Светский разговор продолжался в своём своеобразном темпе: Шинсо — остался сдержанно стоять в стороне, краем глаза зорко наблюдая за толпой; Тенья — изо всех сил спешил посвятить лорда в последние события и выспросить свежие новости из дальних краёв у него самого́; Каминари — с любопытством прислушивался и приглядывался ко всем сразу, то и дело приветственно поднимая руку кому-нибудь вдалеке; Момо — предпринимала слегка нервную попытку приличия познакомиться с заморским лордом, а Шото — волею судьбы оказался в центре внимания небольшой компании.

— Если позволите — полагаю, Вы… уже знакомы со здешней традицией, милорд? — с ловкостью (и, судя по всему — не без предшествующего опыта) Момо вклинилась в разговор ровно в тот момент, когда непрерывный поток пламенной речи на секунду затих, и Тенье пришлось остановиться для вдоха. Вот так почти что вмешиваться в разговор, тем более при малознакомом заморском госте, уж точно нельзя было назвать достойным поведением для благовоспитанной леди — но в данную секунду Момо, видимо, имела иные приоритеты.

Шинсо, краем уха слушая обрывки светской болтовни своих новых знакомых, дёрнул уголком губ в подобии усмешки. Судя по всему, эта светская леди голубых кровей прекрасно знала, что делала — произвести потенциально дурное впечатление на знатного гостя, при этом не теряя истинного лица, она старалась очень уж явно. Вот только цель этой странной игры ему до сих пор была не слишком ясна. Впрочем, не его ума и дело.

Шото, казалось, почти не глядевший в сторону Момо на протяжении всего их разговора, услышав прямой вопрос (и, возможно, пользуясь шансом сменить тему), всё же обернулся.

— С которой из?

Момо замялась, но ей на помощь — неведомо, намеренно ли — подоспел Тенья, уже успевший перевести дыхание:

— Не верю, что за каких-то пару лет вы уж успели позабыть! Когда грянет музыка…

Шото, тут же издав тихое «ох», понимающе кивнул, не требуя дальнейших объяснений. Шинсо скрипнул зубами от бешенства: «Им, что, по золотому мешку на нос платят, чтобы они разговаривали этими дрянными шифрами?..».

Стремясь не то удовлетворить любопытство, не то, как главный устроитель, удостовериться, что всё шло по плану, Тенья, не упуская случая, спросил следом:

— В таком случае — вы ведь уже выбрали себе кого-то?

Шото задумчиво коснулся пальцами подбородка. Шинсо тут же заприметил золотое кольцо, украшенное одной простой, но ужасно дорогой на вид вставкой из двух половинок камней — яркого красного и глубокого синего цветов. Отрешённый взгляд молодого лорда ожидаемо скользнул по лицу Момо. Та, казалось, слегка поёжилась, но глаз не отвела.

— Нет, — к удивлению обоих собеседников, отрицательно качнул головой Шото, — Как у младшего сына — тем более, нашей семьи — в данном случае у меня нет особенного права выбора. Не то чтобы мне это было так важно.

В голосе его не было слышно и тени раболепия или уязвленности — только равнодушное, спокойное смирение и флегматичное безразличие. Однако под коркой льда словно пылало пламя.

— Но отец… — на этом слове его лицо заметно помрачнело, но он быстро овладел собой, лишь дёрнув бровью, — …вероятно, сам захочет этим озаботиться — когда придёт время. Нет толку устраивать трагедию. Не в этот раз.

Тенья с дружеским сочувствием — очевидно, слыша это уже не в первый раз, но и не в силах сопереживать в полной мере — покачал головой. Судя по выражению лица Шото и тому, как скоро он потерял интерес к обсуждению традиции, тревогам Момо на этот счёт едва ли суждено было воплотиться в жизнь.

Её, однако, всё ещё что-то беспокоило. Она оглядывалась назад, к толпе, слишком уж часто, и уже почти не вникала в разговор, теперь лишь с некоторой напряжённостью обмахиваясь веером и то и дело переминаясь с ноги на ногу. На удивление, первым из всех странность её поведения заметил Шото.

