***

Поморщившись от тупой боли в плече, Шинсо приподнял локоть, с неудовольствием позволив развязать на себе повязку, и протяжно зевнул.

С тех пор, как Каминари притащил его, полумёртвого, с улицы, и стал беззастенчиво вертеться в доме, появляясь на пороге порой в самые неожиданные моменты («Как подгадывает, честное слово»), прошло уже около недели, а может, и полторы. Время в четырёх стенах тянулось странно — особенно теперь, когда он не выходил на охоту по ночам. А из-за треклятой вампирской раны, которая, даже слегка подзатянувшись, всё равно до сих пор высасывала недюжинное количество сил, его режим сна также пошёл кувырком. Шинсо то дремал пару-тройку часов, а затем просыпался как от удара колокола, то проваливался в глубокий сон на целый день.

Так что каждое пробуждение теперь превращалось в короткую, но уже успевшую надоесть игру «Угадай, какое сейчас время суток».

На этот раз, судя по еле заметному блёклому лучу, ещё пока сонно багрянцем бьющему в мутное окно, задёрнутое той же пыльной тканью, рассвет даже не успел в полной мере достичь городских улиц — тёмная ночь только-только начинала переходить в то, что можно было назвать «утром». Время дня, которое Шинсо заставал реже всего, в обычное время предпочитая отсыпаться после охотничьей ночи. Так было.

На этот раз он готов был поклясться, что хмырь опять разбудил его насильно. Потому что отдохнувшим он себя вовсе не чувствовал. А то, что со дня получения ранения он в принципе едва ли мог как следует отоспаться, не имело значения. Да и, к тому же, какой монстр будет будить кого-то ни свет ни заря?.. Шинсо в который раз пожалел, что не держал под подушкой хотя бы кинжала — просто на всякий случай. На один конкретный случай, в чёрной шляпе и плаще.

Теперь Каминари бывал у него почти ежедневно, оправдывая это тем, что он «присматривает за раненым Шинсо». Правда, самому Шинсо подчас при виде хмыря хотелось выпихнуть его за дверь, попутно пытаясь унять дёргающийся глаз. Потому что их периодические встречи, основанные исключительно на совместной работе, как-то излишне резко переросли в «он заявляется ко мне домой без предупреждения каждый день».

…Но не то, чтобы на данный момент Шинсо был физически способен «выпихнуть его за дверь». И будь он проклят, если хмырь уже не пользуется этой возможностью в полной мере.

— Можешь приподнять руку немного? — послышался негромкий голос у его уха, и Шинсо с закрытыми глазами (в душе лелея надежду вздремнуть ещё немного), досадливо фыркнув, всё же двинул плечом вверх, стараясь при этом не тревожить рану. Чужие руки в перчатках с сосредоточенной аккуратностью, но очевидно неумело скользнули по груди, пустив тем самым непроизвольный табун мурашек между лопаток, и слой за слоем принялись разматывать повязку. Прохлада коснулась оголённой кожи, и Шинсо чуть поёжился. Оставшись без повязки, он, всё-таки приоткрыв правый глаз, лениво скосил взгляд на рану. Она выглядела едва ли лучше, чем в тот день, когда он её получил. Разве что кровь уже перестала идти, и теперь запёкшейся коркой темнела на глубоких царапинах. «Шрам останется» — с мрачным удовлетворением кивнул про себя Шинсо.

Каминари, смочив кусок ткани крепким спиртным, придержал Шинсо за предплечье, и выжидающе заглянул ему в глаза. Он поморщился, неохотно отвечая коротким взглядом.

«А сейчас — самая скверная часть».

Едва влажная ткань коснулась краёв открытой раны, как плечо полоснуло жгучей болью. Шинсо стиснул зубы, шумно выдохнув, и инстинктивно вцепился в ткань одеяла пальцами здоровой руки. «Клянусь, если он выдумал делать это смеха ради — я прикончу его, прикончу на месте — как только заполучу клинки».

Высунув кончик языка, хмырь сосредоточенно обводил рану по краям, другой рукой твёрдо удерживая Шинсо, не давая ему лишний раз двигать плечом. Ткань неосторожно проскользила по коже, всё же задев кромкой царапину, и Шинсо от всего сердца выругался, метнув в вампира убийственный взгляд. Того это, однако, ничуть не смутило. Наконец, сделав последнее движение, он убрал тряпицу в сторону и с победной улыбкой ободряюще похлопал Шинсо по спине:

— Вот так-то. И не так уж больно было, правда же?

