Под высокими сводами замка работа не прекращалась даже в связи с визитом иностранных гостей. Наоборот, ее стало даже больше, ведь каждый делегат посчитал такое событие отличной возможностью для ведения переговоров. Кабинет министров работал сутки напролет, женщины и мужчины в алых жилетках сновали по замку и ни на секунду не останавливались, чтобы, как прежде, поболтать с приятелями. Работы у всех было по горло, объем бумаг был невозможный, а заседания проводились каждый день.

На утро следующего после открытия церемонии дня тоже шло такое заседание. За отвратительно длинным столом восседали умные люди в очках, а во главе его стоял король. Он никогда не садился с министрами за один стол - всегда стоял, хоть собрание будет длиться два часа, хоть пять. На этот раз оно было действительно долгим, и уже каждый из присутствующих считал минуты до того момента, когда должна была прозвучать фраза:

- Всем спасибо, на этом заседание окончено.

Король вышел первым. За ним, суетливо шурша одеждами, высыпали все министры. Стоило последнему закрыть за собой дверь, как наследный принц устало сполз по столу. Сегодня весь день его будто не замечали. В огромном зале остались только он и да Понте.

- Ну, Лоренцо, есть, чем меня порадовать? - спросил он с долей надежды на то, что хоть друг поднимет ему настроение в этот тяжелый день.

К его величайшему сожалению, да Понте только покачал головой.

- Не думаю. Никаких прецедентов, живет как у бога за пазухой. Разве что...

- Что? - заинтересованно вытянулся Вольфганг.

- Не нашел ни одного упоминания о нем до двенадцати лет. Его детство не было запротоколировано.

Вольфганг нахмурился и задумчиво потер кончик носа указательным пальцем.

- Любопытно. Выводы?

- Полезных - никаких, - отмахнулся министр.

- Поделись бесполезными.

- Ну... - неуверенно протянул он, - Я полагаю, некоторое время его существование намеренно скрывалось. Возможно, боялись покушения. Но дальше я не додумал. Кому оно надо, почему он...

- Да уж, пока бессмыслица выходит. Покопайся-ка ты еще.

Лоренцо посмотрел на него с величайшим неодобрением и скрестил руки на груди алого сюртука.

- Вот пристал, умеешь же...

По лицу Амадея расплылась очаровательная самодовольная ухмылка, и он наконец убрал голову со стола и гордо выпрямился.

- Серьезно, хватит тут улыбаться, - его друг, кажется, совсем не был намерен веселиться. - Занялся бы лучше насущными делами. А то тебя как ужалит, ты же с этого Сальери так и не слезешь до того момента, когда вдруг придется выбирать жену. А там угадай что: ой, ты не успел ни одну как следует разглядеть, потому что носился с каким-то загадочным мужиком.

- Таков удел каждого уважающего себя...

- Амадей!

Зал заполнился задорным хохотом. Лоренцо вздохнул. Так мог смеяться только Моцарт, и если уж он начал, то этому не будет конца. Решив не дослушивать хохотическое высказывание, он собрал все бумаги и двинулся к выходу, как вдруг у дверей его остановил ледяной голос. Только сейчас он заметил, что смех прекратился.

- Да Понте. Если я что-то приказываю, это надо выполнять. Вне зависимости от того, нравится тебе это или нет. Ты меня понял?

Да Понте опешил, но скованно кивнул. Он и забыл, когда в последний раз Вольфганг был... таким. Неужели этот Сальери действительно настолько важен? Почему? Моцарт что-то учуял? Все это начинало сводить его с ума. В да Понте не было чувства крайнего патриотизма, он просто не хотел переходить дорогу правящей в родной стране семье. Достаточно с него и того, что он сбежал и служит на благо чужого государства. Если он слишком навалится на единственного принца, черт знает, в каком темном коридоре его прирежут. Но когда наследный принц говорил так... отказать ему было нельзя тем более. Так что Лоренцо вновь, уже более уверенно повторил свой кивок и вышел из зала заседаний, глубоко погруженный в созерцание своего невеселого будущего.

***

Первый день испытаний принес много волнений. Даже Амадей был слегка заведен и потому старался поменьше попадаться на глаза гостям, дабы не вскрыть тревоги, охватившей его, стоило только увидеть, сколько обычных людей собралось на площадке в саду перед крыльцом замка, чтобы поглазеть на представление. Это был первый раз, когда обряд решили проводить не закрыто, а наоборот, созвать всех, кому могло быть попросту любопытно. Народ Зейтгеста тосковал по зрелищам, несмотря на то, что всего месяц назад прошел Риттертаг - один из самых больших праздников севера. Нужны были поводы, которые можно было обсудить за ужином, не связанные с политикой королевской семьи. Пожалуй, в этом решении Вольфганг мог согласиться с отцом.

С самого утра на площадке шли приготовления, а теперь солнце было уже высоко в зените, и Амадей сидел по правую руку от отца в тени растянутого несколькими часами ранее навеса. Зрители уже заняли свои места, создав полукруг, которым опоясывалась небольшая зеленая поляна. Но никто из них, казалось, принца даже не замечал. Все только иногда поглядывали на короля, перешептывались и всё глазели на прибывающих одна за другой делегации принцесс.

Сальери и Катарина пришли на место впритык к началу совсем не потому, что испытывали проблемы с временным планированием или хотели продемонстрировать неуважение к северным соседям. Это Антонио уговорил ее не приходить заранее, чтобы не сталкиваться с лишними взглядами. На фоне других делегаций они выделялись слишком сильно. Они были смуглыми, темноволосыми - что уже было крайней редкостью в здешних местах - да еще и одеждой привлекали немало внимания. В этой стране в них, конечно, не тыкали пальцем, но смотрели как на диковинных зверей. Сальери думал, что чем меньше они простоят в ожидании в первых рядах толпы, тем меньше поймают косых взглядов. Но их позднее прибытие наоборот, казалось, вызвало еще больше шума. Все это приводило его в крайнее волнение, в то время как принцесса, казалось, испытывала лишь легкий мандраж.

