Они до дома дошли быстрее, может потому что ночь приближалась безлунная и красиво-нежная, что ничего не способно было нарушить хорошего настроя и лишить той доли удовольствия, которую они получили. И, что забавно, ни один не скрывал относительной радости встречи — одному почти сорок, второму почти пятьдесят, тут не до недомолвок и капризов межличностных отношений, каждый из них перерос времена намеков и язык мимолётных заигрываний.

Поднялись на шестой этаж пешком, лифт ждать долго — Вадик по дороге хлопья всё-таки купил, разноцветные красивые кружочки, но, должно быть, больно сладкие. Дверь им открыла Тома, просунула в щёлочку любопытный носик, фыркнула на них и, стащив едва цепочку с замка, впустила внутрь, пропуская приветствие мимо ушей и убегая. Алтан, смотря на нее, невольно заметил, что разгуливала она по дому в одной белой футболке и черных трусах.

— А не рановато голышом щеголять? Только март на дворе, — задумчиво произнес он, разуваясь.

Вадим усмехнулся, позвал за собой на кухню:

— Она, как пришла, наверняка ещё полчаса сидела в телефоне со спущенными штанами.

— Неправда! — Секунда в секунду крикнула Тома из-за двери своей комнаты, стоило только Алтану опереться о барный стул.

— Правда, — прищурился Вадик, убирая хлопья.

— Неправда! — Яростно рыкнула девчонка, с грохотом открыв дверь в гостиную, поправила ниспадающие черные домашние штаны и теплый бежевый свитер, сложила руки на груди. — Отстань, старик, перед колдунами позоришь.

И тут уже настало время Алтану как следует просмеяться: вот так сюрприз! А с ней, оказывается, можно будет даже общие темы найти!

— Слыхал! — Едко подхватил Дагбаев, следя за ушедшим доставать сменную одежду Вадимом; Тома шустро устроилась на барном стуле рядышком. — Годы идут, ты все тот же позорник.

— А вы моего папу давно знаете? — Загорелась она, поставила локти на стол, уставилась во все глаза на Алтана.

И он даже, что смешно, загорелся мыслью рассказать. А что? Пусть знает с кем живёт, и про все остальное, как ее папуля однажды себе чуть жопу не отморозил, потому что не вовремя вышел покурить, как итог, его чуть не застрелили, и пришлось прятаться зимой на снегу, после чего он уже совершенно точно бросил сигареты. Тома все равно смотрела так ярко, разводила на диалог, вся в отца. Алтан раскрутился на стуле, положил с готовностью руки рядом с ее и, только набрал воздуха в лёгкие, чтобы с негромким, но резвым «Ну, смотри…» начать говорить, как Вадик, подошедший невовремя, ткнул ему в лицо сложенной рубашкой и буркнул:

— Давно, он твоего возраста был, когда мы познакомились.

— Лжешь, — лукаво прищурился Дагбаев, забирая красный верх в руки. — Я был на пять лет старше.

Тома, как и ранее, переводила горящий взгляд с одного на другого.

— Один черт, — ухмыльнулся Вадим, молча позвал за собой в ванную комнату, Алтан с девчонкой пошли следом как по команде. — Такой же мелкий придурок с самомнением выше себя самого вдвое и постоянным желанием бить меня.

— Бьёт значит любит! — Всхрюкнула она, взмахнув руками артистично; тут же заглянула Дагбаеву в глаза, схоже лукаво прищурилась: — А каким папуля был в молодости?

— Никаким, — буркнул Вадик, включая свет в ванной и горячую воду.

— Точно, он сразу старым родился.

Громкий заливистый смех разнесся по всей квартире, девчонка убежала обратно, как только вспомнила, что в холодильнике лежит недопитое теплое молоко, Алтан невольно засмущался. Находится в небольшом закрытом пространстве с человеком, которого видишь впервые за такое огромное время, но который никогда не покидал мыслей, так… волнующе. Он отошёл, положил красную рубашку на белую стиральную машинку, Вадим учтиво отвернулся, пока Алтан стягивал свою, ткань с шелестением скользнула по подтянутому телу, Дракон отодвинулся ещё на шаг.

