Доброе утро началось с дождя.
Особняк огорожен, когда Алтан проснулся в прохладной комнате, первым делом услышал стук дождя о стекла, повернул голову: капли бились о стекло, серые тучи все сгущались в небе и Алтан покрылся мурашками от одного этого вида. Рядом с ним было пусто. Прохладная половина кровати не застелена, подушка измята, белье разворошено. Алтан потянулся и встал, позволяя покрывалу заскользить по голому телу. Вчера они... Заснули поздно.
Волосы рассыпались по плечам и скрыли лопатки. Он шагнул, нагой, к окну, выглянул, прекрасно зная, что увидит если очень повезет.
И интуиция не подвела, отчего даже уголок губ немного приподнялся.
Под густыми деревьями без защиты дождевика и тем более зонтика виделась мокрая светлая макушка. Обычный маршрут: от ворот по проложенной дорожке - вокруг особняка и обратно. Сейчас как раз давал второй круг. Алтан фыркнул, задернул белые полупрозрачные шторы и шустро прошлепал к одежде. Девять часов утра. Двадцать пятое августа.
С днём рождения.
***
Тома просыпается трудно. Засыпает тоже трудно, но по утрам, рано - а для нее девять часов утра это ещё рано, и Алтан прекрасно ее понимает - тем паче. Она едва продирает глаза, тащит тело вниз в черных боксерах и старой белой футболке и прижимается лицом к прохладному лакированному дереву барной стойки. Алтан в такие моменты привык ставить перед ней горячий пряный чай, убирать со лба механическим жестом отросшие волосы - не так давно она захотела постричься и теперь мучилась с волосами, которые кроме как невидимками больше ничем не собирались - и желать вполголоса доброго утра. Но это доброе утро заметно отличалось от остальных. В это доброе утро Алтан широко зевает, прикрыв рот, поправляет пучок на голове неаккуратный и, помешивая свой кофе, пока Тома меланхолично тянет чай, произносит:
- Итак, почему я вас всех здесь собрал, дамы и господа... - Она сонно фыркает, грея руки у пузатой чашки, но не прерывает его монолог. - Сегодня, как ты знаешь, очень важный день. Твой отец приблизился к смерти ещё на один год, а значит нам нужно отпраздновать это радостное событие. Мысли, мнения, предложения, подводные камни? Критика начальства?
Тихий смех дочери улыбает, но видно, что Тома тоже задумывается, и в кухне повисает мягкая тишина.
День рождения Вадима они празднуют вместе уже как четыре года. Четыре года знакомства с теперь уже своей приемной дочерью - переписанные документы, куча бумажек, морока, морока и ещё раз морока, переезд в Гонконг из-за незаконченных дел, косвенное знакомство с Юмой и ещё много чего интересного. Четыре года крупица за крупицей налаженных связей, один полный курс у психологини, после каждого сеанса с которой Вадим возвращался, словно выжатый лимон без сил и нервов; долгое и нудное притирание Алтана и Томы друг к другу. Достаточно воды ушло с их первой-новой встречи. Но с тех пор как-то так складывалось, что Алтан присутствовал на всех семейных праздниках. Сначала он не думал об этом даже, не намекал, не позволял себе мечтать - чужая семья, чужие традиции... - но Вадим, заметно смягчившийся рядом с приемной дочерью, всегда звал его с ними. В своей манере, конечно, тупые шутки никуда не ушли... Но звал. И Алтан шел. И вышло так, что постепенно он стал частью этой маленькой семьи, и частью довольно весомой.
Тома редко называла его отцом или вообще родителем, ей было сложно привыкать, что в ее мире теперь целых два главных мужчины. И тем не менее даже она смогла свыкнуться с новым положением дел.
Она тянется, хрустит костяшками, тут же словив от Алтана ладонью по ним из-за дурной привычки, бурчит и фырчет:
- Можем как в прошлом году, выехать куда-нибудь. Папуля обрадуется солнышку, - ее голос все стихает, Алтан на ходу убирает пустую чашку чая в раковину, - по крайней мере я бы обрадовалась...
- Ты обрадуешься, если тебя в плед завернуть и под искусственное освещение поставить, ящерица, - усмехается он, присев напротив улегшейся на стол дочери, голову укладывает рядом с ее, глаза прикрывает. - А нам думать надо. В отпуск можно и в другое время съездить. Тем более, помнишь что в прошлый раз случилось?...
Тома с громким раздосадованным стоном мотает агрессивно головой.