Итак, их прибытие стало сигналом к началу мероприятия. Тут же где-то под крыльцом раздался звук фанфар, и король встал со своего трона и подошел к перилам, чтобы солнце все же высветило его в момент речи. По настроению отца Амадей с самого утра предугадывал долгое выступление, и потому заранее нашел удобную позу, чтобы прикорнуть, пока Леопольд вещал:

- Уважаемые гости. Сегодня мы собрались здесь для торжественного, первого испытания из предстоящего нам долгого, но важного для всех королевств ритуала. Все испытания призваны лишь рассмотреть наиважнейшие качества прелестных принцесс и ни в коем случае не причинить им вред, хотя регламент был составлен сотни лет назад, и, безусловно, доля риска присутствует, и равна она для всех. Леди, мы хотим пожелать вам удачи на этом непростом пути, и пусть ваши боги помогут вам. Сегодня мы с вами всего лишь разомнемся и попросим сделать то, что вы должны уметь лучше всего - показать себя в своем деле. Ее Высочество Алоизия уже прошла свое испытание с блеском. Вчера вечером ей удалось заключить крайне удачный контракт между нашими государствами.

- Как откровенно ей подыгрывают... - протянул Сальери и ободряюще улыбнулся принцессе. Да, им самим это только на руку, но за других девушек было обидно. Стараются, рисуются перед одним, кому все хиханьки да хахоньки, и вторым, который уже сделал исключительно политический выбор. Можно подумать, их жизни стоили того, чтобы сойтись в той точке, где они должны понравиться какому-то мальчишке, ничем не выше и не лучше их, таких же зеленых девочек, которые, однако, могут сделать над собой небольшое усилие и хотя бы быть вежливыми.

Сам Сальери уже не раз мозговал вопрос того, кого бы они хотели видеть в этом союзе. В конце концов, он поможет кому надо, если выдастся возможность. А что в этом такого? Никакой честной игры все равно не идет. Все эти испытания - просто мишура. Традиции существуют номинально. У короля уже наверняка есть своя лидерская таблица. Самый худший расклад - это если Зейтгейст заключит союз с ними. Мало того, что Катарина этого не хочет, это еще и вынудит страну открывать торговые пути и границы с проклятыми милитаристами. Добыча жемчуга превратится в конвейер, население будет подавлено зависимостью от чужого правительства. Так что как минимум необходимо любой ценой избежать этого союза. Складывающаяся ситуация с Рейхевеном его тоже не очень устраивала. Конечно, союз с наиболее экономически развитой страной выгоден, поэтому отец-регент будет на этом настаивать. Да и принцесса Алоизия хороша, работает на принца, им полезно укрепиться за счет бывшей военной державы. Тогда Артения окажется зажата между морем и двумя негативно настроенными к ней союзными государствами. Они такую пару составят, что всем остальным странам свои правила надиктуют.

Если принц будет с принцессой Иронделы... Получше, но тоже так себе затея. Эти найдут способ использовать ее способности себе на руку. Только на первый взгляд союз мирный, тем более, что Иронделу связывает договор о нераспространении магии на политические взаимоотношения. На самом деле, это может быть началом конца. Ведь ничто не помешает ей нарушить эту формальность. И тогда начнется... настоящая война. С Палонжем и Юнинаттом, при всей их потенциальной полезности, союз навряд ли будет заключен. Девушки просто пугающие сами по себе, так что принцу они навряд ли понравятся. И выгоды с них особой не возьмешь, Юнинатт вообще кодекс чести держит по архивам такой, что не подступишься. Остается... Гейнеген? Ну в принципе, мореходство принесет Зейтгейсту выгоду, но и остальным не сильно навредит. Ну повысят они налог биржевой, но мир, поди, не рухнет. Принцесса у них конечно... странноватая. По меркам здешним. Но волевая, с позицией, интересная. Если правильным образом ее подать, то весьма вероятно, что-то у них с принцем и сложится.

Значит, решено? Осталось поговорить с сопровождающим министром... Впрочем, нет, пока слишком рано. Надо бы сначала прощупать почву. Резкие телодвижения могут составить неприятное впечатление об их делегации.

- Антонио, не считай ворон! - тихо одернула его Катарина, дернув за рукав.

- Я не... - Сальери насупился и замолчал, скрестив руки на груди.

- Уже начинается. Мне пора идти.

- Ты не первая?

Принцесса отрицательно покачала головой.

- Слава богине. Все получится, - шепнул он и коротко поцеловал ее руку. - А что не получится - то и к лучшему.

Катарина улыбнулась ему скованно - неясно, кого она больше пыталась подбодрить этой улыбкой: его или себя - и вместе с другими принцессами ушла на площадку. Сальери стоял поодаль, в огромной толпе народа, явившегося поглазеть на представление. Ему решительно не нравилось, что приходится стоять в огромной толпе незнакомых людей и делать вид, будто ему нет дела, что на него во все глаза смотрят.

Тем временем на середину площадки вызвали первую принцессу. Вольфганг невольно ухмыльнулся при виде ее. Все же, она была действительно чертовски хороша собой и улыбалась окружающим, щурясь от солнца. Рыжая как лисица и очень, очень странная. Ее треуголка начинала раздражать чувство прекрасного в Моцарте - настолько по его представлениям это выглядело нелепо.

- Мирель Бреннан, - прогремел король, - Выберите одного члена своей свиты для сопровождения и отправляйтесь в лес, - он махнул рукой в сторону достаточно опрятного светлого перелеска поодаль от сада. - До седьмого часу вы располагаете временем на поиски человека, которого мы попросили там заблудиться.

