно оказывается у Эндрю.

Приходится буквально сорвать с него футболку, чтобы осмотреть на предмет всех ранений, но едва Нил это делает, Миньярд вновь вздрагивает всем телом и внезапно бьет его в нос. Не успев отклониться, Джостен падает с полки и чувствует, как из ноздрей вновь вытекает кровь.

— Какого хрена? — изумляется он, глядя на Эндрю, однако тот, видимо, вновь пребывает в забытьи и выгибается неестественной дугой, коротко застонав от боли.

Нил осторожно подбирается ближе, понимая, что у Миньярда сработали какие-то рефлексы. Взгляд невольно путешествует по практически белому телу, на котором, в контрасте с молочной кожей, видны все шрамы, непонятные отметины, пятна, ранения и особенно глубокая рана в боку — Нил понимает, что кроме нее не должен был ничего видеть, и стыд охватывает все тело, но он сосредотачивается на своей главной задаче и обещает себе попросить прощения у Эндрю как-нибудь потом.

Если он выживет, Нил хоть до конца жизни перед ним будет за все извиняться.

Перекись, йод, бинты, иголка с ниткой и антисептик ставятся на пол, и последним Джостен кратко обрабатывает руки, стараясь почти не касаться Эндрю при осмотре раны. Приходится слегка приподнять его тело, чтобы убедиться, что пуля не прошла насквозь и осталась в теле — Нилу совсем не хочется думать, сколько времени парень провел с куском металла под кожей, прежде чем совсем обессилел, и сколько крови успел потерять, поэтому он сосредотачивается и действует максимально быстро и аккуратно. Мама еще в пять лет научила его оказывать скорую помощь, в девять — зашивать раны, а вытаскивать пули Нил уже научился сам на горьком опыте. Когти медленно выдвигаются из пальцев и погружаются в рану Эндрю, чтобы зацепить пулю; едва Нил дергает ее на себя, Миньярд вновь открывает глаза и глубоко дышит, кажется, задыхаясь.

— Эндрю! Эндрю, Эндрю, — Нил хватает его лицо прямо окровавленными руками, чтобы тот кое-как посмотрел в его глаза, — ты должен обратиться, слышишь? Тебе надо исцелиться. Ис-це-лить-ся. Процесс заживления пойдет быстрее…

— Я… не могу, — мучительно выдыхает он, упав головой куда-то в шею Нила.

Тот горестно стонет, кладет Миньярда обратно и промывает рану перекисью, но кажется, вся жидкость вытекает вместе с новыми потоками крови. Руки так некстати дрожат, когда Нил берется за иголку, и не могут попасть нитью в ушко — разозлившись на себя, он хлещет ладонями по щекам, приводя себя в чувства, и вновь принимается за работу. Не спать, не спать. Надо держаться. Один стежок, другой, потом перекись и вата — много окровавленной ваты по всему полу маленького купе. Не спать… не умирать. Умрет он, умрет и Эндрю. Надо держаться… держаться…

Уже не помня, что он делает, Нил задействует почти все запасы бинтов, пластырей и повязок, чтобы перевязать ту гноящуюся рану и хоть как-то остановить кровь. Бутылочку с остатками спирта он подносит к носу Миньярда, заставляя его вновь прийти в себя на короткое мгновение.

— Просыпайся и перевоплощайся.

— Не могу я! — стонет Миньярд, попытавшись принять сидячее положение. — Никак, никак, никогда больше…

— Ты должен!

— Не-е-ет…

Он отключается снова, а Нил просто сидит пару минут рядом, отчаянно глядя в мертвенно-спокойное лицо оборотня. «Я сделал все, что мог» — эта мысль неуверенно появляется в голове, и Нил отчего-то хочет прогнать ее прочь, не в силах поверить, что это правда. Он правда сделал все, что было в его силах. Теперь только от Эндрю зависит, выживет ли он сам или нет…

Почему он не хочет перевоплощаться?

Поезд вдруг качается из стороны в сторону, скрипит, и Нил медленно сползает на пол, ничего не чувствуя. Машинально осматривает свою руку, обрабатывает рану посреди ладони, кое-как обматывает ее остатками бинта и пытается ощупать все свое тело на предмет других повреждений, но внезапно не находит на это сил.

«Надо превратиться в лиса», думает он, но так и не понимает, успел ли он это сделать или нет, прежде чем разум окончательно отключается, а мир вокруг чернеет.

Ему видится темный, страшный лес, из которого он не может выбраться. Мама оставила его на полянке и убежала заметать следы, а маленький лисенок заблудился в мрачной чаще и теперь мерзнет в сугробе, дрожа всем телом. Зимы в Сибири холодные и страшные — наверное, его шубка просто не приспособлена к таким сильным холодам, поэтому остается лишь свернуться в клубочек и надеяться, что мама придет за ним, спасет в очередной раз…

Кто-то осторожно толкает его в бок, а когда Нил радостно открывает глаза, желая увидеть маму, то вместо этого глядит на нечто белое, сливающееся со снегом так, что изначально лисенок подумал, что перед ним стоит снеговик. Приглядевшись, Нил с ужасом понимает: перед ним находится волк. Все, как мама описывала — и шерсть, и зубы, и глаза, только вот цвет другой, не серый или бурый, а молочный, как луна и снег вокруг, и только его грудь сияет бронзовым оттенком…

Нил все равно закрывает глаза, мечтая умереть как можно быстрее и безболезненнее, и тогда волк тычется носом в его бок еще раз, а потом нетерпеливо топчется на месте. Лисенок неуверенно глядит на него снова с опаской, пока не осознает, что перед ним находится не волк, а волчонок.

Почти такой же маленький, как он сам.

Этот белоснежный волчонок ничего не говорит, но сердито фыркает и переступает лапами, мотнув головой куда-то вправо. Нил дрожит всем телом от страха и хочет попросить не убивать его, но слова застревают в пасти.

Волчонок глухо рычит и вновь мотает головой вправо. Лисенку кажется, что он указывает на что-то важное, поэтому он неуверенно встает на лапы и пригибается к земле, желая защитить себя от нападения. Незнакомец этому рад — он довольно фыркает и трусцой направляется туда, куда указывал раньше головой, чуть погодя, разворачивается к Нилу и, остановившись, чего-то ждет. Лисенок неуверенно делает шаг к нему — волчонок кивает осторожно и вновь машет головой как-то по-человечески, будто подбадривая пугливого зверька.

Они медленно, но верно продвигаются в неизвестном направлении — Нил часто думает, что это ловушка, но понимает, что в любом случае он бы просто-напросто замерз в том сугробе, поэтому терять ему нечего. Вскоре он начинает узнавать пейзаж вокруг, а еще через некоторое время появляется знакомая полянка, на которой они и останавливаются.

Лисенок, поджав хвост, неуверенно смотрит на волчонка, который просто кивает — и долго смотрит на Нила своими багровыми глазами. «Спасибо?» неуверенно думает Нил, и незнакомец будто бы слышит его, однако вместо ответа машет своим белым хвостом и уносится прочь.

Вскоре лисенка находит его мать, и Нил получает крепких тумаков за то, что потерялся. Особенно крепкая затрещина прилетает после того, как он рассказывает о своих приключениях с волчонком.

