Глава 2. Планы на завтра

Капли с неба хмурого

Я серьёзен и на завтра строю планы

Но судьба имеет чувство юмора

Весь мир один большой прикол

Если тонко, то — весь мир

Давно одна большая ломка





— Ну здравствуй, племянник.

Его голос звучит неуверенно, так, будто это скорее вопрос, чем утверждение; затаив дыхание, Нил смотрит на своего дядю и слова сами срываются с его губ:

— Вы так похожи на… нее.

Застеснявшись, он опускает взгляд в пол и умолкает.

— Да, мы с сестрой довольно похожи. А вот ты, — Стюарт немного медлит и недоуменно глядит на волосы Нила, — не то что бы…

— Э-это маскировка, — поспешно объясняет Нил, неопределенно махнув рукой. — Честно. Покрасил волосы и надел линзы, чтобы меня не узнали. Я… я могу пройти? — осторожно спрашивает он, немного осмелев.

Стюарт не отвечает, чего-то ожидая, и приходится поднять на него взгляд, встречаясь с его синими глазами. Дядя глядит на Джостена неуверенно, печально и мягко, но настороженно и, увидев, что Нил смотрит в ответ точно так же, наконец-то кивает.

— Проходи. А… кто это с тобой? — уточняет он, кивком указав на Эндрю.

— Это мой друг. Тоже оборотень. Он… помог мне сюда добраться, — поясняет Нил. — Я был бы рад, если бы вы могли тоже его впустить к себе.

— Конечно. — Стюарт проговаривает это без особых эмоций, знаком руки предлагая войти в квартиру. — Проходите на кухню.

Квартирка оказывается совсем маленькой, однокомнатной, и Нил не уверен, что Стюарт тут и правда живет — и в гостиной, и на кухне оказывается слишком мало мебели, и комнаты не захламлены ничем лишним, никакими деталями, указывающими на уютную обстановку для жилья. На кухне оказывается только столик со стульями, плита и шкаф — даже холодильник отсутствует. Джостен неуверенно останавливается у стола, отчего-то сильно засомневавшись в том, что пришел в правильное место и что все это не является чей-то ловушкой. «Мама не могла мне врать, это должно быть оно… но все как-то странно. Не чувствую, что мне здесь рады», думает Нил, смущенно потирая локоть.

Эндрю присаживается на стул первым, этим самым показывая, что Нил вполне может поступить точно так же. Джостен следует его примеру и выбирает место так, чтобы с этого ракурса была видна входная дверь и плита, у которой стоит Стюарт, копаясь в шкафу. В груди царит детская обида, и Нил никак не хочет себе признаться, что разочарован этой встречей — наверное, потому что с детства представлял ее совсем иначе. Мама говорила, что ее брат обязательно их радушно примет, укроет в надежном месте, и они окажутся в безопасности. Нил непременно верил, что дядя, возможно, заменит ему настоящего отца, научит чему-то новому, и у него появится полноценная семья…

Этот дядя… он, кажется, даже не хочет признавать своего племянника.

— Чай будете? — осведомляется Стюарт, встряхнув банку с чайными листьями. — С ромашкой?

— Было бы здорово, — отвечает за обоих Эндрю, и, когда дядя отворачивается, настороженно смотрит на понурого Нила. «Он хочет нас отравить? В последний раз пить чай с незнакомцем ничем хорошим не кончилось…», вяло думает Нил, но чашку все же принимает, пусть и не спешит из нее пить.

Стюарт садится напротив него. Некоторое время сидит в молчании, нервно переплетает пальцы, думает над чем-то и все же выговаривает:

— Я все пытаюсь… все пытаюсь осознать происходящее, то, что ты здесь, что нашел меня… просто не верится.

— Мне тоже, — аккуратно кивает Нил. — Я всегда сюда стремился, но никогда не думал, что смогу добраться живым.

— Как тебя зовут? — спрашивает Стюарт еще спустя минутное молчание.

— На данный момент — Нил. Нил Джостен. Могу показать документы, если хотите. — Нил уже принимается лезть в рюкзак за паспортом, но дядя Хэтворд качает головой.

— Это не обязательно.

— Послушайте, — Джостен собирается с мыслями, — я понимаю, что вы можете мне не верить, я бы и сам не поверил, если бы ко мне заявился племянник, которого я вижу впервые, поэтому готов доказать вам, что не обманываю вас, всеми возможными способами и, пусть в паспорте у меня выдуманное имя, можете его все равно…

— Я верю тебе, я… правда хочу тебе верить. — Стюарт поспешно его останавливает, взволнованно прикусив нижнюю губу. Нил нескромно уставляется на его рот, вокруг которого растет щетина и редкие задатки бороды, вспоминая, что мама обладала точно такой же привычкой. — Твоя мама, моя Мэри, она… может, не помнишь этого, но однажды она сумела мне позвонить и сказала, что когда-нибудь приедет сюда с тобой или хотя бы попросит помощи в самом крайнем случае. И вот… кажется, этот случай наступил, однако я оказался совершенно к такому не готов.