Изумрудная принцесса теперь выглядела более серьезно и смотрела с явным недоверием. Ее можно было понять - в незнакомом лесу всего с одним рыцарем она могла бы быть убита. Один из регламентеров соревнования поднес принцессе карту, она развернула ее, критически осмотрела и таки озвучила свое подозрение:

- Какова гарантия моей безопасности?

- В лесу не водится опасных животных, по другой конец оживленный город, - ровно ответил Леопольд.

- Нет, какова моя гарантия безопасности от вас?

По рядам забегал шепот. Такое явное недоверие к стране, принимающей испытания, можно было расценивать как крайнюю степень оскорбления, но прошлое Зейтгейтса пожалуй что предрасполагало к этому вопросу. Король ответил не сразу. Вольфганг понимал - он просто не знает, что ответить, ведь они, конечно, не собирались никого убивать, но репутация династии была омрачена определенными... инцидентами. И на слово им никто не поверит

- Никакой, - наконец кивнул король. - Если хотите, можете отказаться от испытания и признать свое поражение.

Принцесса вновь опустила взгляд в карту и прикусила нижнюю губу. Разумеется, если ее послали с целью выйти замуж, любое поражение может быть фатально. И все-таки, смерив Леопольда самым недовольным взглядом, какой могли подарить ее лисьи глаза, она обернулась и направилась в сторону леса, только крикнув рыцаря, которая тут же быстрым шагом последовала за принцессой. Несколько минут, когда их еще было видно достаточно хорошо, их провожали взглядом, но стоило фигурам уменьшиться и раствориться в строе кучерявых деревьев, как король вернулся к распределению испытаний.

Следующей на поляну была вызвана сапфировая принцесса. Она шла так, будто ей должны были зачитать приговор. Вольфганг это сразу заметил, потому постарался поймать ее взгляд и улыбнуться. Но в ответ на его улыбку она только слегка кивнула. Лицо ее оставалось таким же грустным и сосредоточенным.

Два регламентера вышли ей навстречу, ведя перед собой мужчину со связанными руками.

- Мария Вюйермоз, - прогремел голос Леопольда. - Перед вами человек, подозреваемый в убийстве одной из министров иностранных дел. Он сознается в том, что совершил преступление, однако улик в его пользу недостаточно для вынесения приговора. Боюсь, положиться мы можем только на вас. Действуйте.

Сапфировая принцесса все с таким же спокойным взглядом кивнула и подошла к стоящему напротив человеку. Он попытался шагнуть назад, но наткнулся на приставленную к его спине стражником пику. Человек смотрел испуганно. Сальери, внешне стараясь сохранить невозмутимость, забегал глазами по толпе. Он еще помнил, как в их дворец привели запытанного такими допросами человека и попросили привести его в себя. Его не били, не насиловали, на нем не было ни единого повреждения. Его просто допрашивали. Три месяца. Он был не в своем уме. Сальери не мог к нему даже прикоснуться. Безумие его обжигало. Ему было настолько плохо, что он сам было начал терять разум. И он так и не справился.

Но кажется, несмотря на общее смятение, никто и не думал прерывать испытание. Он поднял взгляд на Моцарта, и тот, как и его сестра и отец, смотрел потерянно, но без капли страха в глазах. Точно так же смотрели на происходящее и все принцессы. И Катарина. "Конечно", - хмыкнул про себя Сальери и отвел взгляд, - "У них холодная кровь. Они чувствуют неладное, но не могут ощутить страх за него. Он им чужой".

Тем временем принцесса, голос которой всегда был слабым и нежным, вдруг заговорила с человеком более твердо. Слов было не разобрать ни с места Амадея, ни оттуда, где стоял Сальери. Поэтому оставалось лишь наблюдать за реакцией. Человек отвечал ей растерянно, пытался защититься. Но что может сделать обычный человек, когда напротив него дакар, полубог? Даром, что они тоже называют себя людьми. Это все след "снисхождения" - того времени, когда короли решили приблизиться в быту к обычным людям и тоже стали называть себя "человек". Но слова и общие сходства не имеют значения, когда сталкиваешься с магией. Принцесса Мария сняла с шеи сапфировое колье и поднесла его к самому лицу человека. Его будто слепило, но глаза закрыть он не мог.

Амадей нахмурился, пытаясь понять, что это с ним происходит, и почему так немигающе страшно смотрит на него принцесса. Человек что-то говорил. Кажется, даже умолял. Но никто не мог разобрать, что. Только Сальери, хотя со стороны казался непоколебимо спокойным, стискивал зубы от того, как обострившиеся чувства доносили до слуха лихорадочное "пожалуйста, уходи из моей головы, уходи из моей головы..."

Сальери не любил палонжцев. Пусть многие и думали, что они всего лишь маленькое государство на отшибе мира, выживающее в политике единственно возможным способом, пусть хвалили за низкий уровень преступности, он знал, каким образом этого уровня преступности добивались, и ненавидел это. У человека должно быть право солгать. Иногда это бывает попросту необходимо. А эти - прирожденные жандармы - не терпят, чтобы хоть что-то от них сокрылось, и жестоко наказывают за ложь. Не удивительно, что почти все они кончают с собой, когда узнают что-то несовместимое с жизнью, что от них скрывали. О нет, это не проклятие. Это просто карма.

Шаг за шагом, зрелище становилось все более жестоким, и наконец король принял единственно верное решение остановить это, пока не произошло что-то действительно страшное.

- Итак, Выше Высочество, вы готовы огласить свой приговор?

Мария, не моргая, посмотрела еще раз на мужчину, затем на свое ожерелье, и медленно закивала.

- Виновен.

Леопольд удовлетворенно кивнул и сделал жест в воздухе, после чего мужчину подхватили под руки и поволокли прочь, как куклу. Амадей не смог стерпеть этого и раздраженно зашептал отцу:

- Разве можно доверить ей выносить приговор? Это должен решать наш суд. Его же повесят, по ее только слову.