— В зеркале… — Выдохнул он тихо. — Отражаешься.

Охнув, Алтан протянул рубашку не глядя, Вадик успешно взял, едва пальцами соприкоснулись, и от этого разряда тока мурашки по телу проползли отвратительно-огромной мощности, раздробили своими крохотными лапками почти все, что Алтан считал своим сдерживающим фактором. Пришлось отвлечься, он заозирался, застегивая пуговицы на красной сменной рубашке. Даже не беря в расчет приличный и вполне себе чистый санузел с приклеенными на стены в ванной большими наклейками рыбок и ящерок, сама квартира была удивительно просторной и опрятной. Теплая отделка, мягкий желтоватый свет, разве только на кухне нижний холодный, как он успел заметить.

Диванчики, люстра в минимализме, опасные углы столов, шкафов и остального были удобно закрыты плотной резиной — чтобы Тома не поранилась и не ударилась. На полочке у раковины в ванной забавные наклеенные песочные часы, Алтан тронул их и они перевернулись, начиная отсчет.

— Концентрация внимания, — пояснил Вадим, наконец помыв руки и отойдя, чтобы Дагбаев сделал то же. — У Принцессы шило в жопе, на месте спокойно стоять не может, а так хотя бы на песчинки пялится, пока зубы чистит.

— У меня в детстве такой был, — невпопад произнес он, надавливая немного жидкого мыла на руки.

И, возможно, не расслышал, как Вадик с тихим «я знаю», покинул санузел, предоставляя ему пространство и возможность краснеть всласть.

***

Он вернулся в гостиную-кухню несколькими минутами позже, когда семейство уже накладывало на стол и горячая, только-только вытащенная рыбка, испускала пар на блюдце, а рядом красовались соусы, лёгкие закуски и графин с вишнёвым соком. Все так аккуратно и бережно, белые тарелки сверкали на свету, Тома высокопарно налила ему холодненького напитка, театрально откланялась и плюхнулась на свое место.

— Папуле налить не хочешь?.. — С явным преувеличением обидчиво простонал Вадик.

— Неа, — непринужденно покачала головой она, налегая на еду, и облизнувшись, задорно произнесла: — Wǒ xiān chī!

Алтан аж замер, заслышав знакомую речь. Глянул искоса на Вадима, тот пожал плечами и сказал что-то о гиперфиксации, но громко поддержал таким же «Приятного аппетита». Дагбаев отставил приборы, любопытство слегка встрепенулось в нём — это Вадик учил или в школе преподавали? Но, не пытаясь выведать напрямую, только подцепил зубчиком вилки рыбу и, улыбнувшись, проговорил на подстриженном китайском:

— И тебе приятного аппетита.

— Если сейчас перейдете на другой язык, я на украинском заговорю, — прервал открывшую было рот Тому Дракон, не отрываясь от еды. — Будем как в Вавилоне.

Но все равно было интересно, откуда у мелкотни знания, Алтан снисходительно хмыкнул, протянул примирительно:

— Ух ты, Вадим Дракон — и чего-то не понимает? — Девчонка захихикала, запивая еду соком; он обратился к ней ненавязчиво: — Твой отец, отказывается, стал отвратительно нудным за годы… Должно быть, возраст плавит мозги.

— Да, да! — Закивала Тома возбуждённо.

Вадик заливистый хохот дочери не поддержал, но шпильку оценил — в конце-концов, он тоже маленько понимал, столько лет в Гонконге провел, оттуда равнодушным никто ещё не уходил. Вот и пришлось научиться как минимум на слух слова различать.

— Сказав же, перейду на українську мову… — совсем не угрожающе пригрозил он, и все равно Алтан заметил проблеск веселья в серых глазах.