— Куда-то торопитесь, мисс Момо?

Прежде чем ответить, девушка бросила неуверенный взгляд на Каминари, но тот был настолько занят то разглядыванием, то приветствием новых гостей, что в разговоре участвовал, пожалуй, ещё меньше Шинсо. Не найдя поддержки, она, поджав губы, всё же кивнула:

— Совсем скоро должно начаться… выступление. Моя подруга, должно быть, меня уже везде обыскалась.

Каминари, вспрыгнув полями шляпы, вдруг отвлёкся от своего занятия, и слегка повернулся в сторону беседующих. В глубине зрачков Шото, казалось, сверкнуло нечто, похожее на любопытство, но он лишь склонил голову, негромко ответив:

— Вот оно что. В таком случае, не смею задерживать.

При этих словах девушка не сдержала облегчённого выдоха. Взгляд её, однако, с некоторым сомнением остановился на Тенье, но молодой лорд каким-то образом опередил её мысли:

— А Тенье при случае, полагаю, не составит труда отыскать вас в толпе снова. Уж у него действительно к этому талант, — при этих словах уголки губ Шото, казалось, еле заметно приподнялись, — Если не возражаете, мы побеседуем здесь ещё немного. Теперь и вы знаете, где меня найти.

Заметно расслабившись, Момо с благодарной улыбкой кивнула ему, почтительно поклонившись, подобрала пальцами полы пышного платья и бросила выжидающий взор на Каминари. Тот как по команде развернулся на носках и, кивнув девушке, быстро подошёл к двум мужчинам.

— Что же, скоро увидимся, друзья? — он пожал ладонь сперва Теньи, а затем и Шото, и улыбнулся, — Прощаться насовсем пока рано. Сопровожу нашу прекрасную даму на выступление — и вас обоих буду там ждать непременно. Тенья, не изводи дорогих гостей слишком долгими разговорами.

Тенья издал что-то наподобие возмущённо-согласного смешка и обменялся с Шото тёплым взглядом. По пути несильно хлопнув Шинсо по плечу, Каминари проследовал за уже спешившей в сияющий зал Момо. Шинсо отстранился от колонны и молча двинулся следом, но на секунду помедлил. Он обернулся и, поразмыслив, всё же коротко кивнул господам позади, прежде чем продолжить путь.

***

— Момо-о-о! — звонкий девичий голосок, прозвучав особенно громко на фоне затихающей скрипки, взвился под потолок, заставив добрую треть знатных гостей недоумённо обернуться.

Момо, скрывая за расписным веером порозовевшее от пытливых взглядов лицо, неловко улыбнулась и, кое-как пробираясь сквозь толпу, спешно засеменила к источнику звука. Каминари шёл впереди и услужливо прокладывал ей дорогу, раскланиваясь направо и налево, и успевая в довесок по-дружески посмеяться со всеми сразу. Шинсо же, замыкавший небольшую процессию и шагавший чуть поодаль, казалось, вовсе не испытывал проблем с многолюдностью зала — вокруг него на протяжении всего вечера людей было стабильно меньше. «Стало быть, и у меня есть своя особенная харизма» — с неким довольством оскалился про себя он, пока некоторые наименее сдержанные гости с неприязнью отшатывались от него по сторонам.

И едва их троица, благополучно достигнув конца толпы, выступила на более открытое место — откуда ни возьмись на них налетел розовый вихрь.

— Куда ты подевалась так надолго? Я тебя уже всюду обыскалась!

Розовым вихрем оказалась маленькая бойкая девушка со звенящим голосом и каштановыми волосами, одетая в знакомое кремовое платье, под пышным подолом которого, казалось, с лёгкостью могла уместиться ещё пара-тройка таких же девушек.

Момо, всё ещё смущённо улыбаясь от нежелательного внимания, поневоле притянутого к ней, мягко одёрнула её за оборку платья и, чуть наклонившись, тихо проговорила:

— Ну, пожалуйста, прости, Очако — только не кричи слишком, хорошо?

