Я треснул внутри, доверился тебе, что вышло,
Ну посмотри
Расклеившийся, сломанный ищу я внутри, кручу в себе те песни,
Что могут убить
И не пытайся с рук пятно
Кровавое смыть
Нил смотрит на ладонь Эндрю, не мигая, а глаза вот-вот готовы сощуриться — так он всегда смотрит на источник опасности. Миньярд следит за его взглядом и смотрит на свою руку следом, чуть нахмурившись; Нил отвлекается только на мгновение, потому что Кассандра падает на колени рядом с ним и осторожно берет голову Ладжсы в свои ладони, после чего взгляд ее серых глаз теряет всякое равнодушие. Нил качает головой — сначала слегка, потом все сильнее и сильнее.
— Нет, — шепчут его губы. Кассандра смотрит на него с тоской и невыразимой печалью, но вместо них Джостен видит укор и презрение, поэтому отшатывается и встает на ноги. Он не знает, куда себя деть, как встать и куда положить взгляд — кажется, что в этом помещении, еще слегка дрожащем от ударов противников, совершенно нет для него места, а все вокруг такое враждебное…
Эндрю делает осторожный шаг к нему — и Нил инстинктивно делает шаг назад, уперевшись лопатками в стену. Подбородок дергается, а глаза вновь сужаются при взгляде на черные когти и белую шерсть, которые Миньярд осторожно убирает, осознав, что Нил реагирует так именно на них.
«Он уже не на таблетках. Он уже может превращаться…»
«Но он слишком слаб, чтобы сделать это полностью».
Нил впервые чувствует, что Эндрю пахнет опасностью, угрозой и гибелью — ранее его чуткий нос ни разу не улавливал даже долю того, что чувствует сейчас, когда глаза ясно видели эти острые когти. Внутри все обрывается — ранее присутствующая пустота только усиливается, и Нил отрешенно ловит себя на мысли, что его рука может инстинктивно дернуться и ударить, если Эндрю подойдет еще хотя бы на шаг ближе.
Тот видит это — поэтому замирает на месте и с непонятным выражением лица смотрит на Джостена, пока тот тонет в мерзком ультразвуке вины и чужих голосов; кто-то, кажется Ваймак, подхватывает его и несет в сторону библиотеки, копошится рядом, помогает колдуньям и остальным, и Нил обнаруживает себя сидящим на полу у книжного шкафа и закутанным в шерстяное полотенце, когда моргает и оглядывается. Элисон и Рене о чем-то разговаривают с вялым Стюартом, который едва держится на ногах, но с некоей упрямостью помогает остальным, обходит помещение по периметру и вежливо отвечает на все вопросы. Бетси, Бранвен и Ваймак копошатся у Аарона и Мэтта; первый теряет сознание на их руках, а его правая нога сильно кровоточит, пока второй уже лежит на носилках в отключке. Нил неосознанно кутается в полотенце больше, отстраненно наблюдая, как выжившие медсестры и врачи оказывают первую помощь всем, чем могут, и как колдуны, даже совсем юные, им в этом помогают в меру своих способностей — даже Дэн сухо отдает команды Ники, который подает ей нужный ингредиент из ее чемоданчика и поддерживает голову какого-то бессознательного юнца…
Нил сидит на полу в стороне ото всех, и в этом шоковом состоянии он ощущает себя слишком беззащитным перед новым потоком самобичевания, который сбивает его с ног и заставляет схватиться за голову, прикрыв глаза и раскачиваясь туда-сюда в таком положении. Ему хочется вернуться в то время, когда чужие смерти перестали его волновать — сейчас же померкшее лицо доброй библиотекарши отпечатывается на обратной стороне век и никуда не исчезает, злым роком и черной тенью нависая над хрупким душевным равновесием.
«Это моя вина, моя, моя, моя…»
С губ срывается всхлип, который почему-то отрезвляет — организм будто вспоминает, как сильно Нил ненавидит свои слезы, поэтому начинает работать, дав себе мысленную пощечину. «Соберись! Соберись, тряпка!» взвывает Нил, тряхнув головой. «Не смей плакать. Это все из-за тебя, так будь смелым и прими это. Ну же! Соберись!»
Нил бьется затылком о шкаф позади и сбрасывает с себя назойливое одеяло, открыв глаза. Ноги не слушаются и дрожат, когда он упрямо поднимается с пола и неровно делает пару шагов к пострадавшим.
— Не стоит, — раздается рядом голос Эндрю. Нил дергается и чуть ли не отпрыгивает от него, когда тот вырастает рядом и с тревогой глядит на него. Его правое плечо перебинтовано, а на щеке и шее красуются пластыри, на которых проступают красные пятна — но Джостен смотрит только в его алые глаза, всегда такие таинственные, но теперь слишком чужие. — Тебе лучше самому присесть и отдохнуть, другим ты сейчас не поможешь.
Он хочет взять Нила за ладонь или плечо — тот не разбирает, но его руки неосознанно двигаются и произносят резкое «прочь!», не сумевшее сорваться с сухих губ. Эндрю останавливается, действительно замирает, успев уловить если не кривое слово на языке жестов, то сам сигнал и всю интонацию, с которой Нил хотел это произнести. Джостен отводит свой взгляд, когда в глазах напротив появляется крупица боли; впрочем, Миньярд собирает себя так же быстро, как это делает Джостен, и его голос звучит почти ровно, когда он выдавливает:
— Нам надо поговорить.
Горькая усмешка служит ему ответом. Интуитивно Нил понимает, что ему это в той же степени необходимо, как и Эндрю, но горло и губы будто замерзают и не могут выдавить ничего путного. Ситуацию спасает Стюарт, который, вежливо извинившись перед девушками, прихрамывая, подходит к племяннику и берет его за плечи.
— Нил, Нил, ты как? — лепечет он едва слышно и до невозможности устало, пусть и старается звучать участливо. Кровь с его лица почти всю успели вытереть, но Джостен видит, что уголок его правого глаза рассечен и все еще кровоточит.
— Моя вина, — срывается с губ нехотя, — все это…
— Нет, м-м, нет, — Хэтворд упрямо качает головой из последних сил, — нет, это все Морияма, это все они, они не должны были… как они могли? Это нарушает столько законов…
— Плевать они хотели на законы. — Нил осознает, что Стюарт уже не цепляется за его руки, а практически висит на них, поэтому поворачивает голову и ищет взглядом Ваймака. — Стюарт, полежи и приди в себя, пожалуйста, тебя ноги не держат.
— Нет, — вторит тот, — не-а, все нормально, вот у тебя нет, я просто хотел убедиться… ты тут, в порядке, все хорошо… это главное.
— Нет, — не соглашается Нил, сжав зубы, — не главное. Сколько сверхъестественных тут погибло, Стюарт? Сколько? Мне нужна цифра.
— Не важно, нет, мы пока еще… не уверены до конца, — он бормочет это совсем тихо.
— Ваймак! Ваймак! — гремит Нил через плечо. Колдун почти тут же оказывается рядом и молча подхватывает Стюарта, все-таки лишившегося сознания. — Уверься, что он отдыхает, ладно? — просит он. Ваймак устало кивает — на его лице лежит тень изнеможения и грусти, — после чего не без труда относит Хэтворда к Бранвен. Нил провожает его взглядом, краем глаза увидев Акоша, раздающего указания, и Аннаску, вливающую зелье в рот бессознательного Аарона. Глаза останавливаются на Бетси, и тело само шагает к ней, бездумное и бездушное.
— Сколько? — раздвигаются губы, пока горло издает невнятный звук. Бетси поворачивается к нему, и ей требуется только секунда, чтобы понять истинное положение дел и настоящую причину вопроса, однако еще пара мгновений уходит на то, чтобы обдумать следующее высказывание.
— Нил, — начинает она, но Джостен прерывает ее одним жестом.
— Не надо. Прекратите уже меня жалеть. Я вас спрашиваю — сколько? И требую четкого ответа на свой вопрос.
— Мы не знаем наверняка, — осторожно заявляет она. Нил моргает мелко и два раза. — Сейчас у нас на руках только Ладжса, а остальных лишь слегка потрепало, но они в порядке. Если завтра все наладится, то мы, — она переводит дух, — осмотрим территорию на наличие тел.
«Потрепало. Наличие тел», эхом раздается в голове Нила. Он снова моргает, будто этот нервный тик поспособствует нахождению спокойствия, а рука Бетси ложится на его плечо и несильно его сжимает.
— Нил, будь добр, приляг и отдохни. Сейчас уже ничего нельзя сделать, как бы больно от этого не было, поэтому самое лучшее, что ты можешь — это набраться сил.
— Я хочу помочь, — отрезает Нил.
— Мы справляемся без тебя, будь уверен. Да, легкая спешка присутствует, но справляемся. — Бетси звучит проникновенно и убежденно: Нил скептично смотрит на нее и не видит следов усталости, как это было со Стюартом, который потом свалился с ног. Неуверенное доверие колышется в грудной клетке, но Нил давит его в себе безвозвратно и беспощадно.
— Лишние руки не помешают.
— Лишние руки как раз-таки навредят, — возражает Бетси, — особенно когда ты в нестабильном состоянии. Нил, здесь, в библиотеке, ни тебе, ни кому-либо из нас ничего не угрожает, все позади, так что…
— Вы говорили то же самое, когда я попал в Лисью Нору. То же самое. И где мы сейчас? — горько спрашивает Нил. Бетси теряется, не зная, как ответить на этот вопрос, и ее лицо становится несчастным. Джостен поворачивается к ней спиной и некоторое время стоит на месте, сжимая и разжимая кулаки, пока его пальцы отсчитывают цифры от одного до десяти.