В прошлый август они уехали на Гавайи и все кончилось вызовом ребят, потому что кто-то решил, что выкрасть четырнадцатилетнюю девочку и требовать за нее выкуп у младшего брата главы гонконгской мафии - хорошая идея.
За хорошую идею нерадивые похитители получили неделю изощрённых пыток и двух разъярённых отцов, один из которых - Алтан - девочку в порядок приводил рядом с медиками, осматривая и стараясь унять поток ее слез, а второй - Вадим - восстанавливал справедливость методом кнута и окаменелого пряника. Кнутом оставлял жгучие полосы, пряником добивал по макушке.
То, как они продолжали вспоминать спустя год это событие, конечно, не несёт ничего удивительного. И Тома явно не рада думать, что когда-то она с отчаянными рыданиями, икая и хрипя, вжималась в шею папе Алтану. Ее столько похитители не волновали, сколько сам факт того, что она была насколько мягкотелой. Хотя казалось бы...
Она вздыхает шумно, угукает и Дагбаев тянет грустное «то-то и оно».
- Как вообще можно придумать подарок тому, у кого и так все есть? Чего папуле не хватает? - Тома горестно тычет пальцем в стол, стараясь занять руки, и Алтан кладет свою ладонь на ее.
- Лет пятнадцать назад я бы сказал, что тебя, но, как видишь, все в сборе, так что...
- А как он придумывает, что дарить тебе? Он же дарит тебе что-то на день рождения, да, па? - Дагбаев внезапно задумывается.
Действительно. Вадим и правда делает ему подарки. Сперва дурацкие, как по традиции, чтобы «запутать следствие», а затем те, которые заготовил заранее - обычно то, что Алтан как-то хотел, но то ли не говорил, то ли не задумывался. Вадим почему-то всегда угадывал. Пусть Дагбаев и мог купить все, что хотел, и выполнить любые свои капризы, не то чтобы он в них очень нуждался. В сорок три года как-то уходит желание рваться куда-то за чем-то, приходит спокойствие и медлительность. Но Вадик, остающийся Вадиком и после пятидесятилетия, раз за разом чем-то да удивлял. Только вот вопрос стоял чем бы удивить его самого.
- Дарит, - запоздало отвечает Алтан на вопрос, подперев рукой щеку, заглядывает дочери в глаза.
- И как? - Усмехается она тут же, глаза засверкали, улыбка на лицо налезла, Тома наконец проснулась и смогла зарядиться энергией, чтобы весь день юлой вертеться по особняку даже в кошмарный дождь.
- Как-как... - Внезапно раздается щелчок, Алтан кидает взгляд на часы, затем смотрит на дверь. - Вот у него и спроси как.
Вадим появляется на пороге весь мокрый, буквально после дождя, обувь грязная, сам похож на потрепанную собаку, но улыбается от уха до уха и громогласно выдает:
- Утречко, детвора!
- Вспомни солнце, вот и лучик, - фыркает Алтан, стоит лишь Томе обратить внимания на отца на пороге. - В ванну пройди, спортсмен, опять все заляпаешь!
Но Вадик практически не слушается, ухмыляется только, головой тряхает и вода брызгает во все стороны такой силы, что Алтану остаётся только поблагодарить бога, что они не пошли встречать, а остались на кухне, иначе ребенок бы простудился от хлынувшей последождевой прохлады.
- Не заляпаю, - кидает Дракон, стаскивая обувь. Шлёпает босыми ногами по паркету, преодолевает расстояние до них и впечатывается губами Алтану в висок, махнув рукой дочери. - Привет, принцесса, - урчит ей, шутливо отдавая честь, - ваше золотейшество... - тянет уже в сторону мужа.
Дагбаев, конечно, закатывает на него глаза, отпихивает от себя рукой, но улыбается.
- Иди переоденься, придурок, твоя принцесса из-за тебя заболеет. Давай кыш отсюда, - Тома лишь фыркает на это. Хочется съязвить «я не принцесса», но спектакль перед глазами под названием «как папуля пытается поцеловать па» все равно интереснее, и она, крутясь на стуле, не отрываясь следит за ними.
Папуля проигрывает. Уходит наверх ворчливо, стягивает по дороге майку мокрую с тела, а па лишь цыкает вслед и переводит взгляд на нее, как если бы Тома могла понять всё мучение сожительства с таким человеком. Тома в принципе понимает. Потому хохочет и ловит в ответ тюк по лбу с наигранно-оскорбленным «и ты, Брут!» от Алтана.