— Ты с ума сошел?! — кричит мать, толкнув Нила в сугроб. — Я что тебе говорила о волках? Может, ты в следующий раз с воронами разговаривать будешь? Сколько раз мне еще надо вбить тебе в голову, что волки нам не союзники, а такие же враги, как и те, от кого мы убежали?!

Она долго отчитывает лисенка, вновь и вновь напоминая о легенде о тевмесской лисице, но все, что запоминает маленький лис — общение с волками приводит к боли и ударам от матери, а значит, с ними общаться не нужно, и пусть там какая-то легенда существует сколько хочет, главное, его больше не будут бить…

Почувствовав какое-то прикосновение к своему носу, Нил вскакивает и едва не бьет Эндрю по лицу. Тот кое-как уклоняется, поморщившись, а в его руке мелькает черный нож.

— Не пугай так, я ведь и… зарезать могу.

— Ты… живой. Живой! — только и может выдохнуть Нил, а потом хмурится — голова раскалывается так сильно, что он не уверен, продолжает ли он спать или уже проснулся. Рука неуверенно тянется к Эндрю, но тот перехватывает ее в сантиметрах от своего лица и слабо фыркает.

— Да настоящий я, дурень. Почти в норме, не считая пары деталей, — Миньярд морщится, — если честно, могу в любой момент отключиться, но это, так сказать, побочка от ранения, на деле я в норме.

— В норме, — тупо повторяет Нил, окончательно просыпаясь, — идиот, в какой ты норме? Иди, ложись на койку обратно! Что ты вообще тут…

Он оглядывается. Все еще купе, занавески плотно зашторены и не пропускают через себя лишний свет, дверь закрыта, лис лежит на полу, а Эндрю сидит перед Нилом на корточках…

— Да не дергайся ты, — когда Джостен хочет встать и помочь лису, Миньярд просто усаживает его обратно, — у тебя при лишних движениях вновь кровь носом идет. А с этим, — как-то брезгливо машет в сторону лиса, — все в порядке, просто крепко спит, дыхание есть.

Видимо, на сонном лице Нила написано слишком явное облегчение, потому что Эндрю вновь слабо фыркает и тянется к его носу. Только сейчас Джостен рассматривает слегка окровавленную ватку, пахнущую спиртом, которую Эндрю незамедлительно прикладывает к его ноздре, осторожно нажимая на кожу.

— Извини, что врезал, — в его голосе не сквозит особая вина, он проговаривает это с обычным безразличием, — но ты сам виноват, что полез туда, куда не просят.

Нил опускает голову, не зная, что сказать, но Эндрю упрямо приподнимает ее, коснувшись пальцами подбородка, и продолжает легкими движениями вытирать кровь.

— Я рад, что ты выжил, — все-таки выдавливает Джостен, отчего-то краснея.

— Надо же кому-то продолжать прикрывать твою задницу, которая так и норовит влезть в неприятности, — ворчит тот и внезапно бледнеет. — Но выжил ли я — это еще не точно, мне кажется, сейчас в обморок…

Не договорив, он начинает заваливаться назад, и Нилу приходится окончательно прийти в себя, чтобы успеть подхватить парня. Кажется, все это уже было: нижняя полка, куда Джостен кладет бессознательное тело, руки, быстро задирающие новую футболку, отчаяние и нехорошие мысли… Только в этот раз Эндрю приходит в себя до того, как Нил успевает снять бинты — промычав что-то невнятное, он открывает глаза и качает головой.

— Я ебнусь, если это продолжится.

— Я тоже, — бросает Нил, снимая все повязки, — тебе надо обратиться сейчас же. Сколько времени я спал?

— Понятия не имею, я сам кое-как в сознании пребывал… может, часа два прошло, поезд уже один раз останавливался, — слабо предполагает Эндрю, пока Джостен осматривает гноящуюся рану и мотает головой.

— Тут все очень плохо, Эндрю. Не знаю, сможет ли рана затянуться без вмешательства врачей. Я подлатал тебя кое-как, но вовсе не являюсь профессионалом… Как ты вообще…? Как умудрился попасть под огонь, но при этом сбежать от преследователей?

— Их было двадцать, не меньше. — Миньярд сжимает зубы, когда Нил начинает снова обрабатывать рану. — Попали в меня, когда уже через забор перелезал. Черное золото… я почему-то думал, что оно дарит безболезненную быструю смерть, так на это надеялся…

— Ты должен перевоплотиться.

— Я не буду.

— Нет, будешь, — упрямо и злобно заявляет Нил, сильнее нажав на рану. Эндрю аж подскакивает и ударяется головой о верхнюю полку, после чего одной рукой несильно сжимает горло Нила.

— Еще раз попробуешь сделать мне больно, и я тебя… — Угроза обрывается на ровном месте, а его лицо принимает зеленый оттенок. — Во имя всех богов, тебе будет лучше, если я умру сейчас, иначе я буду портить тебе жизнь еще очень долго.

— У меня достаточно знакомых, которые и так этим занимаются, так что мне все равно, — хмыкает Нил, с вызовом глядя на Эндрю, борющегося с болезнью. — Почему ты не хочешь попробовать? — как можно мягче спрашивает, меняя тактику. — За время нашего знакомства ты ни разу не стал зверем. В чем дело?

Эндрю сжимает губы, явно сражаясь не только со своим здоровьем, но и со своими мыслями. Его глаза прикрываются — Нил, испугавшись, думает, что тот снова на короткое время лишился чувств, но потом тот все-таки выдавливает:

— По определенным причинам… я уже давно не могу перевоплотиться.

— Не можешь? — ужасается Нил.

— И не хочу, — раздраженно поправляет его Эндрю. — Мне это не нужно. Мне и так… сойдет. Без разницы, как я влачу свое жалкое существование.

— В чем причина того, что ты не можешь и не хочешь этого? — Сердце отчего-то начинает стучать быстрее, и Нил незаметно прислоняет руку к своей груди, чтобы не дать ему убежать. Кажется, сейчас произойдет нечто особенное, Миньярд скажет что-то очень важное, и главное, не спугнуть это откровение быстрее, чем Эндрю захочет его рассказать.

— Долгая история.

— Нам еще целый день ехать до Нью-Йорка, так что я никуда не тороплюсь.

— Какая же ты все-таки заноза в заднице, рыжик, — плюется Эндрю, массируя веки двумя пальцами. — Названия диагнозов тебе ничего не скажут, важно лишь то, что мне прописывали препараты, побочным эффектом которых стала невозможность обратиться.

— Это… это незаконно, — обомлев, шепчет Нил, — кто бы то ни был, они не имеют права…

— Это людские препараты, лис. Никто понятия не имел, как они подействуют на оборотня, я сам не был в курсе, но по большому счету, мне было просто плевать. Да и сейчас плевать. Жизнь человеком такая же отвратительная, как жизнь оборотнем. Разницы, как доживать свой век, для меня нет. — Эндрю открывает глаза и непроницаемо смотрит на Нила. — Сигаретку дашь? Пачка у тебя в маленьком кармане рюкзака. Зажигалка тоже.