Через пару часов всем раздают немного еды, припасенной на самый крайний случай. Пережёвывая сэндвич и абсолютно не чувствуя его вкуса, Нил вскользь задумывается, насколько эта «эвакуация» была продуманна; основная часть детей знала, куда нужно бежать, а в библиотеке помимо книг оказались припрятанные лекарства и пища вместе с водой, чтобы тут можно было переждать пару дней. В голове всплывает образ Ладжсы — и Нил закрывает глаза, вцепившись в то самое одеяло, которое ранее оставил на полу у шкафа и к которому вернулся сейчас. При взгляде на окружающих кажется, что все начинает налаживаться, но… в груди уже что-то надломилось, а осознание, что ничего не будет как прежде, бьет по нему не хуже, чем ударила смерть матери когда-то.
Вскоре рядом с ним оказываются друзья Эндрю; поначалу на пол садятся Элисон и Рене, потом к ним присоединяются и Ники с Мэттом, пришедшим в себя. Они обсуждают что-то, даже, кажется, вовлекают в разговор Нила, но тот абсолютно не осознает, что именно им отвечает и о чем ведет диалог, потому что его разум пребывает где-то далеко.
Они проводят ночь в библиотеке, устроившись друг на дружке, но Нил не смыкает глаз до самого рассвета, напряженно чего-то выжидая. Его инстинкты спускаются до базового — «не спать, следить, ждать опасность», — а сердце успевает задеревенеть. Он не видит ни Эндрю, ни Аарона всю ночь, однако шестое чувство не перестает биться в истерике из-за надвигающейся опасности.
Рано утром некоторые учителя выходят на проверку, вооружившись всем, чем можно, и возвращаются с новостью, что Морияма отступили. Потом Кассандра собирает всех колдуний и колдунов, и они начинают создавать новый щит совместными усилиями — на это уходит несколько часов, но уже в полдень они с гордостью объявляют, что из библиотеки можно выйти. Первыми все равно выходят старшие; Нил упрашивается пойти с ними и проверять территорию, и после долгих уговоров Стюарт разрешает ему сделать это при условии, что он не отойдет от дяди ни на шаг. Вместе они быстро оглядывают территорию и находят тела; основная часть из детей находится без сознания, и тогда Нил относит их к лечебному корпусу, куда уже сместилась часть врачей, и Стюарт говорит, что их просто помотало из-за заклятий со стороны японцев, но выжить они смогут. Иногда им попадаются вороны — вполне обычные, ничем не примечательные, вероятно, просто приспешники Морияма, и их Стюарт беззастенчиво складывает в пакет и убирает в массивную сумку на своем плече, сказав, что они разберутся с этим позже. В целом, Лисья Нора не кажется особо разрушенной: пострадали только пара деревьев, некоторые лавочки и детские площадки, но непоправимого ущерба не было нанесено.
«Если только те ребята и старшие, что попали под проклятья японцев, не умрут через два дня», думает Нил. Они находят только одно тело — практически неживое и смертельно бледное, и когда Стюарт касается его головы, то тут же отдергивает руку и качает головой.
— Что с ним? — спрашивает Нил, глядя на неподвижный, почти что труп, который едва ли дышит в последний раз. Стюарт молчит некоторое время, потом прикрывает глаза и не решается о чем-то рассказать, так что Джостен повторяет свой вопрос: — Что с ним?
— Ты… ты знаешь что-нибудь о проклятье Морияма? Можешь не отвечать, наверняка ведь знаешь, хотя я просил Ладжсу не давать тебе книги об этом. — Нил с легким вызовом кивает, и тогда Хэтворд продолжает: — Значит, ты слышал, что Морияма убить нельзя.
— Я в это не верю.
— А зря. — Стюарт указывает на парня кивком головы, и его лицо поддергивается в судороге боли. — Смотри. Тебе, к сожалению, нужно это увидеть.
Нил недоуменно смотрит на тело. В том будто бьются последние искры жизни, заставляя кожу подрагивать и шевелиться, после чего с губ срывается хрип, а глаза вдруг закатываются; неизвестная черная жидкость вытекает из них и разъедает глазницу, забулькав и стекая вниз по щекам. В нос ударяют зловония; Нилу почему-то кажется, что именно так выглядит самая отвратительная и болезненная смерть чужой души, которая обволакивается этой странной темнотой и с криком, полным боли, высасывается из тела, не в силах больше за него держаться. Нила начинает тошнить, желудок скручивается и готовится выплюнуть вчерашний сэндвич, когда он подходит к телу ближе — Стюарт тут же дергает его назад и потрясенно говорит:
— Ты чего удумал? Не трогай его. Ему уже не помочь.
— Можно же что-то сделать, — бормочет Нил, скривившись. — Спасти его…
— Уже поздно. — Стюарт немного молчит и вдруг добавляет: — Что-то тут не так. Этот сверхъестественный… я его не узнаю, да и к тому же… вряд ли он убил самого Рико Морияма, да? Только в этом случае его ждет смерть, но обычно она проходит медленнее, мучительнее…
— Может, это другое заклятье? — Нил заставляет себя взглянуть на труп, и по его шее пробегает холодок. — Или… они специально оставили это здесь, чтобы мы что-то поняли…
— Все может быть. Разберемся с этим позже. Я отнесу это сам. — Стюарт достает перчатки из карманов пальто, неспешно надевает их и подхватывает тело так, будто несет что-то совершенно неодушевленное. — Прозвучит странно, но… не знаю, с какой целью Рико мог оставить тебе такое послание, однако тебе и правда стоило это увидеть. Просто будь осторожен с японцами, если они придут сюда снова, хорошо?
«Оставил послание. Послание. Мне. Придут снова. Снова тут появятся», думает Нил, качнув головой.
— Ты прав. Звучит странно, — сухо заявляет он.
Обойдя оставшуюся часть острова, Нил замирает у японского садика, но Стюарт объясняет ему, что именно его территорию вернуть под действие защитного купола не удалось — вероятно, японцы наложили на этот сад особое заклинание.
— Полнейшее варварство, — бормочет Стюарт, качнув головой. — Это не сойдет им с рук. Весь ущерб, причиненный нам, Лисьей Норе, убийства…
— Все им сойдет, — качнув головой, бормочет Нил. — Все. Всегда сходило.
— Я разберусь, — отрезает Стюарт. — Будь уверен, по международному праву они получат сполна.
Нил едва ли фыркает чересчур отчаянно и вместе с этим уже приняв болезненную правду. Внутри абсолютно пусто — нет ни грамма эмоций, словно они все выветрились, вымылись вслед за слезами, но при этом забрали и верхний слой защитного барьера души, стерли его в клочья, поэтому там сейчас находится зияющая рана. Нилу уже не больно — в голове пульсирует только одна мысль.
Надо бежать.
Бежать темной ночью. Подальше от Лисьей Норы, подальше от дома. Подальше от Японии, России и Америки. Подальше от всего.
Сколько он так продержится? Он не знает. У него нет и не было плана после Будапешта. Вряд ли он и появится — но Нил не оставит отчаянных попыток убежать на другой конец солнечной системы, лишь бы не быть пойманным, лишь бы…
Лишь бы остальные прекратили из-за него страдать.
На мосту Магрит мигают полицейские машины и воют протяжные сирены, пока Нил, оказавшись в своей комнате, довольно быстро собирает вещи. Вся одежда, накупленная ему Стюартом, конечно не помещается в и так набитый рюкзак, но Нил берет лишь самое необходимое и кратко обдумывает следующие действия. Когда он смотрит билеты на самолет через свой телефон, в коридоре раздаются шаги; приходится быстро спрятать рюкзак под кровать и сделать вид, что он читает книгу, которая как назло открывается на странице о тевмесской лисице и псе Лелапе в то мгновение, когда в дверь раздается стук.
Не услышав ответа, в комнату протискивается светлая голова Элисон. Увидев Нила, она приветливо улыбается, но ее улыбка получается такой жалостливой, что Джостена начинает тошнить от ненависти к самому себе. «Давно ты вызываешь у всех это волнение за тебя, эти переживания?», спрашивает внутренний голос, заставив Джостена сжаться в комочек, когда Элисон осторожно садится на его кровать рядом и кладет руку на плечо.
— Ты как? — осторожно спрашивает она. Нил вздыхает так тяжело, что это служит ей ответом на вопрос, поэтому она кивает и продолжает: — Если надо обсудить произошедшее — я всегда рядом.
«Мне не надо», думает Нил, качнув головой. Ему кажется, что Элисон переживает за него больше, чем он сам — наверное, это делает ее хорошей подругой.
— Бетси тоже тебя всегда может выслушать, как и все твои друзья, — слегка отчаянно добавляет та. — Ты только поговори с кем-нибудь, прошу, нельзя все держать в себе!
Нил морщится — он помнит, что хранить и подавлять эмоции внутри действительно вредно, но при этом желания поделиться ими с кем-нибудь у него не возникает. «Легче было бы забыть», думает он, и его осеняет. «Забыть, ну конечно! Мне надо забыться. Просто провалиться в небытие и расслабиться». Он смотрит на книгу в своих ладонях, и с его губ слетает:
— Мне нужно кое-что от тебя.
— Что? — Элисон с готовностью пододвигается ближе.
— Алкоголь. — Ему не нравится видеть разочарование на лице Рейнольдс, вызванное этим словом, но с собой он поделать ничего не может. — Здесь можно его достать?
— Можно, — подумав, отвечает она, — в одном ларьке на другом конце острова, если сказать пароль, тебе продадут вино или пиво. Кевин туда, бывает, ходит, — вздрогнув, она смущенно затихает, не радуясь, что сказала об этом, — ну вот, я совсем не умею держать язык за зубами, да?
— Ты во всем хороша, кроме этого, — кисло улыбается Нил. — Что за пароль?
Рейнольдс елозит на кровати, над чем-то раздумывая. Нил надеется, что она не заметила собранный рюкзак или не почувствовала его изменившийся запах, пока ждет от нее ответа.
— Я дам тебе пароль, если ты окажешь мне одну услугу, — все же выдавливает девушка. Нил поднимает брови, невольно вспомнив «око за око» от Эндрю. — Ты сейчас пойдешь со мной. Ничего такого, мы просто отдохнем в компании, ладно? Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, и думаю, совместные посиделки могут в этом помочь.