— Только вот как ребёнка меня утешать не надо, — с плохо скрытой (но, в общем-то, тщетной) угрозой прошипел Шинсо, с видимым облегчением поведя плечом и, наконец, выдохнув. Хмырь что-то там болтал, что какой-то его прапрадед так обрабатывал раны для более скорого заживления — но вампирские способы в данном случае представлялись ему, мягко говоря, сомнительными.

И неважно, что попробовать это в первый раз он согласился по своей воле — он всё ещё считал, что тогда просто был не в своём уме. Так что он сам виноват, что теперь ему приходилось терпеть это перед каждой сменой повязки. Хотя что-то подсказывало ему, что хмырь всё равно нашёл бы способ и добился своего, даже не согласись он на эту бессмыслицу сам.

Немного повозившись, Каминари извлёк откуда-то новый лоскут ткани, выглядевший подозрительно чистым на фоне всего пыльного беспорядка в доме. Шинсо, следя глазами за каждым движением вампира, не дожидаясь, пока его начнут просить, сам поднял локоть, параллельно пытаясь игнорировать пульсирующую боль в ране. Вампир, одобрительно кивнув, пропустил лоскут снизу и принялся с заметной неуклюжестью обвязывать ему плечо слой за слоем.

— Ну, и перевязывать ты, конечно. По тебе лекари плачут, — насмешливо фыркнул Шинсо, глядя на движения его рук — и резко поморщившись, когда ткань вновь неосторожно задела рану. «Специально, что ли?»

— Ты ведь всё равно не сможешь сделать лучше — одной-то рукой, — невозмутимо отбил Каминари, продолжая старательно корпеть над перевязью и не обращая никакого внимания на подколки. «Паршивец в корень зрит, чёрт бы его побрал». Закончив с плечом, вампир пару раз обернул ткань вокруг груди и заправил край под повязку.

— Готово! — провозгласил он, наградив ещё одним торжественным взглядом результат своих стараний. Шинсо, смерив его взглядом, придирчиво оглядел обмотанное плечо, пошевелил здоровым — и издал короткое «хм», которое можно было бы описать как «утвердительное».

— Сойдёт, — почти неслышно буркнул он себе под нос, на долю секунды пересёкшись с вампиром взглядом и отведя глаза. Каминари просветлел (казалось, куда бы уж больше), радуясь то ли своеобразному жесту одобрения, то ли удивительному отсутствию претензий на этот раз. А может, Шинсо слишком устал, чтобы в который раз перечислять причины, почему лекарь из хмыря, как из него самого́ — хмырь.

Пока Шинсо в полусонной задумчивости пытался решить, лечь ли ему спать или хлебнуть из той бутылки со спиртным, содержимым которой хмырь поливал ткань, Каминари вдруг, спохватившись, беспокойно обернулся на задёрнутое пыльной тканью окно. Судя по лившемуся из него аловатому свету, уже вовсю занимался рассвет. Остатки ночи теперь таяли с каждой минутой. Подскочив со стула, вампир торопливо одёрнул сбившийся жилет и проговорил напоследок:

— Чтобы рана лучше зажила, я слышал, нужно как можно больше спать…

— Именно поэтому ты вздумал поднять меня ни свет ни заря, — закатив глаза, подытожил Шинсо, потянувшись за бутылкой. На него снизошло решение получше: сперва отхлебнуть каплю горячительного, а уже затем лечь спать.

— …и есть, — ничуть не смутившись, прибавил Каминари, а в следующий миг уже протягивал ему миску с мясной похлёбкой, выуженную из всё той же корзины. Шинсо чуть не поперхнулся содержимым бутылки. «Когда он?..» Тупо приняв ещё тёплую миску из чужих рук, он проводил хмыря взглядом до двери. Тот, заметно нервничая, как следует нахлобучил на голову шляпу, скрывая лицо, подтянул кожаные перчатки, и махнул рукой на прощание:

— Мне пора — поешь сам, хорошо?