- Но он виновен, - пожал плечами Леопольд.

- Только с ее слов. Мы не знаем обстоятельств, может быть, он не заслуживает казни! Ты просто спихнул на ее совесть свою головную боль...

- Вольфганг, я прошу тебя, потухни, - грозно прошептал король и шикнул, обозначая, что разговор на этом окончен. Принц насупился, скрестив руки на груди, но продолжать и вправду не стал. Этого осла ни в чем не убедишь. - Мария, благодарим за с честью пройденное испытание! Эйир Рэгнбджорг, прошу.

Хрустальная принцесса по-настоящему выплыла на поляну. У нее было прекрасное серебристо-белое платье, стелящееся по траве так, будто ручей бежал по горному склону. Перед ней уже выставляли стол с хрустальным шаром, и, судя по выражению ее лица, именно такого испытания она и ожидала.

- Чью судьбу я буду предсказывать? - спросила она с явным безразличием.

- Мою, - холодно ответил король.

Тут по ее щекам пробежал румянец беспокойства. Переживать было о чем - кодекс обязывал ее ничего не утаивать, но ответственность в предсказании будущего короля перед его народом была слишком высока.

- Прошу, садитесь за стол.

Принцесса медлила. Хрустальный шар блестел на солнце как будто предупредительно. Но все же она пересилила себя, плавно опустилась перед ним и прижала руки к холодной поверхности.

Зрители вытянули шеи, пытаясь разглядеть, как в сказках, что покажет волшебный шар. Но шар не показывал картинок. Он только завораживающе переливался от пурпурного до зеленого несколько минут, пока принцесса не встала из-за стола и не направилась в сторону замка, бросив глухо и тускло:

- Я отказываюсь от участия в испытании.

На несколько секунд всех поразил шок, и никто не мог вымолвить ни слова. Каждый предполагал свое, но всем было ясно, что принцесса увидела что-то достаточно плохое, чтобы пожертвовать победой, дабы сохранить в тайне это знание. У Амадея уже зачесались ладони. Будь он проклят, если не узнает, что она увидела в судьбе его отца, который сейчас стоял у перил бледнее мела, и хорошо, что солнце слишком сильно било в глаза собравшихся, когда они поднимали головы, чтобы кто-нибудь увидел этот страх, парализовавший его. Но с каждой секундой молчания самообладания в нем находилось все больше, и через минуту его уже было достаточно, чтобы кивком подать сигнал о приглашении к испытанию следующей принцессы.

- Элизабет Вермулен, - при виде совсем юной аляповатой девушки его лицо озарила снисходительная улыбка. - Вся наша публика - ваш материал. Покажите нам любовь, дитя мое. Какую хотите.

Сальери тут же удрученно вздохнул и предпочел ретироваться подальше к скоплению членов свиты, чтобы не попасть ненароком под удар глупых игр с любовью, о которой большинство королевских особ не имело ни малейшего понятия. Их забавляло то, что это происходит с людьми, и казалось, очевидно, какой-то шуткой. Впрочем, Антонио не мог поставить себя выше - он тоже ни малейшего понятия не имел о любви.

Король опустился на трон с такой же легкой улыбкой и наклонился к уже заскучавшей в одиночестве дочке, принцессе Наннерль, шепотом произнеся:

- Она наверняка примется искать совместимых мужчин и женщин. Я уже видел, как они проделывают этот трюк в Вирканте. Публика всегда приходит в восторг.

Вольфганг, оскорбленный тем, что в положительных эмоциях он опять его обделил, смотрел прямо на принцессу и улыбался ей без всякого интереса и симпатии. Она была явно младше его - он дал бы ей лет семнадцать в лучшем случае - и совершенно его не интересовала. Конечно, не столько потому, что еще не пересекла порог детства, а преимущественно потому, что в формах ее не было пока еще ничего примечательного, а лицо и вовсе было как у деревенской простушки. Тем не менее, бирюзовая принцесса смотрела на него с какой-то недоброй, хитрой улыбкой, и это не могло не вызывать легкой заинтригованности.

Элизабет легкой поступью направилась прямо в самую толпу зрителей. Они зашелестели, расступились, открывая ей дорогу. Откуда-то послышался свист. Она тут же повернула голову в том направлении и наткнулась на сидящего на плечах своего друга мальчишку. Он поймал ее взгляд, вновь свистнул и поддразнил ее пальцем под носом. Одно движение руки, закованной в бирюзовый браслет, и мальчишка рухнул на землю вместе с товарищем. Сначала послышался невнятный шум, потом смех. Не сразу стало возможным разобрать, что происходит. Но люди расступились шире, и на пятачке земли остались лишь двое хулиганов, страстно целующиеся на вытоптанной траве. Амадей крепко закрыл рот рукой, чтобы не расхохотаться, но при виде разалевшей физиономии отца это стало уже невозможным.

Принцесса раздавала свои касания, будто бросала хлеб бедным, и люди действительно бросались друг другу в объятия, целовались и чуть не сдирали с себя одежду. Мания охватывала все больше людей. Сальери смотрел на это первые несколько минут, но чем дальше, тем правильнее казалось отвернуться и еще немного отойти. А Вольфганг уже вовсю хохотал, и хохотал искреннее и веселее всех, хотя посмеивалась уже и Нанни, и принцессы, и вся бесконечная свита, что толпилась ближе к дворцу.

Но постепенно желание смеяться пропадало. И теперь, когда магия охватила всех людей, а принцесса стояла посреди этой оргии, будто неприкосновенное божество, и явно продолжала колдовать, насылая морок, он увидел не игру и не забаву, но агонию. Агонию, в которой люди сгорали, и кажется, искренне страдали от снедавшей их жажды. У рубинового принца вдруг больно ударилось в ребра сердце, хотя он вспомнить не мог, когда последний раз с ним такое бывало. Перед ним было не меньше трех сотен людей. И они страдали от того, что не было любовью. Что было как раз заменой любви, которой так часто пользовались в кругу королевских семей, чтобы заглушить боль от того, что такое чувство было им, в отличие от людей, недоступно. Казалось, что это испытание проходило намного веселее и успешнее других, но именно оно вдруг неожиданно болезненно срезонировало внутри рубинового принца.