— Я помню ее звонок, — делится Джостен. — Она хотела звонить вам чаще, но после того единственного раза русские смогли выследить наше местоположение, и мы чуть тогда не погибли. Я отделался двумя пулями. — Рука сама медленно ползет к ключице и животу, где все еще красуются шрамы от этих ранений. — Маме тогда повезло, но… не в следующий раз.

Гнетущая тишина давит на плечи и голову — не сдержавшись, Нил отхлебывает чай, потому что горло нестерпимо жжет сухостью. Горячий напиток приятно обволакивает внутренности, а мимолетный взгляд на безучастного Эндрю просит его не повторять эту ошибку, чтобы хотя бы один из них в крайнем случае смог отсюда выбраться.

— Что произошло в следующий раз? — тихо спрашивает Стюарт, а его плечи поникают.

— Я думаю, вы понимаете. Ее ведь здесь нет.

Нил глядит на дядю исподлобья и видит, что это ударяет по нему не хуже, чем бьет самого Джостена каждый раз. В уголках синих глаз появляются слезы, губы подрагивают, брови стоят домиком — Нил понимал, что ему придется сообщить о смерти сестры Стюарта, но так и не нашел подходящих для этого слов.

— Мне очень жаль, — только и может добавить он, уткнувшись взглядом в свою чашку.

— Когда это произошло? — с трудом выдавливает Стюарт.

— Почти одиннадцать лет назад. В Неваде. Она перевела деньги знакомой, и перевод каким-то образом смогли отследить.

— И ты все это время был один… обошел полмира без нее? — обреченно выдыхает Стюарт, уронив голову на ладони.

Нил молчит, а в глазах начинает жутко щипать. Кажется, он хочет плакать слишком часто в последнее время. Такой слабый и восприимчивый. Он не должен быть настолько никчемным.

Вместо того, чтобы протереть глаза, он осторожно вынимает линзы — они ему больше не понадобятся — и, сжав их в кулаке, позволяет Стюарту увидеть свои синие глаза. Тот смотрит долго, отчаянно и с болью, пока тихо не выговаривает:

— Совсем как у матери…

— Мне повезло, что внешностью я пошел в нее, а не в… — Нил замолкает, не в силах это произнести. — Вы… вы верите мне? Верите, что я правда ваш племянник?

Стюарт кивает, а по его щеке стекает грустная слеза, когда он осторожно кладет ладонь на голову Нила и слегка взъерошивает его волосы. Джостен едва удерживает себя на месте, позволяя ему это сделать, пока в душе появляется осторожная надежда.

— Ты определенно сын своей матери, Нил Джостен. — Стюарт смеется, и его смех мешается с коротким всхлипом. — Такой же серьезный, наверняка смелый и собранный… она точно бы гордилась тобой, если бы знала, что ты смог добраться до меня сам.

— Она знает, — уверенно говорит Эндрю, впервые подавая голос за все время нахождения здесь. — Где-то там, на небе, она все видит и гордится вами обоими.

«Иногда он действительно умеет поддерживать и находить нужные слова», думает Нил, глядя то на спокойного Миньярда, то на дядю, понимающе кивнувшего головой. В синих глазах плывет бесконечная скорбь, в черных — отсутствие всяких эмоций.

— А вас как зовут, молодой человек? — интересуется Стюарт, совладав с собой. — Ты помогал ему, верно? Помогал добраться до Будапешта?

— Только последнюю неделю, — уточняет Эндрю с усмешкой. — Можете звать меня Эндрю Миньярдом. В последнее время я привык к этому имени.

— Со мной вы можете не скрывать правду, — говорит Стюарт. — И назвать настоящие имена.

— У меня его нет, — помолчав, выдавливает Нил. — Но мама… она звала меня камелина. Только так. А первым именем, которое я получил вместе с фальшивыми документами, было Натаниэль.

— Рыжик по-венгерски, — Стюарт улыбается, — я не сомневался, что она будет тебя так звать.

Нилу отчего-то становится очень хорошо, и он нервно отпивает чай. Хочется задать слишком много вопросов сразу, узнать обо всем, что связано с мамой, Венгрией, его происхождением, но в то же время он слишком боится получить ответы…

— У меня тоже не было имени. Только номер и цвет — огненно-рыжий, — делится Эндрю, пожав плечами. — Я тоже из Сибири, только из другой ее части.

Стюарт глубоко вдыхает и качает головой, схватившись за нее руками.