— А до этого ты меня будто с ложки кормил, — иронично буркнул Шинсо с набитым ртом, коротко кивнув в ответ. Каминари загадочно улыбнулся (слегка нахмуренные брови, однако, всё же выдавали напряжение), и, укутавшись в плащ, скрылся за дверью. Звук его спешных шагов, эхом разносившийся по пустынной улице, был единственным звуком раннего утра, а вскоре и тот растворился без следа.

Едва дверь с жалобным скрипом захлопнулась, Шинсо задумчиво повертел миску в руках и, поставив её на пол, кое-как поднялся с кровати. На негнущихся ногах он подошёл к окну и отдёрнул пыльную ткань, сощурив глаза от света.

На залитой алыми лучами пустой улице, простиравшейся далеко вперёд, не было видно ни души. Ни следа людей, ни признака вампира.

«Кто бы сомневался».

Наверняка, испарился в воздухе как дым, стоило ему лишь перешагнуть порог. Исчезает так же быстро и незаметно, как и возникает. «Интересно, а в нетопыря он тоже превращаться умеет?..» — на секунду не смог унять несвойственной ему волны любопытства Шинсо, следом мысленно оборвав себя.

Ещё не хватало ему увлекаться третьесортными пьяными легендами, будто легковерному ребёнку.

Без Каминари в доме вдруг стало необычно тихо. Только оставленный им огонь в камине приглушённо потрескивал, отплясывая на полуистлевшей древесине, будто ожидая добавки. Вернувшись к кровати, Шинсо на ходу в задумчивости подбросил пару поленьев и задержал взгляд на языках пламени. Пожалуй, в доме было уже вовсе не так холодно, чтобы топить камин…

«…Какого чёрта хмырь вздумал изводить древесину, когда снаружи и так уже тепло?».

Прошло не так уж много времени с тех пор, как вампир вздумал каждый день заявляться к нему, хотел Шинсо того или нет. Когда бы он ни нагрянул — всегда приносил с собой неизменную корзину с едой, всегда свежей, на вид — всегда дороже, чем Шинсо сам мог бы себе позволить. Всегда — в достаточном количестве, чтобы Шинсо, даже со своим вместительным желудком, не ощущал после трапезы ни капли голода.

А ещё вампир приносил с собой лёгкий смех, какого до их встречи Шинсо, казалось, годами не слышал настолько к себе близко. Приносил неизменную заполненность пространства, которая в четырёх стенах ощущалась ещё более явно, чем когда они шли плечом к плечу по ночным улицам на встречу с очередной жертвой.

Приносил с собой чёртово солнце, от которого сам вечно бежал без оглядки.

…Рассуждать над тем, насколько это раздражало, почему-то не хотелось.

Рассуждать над тем, успел ли Шинсо «привыкнуть» к этим визитам, не хотелось и подавно.

— Он здесь лишь до тех пор, пока я сам не смогу ходить за едой, — упрямо пробормотал Шинсо себе под нос, забираясь под одеяло и опуская потяжелевшие веки, — Как только выйду отсюда — ноги его здесь больше не будет…

«…не будет…»

Он не искал оправданий — только не он. Только не визитам кровопийцы в свой дом. Однако Шинсо и понятия не имел, как долго ему ещё придётся отлёживаться, залечивая эту треклятую рану.

***

Прошло ещё, кажется, около двух недель.

Визиты Каминари понемногу перестали быть такими неожиданными, и Шинсо, кажется, даже научился время от времени их предугадывать. Хмырь всё ещё не оставлял его голодным. Они больше не обсуждали этого вслух, но было очевидно, что делал он это, чтобы у Шинсо по-прежнему не возникало причин покидать дома.

Пока что правила игры он принимал.

«Вот только этот хмырь оглянуться не успеет, как искать ему меня придётся уже по улицам города — и я позабочусь о том, чтобы сделать его поиски как можно более мучительными» — всё же не мог время от времени сдержать мрачного злорадства Шинсо. Этот небольшой, но всё же преисполненный его личного коварства план грел ему сердце в те моменты, когда вновь приходилось мысленно мириться с собственным условным заточением.