Вольфганг нервно дернул отца за рукав.

- Прикажи прекратить, - с надрывной нотой в голосе попросил он и увидел, что его отец так же обеспокоен, но явно по какой-то иной, собственной причине.

Кажется, это был первый раз, когда он послушал своего сына. Стоило мороку отпустить несчастных людей, как они замотали головами, будто очнулись от случайного сна, сконфуженно принялись натягивать на себя одежду и избегать взглядов соседей. Королевские делегации все еще не могли унять смех и утирали с ресниц слезы. Людям нужно было время, чтобы прийти в себя, хоть они и навряд ли помнили, что только что произошло.

- Теперь очередь жемчужной принцессы? - уточнил принц и получил утвердительный кивок отца. - Но разве можно проверить ее способности? Искусство субъективно.

- Разумеется можно, - хмыкнул король. - Для этого просто нужно задать подходящие обстоятельства.

- Обстоятельства? - с усмешкой переспросил Амадей. Отец молчал, и на его лице не было и тени улыбки. Принц еще вовсе не успел ничего разобрать, но сердце вдруг остановилось и заколотилось с утроенной силой. Он подскочил с места, обернулся и перевесился через ограду, выглядывая на площадку. Ему страшно хотелось отвлечься от произошедшего только что, поэтому он со всем любопытством включился в новый аттракцион.

На стуле посреди площадки сидел человек - сгорбленный, поникший, на котором абсолютно не было лица. Самый настоящий овощ, которого как будто насильно вытащили на улицу... да и сам он этого не понимал. Он сидел с тяжелым отсутствующим взглядом и не говорил ни слова.

В этот момент Сальери пошатнуло на месте, и он проклял то, что стоял в первом ряду среди делегатов на всеобщем обозрении. Находиться даже на таком немалом расстоянии от этого человека, на каком стоял он, было невыносимо тяжело. Голова гудела и болела. Антонио прикрыл глаза, досчитал до трех и стиснул зубы.

- Если продолжите, будете дисквалифицированы!

Сальери почувствовал, как вся энергия площадки обратилась к нему. На него смотрели. С головы до ног пробило страхом. Что он сделал? Жемчужный принц с трудом разлепил веки и посмотрел безразлично и холодно на стоящего напротив регламентера с развернутым свитком в руках. Антонио хотел спросить, что происходит, но сил открыть рот попросту не было.

- Вы колдуете! - продолжал гавкать мужчина. - Колдовать разрешено только участникам!

Сальери помотал головой и поднял перед собой руки, демонстрируя, что ничего не делает. Да на его руках даже не было ни единой жемчужины, как бы он мог? От страха едва не начало колотить. Он ведь делал все, чтобы держать себя в руках, так почему на него теперь кричат, что выдало его переживания, что он сделал не так? С каждой секундой стоять на ногах было все сложнее, а ведь надо было еще сохранять эту невыносимую маску спокойного и вежливого недоумения, будто этот инцидент был лишь мелочью, путаницей.

- Ваше Высочество, - неожиданно раздался звонкий голос Вольфганга, и Сальери перевел на него взгляд, в котором читалось только затравленное непонимание, - Если позволите, вы... светитесь.

Сальери оглядел себя более осмысленно и неловко поджал губы от острого ощущения того, как все взгляды направленны на него с... восхищением. Вот что это было за общее чувство, которое вызывало в нем одновременно сильную волну удовольствия и резкую, острую неприязнь. Он и правда начал светиться мерным темным сиянием. От стыда хотелось провалиться под землю. Так стараться сохранять невозмутимость, чтобы так опозориться, так опозорить свою принцессу и свою страну. О, сегодня он прекрасно показал, каким может быть ничтожным член королевской семьи. И все это видят.

Он понимал, что должен оправдаться, но язык его не слушался от боли и страха, и все силы уходили на то, чтобы стоять на подкашивающихся ногах.

- Это резонация, - неожиданно громко вступилась Катарина. Ее голос звучал так твердо и уверенно, что даже Сальери удивленно на нее обернулся. - Освободите Его Высочество от присутствия. Это не колдовство. Он не перестанет.

Амадей уставился на отца. Он чего-то ждал и смотрел на Сальери, готового уже потерять сознание, пытливо и грозно. Неужели не поверил? Принц попытался обратить на себя его внимание, но тут король взмахнул в воздухе рукой, обозначая дозволение идти, и опустился на место. Сальери выпрямился, поднял подбородок, дернул на себя воротник и поспешно покинул площадку. Вольфганг проводил его взглядом. Как нелепо выглядела эта гордость, когда было видно, насколько пристыженно он себя чувствовал. Но только из-за чего? Ведь то, что с ним произошло - это, ни много ни мало, чудо. Вольфганг никогда не видел, чтобы кто-то сиял целиком, да еще таким стойким, густым черным светом. Сальери все больше вызывал его невольный интерес. Но сейчас направить внимание пришлось на принцессу.

Ей, очевидно, команда была не нужна. Она уже подошла к человеку, осмотрела его без всякой брезгливости и отторжения, зачем-то трогала голову, прикладывала ладонь к груди. Амадей не понимал, что именно она делала, но догадывался. Наверное, что-то сканирует, изучает. Но что она может сделать с этим человеком? Судя по лицам окружающих, ответ на этот вопрос знали только сама принцесса и его отец. Причем принцесса выглядела намного увереннее.