Нил скептично хмыкает, призадумавшись. Что-то в словах Элисон и в ее интонации ему не нравится, но желание напиться, а также нежелание расстраивать девушку окончательно перевешивают, поэтому он осторожно кивает.
— Ладно. Я схожу на эти ваши посиделки. — «В последний раз. Чертовски плохая идея. Ты будешь по этому скучать», проницательно говорит разум, заставив Нила едва ли не передумать. Он прячет все сомнения в себе, напомнив, что делает это скорее ради других, чем для самого себя. «Им стоит запомнить этот вечер таким. Стоит запомнить меня сегодня. Будут скучать — но вечер им запомнится», решает он, следуя за Элисон. Собранный рюкзак он впервые оставляет здесь, не взяв его с собой, и хочется только надеяться, что ночью он найдет его в целости и сохранности. Кровать Эндрю неизменно остается нетронутой и ровно заправленной белым одеялом.
Рейнольдс явно рада, что Нил согласился пойти за ней, поэтому она без умолку рассказывает о том, как жизнь в Лисьей Норе начала течь в прежнем русле и как кто-то сегодня даже ходил на учебу. Джостен слушает это все очень вяло, абсолютно не понимая, что мешает Морияма напасть снова, именно поэтому еще раз уверяется, что нужно отсюда сбежать — чтобы это «снова» никогда не наступило. Элисон ведет его к специально оборудованной полянке, на которой уже расположились Дэн, Мэтт, Рене и Ники, последний из которых усиленно дует на дрова, чтобы они побыстрее разгорелись на мангале, вкопанном в землю. Ни Аарона, ни Эндрю среди них нет — Нил отмечает это вскользь, особо не задумавшись над данным фактом. Увидев Джостена, Рене радостно машет ему рукой, приглашая присесть рядом на траву, между ней и Ники. Тот кивает, последовав ее приглашению. Земля кажется мягкой и чуть росистой; прозрачные капли падают с засохших травинок и впитываются в темные джинсы Нила, который не чувствует ни холода, ни влаги; его взгляд приковывает разгорающийся огонь, на который он уставляется завороженно.
Элисон садится по другую сторону от Рене, которая жестами объясняет, что они попросили у Эбби разрешения на то, чтобы организовать подобное мероприятие. Мэтт достает из рюкзака куски сухого хлеба и зефир; Нил с легким интересом смотрит, как остальные насаживают эту еду на шампур, чтобы опустить его в огонь и слегка поджарить — пока еда не покроется золотистой корочкой. Это отчего-то кажется неким магическим ритуалом, наполняющим этот вечер особо теплой атмосферой, усмиряющей тревожность в желудке и беспокойство под самым сердцем. Нил особо не чувствует вкуса пищи и ест скорее машинально, однако при наблюдении за остальными, довольно радостными и смеющимся друзьями, ему становится, пусть он и пытается это в себе подавить, хорошо.
— Не грусти так сильно, Нил, — Ники пихает его локтем в бок и нанизывает еще одну зефирку на шампур, — Стюарт нас заверил, что этот защитный купол сильнее предыдущего, надежнее, да и с Морияма он уже поехал разбираться в посольство, так что все позади…
— Он и в прошлый раз так говорил, — эхом отзывается он, моргнув. «Надо говорить поменьше, а еще лучше — увести разговор от себя». — Странно, что вы не переживаете тоже. Вам пообещали, что вас никто не тронет, — кивок в сторону Мэтта с фингалом под глазом, — и что теперь?
— Хуже Дрейка определенно ничего не может быть. — Хэммик произносит это расслабленно и весело, с фирменной усмешкой, и к удивлению Нила остальные отчего-то тоже улыбаются, согласно кивнув. Только Элисон не разделяет их настроения, озадаченно переглянувшись с Джостеном. — Не знаю, что уж там эти твои Морияма хотят, но я почти уверен, что нам тут все еще лучше, чем где-либо, а если уж нас и убьют, — жмет плечами, — всяко лучше, чем снова быть в той больнице.
Нил не находит слов для такого откровения, поэтому уставляется на шампур с подгоревшим зефиром. Мысли возвращаются к возможном побегу и трещат точно так же, как пламя костра слегка потрескивает в воздухе, превращаясь в черный дым. Ощутив эту связь, Нил чуть тянется вперед с намерением коснуться ярко-рыжих язычков пламени, но Ники вовремя перехватывает его руку:
— Э-э, ну куда полез-то? Чего надумал?
Нил смотрит на потрясенных остальных и недоуменно моргает.
— Меня не берет огонь. Я ж яломиште, — напоминает он другим и самому себе. Ники с сомнением отпускает его ладонь, и Нил сует ее в пламя, вздрогнув от неожиданности, но не поморщившись: теплые языки мягко обволакивают его руку и лижут пальцы, не причиняя вреда. Поддавшись порыву, он вынимает руку и пробует щелкнуть пальцами; на секунду ему кажется, что на самых кончиках ногтей вспыхивают искры, но наваждение пропадает почти сразу же, и он разочарованно отмахивается. — Вызывать его не получается, но по крайней мере сжечь меня тоже нельзя.
— Ну дела, — восхищенно присвистывает Ники, — это почти как у меня и воды. Могу не дышать под ней почти час, если постараюсь. — На его лице пролегает легкая тень, которую он смахивает неизменной улыбкой. — Дрейк как-то проверял этот факт, помните?
— А-а-а! — Мэтт понимающе кивает. — Было-было, у меня тоже нечто похожее случалось. Он проверял, как долго я продержусь в облике пса в воде, поместил меня в небольшой глубокий бассейн, края которого бились током, если их касаться, и заставил меня плавать, пока я совсем сил не лишусь.
— И чего ты смеешься? Я тебя потом два дня выхаживала! — возмущается Дэн, дав ему подзатыльник. Мэтт лишь снова хохочет, заткнув ее плавленым зефиром, а Нил вновь переглядывается с Элисон. Та жмет плечами, явно не одобряя все это, но потом отвлекается на Рене: та обхватывает ее правую руку обеими ладонями и притягивает к себе, чтобы потом пошевелить руками — этот жест не выражает какого-либо слова, но Элисон наклоняется к ее уху, чтобы что-то прошептать. Между ними будто бы завязывается перепалка: Рене кивает, потом качает головой, потом начинает жестикулировать — Нил успевает разобрать только фразу «он не захотел», после чего Элисон ловит ее ладони и чуть встряхивает, оглядевшись. «Не хочет, чтобы подслушивали», понимает Нил, и любопытство, всколыхнувшись с новой силой, заставляет смотреть на них дальше, однако девушки прекращают беседу и молча уставляются на огонь.
Нил повторяет за ними, вновь сконцентрировавшись на пламени так, будто оно может дать ему ответы. Мирные разговоры вокруг него убаюкивают, а плавленый зефир сластит и стягивает рот; Нил запивает все это чаем, заботливо переданным Элисон, и с улыбкой кусает поджаренный хлеб, когда Ники, играясь, тычет им прямо в губы Джостена. Покопавшись в телефоне, Дэн включает музыку, негромко, но и не тихо — мелодия и слова Нилу не знакомы, однако остальные песне подпевают, даже Рене пытается успеть произносить все слова руками. Джостен слушает, не вникая в смысл — просто наслаждается общей атмосферой и слегка улыбается, чтобы никто не задавал вопросов насчет его печального выражения лица.
«Буду скучать», признает он наконец. «Но это пройдет. Всегда проходило…»
Боль в груди становится почти осязаемой, когда костер тухнет, и Мэтт помогает Дэн собрать все вещи. Рене убегает куда-то вперед, когда Элисон шепчет ей что-то на ухо, после чего поворачивается к Нилу, не знающему, куда себя деть.
— Понравилось? Мне вот жуть как зашло. Давно мечтала посидеть вот так вместе и ни о чем не думать.
— Да, — без эмоций протягивает Нил, приложив руку в грудной клетке. — Но выпить все равно хочется.
Улыбка Элисон меркнет, но она кивает и берет Нила за руку.
— Я провожу тебя, — скорее не предлагает, а утверждает она, удостоверившись, что Ники прибрал весь оставшийся после них мусор.
— А пароль-то дашь? — на всякий случай уточняет он. Помедлив, девушка кивает; достав листочек бумаги и ручку из своей сумочки, они быстро что-то на нем царапает прямо на ходу и отдает Нилу.
— Там… еще мой номер телефона, вдруг понадобится. — Нил поднимает голову, гадая, прочла ли Элисон его мысли, узнала ли о его плане, но на лице Рейнольдс написана лишь привычная лукавость с замечательной улыбкой. — Лучше всегда держать связь с друзьями, верно?
— Верно, — откликается Нил, запомнив цифры после первого прочтения. Рука неуверенно дергается в сторону кармана с мобильником, но Джостен вспоминает, что его, скорее всего, придется оставить здесь, а по дороге в никуда купить новый. «Отведу подозрения», думает Нил, все же вбив номер Элисон в список контактов рядом со Стюартом, Бетси и Эндрю. Имя последнего окончательно навевает на него тоску, так что в глазах начинает щипать, когда Элисон берет его за руку.
— Слушай, я много существ знаю, и среди есть немало тех, кто чувствует грусть в те моменты, когда им должно быть хорошо, — осторожно говорит Элисон. — Такое случается, даже у меня. Вроде бы и весело, а вроде бы и грустно. В таком состоянии пить уж точно не стоит, тебе не кажется?
— Сам разберусь, — чуть грубовато отрезает Нил, разозлившись на себя, — спасибо за совет.
— Пожалуйста. — Ее голос вдруг меняется и становится извиняющимся. — Я надеюсь, ты не будешь дуться на меня слишком долго за это.
— За что? — переспрашивает Нил, но ответа не дожидается: глаза находят его сами, когда смотрят на дорогу вперед и видят, кто идет навстречу.