— Когда-то… когда-то я не верил, что подобные лагеря для сверхъестественных вообще существуют. Я рос здесь, в Венгрии, где уважают всех существ, и подумать не мог, что где-то в развитых странах может быть другое отношение к оборотням… а потом твоя мама попала туда, и только тогда я понял, насколько серьезна проблема таких заведений…

Заведений? — Нил фыркает, качнув головой. — Это тюрьма, Стюарт. ГУЛАГ. Не заведение, не лагерь, а ГУЛАГ. Его построили люди, потому что они ненавидят нас.

— Я знаю, что тебе будет крайне тяжело поверить в это, но не все люди такие. Далеко не все из них являются монстрами, — убежденно произносит Стюарт. — И мы можем жить с ними в мире и согласии. Так, как живем здесь, в Будапеште.

— Вы же не живете здесь, — вновь подает голос Эндрю, успев произнести эту мысль быстрее Нила. — Во всяком случае, не в этой квартире. Это видно.

Повисает напряженная тишина, однако Стюарт вскоре кивает и виновато улыбается:

— Это моя квартира, но я правда здесь обычно долго не задерживаюсь, а иногда даю попользоваться ей тем, кому сейчас это нужнее. — «Прямо как Эндрю с той квартирой, где сейчас его друзья», думает Нил, кратко глянув на задумчивого Миньярда. — Или назначаю встречи. Как эту. Здесь безопаснее встречаться для обеих сторон — вас тут никто не потревожит, а я не подвергну опасности остальных, если вдруг окажется, что вы не те, за кого себя выдаете.

— Остальных? — переспрашивает Нил, внезапно ощутив странный упадок сил. Резкий взгляд на чай — тот продолжает медленно остывать, но не пахнет ничем необычным. Требуется еще пара секунд, чтобы понять, что данное легкое недомогание происходит не из-за каких-либо физических повреждений, а уязвленной души. «Остальные? У него есть кто-то еще? Нил, почему ты даже ни разу не подумал, что у него может быть своя семья? Другие дети? На что ты надеялся?»

— У меня много подопечных в особой… школе для сверхъестественных, — объясняет дядя, почесав голову. — Это полностью безопасное место, защищенное нашими колдунами и принимающее всех сверхъестественных, кому нужна помощь. Твоя мама… приняла особое участие в развитии этого проекта, который был уничтожен после первой мировой войны и восстановлен после второй. Изначально он был создан только для венгров, в основном для лисов-оборотней, но благодаря твоей матери стал интернациональным, расширился и теперь может принять кого угодно.

— Я… я не знал об этом, — потрясенно выдыхает Нил. — Я… ничего не знал о маме и ее прошлом. Даже не знал, сколько ей людских лет… Догадывался, что она имеет венгерские корни, но не был уверен наверняка.

— Мой мальчик, я обязательно тебе обо всем расскажу. Постепенно, понемногу, никуда не торопясь. У нас будет уйма времени обсудить тебя, твою маму и твое прошлое. — Стюарт выглядит счастливым, когда снова взъерошивает волосы Нила, и тот наконец-то позволяет себе расслабиться. Все хорошо. Это его дядя. Его родственник, которому он может полностью доверять. — Еще чаю?

— Буду благодарен, — отвечает за Джостена Эндрю, пододвинув пустую чашку к Хэтфорду.

Нил смотрит в окно, пока дядя снова кипятит чайник, и все никак не может поверить в происходящее до конца. На улице начинает вечереть, и покрасневшее солнце медленно, но верно двигается к горизонту, уступая дорогу уже уменьшающемуся месяцу.

— Вы знаете что-нибудь о венгерских лисах-оборотнях? — спрашивает Стюарт, передав чашки с чаем и недовольно цокнув языком. — Вот дурак, забыл шоколад предложить. Где-то у меня еще должны быть печенья…

— Венгерские оборотни одни из самых древних культур, верно? — медленно протягивает Эндрю, когда Нил отрицательно качает головой. — По легендам и различным сказаниям вы — условно самые чистокровные наравне с кицунэ. Многие виды оборотней произошли от других видов, к примеру, американские лисы появились после того, как на континент привезли оборотней из Африки и Европы, если я не ошибаюсь.

— Все так, — кивает Стюарт, шурша пакетами в шкафу. — Мы не кичимся этим, но мы и правда имеем одну из самых древнейших культур. Это значит лишь то, что мы имеем длинную историю, многолетний опыт и культуру, не более. Мы уважаем все виды оборотней и никого не дискриминируем, хотя, конечно, это зависит от отдельных особей.

— У вас… какое-то красивое название, — продолжает Миньярд с легким любопытством в глазах. — Длинное, что-то на венгерском…

— Нас называют яломиштея изучала много источников, но так и не нашла, как правильно ставится ударение в этом слове. наиболее правильным вариантом мне кажется ялОмиште из-за реки ЯлОмицы, — подтверждает дядя, наконец положив на стол все съедобные припасы. — Из-за реки Яломицы, у которой образовалось первое наше поселение много тысячелетий назад. Ты, Нил, — уголки губ чуть приподнимаются вверх, — наполовину яломиште.