— Когда это ты успел ее туда положить? — возмущается Нил, действительно отыскав там две штуки. — И что значит «нет разницы»? Я давно заметил, что тебе плевать на твою жизнь, но не до такой же степени…

Эндрю закуривает и пусто смотрит на Нила, который медленно, но верно все понимает. «Таблетки… наверное, поэтому он их и пьет. Из-за того, что не видит в жизни никакого смысла», думает Джостен, уставившись на свои ладони.

— Всю свою жизнь я проживаю не для себя, а для кого-то. Сначала на мне ставили эксперименты в России — чего уж лукавить, меня для них и создали. — Эндрю фыркает, и отчего-то этот смешок отдается в грудной клетке Нила непонятной болью. — Я даже не знал свою мать до определенного времени. Пока был зверем — меня пытали и использовали для опытов. Выбрался, начал жить человеком — вновь попал в ловушку одной больницы и проторчал там хуй знает сколько лет, пока на мне вновь экспериментировали. Ну как тебе? — осведомляется он с жуткой улыбкой. — Считаешь, моя жизнь, никогда мне не принадлежащая, все еще почему-то ценна?

— Ты… ты сейчас себе принадлежишь, Эндрю, — пробует хоть как-то выдавить что-то ободряющее, хотя в душе нет ничего, кроме животного ужаса.

— А нахуй мне сейчас это надо? — искренне недоумевает Миньярд, вновь сделав затяжку.

— Думаю, для чего-то надо, раз ты пьешь свои таблетки.

— О, они просто дарят короткую эйфорию и ощущение розовых очков, заставляя видеть смысл хотя бы в каких-нибудь действиях, вроде нашего с тобой приключения, — отмахивается Эндрю совершенно беззаботно. — А вообще, без них я не могу из-за такой штуки, как «синдром отмены».

Нил не знает, что конкретно значит этот синдром, однако внутренне понимает, насколько все плохо. Кажется, будто после признаний Миньярда по нему проехался каток, полностью раздавив все светлое и оставив за собой лишь уныние и безнадежность.

— Эти таблетки… они как-то связаны с твоей договоренностью с правительством?

Стряхнув пепел, Эндрю продолжает ухмыляться, когда выдыхает дым в сторону Нила, но улыбка сползает с его лица через мгновение. Нил, не растерявшись, вновь берется за бинты, намереваясь наложить повязку, однако Миньярд отбирает их и кое-как принимается завязывать себя сам.

— Ты слишком много вопросов задаешь, лисенок, — бормочет он, закончив дело, после чего опускается на подушку и расслабляется. — Не кажется ли тебе, что мы с тобой так не договаривались? Ты покупаешь у меня правду?

— Вообще-то у меня есть шанс на две бесплатные правды, — спохватившись, вспоминает Нил. На самом деле ему кажется, что сам он сейчас мог бы пожертвовать всей возможной правдой в этой вселенной, чтобы услышать от Эндрю ответы на волнующие вопросы.

Миньярд улыбается.

— Верно. Что ж, спрашивай.

— Как твои таблетки связаны с твоей договоренностью с правительством? — повторяет вопрос Нил, затаив дыхание. Никакое покачивание поезда из стороны в сторону, никакие ранения сейчас не могут помешать ему услышать историю Эндрю, который делает последнюю затяжку и, потянувшись к окну, чуть приоткрывает занавеску и выкидывает сигарету в форточку.

— Мне было не так много лет, когда я выбрался из одной тюрьмы в России и попал в другую тюрьму в Нью-Йорке. Только первая изначально предполагала страдания, а на вторую были весьма большие надежды. Это была больница, — поясняет Эндрю. — Мне некуда было идти, и я обратился к властям с просьбой о помощи, потому что возраст и неопытность просто не позволили бы выжить самостоятельно, да и в различных брошюрках образ Америки был привлекателен для такого мигранта, как я. Может, все действительно бы прошло замечательно, обошлось без казусов вроде пыток таблетками, если бы мне попался другой врач. — В голосе Миньярда проскальзывает сталь, хотя лицо продолжает выглядеть безжизненно. — В том госпитале содержались и сверхъестественные, и обычные людишки — нам говорили, что это полезно для социализации обеих сторон, но видимо, врачи с обычными зарплатами так не считали. У моей палаты была классная медсестра, но главврач оказался психически нездоровым садистом.

Нил прикрывает глаза, но на обратной стороне век довольно ярко отображается картина, которую описывает Эндрю.

— Он пытал тебя, — утвердительно произносит он еле слышно.

— Не то что бы пытал, но пичкал различными медикаментами, чтобы поэкспериментировать. Хотя Рене говорила мне, что пытки тоже были, только я их не помню. — Эндрю разводит руками. — Наверное, оно и к лучшему. Дрейк был полнейшим мудаком, но профессионалом своего дела, и он мог нарочно подмешивать мне что-то, что вызывало провалы в памяти. Вот так больница превратилась в еще один мой худший ночной кошмар. — Он криво улыбается и хлопает в ладоши, но тут же морщится от боли в плече. Нил бросается на помощь, однако Миньярд просто перехватывает его руку и внимательно уставляется на перевязанную ладонь. — Позволь помочь.

Нил молчит, лишь спустя мгновение осознав, что Миньярд действительно ждет ответа. Осторожно кивнув, он наблюдает, как Эндрю аккуратно разматывает повязку, тянется за перекисью и неторопливо осматривает уже начинающую затягиваться рану.

— В конце концов, одна из моих попыток побега оказалась удачной, и больница чуть не сгорела в адском пламени. — Хохотнув, Эндрю промывает кожу Нила и тянется за целебной мазью. Джостен подает ее сам, терпеливо кусая губы и стараясь не морщиться от боли. — Не знаю, что с ней теперь стало. Когда я выбрался, я вновь пошел к властям и пообещал устроить им крупный международный скандал, пожаловавшись в Международную Организацию По Правам Сверхъестественного. Я и правда мог, и хотел это сделать, чтобы испортить жизнь всем, кто был причастен к злодеяниям в больнице, однако мне предложили дом в Алабаме, гарантии, что меня больше никто не потревожит, деньги и доступ к таблеткам, которые немного продлевают мне желание жить. Только поставили условие, — он хмыкает, вновь перевязывая ладонь Нила, — что я не съем никого из людей. Ну или не убью. Сразу видна вся их толерантность, не находишь?

Он смеется, держась за свою рану и явно испытывая при этом мучительную боль, однако продолжая улыбаться — широко, даже весело. Нила пробивает дрожь; он смотрит прямо в темные глаза и не может даже представить, что пережил Эндрю, отчего сломался настолько, что воспоминания о своем опыте вызывают у него смех.

— А твои шрамы… тоже из больницы? — прочистив горло, бормочет Нил. Миньярд прекращает смеяться, тяжело взглянув на Джостена, отчего тот снова стыдиться того, что видел каждое пятно и незажившее ранение на светлой коже.

— Это второй вопрос?

— Да. Я трачу свой последний шанс на правду.

— Шрамы ото всюду. И не только от недоброжелателей. — Эндрю отпускает руку Нила и смотрит за штору в окно. — Я не позволял их тебе смотреть.