Эндрю, которого ведет Рене, не сразу замечает Нила, но когда это происходит, его глаза распахиваются чуть больше обычного; он неуверенно останавливается на полпути, хотя Рене упрямо продолжает тянуть его дальше, и делает еще один маленький шажок вперед. Нил сглатывает, а его рука настолько сильно начинает сжимать руку Элисон, что та чуть шипит от боли, но не отстраняется и подталкивает Джостена в нужном направлении. Тот неосознанно тормозит пятками, напрягшись всем телом — инстинкты действуют сами, пока мозг едва-едва соображает, что нужно сделать. Просто взять и убежать будет позором, но и оставаться здесь он не намерен.
Элисон все же освобождается от его мертвой хватки и жестом манит Рене к себе. Та отпускает не менее напряженного Эндрю, который, кажется, и сам не ожидал такого поворота событий — Нил в это совершенно не верит, — и осторожно встает рядом с Рейнольдс, которая, чуть нервно поправив прическу, довольно твердо заявляет:
— Что бы то ни было — вам надо поговорить. Потом можете дуться на нас сколько угодно, но скорее всего за это поблагодарите.
Рене, дернув Элисон за рукав, кивком головы указывает назад. Девушки тихонечко отступают, пока Эндрю и Нил молча стоят напротив друг друга и не говорят ни слова. Джостену приходится действительно взять под контроль свое тело, чтобы когти не выдвинулись из пальцев, повинуясь носу, улавливающему опасность, и шестому чувству, бьющему тревогу. Нил дожидается, пока уши перестают слышать шаги Рене и Элисон, после чего смотрит на бумажку, где все еще написан пароль и номер телефона Рейнольдс, комкает ее и выкидывает в сторону. «Ларек ближе к северному побережью, я помню, он там и все еще должен быть открыт, значит, успею», думает он, не говоря ни слова, двинувшись мимо Миньярда. Тот пропускает его мимо себя и не думает задерживать, однако в спину Джостена летит краткое:
— Я не знал, что они спланировали эту встречу. Честно.
— Мне плевать. — Нил замирает на секунду. — Все-таки плевать. — И идет дальше. Сзади как назло раздаются неуверенные шаги: Эндрю все же следует за ним, и с каждым новым словом его голос становится менее напускным-равнодушным.
— Я думаю, раз уж вселенная нас так свела, нам нужно поговорить. Нил, — давит он, не услышав ответа, — поговори со мной.
— О чем? — Джостен замирает слишком резко, так что Эндрю чуть в него не влетает со спины. Во всем теле ощущается характерный зуд раздражения, когда Нил круто поворачивается к бледному Миньярду на пятках и смеряет взглядом, через который вот-вот прорвутся все истинные эмоции. — С чего бы сейчас говорить, раз ты раньше даже не собирался этого делать? Не рассказывал мне об этом, не желал делиться правдой — видимо, не нашел ни одной настолько же большой правды во мне, чтобы поделиться ей в ответ, да?
— Все не так. — Эндрю качает головой, тряхнув лунными волосами. — Я собирался, хотел сделать это после того, как сойду с таблеток, когда смогу нормально обратиться… но мои планы, как видишь, были нарушены некими обстоятельствами.
— Ты правда ждешь, что я поверю тебе?
— У меня больше нет абсолютно никаких причин скрывать что-либо от тебя. — Эндрю поднимает согнутые руки вверх, как бы показывая, что он совершенно безоружен. В его взгляде читается ярко выраженная безысходность. — Ты и так все узнал сам. Моей ошибкой было предполагать, что ты это не сделаешь. Я думал, что знаю тебя лучше, чем оказалось на самом деле.
— А я думал, что знаю тебя, но ты… Ты — волк, верно? — Правда все же срывается с его губ, будто Нил намеревался с омерзением выплюнуть ее уже давно, но бьет обратно так сильно, что у него больше не остается слов. — Волк…
Эндрю раскрывает руки, все еще пребывая бесконечно уязвимым, в стороны и кивает настолько неуловимо, будто его голова не наклоняется даже на миллиметр.
— Это, по-твоему, ответ? — вскипает Нил, сдержав порыв что-нибудь сломать рядом с собой. — Нет, блять, ты ответишь мне нормально, четко, без каких-либо увиливаний, тебе понятно?!
— Да, — эхом отзывается Эндрю. Он не показывает, что этот резкий гневный тон его хоть как-то задевает, просто смиренно стоит, осунувшийся и не колышущийся. — Да, я — волк. Не знаю свой вид наверняка, вероятно, берингийский или…
— И ты молчал. Все это время. С самого момента нашей встречи.
— Мы возвращаемся к началу нашего разговора. — Эндрю тяжело вздыхает и протирает глаза, словно они невероятно устали. — Я собирался сказать, но не успел.
— Нет. Нет! Дело в другом, не в твоем дурацком ебаном правиле, которое ты сам себе придумал, — цедит Нил, чуть ли не трясясь от гнева, — а в том, что ты с самого начала знал… ты знал, что я — лис, что ты — волк, ты знал, как, как я к вам всем отношусь, но ты молчал, ты… — Слов перестает хватать, и Нил с удивлением обнаруживает, что он задыхается: горло просто сужается, слипается внутри и не дает ни выдавливать звуки, дергая голосовыми связками, ни дышать. Эндрю видит это, и Джостену кажется, что он вот-вот подойдет ближе с намерением помочь, поэтому протестующе выставляет руку вперед и начинает считать до десяти; сейчас и это не помогает, а все цифры кажутся настолько раздражающими, что Нил отворачивается и вцепляется в свою голову. Ладонь бьет по щеке сильно и ощутимо; он уже не стесняется присутствия Эндрю, когда бьет самого себя, и эта хлесткая пощечина все же отрезвляет его. Желудок просит выдавить из себя все содержимое, но Нил лишь вытирает рот тыльной стороной кисти и продолжает, стоя спиной к Миньярду: — Ты ненавидел меня, а я ненавидел волков и воронов, тебе… было проще меня сразу же убить, но ты не стал — решил использовать ради спасения своих друзей, хотя все равно каждую секунду своего существования рядом со мной, каждый момент боли из-за твоих ебаных таблеток и ломки — у тебя был шанс сказать мне. Сказать и отрезать это с концом. А потом, после больницы… потом что?
— Потом я к тебе привязался, — тихо говорит Эндрю. Нил дергается и все же оборачивается. Тот стоит, засунув руки в карманы, а где-то над его головой светит почти полностью погасший и очень тонкий серп месяца.
— Ты не мог ко мне привязаться. Я — лис, а ты — волк. Не неси чушь! — злобно проговаривают его губы, дрогнув. Эндрю, дрогнув вместе с ними, поднимает испытующий взгляд на Нила. — Это невозможно, а более того — неправильно и отвратительно…
— Я никогда не мыслил стереотипами об оборотнях. Ты, как мне казалось, тоже. Разве этот случай должен что-то менять?
— Этот случай? Так ты называешь свою ложь?
— Я не врал тебе, я не говорил всю правду, как и ты, — безуспешно пробует убедить его, — у нас обоих всегда были и будут друг от друга секреты…
— Я никогда не врал тебе насчет своего происхождения!
— Да что ты? — всерьез удивляется Эндрю. Нил стоит пару секунд, приоткрыв рот, потом шагает к нему и сжимает руку в кулак; Миньярд не отшатывается, но напряженно следит за его действиями.
— Ты сейчас пытаешься обвинять меня в чем-то? Это что, такой способ показать себя невиновным, черт возьми?
— Я никогда не пытался выставить себя в хорошем свете, Нил. — Эндрю отводит взгляд от его кулака, осознав, что Нил не собирается ему врезать. — И сейчас не пытаюсь. Я просто… хочу понять, что ты со всем этим собираешься делать и куда клонишь, куда ведешь эту беседу. Это все.
— Куда я клоню? То есть тебя тут вообще ничего не смущает? — Слова льются все свободнее, пока сердце сжимается все больше и больше.
— Я уже говорил, но повторю для тебя один раз: мне плевать на стереотипы, плевать на твое происхождение. Мне оно никогда не было важно. — «Так почему своим тогда не поделился?!» хочет завопить Нил, но вместо этого рот говорит совершенно иное:
— По-твоему, легенда о тевмесской лисице и псе Лелапе — чушь собачья? Написано для дураков?
Эндрю отчего-то вздрагивает, и его лицо теряет остатки равнодушия: взглянув на Нила в упор, он уточняет:
— Ты читал ее? В книге твоей мамы?
Нилу становится жарко и душно, хотя холодный ноябрьский воздух уже давно повествует о приближающихся заморозках. «Он читал ее, да, когда я неосторожно оставил ее перед походом к Бетси… чертов волк», вспоминает Нил, ответив кратко:
— Не в маминой книге. В других. И без того прекрасно знаю, отчего лисы не дружат с волками тысячелетиями.
— Нет, это не то. — Эндрю мотает головой, тяжело вздохнув. — Ты не видишь всей картины до сих пор… тебе стоило это прочесть, я думал, ты давно добрался, но мог просто не понять…
— Прекрати это сейчас же, — шипит Нил, — не смей, просто не смей снова начинать делать это, увиливать от ответа, говорить загадками… я тобой и твоим братом сыт по горло.
— Что он тебе говорил? — тут же насторожившись, спрашивает Миньярд. — Что?
— Он, в отличие от тебя, почти рассказал, что вы оба являетесь волками. — «Почти» отдается на лице Эндрю скептичным подергиванием брови, которая не поднимается до конца и остается напряженно стремящейся к переносице. — Кто бы знал, что другой Миньярд окажется честнее этого.
— То есть он не сказал… не знал. Он вряд ли знает всю правду, да, — бормочет Эндрю себе под нос, на секунду провалившись в темные уголки сознания. Ярость Нила выливается через край и заставляет его прийти в себя уже через секунду, потому что на плечи Эндрю ложатся его ладони и встряхивают их, едва не сгребая Миньярда за вырез в толстовке.
— Говори!