Девушка, по-видимому, более-менее удовлетворённая раскаянием подруги, согласно закивала, и заговорила уже тише, не теряя, однако, ни капли энтузиазма:

— Ещё немножко — и ты бы опоздала… — она осеклась, и взгляд её карих глаз заинтересованно-настороженно устремился Момо за спину, туда, где чуть поодаль стояли в ожидании Каминари и Шинсо.

— А кто это такой с Каминари? — она живо перевела разговор на более интересующую её тему, и пытливо сощурилась. Увидев, однако, секундное замешательство опешившей Момо, девушка тут же загорелась глазами.

— Неужели… так вот где ты пропадала, а, Момо? — словно только и ожидая повода, она хитро заулыбалась, принявшись слишком уж заметно стрелять глазами в сторону незнакомца и обратно, пока Момо, сокрушённо замотав головой, безуспешно пыталась развеять иллюзии подруги и вернуть её мысли в верное русло. Шинсо, сквозь шум толпы не в силах разобрать сбивчивых перешёптываний, сделал вид, что не замечал на себе испытующих взглядов. Каминари, стоя от него по правую руку, однако, тут же прыснул со смеху.

— Шинсо, кажется, твоя мечта побыть звездой вечера, наконец-то, исполнится, — не пытаясь нацепить маску сдержанности, Каминари, едва сдерживая смех, несильно пихнул его локтем в бок, и закивал на шепчущихся девушек.

— Не было у меня такой мечты, — легко закатил глаза Шинсо, — Так что, будем вечность тут стоять, или подойдём?

— Что ж, если настаиваешь, то почему бы и нет, — усмехнулся Каминари, и, кивнув Шинсо в приглашающем жесте, намеренно неспешным шагом направился к подругам. Подождав пару секунд, Шинсо, двинулся следом.

Те быстро замолкли и обернулись навстречу Каминари. Очако, вмиг расплывшись в приветливой и искренней улыбке, сделала лёгкий реверанс и почти вприпрыжку подбежала к нему:

— И вы сегодня здесь, как замечательно! Как ваши дела?

Шинсо в задумчивости нахмурил брови, глядя на просиявшее лицо Каминари, что как всегда любезно поспешил отвечать.

Не говоря о сотне других немаловажных вопросов — кто он, чёрт побери, всё-таки такой?..

Всякий, кто встречался им на пути, кажется, знал его в лицо; каждый обращался к нему на «вы»; каждый был о нём — по крайней мере, внешне — как минимум, недурного мнения.

Никто из встреченных ими гостей не называл его титула. Никто из них не упоминал его семьи — и не пытался узнать о ней. Как будто все в этом огромном зале знали его, по меньшей мере, пару десятков лет.

Как будто всё так и должно было быть.

— Спасибо, что привели Момо с собой — слежка за временем явно не её конёк, — беззлобно поддразнила Очако подругу, на что та с лёгким возмущением фыркнула.

— Поспешу заметить, что никто меня никуда не приводил — я и сама…

— Ладно-ладно — главное, что теперь ты здесь! — закивав, отмахнулась Очако, и вновь резко сменила тему, — Ну же, не топчитесь там в стороне — я уже знаю, что вы с Каминари! Подходите к нам тоже!

Шинсо приподнял бровь, ощутив, как несколько чужих взглядов из толпы опять пытливо упёрлись ему в затылок. Спорить с импульсивной девушкой он, однако, не стал, и послушно, пусть и не без некоторых колебаний, занял место рядом с Каминари.

Больше всего остального сейчас его волновал ворох вопросов, потенциально грозивший обрушиться из уст бойкой девушки ему на голову. До этого рамки приличия, сдерживавшие любопытство других, давали свободу ему, но на этот раз всё могло обернуться…

— Я Очако — но… — девушка вдруг завертелась на месте, и с беспокойством оглянулась.

Мелодия скрипки окончательно утихла, и теперь зал наполнял лишь разноголосый гомон голосов знатных господ. Момо также заволновалась, и украдкой вытянула шею, будто высматривая кого-то в толпе. Странное внезапное нетерпение ощущалось в воздухе почти физически.