***
Так или иначе вопрос остаётся висеть в воздухе. Переведенный на должность начальника охраны, Вадим после завтрака, во время которого Томочка любезно предложила ему покрасить седые виски и ещё долго хрюкала от его полного обиды взгляда, проверяет рутинно целостность системы защиты, достает Алтана, сидящего с документами, и всё-таки выезжает в город по делам, оставив их двоих.
Не то чтобы Алтан с дочерью так часто откладывали выбор подарка на потом, что им приходилось срочно решать это в день праздника, но... Как-то так сложилось, что даже за отведенный месяц на размышления ни к чему конкретному они не пришли. Даже с фантазией Томы.
С парашютом он прыгал, с вулканом фоткался, часы может менять каждую минуту неделю подряд, галстуки он не носит, носки не признает, бреется исключительно складными лезвиями по армейской привычке, гоночная тачка и любимый красненький джип пылятся в гараже, концерт Леди Гаги не скоро, да и он уже бывал на подобном несколько раз. Умные колонки по всему дому, набор пледов согревает его старые косточки, халат с золотой нашивкой, которую он не носит толком - были дни, когда Алтан изощрялся на праздники насколько, что не попадал в пожелания совсем - парфюмы на вкус и цвет, целый этаж под тренажерный зал - и все равно бегал на улице - машинки на радиоуправлении! ВР-очки! Электронная книга, комната под библиотеку!
Игуана! Живая! В террариуме вон греется под лампами!
Что ж дарить-то этому ненаглядному?!
Они с Томой перебирали варианты от шашлычного набора - до набора сомелье. Но все это либо у Вадима уже было, либо можно было достать в лёгкостью в любой другой период времени, что напрочь убивало «особенность» праздника, либо не было Вадиму интересно от слова совсем. Как звезда в его честь, которую Алтан чуть не купил. Конечно, очень хорошо, очень оригинально, но пылиться будет на полке примерно как и халат в шкафу. Деньги на ветер, удовольствия никакого. Тома даже рылась на всяких сайтах по оригинальным подаркам, часами перечисляла над ухом различные вещички и они вдвоем методично отсеивали все, что потенциально было совершено бессмысленно и попросту тупо. А порадовать Вадима... хочется. Даже очень.
Алтан едва ругаться на себя не начал, когда понял, что из-за собственного языка любви раздарил Вадику все самое интересное заранее, не оставив даже выбора на потом. А когда это «потом» настало сел и начал кусать локти наравне с дочерью.
- Ну не может быть все настолько плохо, - тянула она двумя часами позже, расхаживая в кабинете отца, пока тот был занят бумажной волокитой. В резком свете голубоватого монитора выделялась проседь в висках и белые волосы в толстой свободной косе на плече. Тома топнула ногой, грузно плюхнулась на диванчик в углу, сложив руки на груди - юношеская радикальность во всей красе, сурово фыркнула: - Что за идиотские приколы! Почему он не мог хотя бы что-нибудь оставить на потом? Типа нужно было обязательно все попробовать в молодости?
Ее разгоряченный тон развеселил Алтана, тот отвлекся от экрана, поправил очки на носу.
- Не ворчи, - мягко произнес он, осаждая ее одним взглядом. Тома лишь выдохнула воздух изо рта, словно настоящий дракон, поджала губы. - На его месте ты бы тоже не экономила на всем интересом. Ему было интересно, вот он и пробовал.
- А если бы ему были интересны наркотики, он бы их попробовал? - Цокнула она моментально; острый язык не остался в стороне, и Алтан узнал собственное «а если все с моста пойдут прыгать, ты тоже пойдешь?» сказанное совсем недавно. Вот же злопамятная девчонка. Но вместо нравоучений он лишь едко усмехнулся:
- Зная твоего отца, он бы эти наркотики не только пробовал, но и продавал... А вообще этот диалог не имеет никакого смысла и нам нужно искать дальше, мартышка. Времени осталось не так много.
В полдень Вадим ещё был в Питере и до вечера показываться не собирался - зря что-ли Алтан нагрузил его делами по самое не хочу. Это была их своего рода игра: уйди, сделай вид, что ничего не понимаешь, а потом приходи и очень сильно удивись! Конечно же Вадик знал почему его гоняют с места на место, но поддаваться безобидной игре достаточно интересно, особенно когда Тома в трубку старательно - и довольно удачно, сказал бы Дракон, не знай он ничего изначально - лжет почему он должен задержаться в городе ещё как минимум на часа два.
Так что так или иначе, но время до вечера было. А идей не было совсем.
- Может тогда просто ужин приготовим и торт?.. - Предложила Тома, листая ленту безнадежно, отбросила телефон, перекинула ноги через подлокотники дивана, насупилась.