Рана успела заметно подзатянуться, а вечная усталая сонливость, мешавшая мысли и камнем тянувшая к земле (или, в его более удачливом случае, к кровати), значительно отступила, перестав так сильно донимать и преследовать по пятам. Теперь Шинсо предпочёл бы даже обходиться и без повязки, способный, пожалуй, довольно проворно двигать плечом. Но у Каминари на этот счёт было своё мнение, и в данной ситуации мериться с ним — и с Каминари, и с его мнением — к большой досаде, представлялось всё ещё весьма проблематичным.

К слову говоря, вести подсчёт дней более или менее точно Шинсо по-прежнему был способен главным образом из-за вампирских визитов. Не будь их, с большой уверенностью подытожить сейчас в уме «прошло две недели» он вряд ли смог бы.

Так или иначе, и сам Шинсо, и всё его тело, пролежав чертовски огромное количество времени, считай, взаперти, на месте так просто усидеть больше не могли. Руки, днями напролёт занятые лишь тем, что монотонно поднимались-опускались во время перевязи да трапез, спустя две недели уже чесались от безудержного желания заняться хоть чем-нибудь. Взять клинок — хотя бы просто подержать –хотя бы маленький кинжал — хотя бы увидеть его знакомый, как ночь, серебряный блеск.

Ношение оружия во время выздоровления они также почему-то не обсуждали, хотя это его волновало едва ли не больше, чем невозможность покинуть осточертевшие стены. Но ни в присутствии Каминари, ни находясь в одиночестве, Шинсо, тщательно перерыв весь дом, знакомый ему долгие годы, вверх дном, не нашёл даже треклятого погнутого кастета. К слову, искать оружие он полез уже на второй день. В тот же день, не найдя и следа верных клинков, он чуть не сломал зубы от досады.

Потому что, зная бестолковую рассеянность хмыря, возникавшую порой в самые неожиданные моменты, Шинсо бы вовсе не удивился, узнав, что тот оставил оружие валяться там же в переулке, в луже крови убитой им вампирши. Либо унёс его куда-то в другое место. Или запрятал настолько хорошо, что самому́, чёрт побери, хозяину дома его было не сыскать. Шинсо не мог с уверенностью сказать, какой из вариантов казался ему наиболее вероятным, и именно эта неизвестность в теории была страшней любого из них.

Он никогда не «смирялся» с потерей оружия (временной, убеждал он себя), в мыслях ни на минуту не переставая жаждать момента воссоединения с клинками, а потому припомнить это хмырю он обязал себя непременно. Возможно, сегодня для этого подходящий день… Шинсо сильно сомневался, что Каминари поверит ему на слово и вообще послушает, если тот скажет, что уже чувствует себя в полном порядке и хочет выйти наружу.

Вообще, вся эта чертовщина с тем, что в собственном доме он в итоге оказался в чужом подчинении, выводила из себя каждый раз, как мысли к ней возвращались. А овладеть искусством не рвать на себе волосы с досады от невозможности что-либо изменить Шинсо едва ли в будущем улыбалось.

Лёжа на спине, он лениво запрокинул голову и, сощурившись, нашёл взглядом полузадёрнутое окно на противоположной стене. Судя по всему, до полного захода солнца оставались считанные минуты. «Что означает…»

Дверь тихо скрипнула, и щеки Шинсо коснулась прохладная струя воздуха. Он отвёл взгляд от окна лишь затем, чтобы обнаружить в проёме знакомые очертания нелепой угольно-чёрной шляпы.

— Поздно ты сегодня, — кривовато усмехнулся Шинсо, не спеша подниматься, и, неохотно перевернувшись на живот, зарылся лицом в подушку, ещё надеясь урвать последнюю кроху одиночества.

— А ты скучал? — игриво поинтересовался Каминари, затворив за собой дверь, и немного погодя с тихим стуком опустил корзину, как всегда доверху наполненную снедью, на пол.

— Дошутишься, паяц, — угрожающе осклабился Шинсо, и, не глядя, не замедлил бросить следом, — Камин не трогай. Уже давно не холодно — хватит дрова переводить.

Шаги вампира наикомичнейшим образом замерли на полпути, и тот, в лёгком замешательстве негромко пробурчав что-то себе под нос, вернулся к кровати. Шинсо, не сдержавшись, приглушённо фыркнул в подушку. «Готов поспорить, он и температуры не отличает толком».