И тут она запела. Без слов, просто запела, и голос ее - сильный, но нежный и ласковый, как весеннее солнце, постепенно становился все яснее и рассыпался по округе капельками маленьких белых жемчужин. Буквально, через минуту из подола ее платья скатилась маленькая жемчужинка. Идеально ровная и круглая. А затем еще и еще. Они поскакали по траве, и некоторые, не удержавшись, принялись поднимать их с земли. Но стоило им прикоснуться к драгоценностям, как они попросту таяли в руках. В рядах начал подниматься шум. Каждый пытался ухватить крохотный жемчуг, но тщетно.

Вольфганг смотрел на это и не мог надивиться. Жемчуг так гипнотизировал людей, хотя, очевидно, никакого колдовства в нем самом не было. Осадок от сильной магии часто оставался в виде осколков драгоценностей. Но ни к одному другому самоцвету люди так не бросались на землю.

В чем же его секрет - жемчуга?

Резкий тычок в бок вырвал его из мыслей. Наннерль посмотрела на него широко раскрытыми глазами и кивнула на площадку. Там принцесса, продолжавшая заливаться, как птичка, держала за руки мужчину, сидевшего до этого на стуле с совершенно отсутствующим лицом. Пропала седина из его волос, он держался за ее руки, смотрел на нее с обожанием, и жемчуг из-под ее рукавов катился прямо ему в ладони. И не таял. Но он будто не видел, что его руки полны дражайшего, драгоценнейшего самоцвета. Он смотрел только в ее ясное лицо и слушал ее пение. Трудно было вообще поверить, что такой всеобъемлющий, полный звук может создавать всего одна девушка. Можно было подумать, его слышно в городе, что лежит через лес отсюда. Можно было даже в этом не сомневаться, слышно, однозначно, по всей округе. Мужчина выпрямлялся. Из подавленного существа он превращался в гордого представителя рода человеческого. И наконец, на его лице появилась скромная улыбка радости. Принцу тоже на душе было светло и радостно.

Амадей повернулся на поднявшегося с места отца, желая скорее узнать, что он об этом думает, но, увидев его взгляд, замолк. Этот взгляд... каким он смотрел на него в детстве, когда ему удавалось сделать что-то из ряда вон, то, что отец называл "достойным принца". Прыгнуть выше головы. Этот взгляд его нервировал, даже нет, пугал. Потому что ничего хорошего из этого не вытекало. Отец хоть и любил его, но влекомый экспериментом над силой божественной мог довести его до абсолютного изнеможения.

- Довольно, - громко объявил Леопольд.

Но принцесса продолжала петь.

- Довольно! - повторил он еще громче, но голос все равно потонул в пении.

Он повернулся к сыну. Тот только пожал плечами, попытавшись скрыть смятение от вида строгого и хмурого лица.

- Видимо, еще не довольно.

Действительно, тот человек, стоявший рядом с принцессой, уже сиял от радости, его взгляд сделался живым, он глядел по сторонам совсем другим взглядом, нежели любой обычный человек.

Принцесса пела.

Он наконец заметил жемчуг и принялся играть с бесконечными россыпями в своих ладонях.

Принцесса пела.

Он улыбался все шире, и его взгляд становился уже пугающим, безумным, зрачки были огромными и как будто слепыми.

Принцесса пела.

Он сжал в пальцах горсть жемчуга, запрокинул голову, нечеловечески широко открыл рот и принялся сыпать его в горло.

Принцесса резко оборвала мелодию и хрупкими, как казалось раньше, руками поймала потерявшее сознание тело. К ней тут же пустились двое слуг, пока остальные приходили в себя от увиденного.

- Он очнется через два часа и будет совсем обычным, здоровым человеком, - тихо и спокойно указывала она. - Только позвольте ему как следует отоспаться. Все хорошо. Он будет счастливым.

Катарина бережно передала мужчину в чужие руки, оправила закатавшиеся рукава платья и обернулась к королю. Она смотрела так же, как вчера. Снизу вверх, но с такой гордостью и с таким самодовольством...

Амадей встал со своего места. И зааплодировал. Король дернул его за рукав, но он не обратил на это никакого внимания. Вслед за ним аплодисменты поднялись и среди всех зрителей, и других принцесс, и...

Он вдруг вспомнил, что здесь нет жемчужного принца, и прекратил хлопать. Что это с ним такое произошло? Если в Катарине этот человек возбудил прилив сил, то он как будто, наоборот, стал так же подавлен. Как принцесса это обозвала? "Резонация"? Это тоже что-то вроде способности? Боги, он обязательно должен про это выведать.

- Вольфганг, принцесса Катарина хочет тебя видеть, - с напускным спокойствием указал отец и поднялся со своего места. - А потом зайдешь ко мне. Закончи это все.

Амадей уверенно улыбнулся, несмотря на все огромное смятение внутри, и с этой же улыбкой провозгласил о завершении сегодняшнего дня испытаний. Стоило только отцу удалиться, как Вольфганг запросто перемахнул за ограждение, спрыгнул на выжженную траву и под косые взгляды направился прямо к Катарине. Она стояла посреди площадки и спокойно улыбалась.

- Ваше Высочество, ваше сопрано выше всяких похвал, - улыбнулся он в ответ намного более искренно, чем она ему.

- Благодарю. А это для вас.

Она без обиняков взяла его за руку и вложила в ладонь красивую крупную жемчужину.

- Кажется, она выпала из вашего рукава, - усмехнулся он.

- Верно. Но даже как осадок, она совершенна. Вам ведь нравится жемчуг, а мы по незнанию приехали совсем без подарка. Пусть эта жемчужина будет у вас.

Амадей покатал ее в ладони и внимательно оглядел переливающуюся поверхность.

- Мне очень приятно. Вы выглядите уставшей, может быть, вас проводить до покоев?

- Нет необходимости. Вас искала принцесса Алоизия, а меня проводит Антонио.

Амадей тут же взволнованно вытянулся и повысил голос.

- Разве Его Высочество в состоянии?..

- Да, разумеется. Это всего лишь резонация, он в порядке.