- Ужин и торт запланированы ещё вчера, торт мы закончили сегодня утром, когда Вадим свалил, а ужин пока не время готовить. Как и обычно...
«...повара отдыхают», - докончили они одновременно и Алтан, успешно проверив все ответы, крутанул компьютерным креслом в ее сторону, сцепив руки в замок.
- Нужно выкручиваться, - выдохнула Тома, будто бы моментально взгрустнув. - Не хочу оставлять его без подарка...
- Никто не хочет, мартышка, - ответил Алтан, улыбнувшись. - Поэтому я сейчас постараюсь закончить дела побыстрее, а ты думай, что мы ему скажем, когда он спросит почему мы не даём ему зайти в дом. И желательно, чтобы это было что-нибудь оригинальное.
- Ты выглядишь слишком спокойно для человека, у которого нет идей, па, - произнесла Тома скептично. Алтан на это лишь промолчал и она в который раз протяжно взвыла.
***
Они с Вадимом в общей сумме провели вместе более, если не считать той разлуки, пятнадцати лет. С ума сойти можно. А Алтан, вроде бы и не глупый человек, так и не научился понимать, что именно нужно Вадику. Поначалу, конечно, их отношения были сугубо деловыми - может слегка дружескими, но лишь в самом-самом начале - потом они перетекли в секс без обязательств, потому обязательства наложились сами собой и... Он считал, что за десять лет проведенных рядом можно было и выяснить что могло радовать этого старого пердуна.
Так и случилось, несомненно, выяснил. Даром что-ли подкладывал ему разного вида подарочки под хихиканье Томы под боком и свое деланно-суровое «Вадиму - ни слова!». Выяснил. Факт. Но ведь то, что он обычно дарил Дракону, нельзя дарить на дни рождения. Это же такая дата, в конце концов - пятьдесят пять лет, больше половины жизни прошла. Алтан сам уже не молокосос; единственный человек в их семье, которого ещё можно было удивить чем-то неординарным и очень дорогим - Тома, деловито роющаяся в своем гардеробе. И то недолго.
(Алтан не будет говорить, что всё-таки купил ей на пару с Вадимом тот светящийся в темноте дартс. Тома не умеет играть в дартс. Просто любит всякую бесполезную, но по ее мнению прикольную хрень. А Алтан любит, когда она светится от счастья и смеётся. В конце-концов, Вадим с лёгкостью может научить ее метать дротики, пусть и в прошлый их поход в бар продул Алтану в этом на сухую. Только тссс.)
В конце-концов, она была похожа на своего отца, Дракон в свое время тоже от любой хрени тащился. Он и сейчас, конечно, не растерял с годами умение радоваться мелочам, только делать это стал чуть реже. Им обоим прибавилось с возрастом грациозной ленцы. Когда никуда спешить не надо, если адреналин в голову не бьёт, можно преспокойно провести вечер дома, в компании себя, себя, и вон того красавчика в зеркале, отдохнуть, расслабиться. Хоть они оба все ещё зажигались, стоило на пути наметиться чему-нибудь опасному и потому до чёртиков азартному, в дни, когда ничего не происходило, оба были уже достаточно зрелы, чтобы не тратить нервы попусту. Прошел период отвратительных характеров и притирания друг к другу - осталось ворчание и шутливые шпильки, но вы не понимаете, это другое! - ушла эпоха недоверия, страха и бесконечных «а вдруг?». Появилась первая седина. И это была та причина, по которой Алтан внешне оставался спокоен.
Внешне-то может быть и спокоен... Только вот внутри все равно паника разгорается, едва руки не дрожат. Да, он знает, Вадим не обидится, если получит что-то относительно обычное, и Тома как раз продолжает предлагать варианты, когда они выезжают в город за покупками, оставляя дом пустым, но все равно. Обычное не хочется.
- Может достанем ему патефон? - Внезапно произнесла она со сложным лицом, вглядываясь в пейзажи за окном.
Алтан аж удивился:
- Зачем ему патефон?...
- Молодость вспомнить.
- Ну во-первых патефон был популярен задолго до его рождения, - на смех пробрало, Алтан не сдержал улыбки от вскинутого дочерью «кто бы мог подумать...», но продолжил: - А во-вторых у него уже был такой, он сломал его, когда попытался вставить пластинку новую, угадай с кем. И в итоге корпусы не подошли, - Тома фыркнула, подставила лицо потоку ветра, ее отросшие до плеч волосы, собранные в низкий хвостик, заколыхались, приятный электризованный воздух бодрил.