— И наполовину нет, — бормочет Джостен, не в силах произнести слово «кицунэ». Улыбка дяди меркнет, но он старается не подавать вида и пододвигает к гостям шоколадку в фольге и коробку мятного печенья.

— Эндрю, ты сказал, что вы с Нилом знакомы всего около недели, — мягко переводит тему он, пока Миньярд берет одно печенье и кивает. — До этого, получается, у тебя, Нил, совсем не было друзей? Что же произошло, что вы поладили?

— Друзей у меня не было, но были знакомые-люди, с которыми я ладил, — подумав, отвечает Нил. — А с Эндрю нас связали… обстоятельства, — протягивает он, коротко переглянувшись с Миньярдом.

— Да и с оборотнями он раньше особо не контактировал, боялся, что кто-то может работать на Морияма, — добавляет Эндрю. На последнем слове Стюарт вздрагивает, встает и как-то поспешно задергивает занавески.

— За вами никто не следил?

— Мы знаем, что в Будапеште сейчас много русских, но не уверены, смогли ли они напасть на наш след. Скорее всего, нет.

— Тогда нам лучше переждать эту ночь здесь, — решает Стюарт. — Разложу для вас диван и найду какой-нибудь матрас для себя, если вы устали. А завтра с утра отправимся в Лисью Нору.

— Лисья Нора? — переспрашивает Нил, вспомнив ту светловолосую девушку на Площади Героев.

— Так называется та самая школа, о которой я тебе рассказывал, — объясняет дядя. — Я обязательно поведаю больше подробностей, когда придет время. Ты же хочешь туда отправиться? — уточняет спустя пару минут тишины. — Я что-то совсем забыл у тебя об этом спросить. Заставлять не собираюсь, но думаю, тебе это было бы полезно.

«Школа. Лисья Нора. В последний раз я был в человеческой школе лет пять назад? Или меньше?», думает Нил, нахмурившись. Он понятия не имеет, что ждет его впереди, но, глядя на доброе лицо своего дяди, понимает, что не может не согласиться попробовать.

— Если там безопасно и мне не придется больше бежать, то я согласен, — отвечает он и смотрит на Эндрю. — Ты пойдешь туда со мной?

— Почему бы и нет? — Тот жмет плечами. — Если не понравится, свалю куда-нибудь. Попробовать можно.

— Чудесно, — Стюарт хлопает в ладоши, — тогда завтра в семь утра я вас туда отвезу. Сейчас отойду сделать важный звонок, — он поднимается с места, — скажу, что мы собираемся приехать, чтобы нас смогли встретить, и вернусь.

Нил взволнованно следит за тем, как он берет телефон и выходит в коридор, неплотно прикрыв дверь. Он все еще никак не может поверить в то, что завтра окажется в школе, в особенной школе, созданной для таких оборотней, как он, развившейся благодаря его матери… фантастика.

— Нил, — Эндрю вдруг пригибается к столу, — не расслабляйся. Слушай, о чем говорит твой дядя.

— Что? — выйдя из своих грез, переспрашивает Джостен обескуражено. — Ты о чем?

— Важный звонок, нас встретят, какая-то школа? Тебе не кажется, что все это может быть подставой? Слушай, о чем он говорит по телефону, — с нажимом повторяет Эндрю и, едва Нил возмущенно пытается что-то сказать, резко шикает: — Ш-ш-ш!

Джостен с досадой поджимает губы, гневно глядя на напряженного Миньярда, но, когда хочет последовать его примеру и прислушаться к разговору, телефонный звонок заканчивается и дядя снова оказывается в квартире. «Почему Эндрю ему не доверяет? Мы же уже убедились, что он точно мой дядя… хотя… мама учила никому не доверять», с сомнением думает Нил, стараясь сделать вид, что ничего не произошло за время отсутствия Стюарта.

— Завтра нас будут ждать на острове, — сообщает дядя, присаживаясь на стул.

— Каком острове?

— Ах, точно, — он полушутливо хлопает себя по лбу, — на острове Магрит. Он расположен прямо в Дунае. Отличное место для оборотней. И речка рядом, и люди не тревожат лишний раз… Яломиште любят покой, уединение и водоемы.

— Это верно, — не может не улыбнуться Нил, — сам замечал за собой такое.

— Потому что ты наш потомок, Нил. Не важно, кто еще был твоим предком, главное, твоя мать была моей сестрой и ты весь пошел в нее, — горячо восклицает дядя. — Ты знаешь, в Норе тебе обязательно помогут пользоваться всеми способностями и расскажут обо всем, что тебя интересует. Я очень хочу, чтобы тебе там понравилось и чтобы ты смог всему обучиться.