- Давайте прогуляемся до замка, а вы пока удовлетворите мой интерес на предмет этой... "резонации".

Он видел, как задумалась принцесса. Видимо, взвесила, не содержит ли информация государственной тайны. Что ж, это и Вольфгангу казалось разумным. Через еще несколько секунд размышлений, она первая двинулась к зеленым коридорам садов.

- Резонация - это, своего рода, побочное свойство ответвления жемчужной магии, - рассказывала она, покручивая декоративную капельку на рукаве. - Видите ли, у жемчуга великое множество видов. Но в магии мы используем только белый, розовый и черный. Богиня сама определяет, кому и чем владеть. Вот белый жемчуг, как тот, что у вас в ладони, - он создает особую связь с искусством и наиболее эффективен во врачевании души. Эта магия требует определенной твердости характера, знаете. Ведь она может вводить и в абсолютную эйфорию, и... наоборот. Розовый жемчуг дарит исключительную способность к исцелению ран. И необыкновенную внешнюю красоту, если бы вы видели мою младшую сестру, вы бы поняли, о чем я говорю. А черный жемчуг... - она вздохнула и тепло улыбнулась. - Черный жемчуг - это большая редкость. И драгоценность. С его помощью также можно врачевать душу и тело, но главная его функция - защита. Вот потому черный жемчуг и дает эту резонацию. Принц может даже не почувствовать, что с ним что-то происходит, но свечение сообщит окружающим об опасности.

- В чем же была опасность той ситуации?

- Антонио не только очень хорошо чувствует опасность, но и глубоко воспринимает человеческую боль. А чужая боль нередко может превратиться в твою опасность.

Вольфганг улыбнулся и понимающе закивал, покатывая подаренную жемчужину между пальцев.

- Так вот почему его отправили с вами. Иными словами он... пропустил все то, что было в том человеке... через себя?

Катарина пожала плечами.

- Можно и так сказать, - она прищурилась, будто услышав что-то неразборчивое, и оправила кружевной воротник своего платья. - Ну что ж, я пойду. Кажется, и принцесса Алоизия идет сюда... Спасибо за приятную компанию.

- Принцесса Алоизия? - Вольфганг повертел головой, но никого не увидел. Странно. А жемчужная принцесса уже упорхнула.

Он неохотно развернулся на пятках и побрел назад. Все мысли, откровенно говоря, занимал Сальери. Значит, не только совершенный, но еще и редкий? Сальери среди всех, кто собрался здесь, представлял собой наиболее интересный объект для изучения. Тем более, что все уже так или иначе продемонстрировали свои силы, а он... Он будто скрывался. Удастся ли вообще воочию увидеть, как он колдует? Наверняка это любопытное зрелище. Посмотреть бы на его жемчужинки... Амадей тут же спрятал свою в карман. Да, этот подарок был очень кстати. Он поизучает ее на досуге.

Буквально через десяток шагов он действительно увидел на горизонте изящную фигуру в черном платье. Неужели Катарина из такой дали услышала ее шаги? Невероятно. Он поспешил навстречу к агатовой принцессе и невольно сильнее выпрямился, чтобы казаться немного более статным рядом с такой шикарной девушкой.

- Я вас обыскалась, Ваше Высочество, - она улыбалась тонко и вежливо, и ее огромные глаза с длинными ресницами так хлопали, глядя на него, что Амадей растерялся.

- Да... я тоже вас искал...

- Правда? Может, тогда мы пойдем в сад? Я бы хотела поговорить с вами лично.

- Разумеется, - Вольфганг не смог скрыть радости и невольно улыбнулся шире, протянув принцессе руку.

Они уже не раз встречались с ней за пределами испытаний, да и после ее части, связанной с договором, которая проходила этой ночью, им удалось поболтать наедине. Что греха таить, она нравилась Вольфгангу. Ладная и умная... Они шли молча некоторое время, и Моцарт просто надеялся, что не выглядит как идиот, когда она вдруг снова заговорила высоким милым голосом:

- Мне так жаль, что я проходила испытание отдельно от всех. У меня такая скучная магия, в ней нет совсем ничего зрелищного...

У принца как будто сжалось сердце. Он осторожно перехватил ее за обе руки.

- Вам нечего расстраиваться. С моей то же самое. Тем не менее, от того мы с вами не менее замечательные личности, разве нет?

Он резко подался вперед и замер, сжимая ее пальцы и глядя в эти огромные темные глаза. Она смотрела на него так же и, кажется, была совсем не против того, что он находится так близко.

- Вы правы... - проговорила она с придыханием.

- Так... о чем вы хотели поговорить?..

Ему показалось, что принцесса сама приблизилась к его лицу и слегка наклонила голову, все так же пленительно глядя в глаза.

- О договоре...

- О каком договоре?..

- Флисском...

- И что... вас там... не устраивает? - с каждым словом ему становилось все сложнее формулировать идею. Мысли путались. Он смотрел на ее губы и был уже абсолютно уверен, что сейчас это произойдет.

- Не знаю...

И это действительно произошло. Стоило ей только коснуться его губ своими, как он поймал ее в объятия и крепко прижал к себе за талию. Она была такой тонкой, такой стройной, такой волшебной и загадочной, что в нее было просто невозможно не тянуться к ней хотя бы так, как он - легко, с любопытством, с желанием. Вдруг именно это и перерастет в самый прочный союз? Она отстранилась, но он поймал ее щеку пальцами и оставил еще несколько урывистых поцелуев. Она очень ему нравилась. Очень. И наверняка видела, какие огни пляшут в его глазах, раз таким влекущим голосом произнесла:

- Может быть, вы зайдете ко мне вечером? Я уверена, я вспомню, о чем хотела поговорить.

Вольфганг вдруг замер, крепче перехватив объятия, и прислушался. Шаги. Только этого не хватало. Он бережно отстранил ее от себя и уверенно посмотрел в глаза.