- Тогда можешь запаковать меня и передарить, - улыбнулась она широко, хитро сверкнув глазами; Дагбаев отвлекся от дороги, чтобы посмотреть на нее и несдержанно пригладил ладонью по каштановой макушке.
- Да уж, вот такому подарку он точно будет рад.
Идиллию нарушил новомодный альт-метал: заорал на всю машину. Тома потянулась к карману, вытянула молча телефон и Алтану понадобилось две секунды, чтобы взять себя в руки, когда на экране высветилось огромными буквами «Старый Хрыч (папуля)».
- Вы там долго? - Зазвучало с динамика, людские голоса лились на фоне в отдалении, Дагбаев примерно прикинул и сделал вывод, что Вадим просиживается в пышечной. - У меня скоро жопа заболит тут валяться.
- Иди прогуляйся тогда, - скалится он, не отвлекаясь от дороги.
- Да, папуль, походи немного, погуляй по музеям...
- Может мне ещё ночевать тут остаться? Дорога два часа между прочим, скоро темнеет.
- Думаешь выкрадут? - Дагбаев язвит и Тома не выдерживает прысканья, Вадик же на другой стороне так шумно охает и наверняка хмурится в картинном возмущении, что она только сильнее заходится в смехе.
- Как можно?! - Комментирует он. - Я, между прочим, женатый человек. Меня выкрасть надо постараться.
- Ну ещё бы, - подключается Тома, вглядываясь в синий экран аудиозвонка. - Сто кило старческих костей, попробуй укради, чтобы они все по дороге не переломались, да?
Вадим посмеивается, и они продолжают диалог, пока не приходит время выходить из машины.
***
Перед ними целый торговый квартал, несколько корпусов различного ассортимента, от старых лавок с раритетом до передовых технологий, но Тома все равно первым делом идёт к точке с антиквариатом, роясь в старых пыльных полках с различными вещичками. Алтан зорким глазом осматривал все, что попадалось на пути.
Тома больше дурачилась. Напяливала на себя пиратскую повязку, с громким «Ар-р-р!» все рвалась ткнуть Алтана в бок крюком и тому приходилось постоянно следить за ней, чтобы случайно ничего не задела. Юркая, склизкая, словно ящерка, она прыгала с места на место, совала Алтану под нос всякие разные штучки и постоянно все комментировала. То тут, то там, то тут, то там, словно с шилом в жопе. Дагбаев даже невольно вспомнил первую неофициальную встречу с ней, только теперь он явственно понимал почему Вадиму пришлось аж бегать за дочерью. Что в десять, что в пятнадцать - пропеллер за спиной меньше не становился, а объем лёгким все увеличивался. Она совершенно не привыкла себя сдерживать, не имела комплексов, не нарушала общественный порядок, но и не держалась серой мышкой, спокойно выражая свои эмоции. Алтан в ее возрасте был гораздо тише на улице.
Ну, возможно потому что его не воспитывал человек, у которого напрочь отсуствовали что стыд, что какие-либо стереотипы. Зато Тома выросла подростком, несомненно, со сложным язвительным характером, но счастливым и не боящимся показывать свои эмоции. Что удивительно, ибо оба ее отца были теми ещё молчунами.
Вадим, как и Алтан, предпочитал закрывать свои настоящие эмоции от других людей: если первый был эмоциональным, но совершенно не чувствительным; то второй был безэмоциональным, но ужасно чувствительным. Два ребра одной медали. И, конечно, небольшой бонус к ним: чувствительный и эмоциональный подросток, который считает, что все знает лучше всех, терпеть не может проигрывать в спорах, может два с половиной часа просидеть на одном месте (кручась, верчась и постоянно на все отвлекаясь) и искренне уверен в том, что все вокруг пидорасы, он один - д'Артаньян.
Алтан держал ее за руку крепко, переплетя пальцы, большую часть времени шел за ней следом и дал полный карт-бланш на предложения. Пускай пару раз и пришлось окатить Взглядом Взрослого, чтобы Тома сильно не заигрывалась.
Зато как итог, подарок они все таки выбрали и после небольшого похода в продуктовый для специальных ингредиентов, с лёгким сердцем поехали обратно домой. Им предстояло много работы.
- Можно я включу свою музыку, пожа-а-алуйста? - Елейно протянула Тома, прижимаясь к его плечу, пока Алтан заводил машину. Тот посмотрел на нее и задумчиво хмыкнул.
- Лучше позвони папуле и скажи, чтобы выезжал через час. - И, едва она успела занять, добавил смешливо: - Включай негромко.