«Я хотел перевязать твою рану», почти выговаривает Нил, но осознает, что Миньярд и так это знает, несмотря на горечь и злобу в голосе. Все отметины по телу тоже были воспоминаниями — болезненными, неприятными, страшными, и Эндрю не хотел делиться ими без своего разрешения, поэтому Нил и правда не должен был их видеть.

— Прости.

— Ненавижу это слово. Лучше говори «извини».

— В чем разница?

— Бесплатные права на правду у тебя кончились. — Эндрю немного молчит, а затем, смягчившись, проговаривает: — Надеюсь, хотя бы теперь ты перестанешь быть параноиком и подозревать, что я работаю на Морияма или русских, или даже американцев.

— Значит, ты и правда помогаешь мне просто так? — Нил почти верит, ему безумно хочется в это поверить, но что-то внутри просто не дает осознать, что помощь может быть бесплатной и невыгодной одной из сторон. Эндрю глядит на Нила бесстрастно и равнодушно, но следующие слова показывают, что его лицо и глаза не выражают и сотой доли его чувств:

— Я знаю, что ты пережил. Я понимаю тебя — ведь у меня был похожий опыт, и я надеюсь, что люди никогда не сделают с тобой то, что сделали со мной, поэтому и помогаю. От тебя взамен мне ничего не нужно. Я уже давно ничего не хочу.

Нил, кажется, не дышит вообще, только ощущает бешеный стук своего сердца. Столько невыразимых эмоций смешиваются в этот момент — от жалости до благодарности, от гнева до бесконечной грусти — и хочется выпустить их все, чтобы не чувствовать столько всего разом, но получается лишь долго смотреть на Эндрю, слушать стук качающегося поезда и тонуть в моменте, полном прозрачной искренности. Нил не уверен, что когда-либо мог позволить себе быть откровенным с кем-то и самому принимать чужие откровения, и история Эндрю пробудила в нем совершенно незнакомое чувство, которое он пока что не в состоянии понять.

Будто почувствовав, что пауза затягивается, Эндрю отводит взгляд, бездумно смотрит в окно и выдавливает:

— Я, пожалуй, посплю еще часок, а ты разберись с этим лисом. Или купи чего-нибудь в буфете.

«Лис… точно!», спохватившись, вспоминает Нил только сейчас и тут же глядит на рыжего зверя, продолжающего лежать рядом с полкой. «Он жив вообще?»

— А ты все же попробуй перевоплотиться. Хотя бы немножко. Чтобы рана зажила.

— Без тебя разберусь, — отрезает Эндрю, скрестив руки на груди и закрыв глаза.

— И спасибо, что проходишь этот путь со мной и действительно уберегаешь меня от неприятностей, — добавляет Нил, украдкой взглянув на Миньярда.

Тот игнорирует его благодарности и не отвечает.

Нил пододвигается к лису, осторожно берет его на руки и кладет на нижнюю полку, чуть растерявшись. В последний раз он осматривал кого-то в лисьем обличие десять лет назад, пытаясь помочь своей матери бороться со смертью, в остальное время лечил лишь свои раны, а сейчас ему снова предстоит осмотреть кого-то другого. Пальцы сначала проходятся по всему телу, проверяя наличие ран, потом с помощью ваты и спирта промывают небольшие царапины, но сильных повреждений Нил не наблюдает.

— Или у него сотрясение мозга, или «Новичок» этот все еще действует, — бормочет Нил, не зная, что делать. Он пробует растолкать лиса, но никакого эффекта это не оказывает. Только спустя пару минут безуспешных попыток разбудить его Нил вспоминает о спирте и, смочив в нем ватку, подносит к носу лиса.

Сначала кажется, что ничего не происходит, однако спустя пару мгновений ноздри на маленьком носе вдруг начинают дергаться и шевелиться. Будто уловив резкий запах своим острым чутьем, лис неожиданно открывает глаза, вскакивает и начинает верещать изо всех сил.

— Тише, тише, тише! — спохватившись, шипит Нил, попытавшись схватить зверя. Тот ловко уворачивается от хватки, прыгает на верхнюю полку и продолжает лаять изо всех сил, зовя на помощь. — Мы тебя не обидим! Ты только замолчи! Мы спасли тебя, понимаешь? Спасли! Из зоопарка!

Остановившись, лис вжимается в стенку так, чтобы Нилу было трудно до него дотянуться, но замолкает, недоверчиво глядя на Джостена. Тот тяжело вздыхает и примирительно поднимает руки, как бы сдаваясь.

— Мы не враги, — убедительно произносит он. — Мы спасли тебя. Ты в безопасности сейчас. Понимаешь? Мы тебя не тронем.

Лис неуверенно тявкает, и в этой просьбе Нил улавливает обозначение жажды, поэтому осторожно кивает.

— Я принесу тебе воды. И еду найду. Только, пожалуйста, не издавай никаких звуков. Если другие люди узнают, что ты здесь, нам всем не поздоровится.

Лис не отвечает, продолжая настороженно глядеть на Нила. Тот, надеясь на понимание, делает пару шагов назад, ясно обозначая то, что он уходит, и, открыв дверь купе, еще несколько мгновений выжидает, чтобы убедиться, что животное не начнет орать снова. Вывалившись в коридор, он также немного топчется на месте — и сталкивается с какой-то женщиной.

— Простите, — бросает он через плечо.

— У вас все нормально? — грубо осведомляется та. Повернувшись, Нил понимает, что скорее всего перед ним стоит проводница, недружелюбно и даже подозрительно осматривающая парня с ног до головы. На всякий случай убрав за спину раненую руку и надеясь, что его нос уже не кровоточит, а на лице нет крови, он сухо осведомляется:

— Да, а в чем дело?

— Пассажиры жалуются на странные звуки из вашего купе. То на драку, то на то, что у вас там кого-то режут… вы позволите?

— У нас все нормально, — пытается возразить Нил, однако проводница бесцеремонно обходит его и открывает дверь в купе, заглядывая внутрь. — Честно. Просто повздорили немного…

Тоже взглянув в купе, Джостен сразу замечает кончик лисьего хвоста, выделяющийся на верхней полке слева — решение приходит в голову мгновенно, и, даже толком не осознав эту мысль, Нил наводит иллюзию. Простой фокус дается ему не так уж и легко — все раны на теле начинают зудеть с новой силой, напоминая о своем существовании, однако лис все-таки не попадает в поле зрения проводницы, когда та придирчиво осматривает купе, разглядывает Эндрю под одеялом, но не находит ничего необычного.

— А билеты можно посмотреть? — все же выговаривает она, хмурясь.

— Пожалуйста, — пожимает плечами Нил, стараясь не волноваться, и, порыскав в рюкзаке, протягивает ей билеты. — А не подскажете, сколько нам еще до Нью-Йорка ехать?

— Часов двенадцать. Шарлотт полчаса назад проехали, — слегка разочарованно говорит та, убедившись, что билеты настоящие и нарушений не обнаружено. — Приятного пути.

— Благодарю. — Перед уходом Нил оборачивается, глядя на лиса, и ему кажется, что тот даже осторожно кивает, безмолвно передавая что-то.