Даже язык любви не поменялся, Вадик как был любителем подколов и интеллектуальных шпилек, так и остался. У Дагбаева тепло в душе от этого поднялось. Он ощущал себя непозволительно уютно в этой обстановке, даже если божился, что детей терпеть не может и никогда не заимеет, не отговаривал собственную жену от выпивки и малодушно надеялся, что у нее как-то всё само пройдет, а, если понадобится, будет аборт. Но тут, в этой квартире на шестом этаже, рядом с девочкой, которую он видел впервые в жизни и человеком, которого, стыдно признаться, ещё любил, он чувствовал себя счастливейшим на свете.

Как оказалось, Тома не изучала китайский язык в школе, больше тренировала сама. В последние годы, по словам Вадика и отчаянному смущению самой Томы, она начала увлекаться китайскими новеллами и 2d-мальчиками, на все карманные деньги закупаясь либо их мерчом либо книжками для зубрежа. Часами могла шарахаться по всей квартире, залезая куда угодно по своему пути, вообще дороги не разбирала и все бормотала какие-то проклятия, глядя в учебник. СДВГ? — молча спросил Алтан. Лечимся, — так же молча ответил Вадим. СДВГ развился ещё тогда, на фоне общего стресса организма. И Вадик, как Дагбаев отметил, все ещё гложился этим. Его сильно поменял ребенок.

Пусть у него, очевидно, не выросло удивительной эмпатии по отношению к людям не своего круга, он все ещё не испытывал мук совести из-за сотен смертей на своих руках, но, насколько это видно со стороны, трепал себе нервы, самостоятельно разъедал изнутри и, возможно, даже жалел о том, что сделал. Не столько о появлении Томы, что исходило из его теплого взгляда, направленного на нее, сколько о том, каким именно образом она появилась у него.

Остальной вечер проходил в привычном хаосе, Алтан больше наблюдал, осваивался. День, который, казалось, начался недавно, поразительно быстро подходил к концу. Вот Тома спрашивает его кто он, а вот ровно через секунду показывает всех своих любимых персонажей очередной новеллы, которых у нее на полке, прости господи, пруд пруди. Алтан невольно припоминает свои комиксы, когда садится на кресле в ее обставленной в спокойных тонах комнате. Преобладающие теплые цвета, много растений, среди которых он невольно нашел очень даже знакомые и один вполне себе фаворит, всякие статуэтки с экзотическими животными и кошки — очень много кошек, в основном диких. Тома внаглую уселась на его колени, затащила стопку комиксов на столик рядом и принялась тараторить кого где как зовут, что с ними случилось и что, по ее мнению, случится дальше. Совсем никакого уважения к чужим личным границам. Вся в отца, просто вся.

Но тем ни менее Алтан с упоением слушал, сам не заметил, как приобнял ее и она легко голову на грудь уложила, аккуратно перелистывая страницы. Это просто эксклюзив, — объясняла она, — такое уже не продают! Дагбаеву на долю секунды захотелось сказать, что, если она захочет, он поднажмет компанию, которая выпускает их, и у нее появится ещё пять тыщ таких эксклюзивов, но смолк. Прикусил язык. Пока на одной из страничек, которые Тома отчего-то, в отличие от остальных, перелистнула слишком уж шустро, не заметил двух целующихся парней, как раз главных героев.

— Ну-ка стой, — прервал он ее и тело ребенка все окаменело, Алтан озабоченно нахмурился. — Покажешь что там дяди делали?