Осталось надеяться, что они успеют приготовить ужин и все пройдет гладко.
***
При въезде на прилегающую к особняку территорию показалось солнышко.
***
Вадим Дракон никогда за жизнь не был человеком, нуждающимся в роскоши. Он в принципе являлся неприхотливым мальчиком. В силу семейных обстоятельств в виде детства и юношества на грани нищеты напополам с матушкой и бабушкой, но вырос он так или иначе не особо трясущимся над своим внешним видом или не шибко богатом окружении. Ему даже не требовалось подчёркивать свое материальное благополучие, которое он долго и упорно налаживал, не желая больше никогда в жизни оставаться без возможности выполнить свои небольшие хотелки в виде вкусной еды или прочего...
Но он обожал подарки.
Всякие мелкие блестящие штучки, которые совсем никакого смысла не имеют, все эти прикольные хреновины, нужные лишь чтобы порадовать и всегда стоящие в маркетах на уровне глаз, чтобы привлекать внимание - такие забавные, Вадим велся на них, как маленький ребенок. Сам бы он их на вряд ли покупал, всё-таки манили они не настолько сильно, да и он, уже подросший, не грезил желанием тратить, тратить и тратить деньги...
Юношеское безумие и голод до понтов постепенно сходили на нет. Он успокаивался. Приземлялся. И в конце-концов превратился в человека, знающего цену деньгам и умеющего правильно их использовать.
Но любовь к красоте и роскоши никуда не ушла. Как бы он не заземлялся, как бы не успокаивался его нрав и не усмирялись его желания напополам с огненным характером, Вадим все ещё оставался человеком, любящим красивую жизнь. Да, это не было как таковой необходимостью, не было смыслом его существования, да, он мог выживать при любых условиях и жить достаточно просто, это не было плохо или невыносимо для него, но выживать не хотелось. Хотелось жить на полную катушку. Что тогда, гоняя по трассе на любимой тачке, мотаясь из одной точки Земли в другую, что сейчас, оседая с одним человеком в, пусть просторном и дорогом, но обычном доме без золотых унитазов и одеяла из шиншилл.
И, быть может, если очень задумываться, в некотором роде, при, конечно, должном взгляде на мир...
Именно из-за этого Нимфы свели его с Алтаном Дагбаевым.
Человеком, который в последний раз словами через рот разговаривал лет в никогда. Так что, если он думал, что все его «вот тебе пять тыщ, отстань от меня, иди купи себе пони» в глазах Вадика не превращаются в «я не могу прямо сказать, что ты мне нравишься, поэтому использую деньги как единственный приемлемый для этого вариант», то он очень ошибался.
Возможно с годами Вадик всё-таки стал сентиментальным чертом. Достаточно азартным, чтобы и в зрелости шутить про мамок, но... Сути это не меняло.
Он охотно велся на все «уловки», которые, как они оба прекрасно понимали, нужны были лишь чтобы Вадим раньше времени не узнал, что ему собираются дарить на дни рождения, следовал всем указаниям Томы, которая очень уж любила играть в королеву, да и вообще поразительно спокойно слушался. Можно даже сказать выполнял указания, если учитывать, что его же собственная дочь раздавала ему советы как провести день в виде приказов: погуляй по музею, сходи покушай, посиди в парке, отдохни, посмотри на облака.
Особо ничего сложного. И тем не менее...
- Я слишком стар стал для этого дерьма... - тихонько выдыхает он, потирая шею, когда разгибается после полуторачасового чтения в позе креветки.
Несмотря на отличное физическое состояние, кости хрустят как после десятилетней комы, и Вадику приходится при выходе из библиотеки размяться, чтобы прийти в себя. Иначе кажется, что он сделает ещё один шаг и точно развалится по частям.
Минуту назад Тома в очередной раз отправила переполненное смайликами сообщение, где говорила, что он наконец может выехать, но на улице уже опускалось солнце, ехать ему часа два, если сильно дороги не загрузятся, и только к восьми выйдет доехать домой. Он проходит к парковке, кидает тоскливый взгляд на машину, заранее прощается со своей задницей и выключает блокировку магнитным ключём.
Садится в машину практически без мыслей. Выезжает на трассу. Устал весь день мотаться по городу. И ладно, если бы действительно по делам отправили, хоть занят был бы, но ведь нет, нагрузили черт пойми чем и даже не подумали, что ему скучно будет одному по и так заученному месту шляться в ожидании, когда в конце-концов их царские величества дадут зелёный свет. Засранцы.