В буфете Нил берет как можно больше чего-то мясного и калорийного, пусть меню и не оказывается богатым на различные блюда. Пирожки, блины с курицей, круассаны и две тарелки пасты — все это вместе с бутылками воды Джостен кое-как доносит до купе, вгрызаясь в сэндвич и постоянно проверяя, не следит ли за ним кто-то в поезде. Мало ли, их все-таки догнали, и они рано обрадовались своей победе…

Лис осторожно спрыгивает вниз, когда Нил закрывает дверь купе на ключ и ставит на пол миску с водой, положив рядом еще и одну тарелку с макаронами. Зверек сначала долго обнюхивает еду, будто проверяя на наличие отравы или лекарств, но неуверенно начинает ее есть. «Поправится, наберется сил, и сможет стать человеком… интересно, каким он будет? Сколько ему лет? Наверное, не так уж и мало, но по запаху сложно определить — от него все еще разит лекарствами…»

Нил предлагает вторую порцию пасты Эндрю, но тот отказывается от еды, пока Нил буквально не заставляет его съесть хотя бы пару круассанов и набраться сил. Потом приходится просто ждать — поев, лис вновь засыпает, и на его скорое перевоплощение Джостен решает не рассчитывать, поэтому устраивается на нижней полке и думает.

Много, много думает. Заснуть не получается, так что Нил просто сидит, подтянув коленки к груди, и размышляет о недавнем сне. Такое яркое воспоминание во время отключки приходит в его голову уже не в первый раз — но что оно может означать? Сама вселенная посылает ему какие-то знаки, или же мозг Нила зачем-то сам вспоминает о маме, пытаясь что-то ему подсказать?

Легенда о тевмесской лисице и белом псе… Нечто знакомое с самого детства, но увы, подробностей Нил не может вспомнить, сколько бы он не пытался. Это даже иронично: главная причина, по которой он опасается волков и по которой все лисы с ними враждуют, просто выветрилась из его головы. Нил решает, что по прибытию в Нью-Йорк ему просто необходимо навести справки и почитать что-то об этой легенде побольше, освежить свою память. Пошуршав своим рюкзаком, он достает карту всех штатов и внимательно ее изучает, прикидывая, через какие города они вероятнее всего проедут и сколько километров до нужной точки им осталось.

Словно уловив настроение Нила, поезд начинает замедляться, а затем и вовсе останавливается на станции неизвестного городка. «Долго мы тут стоять будем?», задается вопросом Нил, чувствуя, что они теряют драгоценное время с каждой секундой.

— Обычно остановки минут пять-десять длятся, — будто прочитав его мысли, отзывается Эндрю и встает, пошатываясь. Нил помогает ему удержаться на ногах и обеспокоенно всматривается в его лицо. — Пойду покурю. Сигаретку не одолжишь?

— Ты только… успей вновь сесть на поезд, ладно? — с сомнением протягивает Нил, передавая ему пачку и зажигалку.

— Без тебя разберусь. — Эндрю морщится, и его рука машинально перемещается к ране в боку.

— Может, здесь покуришь все-таки? Никто не против, — предлагает Нил, едва скрывая свое волнение. Миньярд просто отмахивается от него.

— Все равно хочу на станции купить свежую газету и в туалет сбегать. Не переживай, заботливая мамочка, в унитазе не утону, — язвит он в своей манере и бредет к двери, чуть прихрамывая.

Нил с сомнением глядит ему вслед, понимая, что следовало бы его остановить. «Вдруг он сознания сейчас там лишится? Или его кто-то заметит, узнает? Или…» Столько паникующих мыслей крутится в его голове, что он едва не вскакивает на ноги, чтобы броситься за Эндрю.

— Наконец-то этот блондинчик ушел восвояси, я думал, уже не дождусь, — вдруг раздается сзади мужской бас, так что Нил аж подпрыгивает от неожиданности.

На руке почти инстинктивно вырастают когти, а тело само встает в оборонительную стойку, но пыл гаснет сразу после того, как он рассматривает мужчину перед собой. Весь заросший, грязный, в потертой одежде — он смотрит на Нила испытующе, с диким взглядом, но почему-то Джостен сразу понимает, кто именно перед ним находится, а потому с губ срывается:

— Твою ж мать!

— Ай-ай, молодой человек, ну что за скверные слова! — Мужчина цокает, качает головой, как бы выражая неодобрение, а затем добродушно смеется. — Ну ладушки, я знал, что скорее всего тебя напугаю.

— Вы… вы тот лис, которого мы спасли! — произносит вслух очевидную истину, как бы в этом уверяясь до конца. Мужчина разводит руки в стороны и слегка вальяжно кланяется.

— Виновен.

— А… а почему вы ждали, когда Эндрю уйдет? — справившись с изумлением, спрашивает Нил, стараясь не пялиться на незнакомца слишком откровенно. Мужчина выглядит лет на сорок-пятьдесят, но точный возраст определить слишком трудно из-за лохмотьев, в которые он одет, и заросших волос.

— Не доверяю я ему. Вот ты со мной по-доброму сразу был, а он… мутный тип. Пахнет плохо.

— Он мой… мой хороший знакомый вообще-то, — возражает Нил. — Мы спасли вас вместе. Он чуть не погиб.

— Да? Ну ладушки, раз ты так мне говоришь. — Мужчина вдруг шагает к Нилу и горячо жмет его руку обеими ладонями. — Спасибо, что выручил… как бишь тебя?

— Нил, — оторопело произносит тот. — Джостен. А вас как?..

— В последний раз, когда я был человеком, а был я им очень много лет назад, меня, кажется, звали Дэвид Ваймак, — задумавшись, произносит тот, не прекращая трясти руку Нила. — Ох, как сильно я отвык ходить на двух лапах… и главное, быть свободным, а не дышать той гадостью…

— «Новичком»? — Нил осторожно освобождает свою ладонь.

— Да, — тот хмурится, — а ты откуда знаешь?

— У того смотрителя в зоопарке узнал. Мы вам вреда не причиним, честное слово, — увидев сомнения на лице Ваймака, спешит заверить Нил, — я и сам оборотень, прямо как вы.

— Оборотень? Я не оборотень, — удивляется тот.

— Нет? Но кто…

— Колдун я. Вообще превращение в зверей не моя специализация, — охотно разъясняет тот, — я больше по части связи с потусторонним миром… некромант, короче. Но вот вздумалось мне превратиться в какого-нибудь зверя, ощутить себя в другой шкуре, ибо столько веков живу, надоело человеком быть, вот и решил поэксперементировать, книжек начитался, все по инструкции делал… Оп-ля! — Он делает магические пассы руками и широко улыбается. — И я — лис! Только вот почти сразу меня и поймали, решили, что я оборотень, в клетку посадили… думал, все — пиши пропало. Кончилась моя жизнь. А тут вы меня спасли.