Тома, казалось, испугалась, цокнула зло, отвернула голову и закрыла комикс, но с колен не слезла. Алтан все ещё обнимал ее поперек живота одной рукой, второй осторожно выпутал журнал из ручек и раскрыл на нужном развороте, рассматривая красивую картинку. Два главных героя очень чувственно обнимались, ничего запредельного, всего лишь нежный поцелуй, какие есть практически во всех подростковых книгах. А вот Тома, наоборот, зажалась, должно быть, ее неокрепший мозг уже начал оценивать ситуацию вокруг и натыкался на гомофобию. Алтану очень не хотелось верить, что Вадим, который целовал его ещё жарче, чем эти персонажи друг друга и который сейчас загружал стиральную машинку, мог бы при своем ребенке поддерживать отсталые консервативные взгляды. Но Тома все ещё сидела, замерев. Знакомая реакция «стой-замри», сам такой же пользовался, дело шло на секунды, прежде чем она взорвется, он чувствовал это: ушки покраснели, щеки надулись, глаза почти на мокром месте.

— Ну-ка объясни мне, кто это купил?

Неожиданный вопрос удачно выбил девчонку из колеи, она не сразу поняла, готовая нападать на нежелательные для нее реплики, вздрогнула и сжала ладони, буркнув слабое «папуля». У Алтана выдох облегчения таким шумным и обильным получился, что, ещё немного, и сдул бы Тому с места, но вместо этого только крепче ее, недоуменную, прижал, положив подбородок на макушку.

— Ну тогда понятно. А он знает, что там? — Ребенок покачал головой, не совсем осознавая, что произошло; общую смену настроения она заметила и слегка расслабилась, все ещё держа ладошки крепко и готовая в случае чего разораться — типичная реакция холериков.

— Нет, — бросила она. — Я сама папуле все показываю, он не смотрел такие штуки. А в школе говорят, что так нельзя и вообще противно, и ещё много чего… но они дураки! — Гневно вспыхнула она, подпрыгнув на месте, Дагбаев руку на ее животе напряг, чтобы не свалилась ненароком. — Там такая, знаете, такая любовь! Ух! У-у-ух!

— И ты подумала, что твой папуля может быть против?

— Ну папуля же тоже взрослый, он так же думает, я точно знаю.

— А он тебе сказал?

— Я не спрашивала…

Он готов был заплакать. Непонятно от чего. Что дочь, что отец — у всех одни и те же проблемы! Ничего не спросят, сами выводы сделают, сами буду страдать! Он едва не взвыл, Тома на руках захлопал ресничками, Алтан отстранился от нее с выражением лица, близким к истеричному, и, стараясь сохранять крохи адекватности, чтобы не пойти надать незадачливому папаше люлей во второй раз за день, проурчал:

— Так может ты у папули спросишь?.. Я уверен, ему будет что тебе рассказать, — ребенок совсем озадачился; для ее сознания папуля был командиром всех взрослых и, если они так думают, значит так же думает и он, главный взрослый в ее маленькой жизни.

Нет, она знала, что папуля отличается от остальных, его часто училки в школе ругали за татуировки и называли плохим примером, а на родительский совет звали его только в случае крайней необходимости. Тома честно не понимала почему он пугает других детей — папуля же как мишка, мягкий и никогда не ругается. А, если ругается, то по делу! Но вот что у него даже такие взгляды будут отличны от общепринятых, Тома не задумывалась. Да и…

И вопрос, заданный дядей Алтаном, знатно поставил ребенка в тупик. Она уложилась на его груди, полуприкрыла глаза в молчании, ее дыхание стабилизировалось и все тело резко расслабилось. Она притерлась мягко, нагруженная вопросами, Алтан отложил комикс обратно на столик, свободной рукой обхватил ее за лапки и так же расслабился. Подумать действительно было о чем.

— Однажды папуля привел тетю, — тихо произнесла Тома, головы не подняла, совсем не дернулась, но словно открывала ему большой и страшный секрет; Алтан фыркнул, не то чтобы для него это стало новостью — Вадик любвеобильный, как мартовские коты, совершенно очевидно, что он менял партнёров, больше его заинтересовало что случилось дальше, ибо, если он привел ее домой, значит что-то серьезно да проклевывалось; и это поразительно неприятно кольнуло, но, конечно, не ему с его женитьбой судить; Тома тем временем продолжила все так же тихо: — Тетя мне не понравилась и папуля ее увел.