Миньярд прикрывает воспаленные веки, а когда открывает их — ярко-алая радужка смотрит на Нила осторожно и так по-родному, что вся боль, накопившаяся за это время, все же одолевает Джостена в неравной схватке и топит в болоте отчаяния. Становится так невыносимо страшно, мучительно, будто мелкие иголки разом воткнулись в каждую клетку его тела и достали до израненной души, которая вопит, мучаясь в агонии, и молит о быстрой смерти; Нил начинает дрожать, и с его губ срывается один-единственный всхлип как проявление ненавистной ему слабости, а ресницы смаргивают слезу — и еще одну, и еще, и еще… Эндрю скорее неосознанно тянется рукой к его коже, чтобы утереть эту влагу, но останавливает себя на полпути и опускает руку.
— Ты веришь в переселение душ, Нил? — тоскливо спрашивает он голосом, полным чего-то слишком тяжелого — быть может, груза на его плечах. Когда Джостен не отвечает, замерев на месте, он убито заканчивает: — Потому что в том случае, если оно существует, мы с тобой не раз виделись в прошлых жизнях, так как являемся тем самым Лелапом и тевмесской лисицей.
Нил моргает.
Что-то ломается, рушится с неприятным хрустом — наверное, и без того побитое-перебитое сердце.
На его месте возникает нечто новое, чужое и не помещающееся в прежнее пространство, но кажущееся правильным и нужным.
— Нил, — предостерегающе зовет его Эндрю издалека, когда Джостен отпускает его и одним движением утирает свои слезы сам, — послушай…
— Убирайся, — просто отвечает тот. Спокойно и ровно. Почти не дрожа от переполняющих его чувств. — Пошел вон.
— Нил…
— Без всяких «Нил», «лис» и прочих. Уходи. — Нил звучит сухо и беспощадно. — Так, как ты и собирался уйти. Волку здесь не место, те ебаные правила оказались пиздец как правы. Ты должен исчезнуть.
— Я не уйду, пока мы…
— Нет, уйдешь! — Он не оставляет Эндрю никакого шанса объясниться, смерив его свирепым взглядом, за которым утихают остатки раненой души. — Уйдешь вместе со своей ложью, своими бреднями и рассказами о переселениях душ! Уйдешь навсегда! Я больше не желаю тебя видеть!
— Не веришь мне — спроси у Стюарта, у кого угодно! — Глаза Эндрю глядят недоверчиво, словно он не ожидал, что ему могут не поверить. — Для чего мне, по-твоему, все это выдумывать?
— Мне все равно. Ты, — Джостену хочется сказать, что Эндрю мертв для него, но он не понимает, существовал ли он вообще когда-нибудь и что из показанного им было реальностью, — ты никогда не был настоящим.
— Как и ты, — напоминает Эндрю, — такова природа бегунков. Или ты забыл?
— Я не об этом! Я говорю о том, что я не понимаю, зачем… когда ты говорил эти вещи, когда заставил меня привязаться к тебе, когда мы были вместе, — в голове больно ударяется о стенки трепетное «можно?», прерывая дыхание, — зачем ты делал все это, если оно не было настоящим? Ну зачем? И только попробуй возразить, что это не так, — предугадывает его следующее предложение, взмахнув рукой, — ты не сможешь меня убедить, что хоть что-то было настоящим, ты… ты и твоя лживая натура уже никогда не предадут мое доверие снова, потому что его просто не будет.
Эндрю стоит, нервно засунув руки в карманы, и молча выслушивает этот поток ругани, на вид стойко принимая удар и проглатывая все слова о лжи, волках, разбитом доверии и уничтоженных чувствах. Он уже не думает возражать — просто рассеянно смотрит на Нила и будто бы старается передать все, что ему нужно, одним взглядом, но Джостен не смотрит на него, стоит, сжимая и разжимая кулаки, после чего его руки неожиданно взлетают к груди и произносят:
«Я ведь и правда привязался к тебе».
Эндрю почти мгновенно отвечает «я тоже», но Нил обрезает его: «Ложь». Хотя в душе уже совсем пусто, остаток каких-либо эмоций выливается через краткие жесты. «Привязался бы — не поступил бы так со мной».
«Извини», едва уловимо Эндрю проводит пальцами по левой ладони. Джостен качает головой, едва найдя в себе силы повернуться к Миньярду спиной и сделать шаг — сначала один, несмелый, потом уже второй, более уверенный. Остается только надеяться, что он идет, набирая скорость, в сторону ларька, где ему продадут алкоголь — в противном случае он уже не знает, что сделает с собой и со всем миром. Сзади раздаются неуверенные шаги, но вскоре они прекращаются, и Нил даже на долю благодарен вселенной, что Миньярд не последовал за ним. Кажется, будто все эмоции в нем вымерли — и одновременно обострились до предела, так что это противоречие едва не заставляет его завыть от ужаса. Единственная опора, на которую он действительно полагался все это время, сейчас просто сломалась, и он летит в бездонную пропасть вместе с ее обломками, уже не пытаясь за них зацепиться.
Ларек действительно обнаруживается еще открытым — неподалеку от японского садика, подмечает Нил — и когда растрепанный и заплаканный Джостен вываливается к нему, агрессивно стуча по стеклу витрины, мужичок, обычный человек, испуганно выглядывает наружу.
— Мне… мне «Свиту Короля», пожалуйста, — заплетающимся языком бормочет он, едва не забыв нужный пароль.
— С лимоном?
— С алкоголем! — взрывается Джостен, еще раз стукнув в стекло. — Да-да, с лимоном, скорее давайте! И виноградное, и пшеничное!
Нащупав в кармане смятые бумажки, припасенные на всякий случай, Нил швыряет их на кассу. После мучительной минуты ожидания он получает черный пакет с аккуратно завернутой бутылкой вина и двумя банками пива; отойдя от ларька на приличное расстояние, он садится у первого дерева около дороги, прислоняется к нему спиной и сначала закрывает лицо руками, но потом решается откупорить бутылку в первую очередь. Он не разбирается в алкоголе — это вообще второй раз в его жизни, когда он его пробует, — но забыться хочется так отчаянно, что сейчас ему вообще глубоко плевать на качество и срок годности напитка. Жаль, нельзя выпить все одним залпом — вино слишком обжигает горло своей спиртовой горечью, вынуждая глотать медленнее и делать перерывы. В первые мгновения становится только тяжелее — груз на плечах придавливает его к земле еще сильнее, заставив прожить все мгновения боли снова и заплакать, однако затем отпускает — и Нилу становится почти хорошо. В груди появляется легкость, голова идет кругом; не остается никаких мыслей кроме тех, что хочется вновь вкусить этот кисло-сладкий виноград, что бутылка вот-вот кончится, что желудок как-то сжимается, не привыкнув к такому количеству алкоголя…
Сжавшись в комочек, Нил приваливается к коре дерева и с интересом слушает звуки под ней — ему чудится, будто он может услышать, как происходит процесс фотосинтеза, как текут под корой соки дерева и двигаются мелкие жучки, поедая друг друга. Потом ему становится отчего-то так грустно, что слезы, разом хлынув, текут по его щекам и капают на землю, отдаваясь в голове звуками суйкинкуцу. «Ну точно же! Колодец! Надо его послушать. Он всегда важные вещи говорит. И правильные!», вспоминает Нил, кое-как неуклюже поднявшись на ноги и пошатнувшись. Теперь каждый шаг ощущается так, будто бы он идет по канату над пропастью, дно которой заставлено острейшими мечами, а ноги не слушаются его и грозятся вот-вот выскочить из-под него. Для храбрости выпив почти до самого дна бутылки, Нил хрипло кашляет и морщится, но старается идти уверенно: за спиной, кажется, появляются крылья, и он летит вперед, даже не осознав, что его ноги действительно отрываются от земли, потому что его кто-то поднимает и крутит на полоборота, после чего толкает в обратную сторону. Споткнувшись, Нил плюхается на траву, и толчок заставляет его слегка протрезветь: он с прищуром оборачивается назад и по отрывистым кусочкам собирает лицо хмурого Кевина в одну картину.
— Ох, вот тебя блять только тут не хватало! — стонет Нил, схватившись за голову. — Может, мне мерещится?
— Нет уж, я самый настоящий из всех, — отрезает Кевин, вновь схватив его за руку. Джостен безуспешно пробует вырваться, но тело будто бы превращается в куски ваты. — Вздумал к Морияма собственноручно сдаться? В японский сад только планируется разведывательная вылазка, но уж точно не в твоем лице.
— Какие Морияма? — искренне не понимает Нил, дернувшись и пьяно икнув. Дэй морщится. — Ты-то тут зачем? Как меня нашел? Уходи! — по-детски завершает он, вновь предприняв попытку освободить свою руку из хватки, которая становится только сильнее: боль слегка отрезвляет, но приносит за собой воспоминания, так что Нил решительно от нее отказывается и качает головой. — Оставь меня, хочу побыть один…
— Твой Эндрю сказал мне, что тебя выносит с двух глотков, — сухо заявляет Дэй. «Эндрю?» мелькает в голове удивленное имя. Нил морщится и отчаянно отмахивается от него, как от назойливой мошки. — Поверь, я хорошо знаю, каково это, поэтому намерен за тобой следить, чтобы ты ненароком не перепил.
Джостен трет правый висок одной рукой, жмет на него и массирует кожу, стараясь привести мысли в порядок. Вдруг становится холодно — словно жар от вина перестал действовать в одно мгновение. Кевин чуть ли не бросает Нила на лавочку в своей излюбленной беседке, отобрав у него пакет с остатками алкоголя, и Джостен, стукнувшись локтем о деревянный столик, уязвленно шипит:
— Тебя Элисон послала, да? Эндрю не знал, что я собираюсь делать. — Воспоминания начинают неумолимо возвращаться, и Нил настолько сильно не желает иметь с ними никаких дел, что тянется к черному пакету; Дэй нарочно отодвигает его так, чтобы тот не мог до него достать.
— Да, ты все верно понял.
— Убью, — воет Нил непонятно в чей адрес, пытаясь выбить из своей головы мигрень.