— …но сейчас на это нет времени, простите! — последнее слово Очако уже выкрикнула, потому как, поспешно схватив Момо за руку и на прощание только кивнув, уже потащила её за собой прочь. Каминари, на вид совершенно не удивлённый, с готовностью почти бегом устремился за ними следом, хлопнув тканью плаща.

— Поспеши, Шинсо — ты ведь не хочешь снова искать их в толпе? — со смешком звонко бросил он через плечо. Тихо фыркнув себе под нос, Шинсо не нашёл (или решил не искать) колкого ответа, и длинными скачками молча устремился вглубь разноцветной толпы вслед за вампиром и двумя убегающими вперёд девушками.

***

— Уф! Чуть не опоздали… — отдуваясь после резвой пробежки на каблуках и в тугом корсете, пробормотала Очако, всё ещё цепляясь за Момо, словно та вот-вот грозилась куда-нибудь ускользнуть — или же страшась потерять своё же хрупкое равновесие. Момо, в свою очередь, тоже кое-как переводя дух, лишь молча кивнула. Взгляд её немедленно устремился дальше в толпу, сквозь круговерть тканей, очевидно выискивая кого-то — и замер. По чуть раскрасневшемуся лицу её на долю секунды расплылась несдержанная, почти глуповатая улыбка — исчезнув, стоило девушке быстро поднять веер.

Шинсо, прибыв на место вскоре после проворного Каминари, воспользовался заминкой и огляделся вокруг. Столики с яствами и напитками остались несколько в стороне, и теперь взор всякого первым делом поневоле приковывали к себе витражи окон, изысканные свечные светильники и старинные фрески на стенах.

В место, куда они в такой спешке прибыли, дорогие ткани занавесей с вышивкой искусной работы полукругом увешивали две ближние к ним смежные стены. Под этими тканями, над полом возвышалась низенькая мраморная площадка, пока пустовавшая.

В этой части зала людей было заметно больше, а разговоры, доносившиеся со всех сторон, стали ещё оживлённее. Казалось, здесь гостями — даже привыкшими носить маску высокомерного безразличия — овладело удивительное нетерпение. Шинсо едва наморщил лоб. «Насколько же известен этот бард?» И, помимо всего прочего, разве Момо не говорила, что бардовские песни у знати не в почёте? Так откуда здесь собралось так много заинтересованного народа?

Каминари, жестом подозвав к себе Шинсо, без слов забрал у него из рук давно опустевший винный кубок и ловко поставил его на поднос пробегавшего мимо слуги.

— Руки тебе понадобятся для аплодисментов, — подмигнул он ему, — Кого попало на Торжество играть не приглашают.

Шинсо, сделав вид, что последнего жеста не заметил, скрестил руки на груди, не выпуская из поля зрения двух девушек в отдалении, взволнованно щебетавших между собой.

— А ты-то хоть знаешь, кто здесь играть будет?

— М-м, я не уверен, — беспечно протянул Каминари, и глаза его загорелись, — Но если это тот, о ком я думаю — даже ты равнодушным не останешься!

— Это мы ещё посмотрим, — легко усмехнулся Шинсо в ответ. Песни бардов никогда не вызывали у него особенных чувств, уже почти ничем не выделяясь на фоне суеты шумных таверн. И едва ли он смог бы оценить игру одного из них, даже внимательно прислушавшись, какой бы искусной она ни была. Ценитель музыки в нём не то что погиб, а даже и не рождался.

Хотя, у него не было причин быть настолько драматичным. Может, и могли случиться чудеса на свете.

— Идёт! Видишь, вон там! — послышался взволнованный девичий шёпот откуда-то у него из-за спины. Не оборачиваясь, Шинсо поневоле пробежался взглядом по окружавшей его толпе — но, очевидно, не смог обнаружить среди буйства красок никого примечательного. «И всё же, что это за бард такой?..»