— Я… тоже, — чуть смущенно выдавливает Джостен, не зная, что еще добавить. Дядя улыбается, и кажется, смахивает крохотную слезинку со своей щеки, прежде чем задает новый вопрос:

— Расскажешь мне о своем путешествии побольше? В каких штатах успел побывать? Где вы с Мэри останавливались?

Нил кивает, но краем глаза глядит на Эндрю. Его лицо бледное и напряженное, а взгляд сухо замер на лице Стюарта, однако, заметив внимание Нила, он едва-едва кивает, разрешая продолжать.

Нил все равно старается быть кратким и рассказывать сжатую историю, но с каждым новым предложением он все больше ударяется в детали. В основном он говорит о жизни после мамы — ее смерть и совместные путешествия по Сибири обсуждать совсем не хочется, — описывает различные штаты, упоминает людскую школу и пару раз касается темы шрамов на своем теле, оставшихся от преследователей и от черного золота в чужих руках. Дядя не перебивает, лишь изредка уточняет детали или спрашивает что-то, а Эндрю просто молчит, периодически задумчиво кивая, когда Нилу перестает хватать воздуха, слов или эмоций.

Вспоминать прошлое неприятно и больно, и Джостен не касается слишком щепетильных тем, потому что в последнее время и так испытывает слишком много чувств, хотя мама всегда учила его быть закрытым и холодным — это поможет не влипать в неприятности. Возможно, он никогда и не следовал этому совету, однако все время о нем вспоминал и корил себя за то, что не слушался мать, когда в очередной раз зашивал глубокую рану или вынимал пулю из живота. Быть может, ему и не следовало ее слушать — ведь он все равно оказался здесь, достиг своей цели, попал в Будапешт и сидит перед своим внимательным дядей. Кто знает, насколько на самом деле эффективны все остальные советы по выживанию…

Больше всего времени Нил уделяет рассказу о последней неделе, но избегает упоминания перепалок с Эндрю и договоренности о долге, чтобы дядя не имел плохое мнение насчет Миньярда. Сам Эндрю лишь криво улыбается, слушая, как слаженно Джостен рассказывает неправду, а пару раз с его губ даже срывается смешок. Во время рассказа о Дрейке и больнице, Миньярд вдруг вспоминает, что ему нужно связаться с друзьями, и выходит в коридор — Нил не уверен, что тот и правда кому-то звонит, но решает не подавать виду. Стюарт все это время искренне возмущается из-за зоопарков и психушки, качая головой и вспоминая, что в Венгрии такого варварства давным-давно уже не существует.

Заканчивает Нил, наверное, часа через два, упоминая русских в Стамбуле и поглядывая на вернувшегося хмурого Миньярда, явно пребывающего не в настроении. Стюарт уже изредка начинает зевать, хотя судорожно пытается спрятать усталость под заинтересованным видом. Нил и сам чувствует, что выбился из сил и просто морально истощен, когда дядя предлагает им сходить в душ и лечь спать, чтобы через несколько часов проснуться бодрыми и отправиться на остров в Лисью Нору. Джостен помогает ему разложить и заправить диван, а также вытащить из шкафа раскладушку, пока Эндрю занимает ванную первым.

— Твой друг не особо сговорчивый, да? — тихо спрашивает дядя, кладя на пружинистую раскладушку старый матрас.

— Можно сказать, более подозрительный и нелюдимый, чем я, — ухмыляется Нил и хмурится, глядя на диван. — А как мы тут разляжемся?

— Вы вдвоем на диване, я посплю тут. — Стюарт хлопает по матрасу, и пружины жалобно скрипят. — Если вас это устроит, конечно.

Джостен жмет плечами в полнейшей растерянности — перспектива заснуть на одном диване с Эндрю его крайне не радует, да и сам Миньярд, скорее всего, не обрадовался бы такому повороту событий.

— Спрошу у Эндрю, — наконец решает он, повернувшись в сторону ванной.

Миньярд как раз в этот момент открывает дверь и поправляет на руках повязки, вместе с этим движением ладони зализывая мокрые волосы назад.

— Кто следующий в очереди? — осведомляется он и хмурится, столкнувшись с Нилом.

— Я, но… в общем, дядя спрашивает, не против ли ты разделить со мной тот диван на одну ночь? — Само это предложение кажется Нилу абсурдным и дурацким, поэтому он спешит добавить: — У нас в распоряжении только раскладушка и диван, на всех места не хватит, вот я и решил…

— Посплю на полу, — слегка злобно отвечает Эндрю, отмахнувшись.

— Давай лучше я, — смирившись, предлагает Нил. — Все равно пока не хочу спать, да и неудобно заставлять тебя лежать на холодном и жестком…

— Да пожалуйста, — жмет тот плечами, вновь перебивая Джостена.