- Конечно. Где вы живете?

- На третьем этаже в восьмой от левой лестницы комнате.

- Я обязательно буду.

- Сюда идут? - спросила она беспокойно.

- Видимо, - кивнул принц. - Меня или вас ищут.

- Тогда мне лучше бежать.

Амадей кивнул и отпустил ее, но как только она сделала шаг к аллее, тут же окликнул: "Алоизия!", схватил ее за запястье, притянул к себе и еще раз коротко крепко поцеловал.

- Я приду, - задорный смешок счастья сорвался с его губ. Как приятно было чувствовать себя увлеченным такой девушкой! - Я обязательно приду!

Она с прелестной игривостью кивнула ему и скрылась, а Моцарт как был опустился на землю и закрыл ладонями растягивающуюся невольно до самых ушей улыбку. Как все завертелось. Они увиделись только вчера, и она уже тогда ему понравилась. Потом поболтали на прогулке, он почувствовал, что его к ней тянет, и вот. Она только второй день здесь, а уже позвала его к себе. Будь он сто раз низвержен, если не знает, зачем! Сердце безумно стучало от радости тому, как складно все получалось. Да, отцу не нравится она - в этом он просто старый дурак - зато ему нравится ее страна и перспективы сотрудничества. Он согласится! О, он согласится, он даст ему добро быть с ней, если все действительно срастется. Да и почему может не срастись? Амадей убрал руки от лица, посмотрел по сторонам, на чудесную зелень, на ясное лазуревое небо, и сорвал с куста аккуратную красную розу. Она была похожа на нее. Такой же красивый, тонкий, сладкий бутон. Сегодня вечером он будет самым счастливым в мире.

***

"Конечно, с Антонио все нормально! Конечно, это всего лишь резонация!"

Нормально.

Антонио уже третий час валялся на кровати в покоях принцессы и не вставал. Его взгляд оставался таким же томным и непроницаемым, как и всегда, а вот тело абсолютно выдавало всю его слабость. Он был бледен и лежал на краю, свесив с него одну руку, а вторую прижав к груди.

- Слушай, Антонио, иди уже к себе. Мне надо переодеться к ужину.

- Переодевайся, я не смотрю, - тихо пробурчал он и закрыл глаза.

- Ну это в конце концов неприлично, ты не оставляешь девушку одну! Мало ли, чем я хочу заняться у себя в комнате в свободное время. Тебе что, так плохо, что ты не можешь полкоридора до своей комнаты пройти?

Сальери повернулся к ней с тяжелым взглядом, и она впервые за день увидела, как заметно потускнели его обыкновенно ярко-черные глаза.

- Мне так плохо не было со времен дела Дельгерше, - честно признался он.

Катарина подняла глаза в потолок, пролистывая каталог памяти.

- Это которого? - сдалась она.

- Которого жандармы пытали черной магией. Так что не знаю, что они с ним сделали, но это точно не что-то из разрешенных воздействий. И вполне возможно, что это сделал кто-то из наших. Трудно вспомнить волну, но по характеру похоже на жемчужный проводник. Нужно выяснить, нет ли в замке кого-нибудь, кто мог бежать от нашего закона, - Сальери вдруг тихо простонал и откинулся обратно на подушку, прикрыв рукой глаза.

- Ну что тебе, совсем худо? - обреченно спросила принцесса.

Антонио молча кивнул и издал призывный вздох страдания.

- И я выбиваюсь из графика...

- Ладно, ползи сюда, - сдалась она.

Катарина протянула руки, и он тут же устроился напротив нее и вытянул голову, как домашний кот. Смуглые пальцы обняли его лицо. Он закрыл глаза.

- Наглец, - недовольно кольнула его принцесса и, прижав подушечки пальцев к вискам, принялась шептать быстрой ритмичной скороговоркой неразборчивые слова. Руки ее по самые локти начали сиять ровным, бледным светом. Речитатив перерос в тихую песенку, и Сальери довольно улыбнулся. Расправилась складка между бровей. Он выглядел очень спокойным, не холодным, как обычно, а именно спокойным, расслабленным. Из под рукава платья соскочила жемчужинка и, запрыгав по полу, пробежала в щелке под дверью и вылетела в коридор. - Ну все, уже жемчуг сыпется, хватит с тебя. Я и так сегодня слишком много сил потратила на эти показательные выступления.

Антонио медленно распрямился и покрутил головой.

- Спасибо, Кэти. Много лучше.

- На здоровье, отправляйся теперь в библиотеку.

Уже поднявшийся с кровати и похрустевший позвонками Сальери обернулся на нее со смиренной скорбью в глазах.

- Ты меня совсем не жалеешь...

- Чего же мне тебя жалеть? Не тебя, поди, замуж за придурка выдают.

Судя по глазам, в голове Сальери пронеслась какая-то стремительная и сильная мысль, но он, по обыкновению, решил ее не озвучивать и только ровно возразил:

- Не такой он придурок, как ты говоришь.

- Правда? - Катарина приподнялась на локтях, и глаза ее заблестели недобрым огнем. - Может, тогда тебя за него выдадим, а?

Сальери посмотрел на нее неодобрительно, собрался было ответить, но рассудив, что этой перепалке не будет конца, только молча хлопнул дверью. Тяжелый вздох сорвался с его губ. Как он устал, право, как он устал...

У него под ногами лежала жемчужинка. Антонио опустился на колени, чтобы разглядеть ее поближе. Для ненаточенного взгляда она была идеальной. Но Сальери только хмыкнул. Совсем маленькая, и поверхность мутная. Видимо, силы его принцессы и правда слабее вдали от дома. А теперь, после такого изнурительного испытания, она совсем ослабла, раз родила такое. Хорошо, что осадки магии тают в человеческих руках, и кроме него этого никто не увидит. Он бережно коснулся жемчужины пальцем, и она испарилась.