— Идите к нам! — наконец, видимо, под влиянием наставлений Момо, позвала их Очако голосом более приглушённым, чем обычно, и, нетерпеливо топнув ножкой, махнула им рукой. Каминари, до этой минуты терпеливо (и довольно проницательно) дожидавшийся окончания скрытной дамской беседы, не стал медлить и пружинисто зашагал к девушкам. Шинсо тоже было сделал шаг — но остановился как вкопанный.

Взор его, что прежде тщетно силился отыскать пресловутого барда в толпе аристократов, бессознательно проследил за взглядом стоявшей невдалеке Момо.

Человек, на которого неотрывно глядела Момо, обернулся.

Брови Шинсо разом взлетели вверх.

Иссиня-чёрные волосы, коротко и неровно постриженные, обрамляли спокойное лицо без улыбки. Девушка, облачённая в кожаный корсет, белую рубаху с расшитым воротником, тёмные брюки и сапоги до колен с пряжками, стоя в каком-то десятке метров от Шинсо, негромко переговаривалась кем-то, держа в руках изящную лютню из тёмного дерева.

Их взгляды встретились. Бард замолчала на полуслове. В угольных острых глазах, отражавших рыжее пламя свечей, мелькнула искра неподдельного удивления.

Шинсо невольно напряг плечи. «Мне не могло привидеться». Она узнала его. И Шинсо, вне всякого сомнения, помнил её тоже.

«Но почему?»

Способность двигаться к нему очень скоро вернулась — однако куда именно двигаться теперь, он не знал. Последовать за Каминари, будто ничего не случилось? Подойти к ней? Но зачем? Бард тоже не двигалась с места, вновь вернувшись к оставленному разговору, и то и дело бросая на него пронзительные взгляды, полные смятения.

«О, поверь — твоим присутствием здесь я ошарашен не меньше, чем ты — моим».

Бард из таверны почти что на окраине города, собиравшая сомнительную публику ещё более сомнительного количества — и бард, выступавшая на одном из главных — и богатейших — празднеств года? «Да кто она, чёрт возьми, такая…»

Плевать. Шинсо круто развернулся на носках и, оставив странного барда позади, решительно зашагал в сторону Каминари и двух девушек. У него не было необходимости забивать голову чужой ерундой — по крайней мере, до тех пор, пока она не становилась его ерундой. Работа превыше.

— …ты всегда так ради меня стараешься — мне даже как-то неловко, — услышал Шинсо отрывок неуверенного бормотания Момо.

— Будет тебе — разве мы не для этого подруги? — подхватив её под руку, заявила Очако, — Да, и, напомни-ка, кто несколько часов кряду провёл со мною, помогая выбирать наряд для Торжества?

Момо, наконец, немного расслабилась, и благодарно заулыбалась ей в ответ, склонив голову. Каминари, по-видимому, заслышав шаги Шинсо, обернулся и приветственно махнул ему рукой:

— Вот-вот должно начаться. Где там тебя носи…

Но конца фразы так и не прозвучало. Взгляд янтарных глаз скользнул куда-то за спину Шинсо — и в ту же секунду лицо Каминари озарилось светом. Шинсо шагнул в сторону, в непонимании оборачиваясь назад — и увидел всё ту же девушку-барда, глядевшую теперь прямо на них. Стоя уже без своего прежнего собеседника, она, слегка сдвинув брови, с некоторым напряжением осмотрела Шинсо с ног до головы ещё раз.

— Ты её знаешь? — раздался над его ухом негромкий голос Каминари — почему-то, с плохо скрытой в нём взволнованностью. Шинсо слегка изогнул бровь, не поворачивая головы.

— А ты её знаешь?

Каминари замялся. Сбить его с толку, отвечая вопросом на вопрос, всё ещё было проще простого. Не то чтобы Шинсо добивался именно этого. На этот раз ответ действительно был ему интересен.

— …Вроде того, — помедлив с ответом, отозвался Каминари, и улыбнулся, — Она… частенько играет здесь.

Шинсо сузил глаза и окинул Каминари пристальным взглядом.

«Если ты чего-то недоговариваешь — а ты недоговариваешь — то скрывать у тебя это получается ещё хуже, чем быть серьёзным».