— В чем дело? — не сдержавшись, чуть ли не рявкает он в ответ. — Дело в том звонке? Или еще в чем-то?

— Я хотел позвонить Мэтту, уточнить, в порядке ли они, но трубку взял Ники, хотя разные телефоны они уже успели купить, — сдавшись, объясняет Миньярд нехотя. — Успел только сказать, что у них случилось ЧП и что сейчас они не могут говорить. Пробовал позвонить Дэн, но она не подходит к телефону.

— Что за ЧП?

— Понятия не имею, но не только ты один постоянно вляпываешься в неприятности, — тяжело вздохнув, он снова проводит ладонью по мокрым волосам, — видно, никто без меня не может прожить.

— Видно, ты всех друзей выбираешь по способности постоянно вляпываться в неприятности, — улыбнувшись, слегка острит Нил.

Эндрю бросает на него короткий взгляд, но ничего не отвечает, пропуская Джостена в ванну. Когда Нил уже прикрывает дверь, он слышит, как Стюарт осведомляется, все ли у них хорошо, и сухой ответ Эндрю.

Под горячей водой Нил сидит довольно долго, собираясь с мыслями, пытаясь осознать произошедшее и просто смывая с себя многодневную грязь и усталость. В окно заглядывает месяц, когда Джостен наконец-то освобождает ванную и с удивлением смотрит на дядю, сидящего на коврике у стены.

— Узнал, что вы не договорились насчет дивана, решил, что негоже гостей класть на пол, лучше сам лягу. Лису не привыкать, — объясняет он.

— У меня с превращением в лиса сейчас трудности, но Стюарт, я вполне могу поспать на полу, честное слово. Где я только не спал…

— А что за сложности? — Нил указывает на волосы, и дядя понимающе кивает. — Знаешь, в той школе тебя научат обращаться в животное в любой одежде и в любой маскировке. — Он хочет сказать еще что-то, но обрывает себя на полуслове, мягко улыбается и добавляет: — Что ж, спокойной ночи.

Стюарт обращается в лиса прямо в одежде, и Нил только успевает удивленно вскинуть брови, когда ярко-рыжий лис с белой грудкой чуть притаптывает коврик всеми лапами, а затем спокойно ложится на него, укрывая себя пушистым хвостом. Эндрю гасит свет, и Джостену остается лишь лечь вслед за остальными, не прекращая думать о том, как быстро и легко дядя стал лисом и как его шерсть похожа на его собственную.

Сон совсем не идет, и Нилу так и не удается заснуть, поэтому он просто прислушивается к мирному дыханию лиса, сопению Эндрю, и продолжает пребывать в своих мыслях. Бессонница довольно давно преследует его, точно так же как и русские, и Морияма, и Джостен так надеялся обсудить последних со Стюартом, но видимо, тот в курсе происходящего и без объяснений племянника. Быть может, и в Лисьей Норе все уже в курсе. Главное, чтобы это действительно не оказалось ловушкой, а Эндрю не оказался прав…

Нил сердито ворочается на скрипящей раскладушке. Ну почему Миньярду надо было обязательно все портить своими подозрениями? Или все-таки Джостену стоило побеспокоиться насчет конспирации и не выдавать всю историю человеку, который несколько часов назад был незнакомцем? Долго рассуждая на эту тему, Нил нехотя соглашается, что ему просто очень хочется, чтобы все было нормально. Чтобы Стюарт действительно был его дядей, Лисья Нора — действительно безопасным местом, а все проблемы остались далеко позади. Перед рассветом Нил даже успевает подумать, что он бы делал, если бы полностью был свободным и его больше никто не преследовал. Наверное, путешествовал по городам и посещал все музеи мира. Или обосновался в лесу у родника, где будет умиротворенно и спокойно…

Стюарт просыпается без будильника и, заметив, что Нил не спит, качает головой, но жестом просит разбудить Эндрю. Собираются они быстро, без лишнего шума, успевают выпить кофе и закусить мятными печеньями, после чего выходят из дома. Стюарт отводит их к своей машине и прыгает за руль, а Нил решает устроиться на заднем сидении рядом с Эндрю, который до сих пор протирает глаза, пытаясь проснуться.

— Поездка недолгая, так что подумал, смогу сам вас отвезти, да и на такси не так уж и безопасно. — Стюарт поправляет зеркало машины и одобряюще улыбается. — Если захотите, когда-нибудь сможете тоже сдать на права и кататься на людских тачках. У меня есть знакомые, которые ведут специальные курсы.

— Спасибо, обойдусь без этих загрязняющих окружающую среду машин, — холодно отзывается Миньярд, поставив чемоданчик себе на коленки.