— Есть что-нибудь выпить? Умираю от жажды, — вдруг ощутив, как охрип голос, спросил Шинсо, повернув голову, и, наконец, откинув одеяло в сторону, сел в постели. Каминари без лишних слов протянул ему знакомую бутылку, не предлагая кружки («Мы это уже проходили»), а Шинсо без лишних слов опрокинул в себя её содержимое, параллельно ощущая на себе чужой взгляд. Сделав несколько крупных глотков, привычным образом слегка обжёгших горло, он оторвался от горлышка и удовлетворённо прикрыл глаза, словно кот. «Хорошая выпивка есть хорошая выпивка…»

— Шинсо.

Шинсо поднял голову на оклик — и инстинктивно поймал свободной правой рукой брошенный ему длинный предмет. Он не сразу понял, что именно держал, в первую очередь доверившись рефлексам, и на машинальное осознание ему потребовалась секунда.

Ножны.

Шинсо тупо перевёл взгляд на хмыря, на ножны с торчавшей из них рукоятью, затем снова на хмыря — и зрачки его полыхнули.

Рывок вперёд, широкий и точный взмах — и его стиснутые на ножнах пальцы несильно, но цепко сжала чужая рука в перчатке, не прилагая к этому никаких усилий. Ощерившись, Шинсо зарычал сквозь зубы — не от боли в раненом плече, а от жгучей досады. «Чёртов ты…»

— Хорошая реакция, как и всегда, — пару раз кивнув с какой-то торжественностью, с довольной миной похвалил Каминари, скользнув испытующим взором по правому плечу Шинсо, всё ещё перемотанному тканью, ничего больше не сказав. Шинсо в ответ зыркнул волком, процедив:

— Кончай с этой фанаберией — я тебе не шутовская собачка.

Вампир легко отпустил руку Шинсо, сжимавшую ножны, и, с искренним непониманием воззрившись на него, следом блеснул белозубой улыбкой:

— Но я ведь правду говорю. Хватит тебе стесняться — да и потом, тебе же и самому приятно такое слышать, разве нет?

Шинсо, не дрогнув ни единым мускулом на лице, незамедлительно размахнулся левой рукой с недопитой в ней бутылкой эля, вознамерившись хорошенько окатить хмыря её содержимым. Тот в свою очередь, на мгновение заметно растерявшись, едва успел увернуться, второпях прикрыв горлышко бутылки ладонью. В его глазах на миг отразилась неподдельная паника.

— Ещё. Одно. Слово, — с такой очевидно притворной и приторной любезностью, на какую только был способен, растянул рот в подобие улыбки Шинсо, и, лишь убедившись, что его слова достигли вампира, опустил грозное орудие против разодетых франтов в виде открытой бутылки с горячительным. Каминари, казалось, от облегчения вздохнул ещё глубже, чем вообще способны вздохнуть вампиры.

Шинсо же в мыслях возвратился на несколько секунд назад. К его лёгкому удивлению, плечо не только не вспыхнуло прежней болью от неожиданного выпада, но и, кажется, вернуло себе прежнюю подвижность — или бо́льшую её часть. Он невольно слегка пошевелил им ещё раз, проверяя. Не показалось.

Моргнув, Шинсо вновь переключил всё своё внимание на ножны у себя в руке.

Без сомнения, оружие было его: рукоять меча, едва стоило пальцам коснуться её, легла в ладонь как влитая. Обитые тёмной кожей ножны, со всеми мелкими царапинами, с поблёскивающим на свету металлическим наконечником — были ему не просто знакомы. Судя по кривой отметине сбоку ножен, этот фламберг был его правым. Затаив дыхание, Шинсо перехватил ножны левой рукой, обвил пальцами правой рукоять в привычном жесте, и…

— Попридержи-ка коней, — раздался на его ухом миролюбивый голос (тон, знакомый до скрежета в зубах) — и рука хмыря, с виду мягко, но на деле стальной хваткой опустилась на его правое запястье, не давая шевельнуть им больше ни на дюйм.

«Какого?..»

Столь резко оторванный от того, чего так жаждал уже почти месяц, Шинсо прожёг вампира раздосадованным взглядом, требуя объяснений. Каминари, судя по всему, всё же ставший чуть более проницательным с первой их встречи, поспешил продолжить то, что начал:

— Твоя рана ведь уже подзажила, кажется?