— Ты ему сказала об этом? — Ребенок покачал головой, окончательно прикрыл глаза, заерзав на коленях, закинул ножки на подлокотник кресла. — А что тогда случилось?

— Не знаю, — лениво произнесла она, пригрелась, — просто папуля ее больше не приводил. Как-то раз она взяла мои книжки и фукнула на картинки. Папуля картинки не видел, я спрятала, но тетя потом не появлялась. И потом… Мх… — К концу фразы она уже зазевалась, заметно растеклась.

Вадим появился очень вовремя. Алтан как раз хотел на руки подхватить, как он с тихим стуком открыл дверь и, разнюхав обстановку, кивнул сам себе.

— Заболтала? — Усмехнулся, подходя.

Он отрицательно покачал головой, совсем как Тома недавно, встал с кресла, поддерживая девочку, и передал из рук в руки. Она очень органично смотрелась в объятиях Вадика. Ткнулась живо ему в шею, не скрытую горлышком домашней майки, засопела, обвила руками.

— Она очень умная, — неловко заметил он, помог Вадиму раскрыть постель и уложить ребенка, стащил одну тапочку, помог натянуть верх розовой пижамы из Икеи, Тома сама закопошилась, даже не проснулась, словно осьмог охватила одну из многочисленных подушек на постели. — Быстро же уснула.

— Не уснула, — фыркнул Вадик со знанием дела, отстранился и открыл перед Алтаном дверь, пропуская вперёд по праву гостя; прикрыл тихонько и встал у одного из диванчиков. — Проснется через пять минут, — а на вопросительный взгляд с глухим смехом отвёл взгляд, — да там… Спит везде, но не на кровати. На парте засыпает, на диване особенно, даже стоя спать может, а, как на кровать ляжет, полежит так пару минут и снова поднимется, будет тыгытыкать по всей квартире.

Дагбаев даже засмеялся на это негромко, ну да, на Тому похоже. Что именно, конечно похоже он понять не смог и не осознал, что подумал подобное на ребенка, которого знает буквально половину дня. Внимания не обратил, больше потянулся и включил свой телефон впервые за вечер — проверить уведомления.

Полина с ее сообщением, причем одним-единственным; пропущенный от Юмы — Алтан обещал голову откусить, это и сделает; ещё немного твиттера, новостей, всяких неинтересных вещей. Он глянул мимолётно на время, уже перевалило за десять часов вечера. Нахмурился. Вадим сразу же заметил жест.

— Куда-то опаздываешь? — Спросил он с непонятной ещё интонацией. — Могу подвезти, если срочно, машина рядом.

Алтан не скрыл своего удивления:

— Ты на машине?

— Ну да, сегодня просто в поликлинику ходили, анализы. Я ей эту толстовку обещал, если она согласится кровь сдать, да и хотела давно. Двух зайцев одним выстрелом, — Дагбаев лишь медленно подошёл ко входной двери и просунул руки в штаны. — Так что, подвезти?

— Нет, — улыбнулся кротко, смотрел прямо в душу, Вадик за этими черными линзами его собственный цвет глаз проглядывал, — на такси поеду, не оставляй дочь одну.

Дракон кивнул. Не в его правилах было настаивать на чем-то, от чего так спокойно отказались. Раньше он бы надавил, всё-таки Алтан казался мелким, совсем юным рядом, с ним можно было брыкаться, разводить, троллить и дергать за ниточки, а сейчас подобное бы с треском провалилось. Вадик будто другого человека перед собой увидел, но все того же Алтана. Повзрослевший, поумневший, он так поменялся, но удивительным образом продолжал оставаться собой. Огонь, разжегшийся в груди Вадика с появлением Томы, вспыхнул с новой силой, будто бы перед ним было то, чего ему не хватало. Дракон знал, что это «будто» абсолютно верно. Для поддержания собственного пламени ему не хватало именно их двоих, в комплекте, в связке. Вопрос только насколько Алтану было нормально общаться с ним. Ведь он знатно прокачал навыки в скрытии своих мыслей, теперь младшего Дагбаева считать не получалось, ну не выходило, как он ни старался на протяжении вечера. Они вышли на площадку, Алтан остановился у окна, упёрся локтями в подоконник, Вадик встал рядом. Замолчали. Слишком резко и быстро случилось то, что в процессе будто бы растянулось на многие десятилетия.