— Она не на бензине работает, а на электричестве. — Стюарт выруливает из двора, но понимающе кивает. — Конечно, лучше бы вообще ими не пользоваться, но у Лисьей Норы должны быть свои транспортные средства, а я как раз хотел пригнать мою машину обратно на остров. Пристегнуться не забудьте, — шутит он, когда автомобиль сворачивает на трассу.

Нил нервно улыбается и смотрит в окно, отчего-то ощущая тревогу, которую он истолковывает как волнение перед предстоящей встречей с новым домом. Школа, новые учителя, новые ученики, новые знакомые дяди — столько всего предстоит узнать, со столькими людьми предстоит познакомиться, и при попытке сконструировать в голове диалог с потенциальными друзьями все слова просто-напросто заканчиваются. Осознание, что он совершенно не умеет заводить друзей, дается ему нелегко. Выживать — да. Спасаться от погони — всегда пожалуйста. Общаться с кем-то на отвлеченные темы… нет, лучше он снова сбежит от русских.

Тревога усиливается с каждым новым километром, и Нил судорожно сминает руками рюкзак, прислушиваясь к шестому чувству. Нет, все-таки что-то явно не так. Опасность рядом…

— Ты тоже это чувствуешь? — шипит Эндрю еле слышно, и Джостен видит, как напряжено его тело. — Где подвох?

— О чем вы там говорите? — подает голос Стюарт, мельком глянув на них через зеркало.

— Ничего, — поспешно заверяет Нил, напрягаясь. Дело все-таки в дяде или в чем-то другом?

— Мы почти уже приехали, — подбадривает Стюарт, выкрутив руль влево. — Пара светофоров, и мы будем на мосту Магрит, а оттуда уже въедем на остров…

Нил переглядывается с напряженным Миньярдом — тот снимает солнечные очки, и его черные глаза бегают туда-сюда, словно он собирается найти источник опасности прямо в машине, на полу или в спинке кресла. Джостен тоже оглядывается на всякий случай.

— В чем дело? — Стюарт проезжает на зеленый свет и недоуменно качает головой. — Эй? Что такое?

— Машина сзади нас, — бормочет Эндрю. Нил пододвигается к двери, чтобы глянуть в боковое зеркало у переднего сиденья и увидеть, что за их автомобилем неотступно следует еще одна тачка с затонированными окнами.

Так невовремя вспоминаются русские в Стамбуле, которые говорили, что и в Будапеште есть их сообщники — вчера Нил и Эндрю с ними не пересеклись, но сегодня…

— Да в чем дело? — недоумевает Стюарт, притормаживая у последнего светофора у самого моста. — Хотите, сверну к тротуару и остановлю машину? Хотите подышать воздухом?

Что-то в груди толкает Нила вперед — в голове щелкает, а глаза распахиваются.

— Вылезаем отсюда. ЖИВО! — орет он во весь голос, потянувшись к ремню Миньярда и щелчком отстегивая его.

Эндрю не приходится повторять дважды — он тут же открывает дверь и вываливается наружу, а Стюарт, видимо, осознав серьезность ситуации из-за резкого тона Нила, тоже открывает дверь, выключая мотор автомобиля. Джостен задерживается лишь на пару мгновений — защелку ремня заедает, и он безуспешно борется с ней несколько секунд.

Потом раздается взрыв, и машину подбрасывает в воздух.

Все, что чувствует Нил — боль и пустоту в голове, в которой еще остается шлейф испуга, испытанного в первые мгновения. Кажется, он падает и приземляется куда-то, но тело не чувствует абсолютно ничего какое-то время — Нилу очень хочется остаться в этом небытие, прекрасном, приятном, особенном, где нет боли и страдания, — однако затем реальность неумолимо к нему возвращается.

Глаза не могут открыться, но в нос бьет запах гари. Быть может, его тело тоже сейчас горит — это становится первой мыслью после пробуждения, потому что боль возвращается с троекратной силой, давит на плечи и спину и особенно тяжело сжимает горло. Инстинкт самосохранения просыпается первым; Нил еще не приходит в себя до конца, когда тело само дергается в попытках освободиться, а руки пытаются отцепить ремень от своей шеи, вокруг которой он сильно затянулся. В состоянии аффекта даже удается принять сидячее положение — Нил обескураженно смотрит вокруг, не понимая, где очнулся. Только что он был около моста — сейчас же вокруг него лишь горящие обломки машины и плотный дым, залезающий в глаза и легкие.

Огонь. Везде огонь. Он сам горит — горит его одежда, однако боли из-за пламенеющих желтых языков Джостен не ощущает. Возможно, переломанный позвоночник или лопатки, возможно, трещины в ребрах, возможно, в легких нет ничего кроме этого дыма — Нил чувствует какую угодно травму в своем теле, но не пламя, обволакивающее его полностью.