«Некромант. Колдун», ошарашенно думает Нил, пытаясь переварить всю свалившуюся на него информацию. Он, конечно, знал о существовании людей, умеющих колдовать — их тоже принято относить к высшим силам или «нечисти», как говорят люди, потому что особый дар дается им с рождения, и простой человек, сколько ни учи все заклинания, наколдовать ничего не может — но никогда не встречал подобных существ вживую. Насколько он помнит, колдуны действительно могут и в животных обращаться, причем в любых, только вот языка зверей понимать никогда не смогут, да и сил на это уходит не мало…

— Я колдовству еще задо-о-олго до технического прогресса у людей научился, вот тогда время было совсем другое. — Ваймак оказывается любителем поболтать и поговорить о себе, и Нилу остается лишь растерянно смотреть, как тот, удобно устроившись на нижней полке, охотно продолжает: — Свободы больше было, а люди еще черное золото не открыли, да и природу так не загрязняли, вот здорово-то было… В общем, раньше я, как некромант, был всем нужен и пользовался спросом, а щас люди и сами чуть ли друг друга из мертвых не воскрешают, наплевав на все правила вселенной, во дают! — искренне возмущается он. Нилу кажется, что он больше разговаривает сам с собой, чем с ним, поэтому деловито кашляет, напоминая о своем присутствии.

— Мистер Ваймак…

— Да можно просто Ваймак. Или дядя Ваймак. Или Дэйв. Какой я тебе мистер, парень, — он дружелюбно улыбается, — я по самую смерть у тебя теперь в долгу. Выручил так выручил!

— Ваймак… Дэйвид… сэр, — Нил запутывается во всех обращениях, — вы не расскажете поподробней о вашем заключении в том зоопарке, о том, как вы туда попали, что с вами делали? Или, ну, — чуть краснеет, — если вам неприятно об этом говорить, то хотя бы о том, куда направитесь после освобождения?

— Ох, малой, да я тебе обо всем расскажу, — тот отмахивается, как бы показывая, что все в порядке, — я ж не первый век на Земле живу, ситуация, конечно, неприятная, но я бывал в передрягах и похуже. Жаль, что сам с теми ребятками в зоопарке разобраться не могу… надеюсь, ты им хотя бы крепкую взбучку задал?

Нил вспоминает ранение Эндрю, свои ушибы по всему телу и простреленную ладонь и криво улыбается.

— Не сомневайтесь.

Поезд трогается с места, и Джостен беспокойно смотрит в окно, пытаясь взглядом отыскать Миньярда.

— Что, твой дружок насовсем смылся? — уловив настроение Нила, спрашивает Ваймак. — А я говорил, что он тип подозрительный, так что я до его прихода обратно лисом стану, ладно? Не хочу, чтоб он прознал про меня, а то мало ли…

— Поздно, — невозмутимо говорит Эндрю, появившийся в дверях. Нил подскакивает второй раз, удивившись тому, что он не почувствовал приближение Миньярда, от которого прямо сейчас разит никотином. В его правой руке зажат нож, но он уже убирает лезвие обратно под повязку. — Сам ты подозрительный. Увидел тебя — уже хотел метнуть вот это чудо из черного золота тебе в лоб.

— Э, э! — возмущается вопит Ваймак, спрятавшись за Нилом. — Что за дела? Черное золото у него откуда?

— Понятия не имею, — спокойно говорит Нил, отцепляя от себя его руки. — Но он не опасен и вреда тебе не причинит.

Эндрю весело хмыкает, усаживаясь на свою полку и по очереди разглядывая то Джостена, то Ваймака.

— Так что, получается, теперь я путешествую с двумя-лисами оборотнями? — интересуется он. — А ты какой породы будешь? Вроде не кицунэ…

— Он колдун, а не оборотень, — терпеливо разъясняет Нил. — Можно я не буду пересказывать все, что он мне только что рассказал?

— Мне все равно, — скучающе отзывается тот.

Ваймак долго не хочет говорить что-либо при Эндрю, почему-то сразу невзлюбив парня, и Нилу приходится потратить некоторое время на убеждение, что им обоим можно доверять и вся троица находится в одной лодке. Потом на Джостена льются бесконечные потоки слов — Ваймак сумбурно, постоянно сбиваясь и вспоминая что-то стороннее, говорит о себе, своем прошлом, рандомных вещах в округе, и Нил едва ли успевает понять что-то из его быстрой речи, полной пауз, восклицаний и эмоциональных всплесков.

Как оказывается, Ваймак родился аж в конце восемнадцатого века в Вайоминге — до открытия людьми рентгеновских лучей, до изобретения поезда или самолета, и именно поэтому он так любит вспоминать времена до научно-технической революции. В середине девятнадцатого века у него появилась семья; его жена была обычным человеком, поэтому их дети не переняли дар отца полностью и не стали колдунами. Ваймак пережил их всех, даже правнуков, которых растил, как собственных детей, а после потерял связь с семьей, когда отправился путешествовать и искать новый смысл жизни. В Европе ему нравилось, особенно в Румынии, где он и надумал когда-нибудь научиться превращаться в животное. Индия и Южная Корея также привлекли — Ваймак ценил, когда люди искренне верили в переселение душ, потому что его дар был плотно с этим связан. В Японии ему понравились комиксы о сверхъестественных — и, пусть Нила передергивало каждый раз, когда Ваймак упоминал эту страну, тот охотно долго распинался о всех ее плюсах и различных достопримечательностях.

Потом Ваймак вернулся обратно в штаты, по-быстрому сделав себе новые документы в Атланте. Здесь он и задержался, практикуясь в превращении в лиса, после чего его и посадили в клетку в зоопарке. Больше всего он жалеет, что так и не успел вновь выйти на связь со своими потомками, пусть он и не знает, как будет с ними объясняться насчет их родства, и неуверенно предполагает, что начнет искать свои корни, как только доберется до Нью-Йорка.

По ходу его, в основном, монолога Нил начинает широко зевать и не замечает, как впадает в дрему. Полузаснувшее состояние длится не очень долго, да и сны в этот раз Нила не донимают — очень скоро он выходит из дремы, слыша помимо болтовни Ваймака с самим собой еще один необычный звук.

Какое-то постукивание.

— … и я ему говорю «а как звучит заклинание, которым вас заколдовали?», а он мне в ответ: «…объявляю вас мужем и женой…» — Ваймак хихикает, хватаясь за живот, и Нилу приходится шикнуть на него, протереть глаза и посмотреть по сторонам. Поезд все еще стучит по рельсам, изредка мотаясь из стороны в сторону, в коридоре иногда проходят люди, но постукивание раздается совсем рядом, близко.

— Ты слышишь? — Он смотрит на удивленного Ваймака, который качает головой, и переводит взгляд на Эндрю.

Внезапно в голове всплывает одно воспоминание.

Миньярд приоткрывает глаза, будто тоже почуяв неладное, и Нил ясно видит, как стучат его зубы. Мелко, часто, без остановки, потираясь друг о друга словно в лихорадке или от холода…

Эндрю бросает на Нила молниеносный взгляд и холодно говорит:

— Передай мне мои таблетки.

— Где они лежат?

— В моем чемодане.

Чемодане… Нила неожиданно прошибает пот, а мысли лихорадочно крутятся вокруг этого тревожного чемоданчика и спрашивают друг друга, когда в последний раз его видели.

— Нил Джостен, — в голосе Миньярда проскальзывает угроза, — где мой чемодан?