Шинсо приподнял бровь:

— Ближе к делу.

— Если сейчас достанешь меч — тут же попытаешься на меня с ним наброситься, верно же? — издав короткий смешок, с долей неловкости предположил вампир, заглядывая ему в глаза — и без особого труда убеждаясь в правильности собственной догадки.

— Давай так, — предложил он, — Ты подождёшь меня здесь — всего пару минут — а потом… потом я, скажем так, не буду тебя держать. Договорились?

Шинсо сузил глаза, оглядывая лицо хмыря в попытках выявить подвох в его словах, ещё более смутных и сомнительных, нежели обычно. Ничего — светилось искренностью, как и всегда. В глазах — озорные искры, которые тот сейчас очевидно пытался не показывать — и очевидно проваливался, как и всегда.

Но, кажется, соглашаться на странноватые условия игры, будучи в чужой хватке — пока что для Шинсо единственный вариант?

— Понятия не имею, чего ты добиваешься, — он раздражённо тряхнул волосами, — Но я выбью из тебя ответы — через «пару минут». Время пошло.

Услышав последние слова, Каминари, вдруг растеряв всю загадочность и уверенность, завертел головой, переводя оторопелый взгляд с запястья Шинсо, которое всё ещё сжимал, на его лицо, на входную дверь и обратно.

— Что, дилемма? Отпустишь — выну меч, и глазом моргнуть не успеешь, — изогнул губы в ухмылке Шинсо, деланно скучающим жестом перебрав пальцами по рукояти. Вампир на секунду сконфузился ещё больше.

Однако следом в его глазах промелькнуло озарение.

— И правда, — согласился он, и наклонился вперёд, сокращая расстояние между ними. Не отводя взгляда, Шинсо непонимающе нахмурился, и инстинктивно попытался отпрянуть. Но, увидев хитрую улыбку напротив, почуял недоброе.

— Да что с тобой не… — пробормотал Шинсо, моргнув — и тяжесть хватки на его запястье исчезла, будто мираж.

Деревянная оконная рама тихо скрипнула, и Шинсо стремительно обернулся. Лёгкий порыв ветра взъерошил ему волосы, сквозняком всколыхнув ткань и пронёсшись по пустой комнате.

От хмыря не осталось и следа.

***

«А этого шута всё нет» — сощурив глаза, заключил Шинсо, в нетерпеливости (которой он сам себе не хотел признавать) поигрывая ножнами и меряя шагами помещение дома. Судя по его внутреннему ощущению, положенная «пара минут» уже давным-давно должна была истечь, а вампир — явиться к его порогу, как и говорил…

Погодите. Когда это Шинсо вообще доверял вампирам в честности сделок?

Порыскав взглядом по дому, он без особого труда обнаружил то, что искал. Подхватив с кресла рубашку, слегка пыльную, но достаточно чистую, он, не медля, скользнул в рукава, быстрыми движениями застегнул пуговицы. И вновь в привычном порядке — неизменный пояс с креплениями для ножен, на рубашку — всё тот же жилет, на ноги — сапоги, на руки — кожаные (такие, чёрт побери, удобные) перчатки…

Пролежав дома столько дней, Шинсо не мог предположить, что, наконец, очутившись в обычной для него одежде, он почувствует себя настолько правильно. Губы сами по себе растянулись в непроизвольной улыбке, сверкающей предвкушением — азартом охоты.

Сейчас здесь не было никого, кто смог бы запретить, задавить превосходством, снова воспользоваться слабостью — удержать.

Пришло его время. Время рвануть в ночь. Время для встречи с одним конкретным вампиром.

«Я иду искать».

Закрепив ножны с фламбергом с левой стороны пояса (и не избежав секундного чувства досады — «Будь и второй клинок, чёрт его…»), Шинсо, в нетерпении оскалившись, с вдруг наполнившей всё тело силой толкнул входную дверь.

Густые сумерки позднего вечера, вытягивая с небес последние багровые отблески, размывая ветром редкие кровавые капли, приняли охотника на вампиров в свои прохладные объятия.

Шинсо был как никогда близок к тому, чтобы вновь почувствовать себя живым.

***