— Трудно было с Томой? — Спросил он тихо, затянувшись электронной сигаретой; винный аромат быстро разлетелся по лестничной клетке.

Вадим пожал плечами:

— Первое время особенно, я ж ничего не знаю о детях, пришлось закупаться учебниками. У нее, когда зубки резались, такой ля-минор поднимался, закачаешься, — Алтан аж закашлялся со смеху, порывисто выпуская дым, Вадим его по спине прихлопнул легко, отстранился от касания словно нехотя. — А сейчас уже проще. А ты…

И снова замолчали.

— Это бессмысленно скрывать.

Взгляд алых глаз направился в сторону Дракона, Алтан эти слова поддерживал. Действительно бессмысленно. Они взрослые осознанные люди, к чему недомолвки? И тем не менее, даже несмотря на прожигающие изнутри мысли о том, что Дагбаев здесь не нужен и навряд ли будет, о том, что Вадик уже забыл его, чувства пережил, так отчаянно хотелось верить в обратное, что он лишь слегка качнулся вперёд. Их отделяли жалкие сорок сантиметров — настолько близко стояли друг другу, почти чувствовали жар и, кажется, Вадим потянулся к нему в ответ, опустил ладони по обе стороны от подоконника, почти зажал собой… Но спускающийся сверху молодой сосед прервал идиллию своими шагами, обернулся им вслед и исчез внизу, оставив после себя неуютное молчание. Вадик, как стоял, так и замер, тяжело выдохнув. Отстраняться не хотелось совершенно.

Они так и остались близко, лицом к лицу. Дракон руки не распустил, сжал пальцами край подоконника, проверяя почву, неторопливо опустив лоб на чужое плечо. С их небольшой разницей в росте, должно быть, выглядело забавно, но прохладным весенним вечером чужой жар согревал восхитительно приятно, казался родным и необходимым. Алтан сглотнул, облизнул губы, одной рукой медлительно поднес электронку к своим губам, затянулся тихо. Вторую ладонь повелительно опустил на чужую гладко выбритую щеку, заставил взглянуть на себя и приоткрыть рот, выпуская вкусный пар.

Вадим жадно затянулся, перевел руки с подоконника на чужую талию, скрытую собственной красной рубашкой, качнулся вслед для сладкого завершения, но Алтан, сверкнув, ядовитой улыбкой в тридцать два клычка, накрыл ладонью губы, заглядывая настойчиво в серые раскрытые в удивлении глаза.

— Ну же, скажи мне эти три заветных слова, — заурчал он, позволяя Дракону сцеловать свою ладонь, не отрывая взгляд.

Тот замялся в нерешительности: какие именно слова?

— Я тебя?.. — Начал неуверенно, и Дагбаев осторожно покачал головой, затянувшись молча новой дозой пара; Вадим смутился, нахмурил брови, кожа на шраме натянулась, Алтан отвлечённо пригладил по нему, выдохнув через нос; прошло лишь немного времени, пока до Вадика дошло, он засмеялся привычно всхрюкивающе, согнулся, вжимаясь в Дагбаева, а, когда отпрянул, засмотрелся в глаза и, растягивая улыбку на лицо, выдохнул смешливо: — Я пойду к психологу.

— Тома, — ровно через мгновение выпалил Алтан, не отвлекаясь от объятия, продолжая смотреть в душу Вадику, — немедленно закрой дверь!

Они кинули на нее взгляд одновременно: чертовка едва успела хлопнуть дверью, чуть нос не прищемила, топот шустрых ног донёсся до их ушей уже под общий тихий смех.