«Он был тут?» Нил обводит растерянным взглядом купе. «Эндрю вообще его сюда приносил? Он был с ним, когда Эндрю бежал за поездом? Я не помню… я не могу вспомнить…»

— Я… я не знаю? — сипит он тихо, и в ту же секунду Эндрю резко подрывается с места.

Его руки стискиваются на горле Нила, машинально попытавшегося оттолкнуть парня от себя, и трясут его, так что голова случайно задевает верхнюю полку.

— Где. Сука. Мой. Чемодан?! — шипит Эндрю еще раз, будто теперь Нил все вспомнит и сразу.

— Прости, — на этом слове пальцы Миньярда сжимаются на горле еще сильнее, — извини, я не знаю, правда, не уверен, что он вообще был на поезде…

— Ни слова больше! — Нил и правда замолкает из-за нехватки кислорода, беспомощно глядя на Эндрю, пока в дело не вмешивается Ваймак: оттолкнув Миньярда, он загораживает Джостена своим телом и скрещивает руки на груди.

— Полегче, приятель, я малого в обиду не дам!

— Идиоты. Вы оба ебаные идиоты, — Эндрю долго и беспощадно матерится, схватившись за голову, — вы даже не понимаете, что наделали…

— Мы можем поискать чемодан в поезде, может, я забыл его забрать из последнего вагона и теперь он у проводников, — неуверенно произносит Нил, внезапно обомлев. — Погоди-ка… мои документы… они же тоже там?

Страх вместо Эндрю хватает его за горло, а голову кружит паника. Это не могло произойти, да? Он не мог потерять документы, ради которых он все еще терпит Миньярда и которые делал так долго… «Что делать, что делать, что делать, что делать?», в ужасе вопит он про себя, пытаясь досчитать до десяти хотя бы на одном из людских языков, которые он знает, но постоянно сбиваясь из-за непрошенных мыслей.

— Эгоист хренов, можешь хоть раз подумать не о себе, а о других? — Эндрю снова хочет подойти к Нилу, но Ваймак все так же непреклонно заслоняет его собой, пока Нил заново учится дышать. — Твои документы у тебя в рюкзаке, придурок, — чуть помолчав, выдыхает он, — я положил их туда еще в номере, пока ты умывался.

— Что… но зачем? — в конец теряется Нил, однако чувствуя, что волнение отступает. Мигом взяв в руки свой рюкзак, он действительно находит внутри бумаги, которые не замечал в нем ранее, и его сердце начинает биться медленнее.

— Потому что знал, что ты по привычке будешь следить за своим рюкзаком как за зеницей ока, тогда как я, черт подери, к своему чемодану еще не привык. — Эндрю потирает свой лоб и злостно пинает правой ногой нижнюю полку. — Проклятье, таблетки надо было тоже туда запихнуть…

— Не моя вина, что ты не следишь за своими вещами, — успокоившись, бормочет Нил и опять прячется за Ваймаком, потому что Эндрю достает свой нож и наставляет его на Джостена.

— Если ты думаешь, что можешь переложить всю вину на меня, то вспомни, из-за кого мы оказались в этой заднице, кого потребовалось спасать от охотников в лесу и кто решил полезть в дурацкий зоопарк, потому что в нем взыграл героизм! — Эндрю срывается на крик, хотя его лицо продолжает быть спокойным и презрительным. Нил, похлопав Ваймака по плечу и жестом показав, что он в порядке, осторожно уточняет:

— Что будет, если ты не примешь эти таблетки?

Эндрю дергает головой и смотрит в окно, пробормотав какое-то ругательство.

— Сколько времени нам еще нужно, чтобы добраться до Нью-Йорка?

— Часов пять, — незамедлительно отвечает Ваймак, — пока вы дремали, объявили, что мы проехали Ричмонд.

Миньярд глухо стонет в свои ладони и вновь покрывает матом все вокруг. Нил робко смотрит на него, отчего-то и правда ощущая вину за происходящее. Эндрю чуть не погиб из-за него и его хотелок, а теперь остался без лекарств — Джостену необходимо было уследить за чемоданом, взять его с собой, не оставлять такую важную вещь на раненого Миньярда, но теперь слишком поздно…

— А сколько времени я уже стучу зубами? — хрипло уточняет Эндрю.

— Может, часа три, — предполагает Ваймак, в ответ которому летит еще один протяжный вздох.

— Я убью вас обоих, если буду в состоянии функционировать.

— Насколько плохо тебе может стать и как скоро это произойдет? — Нил не уверен, что Эндрю вообще ответит на его вопрос и что он не будет игнорировать существование оборотня всю оставшуюся жизнь, однако стыд и желание помочь заставляют выдавить этот вопрос одними губами. Миньярд сильнее стискивает нож, потом глядит на свою ладонь, и от Джостена тоже не укрывается то, как сильно она внезапно начинает дрожать.

— Вот, похоже, сейчас, — севшим голосом произносит Эндрю, с трудом сглотнув.

Наплевав на последствия и прекрасно зная, что Эндрю вполне может его пырнуть, Нил оказывается рядом с ним и помогает парню сесть на полку. Тот не сопротивляется и, кажется, еще больше бледнеет, не сводя глаз со своей руки.

— Ваймак, пожалуйста, сходите за водой, деньги в рюкзаке, — бормочет он, не сводя глаз с Эндрю. — Что-то может помочь? Может, обезболивающее? Снотворное?

— Мне помогут только мои таблетки, — хрипит тот, сжав руку в кулак, — а ты, дурень, их удачно просрал. Меня сейчас стошнит, — добавляет он через секунду и, сложившись пополам, выворачивает желудок наизнанку.

Нил морщится, отодвинувшись от неприятно пахнувшей лужи на полу купе, и лихорадочно думает, что делать. Лишь на секунду появляется крохотное «документы у меня есть, значит, пора делать ноги», но он даже не раздумывает над таким вариантом, полностью сосредоточившись на Миньярде, который мокро кашляет, сплевывая остатки пищи. Это ужасно несправедливо, думает Нил. Эндрю столько сделал для него, чуть не умер, а теперь снова страдает, и Нил едва ли в силах ему помочь.

— Ты как-то раньше с этим справлялся?

— Раньше я не прекращал пить таблетки, — Эндрю вытирает рот салфеткой, которую протягивает ему Нил, — но в больнице Дрейк любил лишать меня лекарств и смотреть, что со мной будет, поэтому я прекрасно… прекрасно знаю, что меня ждет.

— И что же?

— Сначала шок, и физический, и психологический, потому что тело не привыкло жить без лекарств и еще не научилось вырабатывать нужные гормоны самостоятельно, — едва дыша, говорит тот. — Потом ломка, когда организм… когда организм поймет причину перемен, он будет хотеть вернуть все обратно, будет требовать новой дозы…

— Это же… не таблетки, а самые настоящие наркотики, — доходит до Нила. — Ты что, наркоман?

— Я сейчас тебе по зубам заеду, придурок конченный, — огрызается Миньярд, вновь позеленев. — Так действуют сильные антидепрессанты, но ты даже… даже понятия не имеешь, что такое депрессия или синдром отмены.