— Пожалеешь о своих словах, когда протрезвеешь, — со знанием дела говорит Кевин. Нил краем глаза смотрит на него — освещение беседки режет по узким зрачкам и заставляет часто моргать, загораживать лицо ладонями, чтобы укрыться от яркого света.
— Значит, ты тот еще пьяница, а? — Нил усмехается задорно, пусть и с болью в голосе. — М-м-м, сам Кевин Дэй, блюститель всех правил — и пьет втихаря, ха-ха…
— Отъебись, — отрезает тот, — не только у тебя сложная жизнь.
«Сложная жизнь». Нил усмехается — это словосочетание кажется слишком большим для Дэя и слишком маленьким, мизерным для самого Джостена. «Что у него сложного? За сестрой приглядывать?»
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — вальяжно выдавливает он, почувствовав, что его мутит. Кевин без зазрения совести открывает одну банку пива и делает глоток под возмущенным взглядом Нила. — Положи на место! Это не твое!
— С тебя уже сегодня хватит, а зачем добру пропадать? — Кевин с блаженством делает еще один глоток, дернувшись, когда Нил предпринимает попытку его достать, но не удерживается на ногах.
— Я тебя убью! — обещает Джостен обиженно, икнув. В горле что-то булькает и ударяет в мозг неприятным шипением, проясняя память чуть больше. Раздосадованный из-за того, что забыться сегодня не получится, он бросает: — Мы с тобой так и не закончили поединок, помнишь? Честный бой, когда я должен был тебя побить, вчера или когда-то там… предлагаю закончить его сейчас! — Резко вскочив, он ощущает головокружение, и Кевин, надавив на его плечи, сажает его обратно.
— Святой Лис, Джостен, в таком состоянии я тебя одним мизинцем могу ушатать! — отчего-то гневно бормочет он. — Придурок ты недоделанный! Не умеешь пить — не берись!
— Ты тоже этому правилу следовал? — нагло уточняет Нил, после чего, ощутив себя совсем дурно, прикрывает рот рукой. Кевин садится обратно, мрачно отпивая пиво и зачесав вылезшую из аккуратной прически прядку назад.
— Нет. И пожалел. До сих пор жалею. Никому не пожелаю обнаруживать себя с утра в смеси своей же блевотины, крови и мочи. Даже тебе, пусть ты та еще заноза в моей заднице.
Нил, к горлу которого как раз подкатывает тошнота, испуганно ее проглатывает и кашляет, поперхнувшись. Горло саднит, и вместе с этим на Нила наплывает такая вселенская грусть, что он всхлипывает, забыв спрятать свои чувства перед удивленным взглядом Дэя.
— Всем я мешаю, — сокрушенно бормочет он, — всегда всем все порчу.
— Эй, — помявшись, зовет его Кевин, — что… что у тебя вообще произошло?
Нил хочет ответить, но слезы разом начинают течь из его глаз, словно они не кончились за последние два дня, словно он на самом деле не плакал целую вечность. Сознание по привычке хочет заблокировать эту способность, но не может под воздействием алкоголя, поэтому Нил рыдает во всю силу, устало прикрыв лицо руками. Кевин осторожно подсаживается рядом и неловко кладет руку ему на плечо, но это не спасает от желания завыть на всю Лисью Нору раненным волком, пока все тело мелко подрагивает, готовое вот-вот сломаться вслед за внутренним миром. Нил плачет, тяжело и безысходно, пока Кевин не знает, куда себя деть, и похлопывает его по лопатке, приговаривая:
— Ну-ну, не надо, не надо, все нормально. Ты из-за Морияма так расстроился? Они тебя больше не тронут. Распереживался, то же мне, — Нил захлебывается слезами усиленнее, и Дэй, в конец растерявшись от незнания, что делать, всплескивает руками, — ну… расскажи мне, что тебя гложет что ли. Должно полегчать. Не надо было пить в таком состоянии, конечно… или просто помолчим, ладно. Давай помолчим. Тоже хорошо.
Нил пытается выдавить из себя что-то помимо рыданий, но у него не получается, поэтому он краткими кивками головы показывает, что согласен с чем-то из сказанного Кевином, и вновь плачет. Его лицо краснеет и сохнет все больше, руки подрагивают, закрывая воспаленные глаза, пока все вокруг кажется просто невыносимым — и Морияма, и Кевин, и Эндрю, и он сам…
Если бы он никогда не существовал, ничего из этого не произошло бы. Морияма бы не убили Ладжсу. Он бы не встретился с Эндрю. Его мама была бы жива. Все, абсолютно все было бы нормальным…
От этого осознания становится еще тяжелее, но плакать снова уже нет сил. Нил дрожит при порывистых вздохах и сопит носом, пока Кевин неловко гладит его по плечу, но чувствует только бесконечную усталость и желание, чтобы все прекратилось. Замерло на этой секунде и больше никогда не продолжалось…
— Есть люди, которым алкоголь приносит радость, — тихо разъясняет Кевин. — А есть мы с тобой. На нас любой наркотик подействует отрицательно и только помножит негативные мысли, так что бэд-трипа не избежать. Я много над этим думал. Избавляться от зависимости… ну… всегда трудно и требует особой рефлексии.
— Нет у меня… зависимости, — бубнит Нил, едва дыша. — Это вообще только второй раз…
— Вот и не превращай это в привычку, понял? — восприняв невнятную речь Нила как знак, что ему уже лучше, звучит Кевин слегка повелительно. — И закусывай. На голодный желудок пьянеешь еще бы…
Нила вовремя выворачивает под лавку — Кевину остается лишь вцепиться в его волосы, чтобы они не лезли в лицо, пока Джостен выплевывает все из желудка, глухо кашляя. Порывшись в рюкзаке, Дэй достает воду и печенья с шоколадной крошкой, пододвигая их Нилу. Сам он снова отпивает пиво и устало опирается щекой на свою ладонь.
— Это пиздец, — хрипло говорит Нил, прополоскав рот и выплюнув воду в траву. — Я… я все… я так больше не могу.
— Когда-то я тоже думал, что не хочу это терпеть, — подумав, говорит Кевин будничным голосом, который подрагивает, грозясь сорваться к эмоциям, — мне тоже было тяжело, но… я нашел причину жить дальше.
— Твоя сестренка, — болезненно усмехается Нил, морщась из-за мигрени. Кевин кивает. — У меня, может, и есть сиблинги, но они сейчас где-то в Японии или в России находятся, да и чихать я на них хотел…
— Необязательно сиблинги, кто-то другой тоже может подойти, просто близкое существо. — Нил вздыхает так глубоко, что Кевин осознает свою ошибку и добавляет чуть раздраженно: — Ну не существо, а вещь, или цель, или мечта, все что угодно! Если нечто старое потерпело крах — всегда можно двинуться дальше и найти нечто новое, заменить все, что ты хочешь.
— Я не знаю, чего я уже хочу, — разбито шепчет тот, прикрыв глаза.
— Вероятно, покоя. Тишины и обычного покоя. — Когда Нил неуверенно кивает, Кевин продолжает: — Это не так уж и сложно найти. Тебе может казаться, что это непосильно, но в данный момент все может выглядеть слишком сложным и непонятным. Главное… не делать ничего на горячую руку.
Нил глядит на Дэя и моргает. «Он думает, я собираюсь… сделать это с собой? А собираюсь ли?», думает он, закусив губу. «Что со мной такое? Я же никогда… нет, так нельзя. Я просто очень устал. Очень устал. Что я такое выдумал? Устал, устал…»
— Тогда давай я провожу тебя до комнаты, — говорит Кевин. Вспомнив Эндрю, Нил мотает головой так отчаянно и испуганно, что Дэю приходится терпеливо добавить: — Ладно, провожу тебя до своей комнаты. Только на одну ночь, понял? Я гостей к себе не вожу.
— Угу, — сипит Нил, не набрав сил для слов благодарности. Его глаза почти не фокусируются на окружающем пространстве, но в его взгляде Кевин считывает беспомощность и немую просьбу, поэтому непринужденно добавляет:
— Все, что тут было — останется между нами. Даже это, — отсалютовав банкой пива, он выпивает ее до конца и даже не морщится, когда встает и собирает все вещи, сложив остатки алкоголя в свой рюкзак. — Даже для Элисон. Если у кого-то появятся вопросы — вали все на меня, бутылки я тоже себе заберу.
— Ты чего это вдруг такой добрый стал? — сильно изумляется Нил, потерев лоб. Кевин, собравшись, поддевает его локоть пальцами и уводит из беседки. — Ну дела, реально праведный как… как… забыл название фильма…
— Помолчи, а не то моя доброта закончится на тебе, — подсказывает Кевин, закатив глаза и подхватив Нила за плечо.
Джостен, кажется, моргает пару раз, а они уже оказываются в комнате Дэя — небольшой, с двумя койками, похожей на комнату самого Нила, но при этом кажущейся более безликой и пустой, словно Кевин тут и не живет. Дэй сваливает Нила на свободную кровать, и тот прикладывается щекой о подушку, невнятно засопев. Его взгляд останавливается на одной единственной фотографии, укромно стоящей на дальнем уголке тумбочки. На ней Дэй, чуть помладше, с более густой прической, держит на руках еще более маленькую сестру и, улыбаясь, смотрит в объектив камеры. «Изменился», думает Нил, переведя взгляд на сосредоточенного хмурого Дэя. «И я… вот сейчас засну, и снова эти воспоминания…»
— Я не хочу, — бубнит он тихо, — спать. Мне нельзя.
— Еще что выдумаешь? — бросает тот через плечо, педантично разбирая свою постель. Нил поворачивается на спину, глядя в потолок так, будто на нем видно потрясающе красивое солнечное затмение. — Спи. Завтра станет получше. Оставлю на тумбочке таблетку.
Через секунду Джостена полностью укрывают шерстяным одеялом — тот сердито сопит, все еще ненавидя тот факт, что ночью нужно чем-то прикрываться, и бубнит в этот кусок ткани:
— А если в лиса превратиться — похмелье быстрее пройдет?
— Вряд ли. У меня не проходит. Я все пробовал.
— Давно пьешь?