Только вот... все равно радует, что дома его будут ждать.
Его, Вадима. Ждать будут. Готовят ему что-то сейчас. Суетятся. Или нет, если знать Тому и ее любовь к лёгким путям... Но ведь ждать будут же. От самого факта, что ему есть куда возвращаться, к кому возвращаться и зачем все это делать, так в груди теплеет, аж улыбаться хочется. Вадим, должно быть, лыбится, как идиот, встав в пробку.
Привычным движением настраивает свой плейлист, выглядывает в небо, отмечая как к вечеру через серость и уныние пробились сучики заходящего солнца и озолотили облака, словно в картинах Айвазовского.
Зажигается жёлтый свет светофора, телефон на сидении рядом звякает от двух уведомлений подряд, Вадим поднимает гаджет и фыркает от разницы в стилях:
Тома сперва кидает абсурдный мем, основной смысл которого узнать где сейчас Вадик, а Алтан, спросивший то же самое секунда в секунду с ней, наоброт, краток и лаконичен. И все равно посыл один.
Его ждут. Его собираются встретить.
Так хорошо.
***
- Ты слышала? - Алтан выпрямляет спину, оборачивается, хмурится.
Тома, выносящая во двор поднос с блюдами, ставит их на деревянный столик, озирается.
- Что?..
- Показалось.
Она смотрит на него некоторое время, но отворачивается и старательно делает вид, что ей совсем не хочется улыбаться тому, как отец палится против собственной воли. Иногда она не видит этого, Алтан умеет усыплять бдительность, но Тома тоже не лыком шита и потому, пропуская его первым на кухню, лезет под бок, как только Дагбаев добирается до пирожных. Они во всем особняке хозяйничают вдвоем. Нет никого, кто заметил бы подобное проявление любви. И Тома, глубоко вздохнув, крепко обнимает Алтана за торс, прижимаясь к его плечу.
- Что такое, мартышка? - Усмехается тот, уложив ладонь на ее собранные в две косички волосы.
- Ты можешь не делать это свое взрослое лицо, - фыркает она словно бы слегка равнодушно, но буквально потирается всем лицом о его плечо и укладывается на него щекой, взгляд подняв. - Папуля же не разлюбит тебя, если ты мир к его ногам не положишь. Расслабься.
- Я расслаблен конечно, - звучит плохо, Алтан и сам знает это, и потому даже взгляд отводит, как слышит тихий смех Томы. - Не понимаю о чем ты...
- И правда, чего это я, - язвит она, отстраняясь. Поразительно спокойна, скрестив руки на груди и предварительно стырив клубнику с бисквита. - Всего лишь пытаюсь поговорить с моим сорокалетним отцом, а то боюсь его от нервов приступ хватит. Останусь сиротой.
Алтан от удивления даже не находит что сказать. Хватило же наглости, а.
Он что, правда воспитал вот такую дочь? То есть вот это существо по идее должно подавать ему стакан воды? Серьезно? Тома смотрит на него едва ли не как на равного, не изменяет своему стилю общения, расслабленна и максимально умиротворена, словно он не может прямо сейчас отругать ее за подобные комментарии. Вообще-то может. Но не будет.
- Лучше стало? - Внезапно слышит он, вылезая из мыслей. Хмурится, и Тома так же неожиданно продолжает с ухмылкой на поллица: - Я видела, как папуля делает что-то такое, когда ты злишься или нервничаешь.
Он моргнул. Открыл было рот, закрыл, отвернулся под тихий смех дочери и, стоило лишь протянуть суровое «Знаешь что, засран-...», как до ушей долетел рев подъезжающего автомобиля.
- Пап! - Воскликнула Тома.
В ту же секунду ее след простыл, только дверь хлопнула. Вадим ещё даже не рядом был толком, лишь отголоски машины слышались, но она уже побежала встречать, и Алтан не мог упрекать ее.
В конце-концов он и пошел следом за ней.
***
Настигали сумерки. Солнце практически село, но тучи расходились и кроме кронов деревьев вокруг не было видно ничего. Вадим едва успевает припарковать машину и сделать два шага, когда в него врезается тонкое юркое тело - Тома сжимает его ногами и руками, вопит в ухо «С днём рождения!», добивает протяжным «А-а-а-а!» и не собирается отползать даже когда Вадик жалостливо тянет «пощади...».