Наверное, он бы и остался так сидеть, если бы чьи-то руки не выволокли его из этого костра, непременно ставшего бы его могилой. «Прямо как мама», думает Нил, когда его кто-то трясет за плечи. «Когда я уже с ней увижусь?»

По ушам режут звуки выстрелов, а его самого куда-то тащат — Джостену остается лишь попытаться уцепиться за одежду или руки помогающего, однако ни руки, ни тело, ни мозг его не слушают. Органы чувств улавливают все отрывками — выстрелы иногда затмеваются ультразвуком, нос перестает чувствовать запахи, глаза сами закрываются и открываются на пару мгновений, а кожа будто не ощущает чужое тело.

— … искусственное дыхание! — кричит кто-то очень знакомый, пока чьи-то ладони бьют его по щекам. Эти удары лишь слегка неприятны — в полную меру Нил их не ощущает, пребывая где-то между небом и землей.

— … нужна медицинская помощь.

— Нет времени!.. Нужно… поставить на ноги… мост! А потом… нора и там…

Нил чувствует чужие губы на своих губах; затем кто-то выкачивает весь кислород из его легких и с новой силой загоняет его обратно. Это отрезвляет, но почти в полную меру Джостен приходит в себя только после трех сильных нажатий на грудную клетку, так что пострадавшие ребра начинают трещать.

— Блять! — стонет Нил, слабо стараясь перекатиться в сторону. — Хватит…

— Очнулся в кои-то веки, ебанат! — орет Эндрю прямо ему в ухо, без всяких прелюдий снова подхватывая его на руки и таща куда-то за собой. — Еще раз попробуешь сдохнуть, я тебя прикончу!

— Язык попридержи! — возмущается рядом Стюарт, чьи рыжие волосы Нил кое-как различает на фоне серого дыма. — Это мой племянник! Нам сюда!

Сзади вновь раздаются взрывы и стрельба. Джостен инстинктивно хочет пригнуться, но вместо этого прижимается к чей-то груди. Ходьба Эндрю неровная, прыгучая и нервная, а через минуту он и вовсе спотыкается, выронив Нила на траву — тот этого удара почти не чувствует, но его глаза распахиваются, обращенные к небу.

По синеве плывут редкие белые облака, но ему кажется, что он видит что-то еще — нечто мерцающее, едва заметное, выделяемое короткими бликами… И все взрывы и выстрелы в один миг остаются позади, далеко, будто за плотной стеной, а здесь царит тишина и покой… Испугавшись, что он все-таки попал в рай, Нил поднимает голову, несмотря на пронзившую шею боль — преследователи замерли на мосту и почему-то никак не могут пройти дальше, сделать хотя бы один шаг на этот остров посреди Дуная, на котором они оказались…

— Успели, — едва слышно выдыхает Нил.

— Успели, — подтверждает Эндрю, тяжело дыша, — успели попасть на остров…

Нил видит, как один из преследователей пытается одним ударом пробить невидимую стену, но лишь рикошетом отскакивает назад. Стюарт, стоящий буквально в метре от него, даже не шевелится, не реагируя на эту провокацию. Посреди пятерых незнакомых бугаев стоит кто-то, кого Нил, кажется, узнает, и несмотря на все тяжелые раны в теле, по позвоночнику пробегает холодок ужаса.

— Сколько бы вы не бежали от нас, мы все равно получим то, что нам и так принадлежит, — звучит знакомый голос с японским акцентом.

— Он вам не принадлежит, — холодно отзывается Стюарт. — Поэтому никогда не будет вашим.

— Это мы еще посмотрим. Вы можете запереть его за этим щитом, в этой школе на сколько хотите, однако даже это его не спасет. Ребенок кицунэ будет нашим. Он принадлежит клану Морияма. Вы ничего не можете с этим поделать, — вальяжно усмехается Рико Морияма, чью тонкую и темную фигуру вместе с высоким голосом Нил может узнать даже в полубессознательном состоянии.

Этого не может быть. Этот сынок главаря японской мафии просто не может сейчас быть прямо здесь…

— Это мы еще посмотрим, — вторит ему Стюарт, просто пожав плечами. В его голосе слышна сталь, когда он отворачивается и шагает прочь.

Нил вновь смотрит на небо, мечтая, что оно сейчас его заберет с собой, подальше ото всех земных проблем. Изломанное тело дает о себе знать в очередной раз, и веки прикрываются, так что Стюарта, наклонившегося над ним он уже не видит.

— Нил, все хорошо. Они не смогут пробиться на территорию Лисьей Норы, тут работает защита от непрошенных гостей, — раздается голос дяди совсем рядом и в то же время совсем далеко. — Все хорошо, мальчик мой. Мы успели спастись. Ты теперь дома. Добро пожаловать домой, Нил.

Джостен криво улыбается разбитыми губами, успев перед отключкой подумать лишь одно:

«Такой себе дом, раз по дороге сюда я умер».