— С тех пор, как вернулся из Сибири. Спи, говорю. Хорош языком чесать.
— Не хочу. Не хочу видеть прошлое.
— Может, оно поможет тебе разобраться в настоящем. — Эти слова доносятся до Нила уже сквозь легкую дымку сновидений, накрывшую его вместе с одеялом. Он неумолимо проваливается назад, когда течение времени меняет направление и заставляет плыть его по направлению к прошлому, взмахивает руками и просыпается на холодной сырой земле.
Из-за алкоголя воспоминания нечеткие, неявные и расплывчатые, они поддернуты разноцветной переливающейся дымкой, но лицо матери проступает через эту хмельную пленку четко. Нил на всякий случай сжимается — сейчас она опять ударит, — но ее ладони лишь почти ласково касаются щеки сына и треплют ее.
— Жди здесь, — говорит она проникновенно. Нил только сейчас осознает, что его лапы полностью стоят в огромном сугробе, пока чужие пальцы приглаживают шерстинки на его мордочке. — Я замету следы, потом отправлюсь в город, чтобы раздобыть нам еды. Это займет некоторое время, но… если завтра на рассвете я не появлюсь здесь, значит, со мной что-то случилось. Тогда тебе нужно будет бежать. Помнишь, как ориентироваться по звездам и по мху? Помнишь?
«Не уходи», только и тявкает Нил отчаянно. Взгляд матери становится жестче, и она встряхивает сына.
— Ответь на вопрос, несносный мальчишка! — шипит она. — Ты все понял? Ты знаешь, что делать? Как я могу оставить тебя здесь одного, если ты такой упрямый и непослушный? Из-за тебя нас могут схватить! Ты хочешь вернуться обратно? Обратно к тем злым людям? — Она снова встряхивает Нила. — Сиди здесь и никуда не уходи! Никуда! Чуть что — прячься в сугробе и молись богам, чтобы тебя не заметили!
«Не уходи», блеет Нил, едва ли не заплакав, когда мама покидает его. «Мне страшно, я не хочу быть здесь один… я потеряюсь, я точно потеряюсь, я…»
Он правда пытается сидеть на этом месте и ходить лишь немного — чтобы лапы точно не отморозились. Он правда пытается не потеряться, но что-то внутри подсказывает, что он все-таки заблудится в бесконечных темных и холодных лесах Сибири…
Осознание, что он в курсе предстоящих событий, портит всю картину — Нила начинает выталкивать дальше, даже не дав ему осознать что-либо. Он снова оказывается в снежном лису, но ощущает себя уже иначе. Перед его глазами — все та же знакомая полянка, только отчего-то она кажется совершенно иной.
Нил ворчливо думает, что потерял слишком много времени, помогая тому юнцу найти нужное место по запаху другого лиса. Ему нужно бежать, скрываться, а он помогает первому встречному, к тому же, лису — тот еще благодетель, видимо. К тому же, этот лис до невозможности упрямый — явно не верит, не хочет идти следом, и все же пошел за ним только из-за бесконечного отчаяния, безысходности. Возможно, он тоже прячется — Нил не уверен, но его пока еще не отбитое обоняние говорит, что он тоже пахнет… русскими. Теми лагерями, в которых запирают оборотней без шанса вылезти…
Он не уверен на все сто процентов, но кажется, что у них очень похожая судьба.
Они выходят на полянку и подходят к сугробу, который особо пахнет лисами — Нил уверен, что у того диковинно-окрашенного зверька, который вечно пугается и боится всего на свете, было здесь убежище или что-то вроде того. Остановившись у сугроба, он кивает и смотрит на лисенка, как бы показывая, что привел его в нужное место.
И видит себя.
Нил не понимает как это возможно — но перед ним сейчас стоит он сам, маленький, дрожащий лисенок, который неуверенно кивает с вопросом «спасибо?» в глазах и никак не хочет довериться волку окончательно.
Нет, нет, это невозможно. Вот же он, стоит напротив, видит какого-то лиса. Это не он. Ну и что, что окрас схожий, ситуация, полянка…
Но это не его сон? Это ложные грезы. Нил вздрагивает всем телом, попятившись назад. Это не его воспоминания. Это воспоминания того существа, чьими глазами он видит нечто странное. Того, кто был у Дрейка, у русских, кто тоже бежал по Сибири, кто является…
Нил усилием воли заставляет себя посмотреть вниз на белые лапы, утопающие в таком же белом снегу.
Того, кто является волком. Волком, который когда-то спас его от возможной смерти, помог найти дорогу к тропинке, того, у кого такие красные запоминающиеся глаза…
Эндрю. Все это время это был Эндрю.
Все вело к нему. Они уже пересекались в прошлом — их встреча в Алабаме просто не могла быть случайностью. Эндрю уже спасал ему жизнь. Ему уже спасал жизнь волк. Их жизни всегда были слишком плотно связаны, чтобы счесть все это чередой нелепых совпадений.
А что, если…
Нил выталкивает себя из сна сам и падает с кровати на пол. Кевин неровно шевелится во сне, пока Джостен, ощущая жгучую мигрень и пытаясь удержаться за сужающиеся стены, чтобы не упасть, идет вперед, выходит в коридор и бездумно стремится к нужной комнате, надеясь, что цифры в голове у него запомнились правильные. За окном шумит гроза, и хмурое небо метает молнии рядом с жилыми зданиями, пока дождь барабанит по стеклам, так же как Нил барабанит кулаками по двери — бам, бам, бам! — громко, быстро, не думая о том, что это кого-то может разбудить.
Стюарт открывает дверь и сонно протирает глаза, но при взгляде на Нила становится серьезным. Джостен не знает, как выглядит со стороны — вероятно, плохо, жалко и разбито, — когда его севший голос срывается, произнеся:
— Расскажи мне все.
— Нил, ты… ты чего? — Стюарт вновь трет здоровый глаз и закрывает за собой дверь. — Время видел? До подъема еще бог знает сколько времени. — Принюхавшись, он дергает носом и раскрывает глаза пошире. — Ты что, пил?
— Расскажи мне все! — повышает голос Нил, в упор глядя на дядю. — Ты обязан рассказать мне все. Я должен… я должен знать… действительно ли я тот, кем меня назвал Эндрю, кем…
— Что он тебе рассказал? — слегка холодно осведомляется Стюарт. Нил отрезает:
— Я узнал все сам. Теперь хочу услышать твою версию происходящих событий. Хватит с меня секретов. Хватит лжи. Ты расскажешь мне — иначе ноги моей больше в Лисьей Норе не будет.
Стюарт озадаченно хмурится — ему явно не нравится такая манипуляция, и он хочет сказать что-то в своей обычной манере — успокоить, перенести беседу на потом — но Нил смотрит на него так грозно, как только может, поэтому он сдается и жестом предлагает зайти в комнату.
— Что ты знаешь? — спрашивает он, когда Нил неуверенно садится на кровать, осматривая большое помещение.
— Я знаю, что Эндрю — волк. Что он думает, что мы оба… — Тут он замолкает, не решившись сказать правду, и переводит стрелки на себя. — Что я — та самая лисица… тевмесская. Из той древней легенды, из-за которой волки и лисы тысячелетиями избегают мира…
Стюарт тяжело вздыхает и долго думает, прежде чем сказать:
— Вражда лисов и волков уже давно перешла за рамки той легенды. У нас много причин, чтобы ненавидеть друг друга или по крайней мере опасаться — волки чаще всего бывают Предателями, именно они повлияли на восприятие оборотней людьми, а еще пару столетий назад отказывались с ними от мира и срывали все возможные деловые встречи и переговоры с человечеством. Не стоит судить каждого из них по одежке — но стоит опасаться.
— Хочешь сказать, что легенда тут не причем, что она вообще ничего не значит? — неуверенно спрашивает Нил. Стюарт подходит к шкафу и, открыв дверь, буравит взглядом сейф, после чего вводит пароль. Джостен не видит, что конкретно лежит там помимо книги, которую Хэтворд оттуда выуживает и протягивает Нилу. Он мгновенно узнает ее — то же издание, та же обложка, тот же рисунок.
— Это же мое… — Он внимательней оглядывает ее, прежде чем закончить фразу, и понимает, что книга все-таки другая: не мамина.
— Ты читал ее? — Стюарт приподнимает брови. — Таких экземпляров со всеми легендами, что по многим исследованиям считаются правдивыми, в мире всего штуки четыре, не больше.
— Мама подарила мне такую же. Я прочел почти все, хотел вот-вот начать легенду о тевмесской лисице и Лелапе… — Нил умолкает. Такое совпадение бьет его по затылку и заставляет задаться вопросом о том, могло ли это все быть случайностью или вселенная действительно вмешивается в его жизнь.
— Мэри? Подарила тебе это? Почему ты мне не рассказывал?
— А я должен тебе обо всем отчитываться? — резонно замечает Нил. — К тому же, я получил книгу после ее смерти. Что в ней?
Стюарт нервно сплетает пальцы в замок, вновь собираясь с мыслями.
— Легенда о тевмесской лисице и Лелапе, как ты уже мог понять, но с некоторыми подробностями, которые не упоминаются в людских книжках, но по обыкновению знакомы всем лисам с детства. Ты — особый случай по всем параметрам… Думаю, Мэри хотела уберечь тебя от этой правды, и… вашей целью было выживание, побег от Морияма, уж никак не все эти легенды и предсказания, поэтому она тебе об этом и не сообщила.
Нил качает головой, едва не съязвив, что Стюарт вполне себе мог рассказать об этом, раз у него не было цели выжить или убежать. Взгляд устремляется в книгу, пальцы перелистывают нужное количество страниц и останавливаются на нужной.
— Я тоже не хотел торопиться. Надеялся дать тебе время, чтобы привыкнуть, не побоюсь этого слова, вылечиться, наладить свою жизнь, но не учел степень твоего любопытства. — Вспомнив Эндрю, Нил смеется так неестественно и громко, что Стюарт вздрагивает. — Я все еще считаю, что нельзя было сваливать все это на тебя в первый же день, но надеялся рассказать о твоем прошлом при других обстоятельствах.