Каминари, отвлёкшись от Шинсо, выпрямился во весь рост — и выбросил руку вверх, с белозубой улыбкой радостно замахав ею девушке-барду, стоявшей от них в добрых двадцати шагах. Несколько взглядов со стороны с любопытством оглядели сперва самого́ Каминари (коего излишнее внимание, казалось, никоим образом не беспокоило), а затем и ту, кого столь важная личность так энергично приветствовала. Девушка, заметно напрягшись, даже не улыбнулась в ответ. Лишь смерив Каминари взглядом, полным чистосердечного презрения и чего-то необъяснимого, она развернулась на носках и, сжимая лютню в руках, незамедлительно скрылась в толпе около мраморной площадки.

— Я даже удивлён, как она меня запомнила… — издав немного нервный смешок, потёр шею Каминари, едва бард исчезла из виду.

— Поверь, тебя забыть — задачка точно не из лёгких, — закатив глаза, вздохнул Шинсо. Он, кажется, и сам не понял, что именно хотел этим сказать, но на этот раз слова оказались быстрее мыслей. Каминари лишь легко рассмеялся.

— Сочту за комплимент!

И едва Каминари успел договорить, как толпа взволновалась, зашумела с новой силой — и затихла.

На мраморную площадку, коротко щёлкнув каблуком, ступила аккуратная девичья нога. Очако затеребила Момо за край накидки, и та, переполошившись, устремила взгляд на сцену, поспешно раскрыв веер. Шинсо, устроившись в тени мраморной колонны, дабы не выпускать бо́льшую часть лиц из поля зрения, выжидающе сложил руки на груди. Каминари бесшумной тенью оказался за его плечом, и тоже замер в ожидании.

Девушка-бард, тряхнув тёмными волосами, вышла на сцену, и обвела глазами публику. Она отвесила один глубокий поклон. Гости окончательно смолкли. Все взгляды теперь были обращены на единственного человека — в одежде, что можно было назвать почти простой, с взглядом, что скользил по напудренным лицам почти мятежно — балансируя этой мятежностью на грани с безразличием.

Никто не представлял её, никто не потрудился назвать имён её песен — никто не давал ей вольного слова. Лишь только лютню в руки — и песню в уста.

Тонкие умелые пальцы легко перебрали струны лютни — и пространство вокруг наполнилось дивной, неизвестной доселе мелодией, что во всей своей полноте разнеслась по залу, становясь его новым светом. Бардовский мотив, традиционно чарующий сердца, казавшийся одновременно новым и крайне знакомым. Бард, улыбнувшись чуть заметно и легко, сыграла ещё один мягкий аккорд.

И запела.

«Твои волосы пахнут ветром

И горячей дорожной пылью,

Мои пальцы измучены сталью

И блужданием по ладам…»

Откуда-то из задних рядов толпы послышался тихий девичий вздох, и за ним, из группы совсем юных девушек, последовали взволнованные перешёптывания. Очако, привстав на носочки, нашла глазами неспокойных слушательниц, глянула на Момо, стоявшую рядом, и тихо хихикнула.

«…Мы когда-то знали друг друга,

Но за долгой войной забыли,

Но сегодня я тебе память

С белоснежным венком отдам…»

Скользнув взглядом мимо Момо, бард еле заметно приподняла уголок губ, и девушка, укрытая слоем пудры, слишком заметно заалела щеками, в мгновение ока потерявшись за расписным веером.

«…Сила древних легенд,

Как вино, бродит в нашей крови…»

Каминари тихо усмехнулся чему-то своему, и, не произнеся ни слова, мягко отшагнул назад. Шинсо почувствовал движение и бросил быстрый взгляд через плечо. Позади не было ничего, кроме пустоты, холода колонны и гостей.

«…Полнолуние, вереск в цвету

И немного любви…»

«Ну, и не держат его ноги на одном месте» — не удержавшись, фыркнул про себя он, и пожал плечом. Что ж, ему всё едино.

Главное, чтобы вернулся.

«…Капли терпкой росы

Нам с соцветий губами ловить.

Перемирие — время забыться

И просто любить…»