— Не имею, но ясно понимаю, что это ненормаль… — Эндрю снова выворачивает быстрее, чем Нил успевает закончить фразу. Ваймак вновь появляется в купе с бутылкой воды, и Джостен умоляюще глядит на него: — Ради святого Лиса, пожалуйста, принеси тряпку и узнай, когда следующая остановка.

Ваймак сухо кивает, быстро осознав ситуацию, а Нил помогает усталому Эндрю лечь на бок и прислоняет ладонь к его лбу.

— Не трогай меня, — бубнит тот, изнеможенно прикрыв глаза, — это все из-за тебя.

— Кажется, есть небольшая температура, — Нил игнорирует нападки в свою сторону, — вспомни, точно никаких заменителей нет? Надо потерпеть до ближайшей остановки, там сходим в аптеку, все купим…

— У меня нет с собой рецепта, — через плотно сжатые зубы выдавливает он. Дрожь от рук передается во все тело, и Эндрю сворачивается в позу эмбриона, чтобы хоть немного ее унять. — Все было в чемодане…

— Нужно было не только о моем паспорте позаботиться, но и о своих вещах.

— Нужно было убить тебя в нашу первую встречу, чтобы таких проблем не возникло, — отрезает Миньярд, схватившись за голову.

Нил, почувствовав укол обиды в грудной клетке, больше ничего не говорит, дожидаясь прихода Ваймака. Тот возвращается спустя пять минут, сообщив, что до ближайшей станции полчаса, не меньше, и все это время Нил проводит рядом с Эндрю, вытирая проступающий на его лбу пот холодной тряпкой.

— Курить, — вдруг хрипит Миньярд, когда поезд уже начинает замедляться. — Сигарету надо… немного поможет.

Нил, слегка опешив, находит пачку и обнаруживает, что она стала наполовину пустой. Сигарету и зажигалку приходится придерживать самому, потому что подрагивающие руки Эндрю никак не хотят его слушаться, и облако сизого дыма летит прямо Нилу в лицо.

— Если на станции не окажется аптеки, я сбегаю в город и попробую вас догнать, — бормочет Джостен, закашлявшись. Воняющий никотин ему никогда не нравился. — В крайнем случае, куплю снотворного побольше, чтобы ты смог заснуть до приезда в Нью-Йорк, а там уже решим, что делать дальше…

Эндрю не отвечает, сжимая сигарету в зубах до полной остановки поезда. Нил сует в карман толстовки билеты, осторожно подхватывает Миньярда, закинув его руку на свое плечо, и неожиданно к нему присоединяется Ваймак, тоже поддерживая Эндрю.

— Дэвид, вам лучше тут остаться, вдруг мы на поезд не успеем…

— Я твой должник, помнишь? — Ваймак сильнее взваливает Эндрю на себя, чтобы Нилу было легче. — За мое спасение я теперь обязан горы свернуть, если ты попросишь.

«Поразительный круговорот долгов в природе», мельком думает Нил, когда они сходят с поезда на станцию. «Я должен Эндрю, он был должен мне, теперь и Ваймак сюда присоединился…»

К большой удаче, аптеку удается найти почти у выхода со станции. Пока Ваймак держит почти бессознательного Миньярда, Нил нетерпеливо стучится в окошко кассира и, после того как оно открывается, на одном дыхании выпаливает:

— Нам срочно нужно… нужно… Как называются таблетки? — обернувшись, уточняет он у Эндрю.

— Нуллааксидия, — сипит тот на кратком выдохе.

— У нас давно таких нет, они запрещены! — возмущается кассирша, хмуро рассматривая Нила. — Вы в своем уме?

— Тогда Мелипрамин с фенамином, — повторив за шепотом Миньярда, Нил повышает голос. — Вы что, не видите, что человеку плохо?

— А рецепт у вас на такие препараты есть? — осведомляется та непреклонно, и Нилу кажется, будто она, не глядя, пальцами ищет тревожную кнопку где-то под столом.

— С собой — нет, но вы не понимаете, — начинает злиться Нил, после чего чувствует тяжесть тела Миньярда на своем плече.

Удивленно оглянувшись на Ваймака, Джостен не успевает и пикнуть, когда тот одним ударом кулака разбивает стекло, хватает кассиршу за шиворот и встряхивает.

— Лекарства гони!

— Ваймак! — ужасается Нил. — Ты что?!

— В-вот, в-вот! — Кассирша от страха закрывает глаза, но нащупывает нужную упаковку и протягивает ее мужчине.

— Вот спасибо, — обрадованно отзывается тот, кинув на стол пару сотен долларов. — Сдачу оставь себе как чаевые за быструю работу.

Обхватив своими огромными руками и Нила, и Эндрю, он подталкивает обоих к выходу, не оставляя возможности для Джостена поругаться на него за такое поведение. Нилу остается лишь дуться про себя и волноваться, что их непременно задержат, найдут, узнают…

Приходится еще немного задержаться у контролеров и охранников, объясняя им, что они едут в Нью-Йорк из Атланты, но на поезд они все-таки успевают — буквально в последние секунды перед отправкой. Нил самостоятельно тащит Эндрю к туалету, внутри которого оказывается душевая кабинка, и усадив его внутрь, вручает обе пачки таблеток.

— Это точно те самые?

Миньярд качает головой, пытаясь непослушными руками вскрыть обе коробочки.

— Совсем не те… но Дрейк, он как-то говорил… говорил о составе моих лекарств, и эти с ними схожи. Если выпить обе таблетки сразу…

Не договорив, он вскакивает на ноги, вновь блюет, только теперь в раковину, и отчаянно трет глаза, будто в них что-то попало.

— Жжется, как же жжется, — бормочет он, отплевываясь. Его кулак неожиданно летит в зеркало, которое с треском разбивается.

— Эндрю! — Нил оттаскивает его от раковины, в которую падают крупные осколки, и пытается вновь затолкнуть его в душ. После недолгой борьбы ему это удается, и, повернув кран в сторону синей наклейки, он включает ледяную воду.

Руки, удерживающие Эндрю на месте, тут же замерзают. Миньярд закрывает голову руками, будто это поможет не промокнуть, и нечленораздельно мычит, вслепую пытаясь отпихнуть Нила от себя. Выждав еще пару мгновений, чтобы тот окончательно успокоился, Джостен отключает воду и виновато глядит на парня, сидящего на полу кабинки, сверху вниз.

— Прости, — только и может выдавить он, — я правда не знаю, что делать, когда ты в таком состоянии.

Эндрю отчего-то перестает дрожать из-за холода. Одним движением руки он зачесывает назад мокрые волосы и поднимает голову — Нил аж делает один шаг назад, когда видит его ужасающий правый глаз без черной стеклянной линзы, видимо, утерянной в раковине.

Алая радужка будто бы налита кровью, и Эндрю поднимается на ноги, чтобы Джостен как следует ее рассмотрел, после чего берет свои таблетки с пола, закидывает в рот сразу две штуки и четко, злобно выговаривает:

— Я ненавижу это слово. И тебя я тоже ненавижу.

Оттолкнув Нила плечом, он выходит из туалета, оставляя за собой мокрый след от стекающей с одежды воды, пока Джостен остается на месте, закрывает глаза и принимается считать до десяти.

Сегодня точно не самый удачный день в его жизни.