— Прошлом? — Нил выговаривает такое ненавистное слово одними губами. Стюарт кивает.
— Нил, тевмесская лисица всегда была смесью кицунэ и яломиште. Даже если та маленькая вероятность, что написанное здесь — всего лишь легенда, неправда, то даже в выдуманной истории та лиса была как ты. Посмотри на сноску внизу страницы, — Стюарт не глядя тыкает пальцем на лист, — там объяснено это подробнее.
— И… и что? — Нил качает головой. — Это же не значит, что я…
— Тевмесская лисица очень быстрая, она разоряла города и поджигала их, вместе с тем успешно избегая преследователей, потому что использовала иллюзии, — убежденно продолжает Стюарт. — В ней явно говорят злые японские корни и наши, наши с тобой, Нил. Как ты думаешь, как много подобных смесей существовало со времен той легенды? Смесей яломиште и кицунэ, что имеют способности обеих сторон, как ты?
— Ну… не знаю. — Нил с опаской ведет плечами, пока сознание прекрасно понимает, куда ведет его дядя. — Должно быть, немало.
— Всего четыре. И четвертый — ты. За всю, всю историю, что была восстановлена на бумаге упорным трудом многих поколений, таких, как тевмесская лисица, было еще трое. Нельзя сказать, что не было межвидовых случек — конечно были. Порядочные лисы знают об этой легенде, поэтому кицунэ и яломиште особо никогда не контактируют — расстояние нам в этом помогает, — но случаи все же происходят. Особенно в России — ты уже знаешь сестренку Кевина, но способностей у нее, как и многих других, не обнаружилось. Генетическая лотерея; шанс выиграть в нее практически нереальный, но у тебя это получилось.
Сердце начинает ныть — Нилу очень хочется сказать, что ему это все не надо, что он не хотел выигрывать ни в какой лотерее, которая почему-то не осчастливила его, а вместо выигрыша оставила сотни проблем. Он подавленно смотрит в книгу, но не видит слова и буквы.
— Я не верю… в это ваше переселение душ. Это не… ты хочешь сказать, что на самом деле я — какая-то там легендарная лисица из выдуманной легенды? Это просто смешно! — Нил совсем не смеется. — И невозможно… почему вы все пытаетесь меня в этом убедить?
— Твое право не верить, — осторожно говорит Стюарт, зашагав по комнате туда-сюда. — Не могу навязать тебе это, но… сам, к сожалению, верю. И в переселение душ, на что указывает наличие тех же некромантов, и в эту легенду. Когда-то я писал по ней эссе. — Его губы трогает легкая улыбка, померкшая под грузом воспоминаний. — Я думаю, твоя мама тоже в это верила. Как и Морияма.
Нил просто кивает. Ему хочется до невозможности отстраниться от этого всего, закрыться — и это практически случается. Сильных эмоций это все не вызывает — лишь горькое непонимание и легкую долю гнева. Все чувства утихли еще вчера, и к нему наконец-то вернулась прежняя пустота, не позволяющая открываться миру слишком сильно.
— Что, по-твоему, это дает? — тихо спрашивает он. — То, что я — возможно, та лисица? К чему это все?
— Раз есть лисица, значит, есть и пес. Пес Лелап, благословленный богами. Вы существуете в паре — снова из-за той же легенды. Вам нельзя убегать друг от друга, потому что в таком случае возникнет парадокс между лисом, которого невозможно догнать, и псом, от которого невозможно убежать. — Остановившись, Стюарт переворачивает страницу и вновь тыкает на нужное предложение. — Вот здесь. Зевс обратил их в янтарь, потому что само их существование противоречило друг другу. Есть… исследования по поводу судеб тех, кто предположительно считается новыми лисом и псом. Примечательно, что они появлялись в одно и то же время в одном и том же месте хотя бы раз — вселенная воистину создала их парами.
Нил на секунду отключает слух и включает зрение, заставив прочитать себя строчки. «Аревик Гюнель. Жил в девятом веке нашей эры. Предположительно считается перерождением тевмесской лисицы. Был убит Эгеоном Бадру, считающимся псом Лелапом. Расследование показало, что…»
«Чан Дал. Предположительная дата рождения — четвертое апреля тысяча пятьсот четвертый год. Предположительно является еще одним перерождением пса Лелапа в виду способностей к быстрому бегу наравне с самыми скоростными кицунэ, а также лунному окрасу. Был убит Анариэль, предположительно являющейся перерождением тевмесской лисицы. Более подробные доказательства данной связи можно найти в…»
Нил прикрывает глаза, не желая видеть ничего. Абсолютное ничего — вот что ему сейчас нужно. В нем не будет радости, но и не будет никакой боли.
— Жизнь циклична, Нил. Все рано или поздно повторяется — история повторяет саму себя, а время движется не по прямой, а по кругу. Вернее сказать — по Ленте Мебиуса. Вроде приходишь туда же, откуда начинал, но совершенно другой, изменившийся, — вдумчиво произносит Стюарт. — Даже если ты и правда был той самой лисицей, это не значит, что ты являешься ей сейчас. Ты — Нил Джостен. Сын своей матери. Воспитанник Лисьей Норы. Прошлая жизнь ничуть не отменяет твою настоящую.
— А к чему тогда это все? — Нил качает головой. — Зачем? Что мне с этим всем делать? Есть ли хоть малейший смысл в моей прошлой жизни?
— Во-первых, у тебя очень редкие и потрясающие способности оборотня. — Стюарт нервно присаживается рядом и морщится, учуяв все еще стоящий запах алкоголя. — Не только иллюзии и огонь, но еще и твоя скорость — при правильном развитии ты сможешь бегать быстрее всех в этом мире. Во-вторых… я бы… гм, посоветовал тебе держаться подальше от волков, в том плане что…
— Эндрю рассказал мне о своей сущности, — говорит Нил. Потом его глаза расширяются.
Благословленный богами волк лунного цвета. Благословленный богами альбинос.
— Я знаю, что вы с ним хорошо общаетесь, и, вероятно, слышать о его истинной сущности было тяжело, но я бы посоветовал тебе держать дистанцию. Нет никакой гарантии, что он не окажется тем самым Лелапом — понимаю, звучит странно и неприятно, но точные данные о сущности того Пса должны храниться у волков, точно также как у нас — данные о тевмесской лисице. Мы знаем далеко не все, что должны знать — например, вид того волка нам неизвестен, — но по некоторой информации Эндрю и даже его брат в какой-то степени подходят под описание…
Нил снова тонет за ультразвуком воспоминаний, не услышав дальнейшую речь.
Он видел Эндрю во снах. Видел его воспоминания. Стюарт говорил, что сильные яломиште могут видеть даже сны о прошлой жизни, а жизни Миньярда и Джостена всегда были связаны так крепко…
И Эндрю знает это. Он все понял. Он пытался сказать вчера — или это было еще раньше? Он читал ту легенду в книге Нила, подаренной матерью, он все понял, до всего докопался раньше самого Нила и молчал…
Нил прикрывает рот рукой, чтобы сдержать всхлип, но этот звук подавляет чернеющая внутри пустота. Эндрю всегда был очень быстрым, благословленным богами своей внешностью, которую так ненавидит в той же степени, в которой справедливо ненавидел Нила…
— Эй, — Стюарт легонько трясет его за плечо, — ты спросил, что тебе с этим делать, и я думаю — переварить. Просто подумать над этим. Не решать что-то сразу, не отказываться от убеждений или от общения с кем-либо… быть может, даже обсудить то, что ты сейчас узнал, с Бетси. Как тебе идея?
— Кто еще об этом знает? — выдавливает Нил вместо ответа. — Обо мне?
Стюарт неопределенно ведет плечами, и Джостен закрывает лицо ладонями, словно собирается заплакать, однако не может выдавить из себя ни одной слезинки.
— Почти все тут знают твою мать и тебя, соответственно. Очень многие в курсе той легенды о тевмесской лисице. Кто-то знает твое происхождение и способности. Сколько конкретно существ связали два и два — я не знаю. Точно могу держать слово лишь за Совет и Бетси.
«Элисон наверняка в курсе, она слишком умна, чтобы не понять. Кевин… Кевин тоже все знает…» думает Нил совершенно спокойно. «И они все… все говорили мне ровным счетом ничего. Стюарт им это сказал…»
Он поднимается на ноги, чуть покачнувшись. Стюарт вскакивает следом; помедлив, он уточняет:
— Сейчас не самое лучшее время, но все же обязан уточнить: ты пил сегодня? Или вчера? Откуда взял алкоголь? Знаешь же, что это запрещено…
«Теперь я понимаю, почему Эндрю курит», вдруг осознает Нил, приложив руку к грудной клетке и с удивлением не услышав своего сердцебиения. Дядя с тревогой наблюдает за его действиями, пока Нил не выговаривает совершенно четко и равнодушно:
— Лучше бы ты сразу мне обо всем рассказал.
— Я хотел… — Джостен поднимает один палец, прервав попытку оправдаться, и Стюарт замолкает.
— Больше… больше никаких секретов, тайн и лжи. Никаких. Если я снова самостоятельно узнаю что-то раньше, чем ты мне об этом скажешь, я просто… я уже никогда не смогу тебе это простить. Никому не смогу, — добавляет он тише, прикрыв глаза. — С этого дня между нами — полностью доверительные отношения. И с твоей, и с моей стороны. Никаких недомолвок. Ты понял? — Стюарт неуверенно кивает, внимательно глядя на него, и тогда Нил чуть поворачивает голову, взглянув на дядю в ответ. — Ты точно больше ничего не хочешь мне рассказать?
Хэтворд молчит минуту, две — потом отрицательно качает головой. Нил кивает, благодаря за понимание, и выходит из комнаты.
Куда он пойдет — и сам не знает. Как собирается жить без лжи — тоже, но, раз он пообещал самому себе больше ничего не скрывать от своих близких, он постарается сделать это ради них.