Он сжимает дочь, целует ее в щеку буквально секунду спустя. Тома пахнет горячим шоколадом и ромашками. Ее объятия крепкие, почти как его медвежьи, но сама она настолько миниатюрна, что практически скрывается в его руках. Вадим чувствует ее гулкое сердцебиение, слышит ещё одно, но уже гораздо тихое и более мягкое, «с днём рождения, папуля». А когда отпускает, может наконец заглянуть в глаза. В ее карих глазах сатанята пляшут, Тома даже не стоит толком - переминается с ноги на ногу, вся перевозбужденная, ее зелёная челка очаровательно подчеркивает ярко красные щеки. Вадим треплет ее по волосам.
- Я наконец могу зайти домой или может ещё на полчаса сходить погулять? - Урчит он смешливо.
- Можешь, если очень хочется, сегодня твой день. - Алтан шагает вперёд, его косы собраны в хвост, костюм идеально сидит на стройном теле; острые скулы, острый взгляд - Вадим поднимает голову к нему и не может сдержать улыбки. В этом образе нет ничего необычного, вообще-то все вполне классически, Алтан в черном, Тома тоже, рядом пыжится от очевидного нетерпения, сжимает пальцы его рук своей ладонью и незаметно дергает вперёд. Но Вадим все равно тает, как мороженое на солнце. От одного этого вида хорошо становится.
Алтан заставил его полюбить свои дни рождения заново тогда как после смерти матери те слились со всеми остальными днями. Но сейчас тот вновь вдыхает в них что-то новое, просто стоя чуть в отдалении, скрестив руки на груди, чуть ухмыляется Вадику. И он не может сдержать порыва.
- Пойди поиграй, - кидает Дракон Томе не глядя. Та вскидывает брови, прослеживает за взглядом отца и, только цокнув, чтобы всем своим видом выразить мировое разочарование, отходит подальше и демонстративно отворачивается.
Кажется где-то ангелы поют и свинки летят на крыльях любви, но Вадим собственного топота не слышит. Приближается к Алтану. Честно, хочет лишь одного.
Он заключает мужа в объятия, впечатывается в губы горячим поцелуем. Сразу ощущается контраст - воздух такой холодный, а Алтан такой неожиданно теплый, обнимая его за шею, притягивая к себе. Идеальный. И целовать его одно удовольствие. Вадик не удерживается, вжимает в себя, углубляя поцелуй. Все равно Тома отошла, а, если не отошла, что же... Ее проблемы. Может быть он и не был лучшим родителем на свете, но, если перед тобой гребанное произведение искусства, его целовать хочется каждую минуту, особенно когда оно само прижимается и целует тебя.
- С днём рождения, - шепчет Алтан в губы, толком не отстраняясь. Не хочется. Так приятно вдыхать запах Вадима напополам с ещё последождевым воздухом. Лужи не высохли в округе, капли на стриженном газоне блестят, Дагбаев буквально заставляет себя отлипнуть, чтобы посмотреть на него.
Выглядят ли они нелепо со стороны? Два взрослых уже получивших первую седину мужика, обжимающиеся посреди двора, практически у самых ворот, со взглядами подтаявше-хитрыми. Как если бы безмолвно общались. Может быть так и было.
Нелепо и красиво.
Зато как же приятно...
Молчаливую идиллию нарушает все та же Тома:
- Ну вы скоро там? У меня растущий организм, мне нельзя в холод выходить!
Вадим прыскает, не выпуская Алтана из объятий:
- То есть как в аквапарк зимой так не холодно тебе, а подождать пока папы дообнимаются - сразу растущий организм?
- Ой начина-а-а-а-ается, - тут же тянет она, кривляясь, но не оборачиваясь, хотя Дагбаев практически видит это наигранно перекошенное лицо, - начинае-е-е-е-ется. Обнимаются, нет еще... Ладно, если бы вы просто обнимались, но вы же слюнями делитесь! Я отсюда слышу!
- Тома! - Не выдерживает Алтан вскрика, Вадим от неожиданности скрючивается весь, вжимается лбом ему в шею, только собственные плечи от смеха дрожат. - Язык!
- Что?! Мой по крайней мере у меня во рту, а не в чужом!
- Тамара! - Вновь вскрикивает Алтан, и Вадик, уже не в силах глушить себя, смеётся в голос от абсурдности ситуации.
- Мы вырастили чудовище... - проговаривает он с трудом.
- Мы? - Фыркает Дагбаев оскорбленно, мигом собирается, тянет его за руку во внутренний двор с деланной суровостью. - Ты! Это все твое воспитание.
- Золотко, ты сейчас серьезно?! - Ноют ему в ответ, но поддаются.
- Всегда хотел это сказать...
- Шельмец.
- Сам такой.